нашел.
     Шакал.
     Да, шакал.
     "Почему?" -- спросил себя Голубков.
     Труслив? Не то.
     Охотится ночью? Не то.
     Нападает исподтишка? Ближе.
     Осторожен. И не просто осторожен. Очень осторожен.
     Сверхосторожен.
     Вот это, пожалуй, то.
     И  хотя  неясностей во  всем  этом деле  было  еще  вагон  и тракторная
тележка, но это уже была зацепочка. Пусть маленькая.
     Но все начинается с малости.
     Полковник  Голубков  извлек  из  кипы  материалов  ксерокопию  интервью
Рузаева и погрузился в чтение.
     "Вопрос корреспондентов "Совершенно секретно":
     -- Ваша правая рука, Султан, забинтована. Чем это вызвано?
     Ответ Рузаева:
     -- Последствие покушения.
     -- Сколько покушений было совершено на вас?
     -- Последнее -- седьмое по счету.
     -- Вам известно, кому вы так встали поперек горла?
     -- Пока известны только чеченские исполнители. Предатели, короче.
     -- А кто заказчик?
     -- Заказчик всегда один и тот же. И он активизируется всякий раз, когда
намечается   крупное  чечено-российское  мероприятие.  Последний  раз   меня
попытались  устранить   перед  пуском  нефтепровода   Баку  --   Грозный  --
Новороссийск. Опасались возможности реализации моих угроз. Но Аллах показал,
что жизнь и  смерть в его руках, а не в руках  политиков и их спецслужб. Как
видите, я жив, хотя практически в пяти сантиметрах от меня взорвалась мощная
шариковая бомба с лазерным наведением.
     -- Что это за бомба? Вам известна модификация?
     -- Бомба специализированная, тринадцать ступеней, такие используют лишь
в ФСБ.  Я сам  изучал разные бомбы еще в Пакистане и этого не скрываю. Самое
интересное в бомбе то,  что если человек  сразу  не  погибает, то  шарики из
специальной  быстроржавеющей  стали  все  равно обеспечивают  ему  заражение
крови. Меня спасли лишь очень опытные зарубежные хирурги. Для нас не секрет,
что российские  спецслужбы раскинули в Чечне  мощную сеть,  гораздо большую,
чем   на   других   территориях  СНГ.  Если  Россия  потеряет  Ичкерию,  она
автоматически лишится Кавказа. А без Кавказа какое же будет влияние на южные
республики?
     -- Ваша контрразведка наверняка  пытается противодействовать российским
спецслужбам. Какими методами?
     --  Обычными,  принятыми в  практике  всех  спецслужб мира. У  нас есть
агенты и оперативные возможности. Наша агентурная  сеть покрывает все высшие
эшелоны  власти в  России. У нас есть свои люди и  на Лубянке.  Взгляните на
ксерокопию этого документа. Обратите внимание на число. Позавчерашнее. Грифы
"весьма срочно" и  "совершенно секретно", "экземпляр единственный", "Москва,
директору ФСБ...". Как видите, все гораздо серьезней,  чем  кому-то  хочется
думать. У нас есть своя научно обоснованная военная доктрина.  Подкрепляется
она арсеналом самого современного оружия. И собственным золотым запасом.
     -- Откуда у вас золотой запас?
     --  Исламский мир помогает. И некоторые западные страны, всегда готовые
ослабить Россию.
     -- Значит ли это, что диверсий и террористических актов следует ожидать
и в дальнейшем?
     -- Вы не  правы,  считая меня  террористом.  Террорист --  это тот, кто
совершает преступления за деньги.
     --  Новейшей   истории  известен  и   идейный   терроризм.  Начиная   с
народовольцев и кончая "красными бригадами"  и экстремистскими группировками
маоистского толка.
     -- Все это в прошлом. Об идейном терроризме можно говорить разве  что в
отношении  палестинцев  и Ирландской  республиканской  армии.  Все остальные
превратились в обычных преступников, выполняющих заказы на теракты только за
деньги.
     -- Представители этих структур не пытались предложить вам свои услуги?
     -- Нет.  Но если такое предложение поступит,  я  рассмотрю его со  всей
серьезностью. У этих людей огромный опыт  и широкие международные связи. А я
готов вступить в союз хоть с самим дьяволом..."
     Полковнику Голубкову не удалось дочитать интервью Рузаева.
     Вошел майор, ответственный за связь с ФСБ и ФАПСИ, доложил:
     --  Срочное  сообщение  от  "наружки".  Корреспондент  К.   под®ехал  к
постпредству Чечни.  На  троллейбусе.  "Ниву" оставил возле редакции. Дважды
менял маршрут и проверялся. Подозревает слежку. Сейчас наблюдает за входом в
постпредство.  Наверняка намерен встретиться  с человеком Рузаева. Прикажете
предотвратить контакт?
     -- Нет, -- мгновение подумав,  ответил Голубков, --  ни в коем  случае!
Наоборот! Пусть встречается!
     Кажется, он понял, что нужно делать.
     Сегодня. Сейчас.
     Но  другое было по-прежнему раздражающим и тревожно-неясным:  за  каким
чертом   правителям   гибнувшей   советской  империи   в  последний  миг  ее
существования  понадобилась  в  Москве такая зловещая и одиозная фигура, как
Пилигрим?
     Глава вторая. Визит
     I
     "-- О чем  бы мы ни заговорили. Султан, вы  все сводите к независимости
Ичкерии. Вы видите в этом свое жизненное предназначение?
     --  Да. Такова  воля  Аллаха.  Наш  идеал: свободный  Кавказ,  единство
народов Кавказа, общий мирный кавказский дом.
     -- Каким образом  уживаются в вас организация  взрывов  в  Пятигорске и
Армавире и миротворчество на Кавказе?
     --  Сегодня  я представляю агрессивную  военную  силу  Чечни.  Но вы же
понимаете, откуда взялась  моя  непримиримость. Для меня такой  мир, который
подписал с Россией Масхадов, хуже войны. Мы требуем одного: чтобы Российская
империя,  натворившая здесь горы  зла,  отстала  от  нас. Война все  прошлое
перечеркнула. Разве русские не понимают, что мы теперь их ненавидим? Поэтому
я скажу прямо: мы  готовимся к большой  национально-освободительной  войне с
Россией..."
     Листы финской бумаги  с  английским  переводом  интервью  Рузаева  чуть
подрагивали  в руке человека, сидевшего в  просторном  кабинете  в  глубоком
кожаном кресле перед камином. В камине  весело  потрескивали сухие березовые
поленца,  а ноги человека укутывал  шотландский  плед,  хотя за  просторными
окнами кабинета, выходившими на каменистый  берег залива  Лонг-Айленд, вовсю
бушевал  солнечный  разлив и  кроны  столетних  дубов, окружавших  дом,  уже
покрылись нежными зелеными листьями.
     Человек был  стар.  Короткие волосы  были белоснежно-седыми,  загорелое
лицо с блекло-голубыми, словно бы выцветшими, глазами иссечено сеткой мелких
морщин,  на  обтянутых  пергаментной кожей  руках  синели  прожилки  вен.  В
последние  годы  заметно  усилилась дальнозоркость,  но  он  не любил  очки,
надевал их лишь при  крайней  нужде и теперь  перечитывал отмеченные  желтым
маркером  цитаты,  далеко  отставляя  руку.  Закончив чтение, он  с  видимым
облегчением  отложил  компьютерную   распечатку   на  низкий  дубовый  стол,
придвинутый  к  креслу,  поправил  каминными  щипцами догорающие поленца  и,
немного поколебавшись, закурил кубинскую сигару "Корона Коронас".  Третью за
сегодняшний день,  хотя  обычно позволял себе не  больше  двух,  несмотря на
энергичные протесты своего врача.
     Сигара помогала думать. А ему было о чем подумать.
     ...Этого человека звали  Генри Уэлш. В январе ему исполнилось семьдесят
девять  лет.  В  1942  году,  сразу  после  окончания  военной  академии   в
Вест-Пойнте, он командовал подразделением  морской  пехоты,  затем возглавил
диверсионную группу,  действовавшую на тыловых коммуникациях армии Роммеля в
Африке, участвовал в высадке союзнических войск в Нормандии и закончил войну
в чине командора, сделав таким образом  блистательную карьеру, редкую даже в
военное  время.  Америка  встречала  его как национального  героя, президент
Трумэн лично вручил ему  высшую  награду США,  орден "Пурпурное  сердце",  а
королева Великобритании удостоила его титулом баронета.
     Но спустя очень недолгое время имя  национального героя США, сэра Генри
Уэлша, исчезло со  страниц  американских  газет  и  никогда  больше  там  не
появлялось. И лишь немногие знали,  что это было связано с тем, что  молодой
офицер был назначен одним из руководителей OSS  -- Управления стратегических
служб  США,   а  после  преобразования   в  1947  году  OSS   в  Центральное
разведывательное   управление   он   стал   заместителем   Аллена   Даллеса,
курировавшим     важнейший     из      трех     директоратов      ЦРУ     --
информационно-аналитический. С этой  же должности, но уже в чине адмирала он
и ушел  в  отставку  в  конце 1993-го  в  возрасте  семидесяти четырех  лет,
прослужив в ЦРУ. без малого полвека.
     С тех  пор он почти безвыездно  жил  в большом старинном  викторианском
особняке в  северной  части  Лонг-Айленда,  переданном  в его  собственность
правительством США. Его жена  умерла больше десяти лет назад, оба сына давно
уже жили своими семьями  в  Вашингтоне и  отца  навещали редко. Кроме самого
сэра Генри Уэлша, более известного в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли как Адмирал,
в  особняке  обитали  лишь  его  бывший  телохранитель,  а затем  бессменный
секретарь  шестидесятипятилетний Джон  Осборн  (он подал в отставку вместе с
шефом,  с   которым  проработал   последние  двадцать  пять  лет)   и  семья
повара-ирландца, жена которого, Кристина, выполняла  обязанности экономки, а
их  тридцатилетний  сын  Боб,  закончивший   колледж,  работал  на  домашнем
компьютере сэра Генри.
     Особняк, стоявший в стороне от оживленных пляжей, был пустынен, тих, но
уединенность не угнетала  сэра Генри.  Он  был из  тех  людей, которые умеют
довольствоваться  собственным  обществом.  Позади  была  долгая,  насыщенная
событиями  жизнь,  и  лишь  теперь,  после  выхода  в   отставку,  появилась
возможность спокойно о ней подумать. Джон Осборн не раз деликатно напоминал,
что мемуары Адмирала были бы  неоценимы для Америки и особенно  для  молодых
американцев, но  сэр Генри  не  собирался  садиться  за воспоминания. Прежде
всего потому,  что  он не мог бы рассказать и сотой доли  всего, что знал. А
главное -- жизнь  была  не осмыслена,  да и события в мире,  за которыми сэр
Генри  внимательно   и  с  профессиональным   интересом  следил,  не  давали
возможности полностью погрузиться в прошлое.
     Интервью  чеченского террориста Султана  Рузаева, присланное по системе
Интернет, было одним из таких событий.
     В кабинете  появился Джон Осборн. Увидев в руках шефа дымящуюся сигару,
он укоризненно покачал головой.
     --  Это  уже  третья,  сэр.  -- Не  получив  никакого ответа, секретарь
продолжал: -- Из аэропорта  Кеннеди звонит мистер Аарон Блюмберг. Он  просит
подтвердить, согласны  ли вы его  принять. Об этом была  договоренность.  Он
может быть здесь через час.
     -- Для чего ему подтверждение?
     --  До него дошли слухи, что вы не  вполне здоровы и поэтому, возможно,
не сможете уделить ему время.
     -- Я не более здоров или нездоров, чем обычно. Разумеется, я его приму.
     -- Могу я спросить, сэр, кто такой мистер Блюмберг?
     -- Его настоящее имя Арон Мосберг. Бывший полковник КГБ СССР.
     -- Вы уверены, что эта встреча необходима?
     -- Да, Джонни. Скажите, что я его жду. И еще. Попросите Боба вывести на
мой монитор его досье.
     -- Перенести монитор сюда?
     -- Спасибо, я пока еще в состоянии дойти до стола.
     Секретарь  вышел.  Сэр  Генри  не  без усилия  поднялся  и  перешел  за
массивный  письменный стол, накинув  плед на  худые  плечи. В кабинете  было
тепло, за окном стояла ранняя дружная весна, но он все равно мерз. Возраст.
     В динамике интеркома раздался голос Боба:
     -- Можно включать, сэр?
     -- Да, Бобби, я готов. Экран монитора осветился.
     "Арон Мосберг,  он же  Вилли Штраух,  Густав Фрост, Леон  Дюпен,  Аарон
Блюмберг, Герберт Штейман,  Александр Столяров. В настоящее время, с  ноября
1997 года, проживает в Лондоне под именем Стэнли Крамера, гражданина ЮАР..."
     ...Сэр Генри нажал кнопку  на компьютерной  деке, сдвигая  текст вверх.
Появились два черно-белых снимка, в фас и профиль, как в уголовных делах,  с
впечатанной под снимками  надписью:  "США,  Лэнгли, специальная следственная
тюрьма, 17 апреля 1969 гола".
     Далее шел текст:
     "...Родился  в  1943 году  в  Москве. Отец --  Илья  Мосберг,  один  из
создателей  ВЧК,   ближайший  сотрудник  Дзержинского.  Принимал  участие  в
ликвидации   Троцкого,   лидера  украинского  националистического   подполья
полковника  Коновальца  и  в  других  операциях  за  пределами  СССР.  После
окончания  Второй  мировой войны  руководил  зарубежной  диверсионной сетью,
имевшей целью в случае начала военного конфликта вывести из  строя базы НАТО
в Европе и аэродромы стратегической авиации. В 1946 году был об®явлен врагом
народа и  расстрелян  вместе с рядом других  высших  руководителей советской
разведки, евреев по национальности. Мать А.Мосберга  была осуждена на 12 лет
лагерей как жена врага народа, а  сам Арон Мосберг помещен в  специнтернат в
сибирском г.Абакан, где содержались дети репрессированных.
     После смерти Сталина и падения Берии Илья Мосберг был реабилитирован, а
его жена и сын получили возможность вернуться в Москву..."
     "После   окончания  Академии   КГБ  и   углубленной   спецподготовки  в
учебно-тренировочном  центре  А.Мосберг  совместно  со  своим   наставником,
проходящим   по   нашим  учетам  под  псевдонимом  Профессор,  проводит  ряд
исключительно  результативных  операций   разведывательного   характера   на
территории ФРГ, Великобритании и Австрии. В 1968 году участвует в подготовке
вторжения советских  войск  в  Чехословакию  для подавления  так  называемой
"пражской весны",  возглавляет  в  момент вторжения  специальную оперативную
группу и, в частности, осуществляет задержание и перемещение в Москву членов
правительства Дубчека.
     После  этой  операции  он  получает  внеочередное  воинское  звание   и
становится самым молодым полковником за всю историю советской разведки.
     В   начале  апреля  1969  года  он  выходит   на   связь  с  советником
американского посольства  в  Бонне и  об®являет  о своей  готовности просить
политического  убежища в  США  при  условии  ограниченного  сотрудничества с
органами американской разведки.  После соответствующих консультаций советник
посольства известил А.Мосберга о согласии США предоставить ему  политическое
убежище. 17 апреля  1968 года он был доставлен в Соединенные Штаты и помещен
в специальную следственную тюрьму ЦРУ в Лэнгли..."
     Сэр Генри  остановил  текст. Что было дальше,  он  хорошо помнил.  Свое
решение  уйти   на  Запад  Арон   Мосберг   об®яснил   неприятием  явственно
наметившейся  тенденции к  реабилитации Сталина и самой сути существующего в
СССР  режима,  преступный  и губительный  для народа  характер  которого  он
полностью осознал лишь после подавления "пражской весны", в котором по долгу
службы принимал  самое  активное  и  непосредственное  участие.  Он  раскрыл
систему  и  каналы  финансирования  Советским Союзом так называемых братских
коммунистических  партий и  международных  террористических центров, которые
существовали  под видом  национально-освободительных  движений, но отказался
сообщить хоть какие-либо сведения о несомненно известной ему агентурной сети
КГБ  и  ГРУ  в  Европе  и  США.  Он  об®яснил  это  тем, что  взял  на  себя
обязательство не раскрывать этих  сведений в обмен  на обещание  руководства
КГБ гарантировать безопасность его семьи, оставшейся в Москве.
     Многодневные  допросы, применение  детектора  лжи  и  даже  специальных
психотропных средств не дали никаких результатов. На опытнейших следователей
ЦРУ  и  на  самого  сэра  Генри  произвели  большое впечатление сила воли  и
внутренняя  убежденность  этого  необычного  перебежчика  в  своей  правоте,
позволившие ему блокировать все  усилия  следователей. В конце концов, после
трехмесячного   пребывания  в  следственной   тюрьме   он   получил   статус
политического  эмигранта, вид на жительство в США и  новые документы,  после
чего поселился  в  Нью-Йорке на  Брайтон-Бич.  Не  вызывало сомнений,  что с
помощью  своих связей и  возможной агентуры в Москве он  отслеживал действия
советской  разведки прежде  всего в интересах своей  безопасности, а  в ряде
случаев  входил  в  контакт  с  ЦРУ  и  предупреждал о  готовящихся  акциях,
относившихся  к  категории  острых.  В  частности,  его  информация  помогла
предотвратить  готовившееся  покушение  на  известного  писателя-диссидента,
яростные и яркие антикоммунистические  выступления которого  вызывали резкое
недовольство Кремля.
     Через год он переехал в Израиль, получил там гражданство и документы на
имя  Аарона  Блюмберга,  не  без   содействия,  надо  полагать,  израильской
контрразведки Моссад, затем вдруг надолго исчез из поля  зрения  ЦРУ и вновь
появился только через пять лет, в течение которых он служил, как выяснилось,
во  Французском иностранном  легионе. Об этом  стало  известно из его  книги
"Легионер", второй по счету. Первая называлась  "Контора" и  была  посвящена
нравам,  царившим в спецслужбах СССР. Обе книги  были  выпущены  на  русском
языке издательством "Посев"  и распространялись в СССР по каналам самиздата,
а также были изданы, хоть и небольшими тиражами, в Вене и Лондоне. Сэр Генри
с интересом прочитал  обе  книги. Многосторонне одаренным  был этот человек,
поразительно одаренным. Пять европейских языков  плюс русский, болгарский  и
иврит, несомненный  талант разведчика,  незаурядные литературные способности
и, помимо всего прочего, совершенно неожиданное острое чутье финансиста. Это
обнаружилось после того, как А. Мосберг под именем гражданина Израиля Аарона
Блюмберга переехал в Гамбург, открыл там Коммерческий аналитический центр  и
за четыре года  работы, имея первоначальный капитал всего  в несколько тысяч
долларов  -- гонорар  за  книги,  --  чрезвычайно удачной  игрой на фондовых
биржах  довел свое  состояние и состояние  двух  своих молодых  компаньонов,
суперклассных  специалистов-компьютерщиков,  более чем до  десяти  миллионов
долларов.[2]
     С этим человеком и предстояло встретиться сэру Генри Уэлшу.
     II
     В дверях кабинета, как всегда неслышно, возник Осборн:
     -- Мистер Блюмберг.
     Сэр Генри выключил монитор и кивнул:
     -- Просите.
     Человек, которого  ввел в кабинет сэра  Генри Уэлша его секретарь,  sic
имел почти ничего  общего с  тем, кого  хозяин  кабинета только что видел на
экране монитора -- на снимках,  сделанных в следственной тюрьме ЦРУ. Некогда
плотная   темная   шевелюра  превратилась  в  венчик  редких   седых  волос,
окаймлявших  обширную, во  весь лоб и  затылок,  проплешину, стали  седыми и
кустистые брови, укоренились резкие  вертикальные морщины на переносице и  в
углах рта.  Лишь  нос, чуть  искривленный, как у многих бывших боксеров, был
таким же, как на  снимках  почти тридцатилетней давности,  и не по  возрасту
молодо  поблескивали карие глаза. Для своих пятидесяти  пяти лет он выглядел
очень  даже неплохо, чему способствовали  ровный загар, сохранившая легкость
фигура и несколько  богемно-артистичный костюм: белые  брюки, такой же белый
полотняный пиджак и черная  рубашка апаш.  В руке у него был небольшой серый
атташе-кейс.
     -- Добрый  день,  сэр  Генри, --  приветствовал он  хозяина кабинета на
хорошем английском языке. -- Благодарю вас,  что согласились  меня  принять.
Хочется надеяться, что вы не пожалеете о своем решении.
     --  Проходите, мистер Блюмберг.  Сэр  Генри жестом показал  на  одно из
кресел, стоявших перед его письменным столом.
     --  Извините, сэр,  но я сначала хотел  бы  развеять подозрения мистера
Осборна.
     Гость  открыл  кейс  и  продемонстрировал  секретарю его  содержимое --
стопку документов на  английском  и  немецком языках.  Потом  распахнул полы
пиджака, как бы предлагая себя обыскать.
     -- Как видите, никакого оружия. У меня вполне мирные намерения. Иначе я
не стал бы заранее просить об аудиенции.
     Осборн  слегка наклонил голову в знак того,  что он вполне