кивнула в знак согласия.
     Мы,  конечно, про себя  похихикивали, но  свои  роли исполняли с полной
серьезностью. Боцман, Артист и Муха,  одетые в  приличные костюмы  и длинные
серые  плащи,  отсекали от  нашей  патронессы местную пьянь, довольно, нужно
признаться, застенчивую. И преграждали путь лицам кавказской национальности,
ошалевшим от бюста, копны  белокурых волос и манер Люси Жермен  и пытавшихся
прорваться  к ней с пудовыми  букетами  красных и  белых роз  и пригласить в
ресторан немножечко покушать и немножечко потанцевать. Почему нет, да? Их не
останавливало даже  то, что  среди сопровождающих Люси  лиц  были  начальник
местной милиции, пожилой капитан в форме, начальник  местного ФСБ в штатском
и еще  пара скромных молодых людей  явно из  ФСБ. Да разве  может что-нибудь
остановить настоящего джигита? Такая женщина, такая женщина, вах-вах!
     Я с Доком держался в  сторонке,  на  вторых  ролях, как  это и положено
экспертам по  оборудованию.  Но  лучше всего, пожалуй,  свою  роль  исполнял
Генрих.  Никакой  не  нувориш,  никакой  не  спортсмен  --  обычный  опытный
бухгалтер  или  администратор при  богатой  бизнес-вумен.  Скромно,  но  без
перебора, одетый, собранный, немногословный,  точный и краткий  в ответах на
вопросы,  с  которыми  к   нему  обращались   начальствующие   лица,  быстро
сообразившие, что именно этот человек держит в своих руках нити всего дела.
     -- Мы не готовы  к  детальному обсуждению. Мы даже еще не  видели  саму
турбазу. Верней, я видел  ее  раньше, но  в  каком состоянии  находится  она
сейчас, не знаю.
     Таким чаще всего был его ответ.
     Среди  публики, крутившейся  вокруг Люси, я заметил  еще  двух  крепких
молодых  людей,  которые  изображали из себя бизнесменов, приехавших сюда по
каким-то  торговым  делам.   В   их  распоряжении   была   синяя  "Нива"   и
"Жигули"-"шестерка"  цвета  темный  беж.  Уже  через,  день  эти  тачки  так
намозолили мне глаза, что на  очередном сеансе  связи, который  проходил  из
специально переоборудованной аппаратной местного телецентра, я прямо спросил
полковника  Голубкова,  кто эти  люди. Если это наша "наружка", то  ее нужно
немедленно убрать, пока на нее не обратил внимания Генрих. Функции "наружки"
можем выполнять  и мы сами. Если же нет, нужно  срочно выяснить, кто они.  В
нашем деле и без них было слишком много вопросов.
     Голубков  не сказал мне ни да, ни нет, но уже утром "Нивы" и "шестерки"
в городе не было.
     Странная все-таки  вещь  -- человеческая  психология. Если бы  с  идеей
купить или арендовать базу "Лапландия" выступил любой обычный бизнесмен, тот
же Генрих  хотя  бы,  все дело  так  и  покатилось  бы  по  деловым рельсам,
привлекая  внимание лишь  тех,  кто  был  бы  к  нему  причастен. Но  стоило
появиться мадам Люси  Жермен, как вокруг этого  дела  начался настоящий бум.
Все   оказались   вдруг  в  курсе,   местное  телевидение  выдало   сюжет  о
пожертвованиях приезжей дамы на музей и детский дом, даже бабки на скамейках
возле стандартных блочных домов горячо  обсуждали намерения  Люси. Почему-то
они  были восприняты  как  радостная  новость для  всего  городишки. Потому,
наверное,  что  раньше ничего здесь не происходило, а тут вдруг  сразу такое
случилось.
     Как,  собственно,  могло  повлиять  на  жизнь  горожан,  в  большинстве
работающих  на  АЭС и на обслуживающих ее  предприятиях, то, что  в двадцати
километрах  в  люксовых  отелях  будут обитать и  кататься  на горных  лыжах
богатые иностранцы?  Да никак. Крохи налогов в  городскую казну  прибавятся?
Так  они как  прибавятся, так и исчезнут совершенно бесследно,  это  уже все
давно понимали. Но настроение у всех все равно было приподнятое.
     Правда, чуть позже  Люси  об®яснила, что ее программа гораздо шире, чем
кажется на  первый взгляд. Это  произошло на  приеме, который  устроили в ее
честь местные  начальники. Прием  проходил на базе отдыха АЭС, расположенной
на берегу озера Имандра,  километрах в пятнадцати  от города. Здесь все было
оборудовано  по высшему  классу. Баня  с  теплым  бассейном и  с  выходом  в
открытое  озеро.  Огромный  зал  в стиле  рюс с резными  лавками, старинными
самоварами  и лыковыми лаптями на стенах. Ну, и  с соответствующей  кухней и
холодильником, набитым под завязку всевозможными деликатесами.
     На осторожное  предложение мэра испробовать настоящую русскую  северную
баню Люси к полной неожиданности для  всех не стала  отнекиваться. Она мигом
смахнула с себя все причиндалы, начиная с соболей и кончая всем остальным, и
на  глазах  изумленной  публики  прошествовала  в  парную.  Через  полминуты
высунулась:
     --  А кто, черт возьми,  будет  меня парить?  Эй,  вы что, педики?  Или
забыли, что такое русская баня?
     Тут хозяева местной  жизни  и вовсе прибалдели. Первым решился мэр,  за
ним  --  главный  инженер  АЭС,  исполняющий  за  отсутствием  директора его
обязанности. Потом рискнули и их приближенные.
     Я вопросительно взглянул на Генриха. Тот лишь улыбнулся:
     -- Все в порядке, Серж. Люси всегда знает, что делает.
     Не меньше часа красные распаренные тела снарядами вырывались из бани  и
с визгами  и воплями плюхались в  хрустально-чистые  воды  озера Имандры, на
берегах которого еще  сохранился ледяной припай.  И  среди них лишь по белой
копне волос можно было узнать Люси. Ну, и еще кое по чему.
     --  Блондинка-то крашеная,  --  поделился со мной своими  впечатлениями
мэр, перекуривая на берегу  перед  началом  банкета. -- Но все равно хороша.
Хороша, сучара!
     Он ее будто бы все время повышал  в звании. Сучка, сука, сучара. А  что
следующее? Очень меня это интересовало, но я постеснялся спросить.
     На банкете Люси выдала свою программную речь.
     --  Вам,  мужики, не  совсем  понятно,  почему я  торчу в  вашем вшивом
городишке, а  не  еду на турбазу.  Я поеду,  конечно.  Возможно, завтра.  Но
турбаза, как я себе  все это  представляю,  не  самый главный элемент в моем
проекте. Важный, основной.  Но и  все  же  не  главный.  Вы представьте себе
богатого немца или американца, которому уже обрыдли все Альпы и Швейцарии. А
там уж трассы и отели не чета тем, что будут здесь, можете мне поверить. Чем
его можно  привлечь  сюда? Ну,  номера  "евролюкс",  хорошая трасса, длинный
снег, под®емники, рестораны и бары на базе. Это  само собой. Но что он будет
делать после пары-другой спусков? Устроить ему ночное шоу со стриптизом? Так
этими стриптизами он уже по горло сыт. Что же  ему остается? Сидеть в баре и
нагружаться пивом  и виски? Нет, господа,  так  мы  сразу  провалим дело.  В
"Лапландии"  должна быть  изюминка. И она есть. Это -- культурная программа.
Кстати, мэр,  эта  вот ваша  загородная резиденция  в нее войдет.  Ля рюс. А
натюрель. Я у вас ее арендую.
     -- Эта база отдыха принадлежит станции, -- поправил мэр.
     -- Значит, я арендую ее  у станции. Но этого мало. Вокруг -- нетронутые
места. Значит, есть охота? На что?
     -- Да на что хотите, -- ответил мэр. -- Хоть на медведя.
     -- Шарман! Сафари на медведя,  а? Рыбалка для любителей тоже  наверняка
есть?
     --  И  еще  какая!  Таймень, сиг, щуки  по полтора  метра!  А  охота из
скрадков на перелетных гусей?  -- подсказал начальник милиции, сам страстный
рыбак и охотник.
     -- Прекрасно, -- одобрила Люси. --  Но главное все-таки другое.  В свое
время здесь были сталинские лагеря,  не так ли?  Какой-нибудь  из  них можно
восстановить?
     --  А чего их восстанавливать?  -- ответил начальник местного  ФСБ.  --
Многие  пожгли, а многие сохранились. Ну, колючка повалилась, конечно, вышки
покренились, но бараки целые. Из лиственницы делались, на века.
     --  Это  еще лучше.  Городской музей ГУЛАГа -- неплохо.  Но только  как
вступление в тему. Мы пойдем дальше. Мы приведем один  из лагерей в порядок.
И будем привозить туда наших туристов. Не только показывать.  Нет -- селить.
И чтобы все было, как тогда: охрана, овчарки,  баланда.  Спецура с номерами.
"Два  дня  в  ГУЛАГе" --  вот как будет это называться.  И оплата --  как  в
"Хилтоне". И ничуть не меньше!
     -- Да кто же на это согласится? -- не поверил мэр.
     -- Кто? Ха! -- парировала Люси.  -- Будут записываться  в очередь!  Для
западников такое  -- впечатление на всю жизнь! Только  одна просьба, мужики.
Все  это пока должно  оставаться  между нами. Это мое ноу-хау. Я не  слишком
боюсь конкуренции, но не  стоит  раньше времени разглашать свои  планы. Меня
только  одно останавливает  -- ваша  АЭС.  Не  лучшее  соседство. Ее  нельзя
закрыть? Или хотя бы сдвинуть километров на сто в сторону?
     -- Как?! -- изумился главный инженер.
     -- Ну, понимаю, понимаю, нельзя, --  успокоила его Люси. -- Но она хотя
бы безопасна?
     -- Вы можете прислать экспертов  с самыми совершенными  дозиметрами, --
обиделся главный  инженер. --  У нас  одна  из самых  безопасных  станций  в
России. И даже в Европе! Да, мадам! Даже в Европе!
     -- Обязательно пришлем, -- пообещала Люси. -- И проверим. После этого и
подпишем  контракт. Станция,  кстати,  тоже  может  войти  в ознакомительную
программу. Вполне  могут найтись любители. А  почему нет? А  теперь  выпейте
водки, мужики, а то у вас челюсти отвалятся!
     Мужики дружно последовали  ее призыву  и после этого долго  закусывали,
обдумывая ее предложение.
     -- А что, твою мать! -- сказал наконец мэр. -- Может, и получится!
     -- Вполне, -- подтвердил начальник милиции. -- Если это  дело по-умному
раскрутить, даже наши потянутся.
     -- На станцию? -- недоверчиво переспросил начальник ФСБ.
     -- Да нет, в лагерь! Точно говорю. Из новых. А что? Вот он хапнул куш и
сидит ночью, не может уснуть. Представляет, как попадет на нары и все такое.
А  тут  и  представлять  не надо  --  плати  и садись. А  когда  выйдешь  --
счастья-то сколько, а? Не дура баба. Нет, не дура.
     -- Не дура, -- подумав, согласился мэр. -- Но сволочь.
     -- Не улавливаю системы в  ваших  иерархических  ценностях,  -- счел  я
возможным вмешаться в беседу начальствующих лиц. -- Сучка. Сука. Сучара. Это
понятно.  Вроде  как  лейтенант,  капитан,  майор.  А  что  значит  сволочь?
Полковник? Или сразу генерал-майор?
     -- Сволочь -- это и  значит сволочь, -- неохотно ответил мэр. -- У меня
в этих лагерях отец погиб. А она хочет превратить их в ревю.
     -- Вы не совсем правы, -- возразил я. --  Напомнить  ожиревшему Западу,
что  совсем недавно существовали и такие формы жизни, -- дело нелишнее. Да и
нашим освежить память -- тоже не помешает.
     -- Занимался бы ты, парень, своим делом, а? -- посоветовал мне капитан.
-- А с этим мы и без тебя разберемся.
     -- Извините. Просто  к слову пришлось, --  повинился я. -- Я и  намерен
заниматься только своим делом.
     Знал бы ты, капитан, какое у меня дело!
     * * *
     На следующий день мы отправились  на турбазу "Лапландия". О том,  чтобы
Люси ехала двадцать с лишним километров по разбитой дороге на машине, и речи
не было. Она  потребовала вертолет. И  ей  немедленно  предоставили  "Ми-1".
Вместе  с  ней  вылетели Генрих и мурманский деятель. На  другом  вертолете,
"Ми-8", полетели  мы.  Вертолеты  были заранее арендованы  Генрихом  то ли в
мурманском, то ли в каком-то другом аэропорту. И с экипажами были проведены,
видимо, какие-то предварительные переговоры. Не знаю какие, но никто даже не
обратил внимания, как мы устанавливаем в люках с®емочную аппаратуру.
     Соответственно  мы и подлетели к  посадочной площадке  "Лапландии" не в
лоб, а долго делали круги по окрестностям.
     Места были  лесные  и  озерные,  большая часть озер уже вскрылась, снег
лежал  лишь  в проталинах и  на  склонах  сопок.  Иногда  чистую  лесотундру
уродовали отвалы каких-то рудников, однажды в стороне мы заметили  словно бы
зарницы. Штурман об®яснил, что там металлургический  комбинат "Североникель"
и идет спуск руды или выброс шлака.
     Мы с  Доком, честно сказать, плохо  представляли себе, как нам придется
исполнять  обязанности  экспертов  по  оборудованию.  Тем  более  спортивных
комплексов, с которыми ни он, ни я никогда не  имели дела.  Но Генрих только
отмахнулся: справитесь, там и не нужны специалисты. Он оказался прав. И сама
гостиница турбазы  "Лапландия", и  все  подсобные  сооружения  были в  таком
состоянии, что особых затруднений оценка не представляла.
     Ее  сделала  сама Люси  Жермен,  обойдя  туркомплекс, заглянув  в  пару
номеров, в столовую и на кухню базы.
     -- И вы  хотите  сказать, что эта помойка стоит  триста пятьдесят тысяч
долларов? -- обратилась  она  к  мурманчанину. --  Вы можете  об®являть  сто
тендеров, но больше двухсот тысяч вам  никто не  даст. Сюда нужно вкладывать
миллионы, чтобы превратить базу в приличное место. И на это способна  только
одна идиотка. Это я. Передайте своим боссам, что я  готова заплатить за базу
двести пятьдесят тысяч, и ни цента больше.
     -- Но речь шла о трехстах пятидесяти тысячах, -- напомнил представитель
фирмы.
     -- Генрих, что можно оставить от гостиницы? -- обратилась Люси к своему
шеф-менеджеру.
     -- Только стены, мадам. И некоторые перекрытия.
     -- Что можно оставить от под®емника? -- спросила она Дока.
     -- Только несущие фермы. Все остальное требует замены, -- ответил Док.
     --  Вы можете  что-нибудь  добавить, Ковбой? -- обратилась  она ко мне,
почему-то переведя мою фамилию на американский лад.
     -- Ничего, мадам, -- ответил я. -- Практически все здесь нужно начинать
с   нуля.   Плюс   дороги.  Плюс   вертолетная  площадка  или  аэропорт  для
гидросамолетов. Туристы будут прилетать в Мурманск. Не  тащиться же им  сюда
три часа на поезде. Я считаю, что вам не следует ввязываться в это дело. Оно
требует слишком много капитальных вложений.
     -- Слышали, что сказал мой  эксперт? -- обратилась Люси к представителю
Мурманской турфирмы.
     --  Я  должен  обсудить  ситуацию  со  своим  руководством,  --  заявил
мурманчанин.
     -- Но не затягивайте это дело, -- посоветовал Генрих.
     Этой же ночью,  в номере Генриха,  мы  внимательно  изучили  все данные
аэрофотос®емки.  "Аэрофотос®емки"  --  это  я сказал  по  привычке.  Никаких
фотопленок и близко не  было. Кассеты из камер вставлялись в мини-компьютер,
который привез с собой Генрих, и  он лишь выплевывал  из  лазерного принтера
листы распечаток, на которых каждое дерево и каждый озерный или речной изгиб
выделялись  так,  будто  были   нарисованы   тушью  старательным   китайским
художником.
     Северная  АЭС  -- два  действующих энергоблока  на берегу озера и  один
строящийся -- располагалась километрах в шести от города и километрах в двух
в сторону  от  дороги, которая  соединяла  Полярные  Зори с "Лапландией". От
города   к  проходной  станции  ходили  полуразбитые  рейсовые  автобусы.  В
пересменки,  которые  происходили  три  раза  в  сутки,  они  были  обвешаны
пассажирами и двигались чуть ли не боком. По субботам и воскресеньям  народу
было  намного  меньше  --  строители  и  ремонтники   отдыхали,  на  станции
оставались только дежурные смены.
     Станция  была  обнесена  по  всему  периметру  пятиметровым забором  из
металлической сетки с изоляторами  и  какими-то проводами сверху. Но вряд ли
сетка была  под напряжением. Во-первых, дежурившие у главных ворот охранники
пропускали грузовики  с  металлом и  бетоном,  отводя  створки  ворот голыми
руками. А во-вторых, часть  сетки со стороны подстанции уходила в воду,  тут
напряжение не подашь. Поверх сетки крепились мощные осветительные  галогены.
Но и в  темноте  они не  рисовали контур ограды --  горели то там,  то  тут.
Понятное дело: перегорали, а новые где возьмешь, их же покупать нужно.
     На  планах  четко  просматривалась  и  система наружной  охраны: трое у
главных ворот, трое у задних, через которые, вероятно, вывозились на ближний
обвалованный  склад  отработанные  ядерные   материалы.   У  входов   в  оба
действующих   блока   тоже  темнели  фигурки  охранников.  Можно  было  даже
разглядеть "калаши", висевшие у них на груди.
     Всего  в наружной охране мы насчитали восемнадцать человек. Внутри тоже
наверняка  была  охрана.  Возле  главного  щита  управления,  при   входе  в
реакторные залы.  В  общем, человек тридцать. На смену и со смены их  возила
крытая  брезентом  вахтовка  (чтобы  не  давились,  очевидно,  в  автобусных
очередях и не  опаздывали на пересменку). Пару раз, выйдя утром из гостиницы
подышать  свежим  воздухом и  отовариться  в местных  лавчонках какой-нибудь
бесхитростной  и  безопасной  едой  (в буфете  еда относилась  безусловно  к
опасной,  одни   котлеты  чего  стоили),  я   внимательно  разглядел  ребят,
грузившихся в вахтовку. Это был типичный ВОХР из местных парней, отслуживших
срочную. Вряд ли они  вели слишком праведный образ жизни: не раз заскакивали
в палатки  и  возвращались к машине, ловко придерживая  засунутые за  пазуху
бутылки. Командиры  отделений или  смен были  постарше  и посерьезней  -- из
бывших  прапоров  или  офицеров,  вероятно.  Сами они  бутылок по  утрам  не
таскали, но после смены обязательно отоваривались. И эту водяру, были у меня
такие подозрения, они использовали не для растирания натруженных за день ног
или  еще  чего. Они принимали ее  внутрь. А по утрам не бежали  похмеляться,
только  чтобы не  уронить  себя в глазах подчиненных. Впрочем, не исключено,
что подчиненные похмеляли их уже прямо в кузове вахтовки.
     Так  что  уровень  охраны  Северной  АЭС,  как и предполагали аналитики
Каспийского трубопроводного консорциума, оставлял желать  лучшего. Неужели и
другие АЭС охраняются так же?
     Я был не прав: эту станцию мы  могли бы захватить без единого выстрела.
И никакой проверочной тревоги не понадобилось бы. Но когда я после разговора
с Генрихом Струде рассказал  о своей идее полковнику Голубкову,  он  сразу и
очень горячо ее одобрил.  Она давала  какие-то  дополнительные  возможности.
Какие  -- он не стал об®яснять. Только несколько раз повторил, что мы должны
стоять на своем и не отступать даже в самой малости.
     Генрих  тоже  успел  разглядеть охрану и высказал  мне свое убеждение в
том, что мой план лишь усложняет  дело. Но я  был тверд. Даже если хоть один
охранник сдуру или спьяну окажется изувеченным, не говорю уж -- убитым, что?
Слово сказано? Сказано. О чем еще говорить? Я даже слегка  блефанул: вас  не
устраивает этот вариант -- нет  проблем, мы возвращаем  ваш аванс за вычетом
текущих расходов и суточных и забываем о нашей встрече.
     В этом блефе был только один момент, который  я назвал бы не опасным, а
сомнительным.  Поздним вечером, когда Генрих вновь собрал  всех нас у меня в
Затопине и каждому вручил по сто штук зеленых, а также раздал нам билеты  на
поезд  "Москва  -- Мурманск",  у  меня в  доме неожиданно появился полковник
Голубков  на  своей  задрипанной  неприметной "Волге". С  ним  был  какой-то
человек  в штатском,  я  его никогда раньше не  видел, И по повадкам  он был
штатским, кем-то вроде бухгалтера. Он попросил нас выложить на стол пакеты с
баксами,  которые  передал нам Генрих, распотрошил  их так, что  стали видны
номера  и  серии  каждой  банкноты,  и долго  фотографировал их аппаратом со
вспышкой.  Потом попросил  каждого из  нас написать  заявление с  указанием,
когда,  от кого и  для  какой цели  мы получили эти деньги. В  конце каждого
заявления перечислялись серии и номера банкнот, так что заявления получились
довольно об®емистыми. Больше всего мне не понравилось (даже не  знаю почему)
то, что  заявления были  на имя  Генерального прокурора России. Только этого
нам и не хватало.
     Но  полковник Голубков  сидел  молча,  очевидно одобряя действия своего
спутника, и мы не решились выражать недоумение, а уж тем более и протесты.
     После того  как  эта довольно затяжная процедура закончилась, бухгалтер
собрал все наши баксы в инкассаторский мешок, а нам выдал другие -- такие же
новые,  стольникам