т рукоплескать своему герою!
     Эта  перспектива, судя по всему, понравилась Рузаеву.  Он величественно
кивнул и вышел.
     -- А как же... -- начал было Азиз, но Генрих прикрикнул:
     -- Бегом! Если кто-нибудь попытается помешать -- стрелять сразу!
     -- Я хотел спросить: а как же мистер Тернер? -- все же договорил  Азиз.
-- Мы же не можем оставить его!
     Генрих остановился.
     -- Какой... мистер Тернер? -- негромко спросил он.
     -- Мистер  Джон  Форстер Тернер.  Лондонский журналист. Неужели  вы  не
узнали его? Я, правда, тоже не сразу узнал. Из-за его бороды.
     Я понятия не имел, кто такой этот мистер Тернер, но известие о нем, как
мне  показалось,  подействовало   на  Генриха  ошеломляюще.  Посильней,  чем
передача "Доброе утро".
     -- Откуда вы знаете мистера Тернера? -- так же негромко спросил он.
     --  Я же встречался с  ним в Нью-Йорке, -- об®яснил  Азиз. -- Передавал
ваше предложение. И пароль -- про Майами. А потом он прилетал в Грозный.
     -- Рузаев его тоже... узнал?
     --  Конечно. После того,  как я ему сказал. Мистер Тернер  приказал нам
делать вид, что  мы  не знаем его. Я был  уверен, что вы  работаете  с ним в
контакте.
     --  Да,  разумеется, -- кивнул  Генрих.  --  Я работаю  с ним в  полном
контакте. А  теперь, Азиз, -- в вертолет.  Мистер Тернер  сам знает, что ему
делать.
     -- Слушаюсь!
     -- Матерь  Божья! -- пробормотал Генрих и взглянул  на меня  так, будто
искал сочувствия. -- Боюсь, что вы правы. Я поставил на цыганскую лошадь.
     Он быстро вошел в кабинет главного инженера. Я последовал за ним,  хотя
он сделал попытку закрыть перед моим  носом дверь. Он  отпер сейф, извлек из
него дюралевый кейс и двинулся к выходу. Я преградил ему дорогу:
     -- А наши бабки?
     -- Вы их получите.
     -- Конечно, получу, -- сказал я. -- И прямо сейчас. Не отходя от кассы.
     Для  убедительности я  выщелкнул  из  ПСМ  обойму,  посмотрел,  сколько
осталось патронов, и загнал обойму на место.
     Генрих раскрыл  кейс и вывалил  на пол  десятка три пачек  в банковской
упаковке.
     -- Плохо  считаете, -- заметил  я.  -- Нас  пятеро.  И свою  работу  мы
сделали.
     -- А если я нажму кнопку? -- спросил он.
     -- Тогда бабки будут уже ни к чему. Ни мне, ни вам.
     Он вывалил на  пол половину содержимого чемодана и метнулся к двери. На
пороге остановился:
     -- Я  знаю, чья эта работа! Этой суки Люси!  Его  каблуки  застучали по
коридору. Я всунулся в кабинет:
     -- Все -- вниз! По моей команде разблокировать вход!
     Муха, Боцман и  Док кинулись к выходу. Артист подошел к  столу и сел на
первый попавшийся стул.
     -- Ты в порядке? -- спросил я. Он кивнул:
     -- Да. Только устал я,  Серега. Откуда-то появился  Крамер,  сел против
Артиста, закурил "Кэмел" и сказал:
     -- Мы аплодируем, Семен. Потрясающе. Вы настоящий большой актер. Артист
вяло отмахнулся:
     -- Да ладно вам!.. Все уже кончилось?
     -- Пока еще нет.
     И тут же в куртке Артиста ожила "уоки-токи":
     -- Пастух, я -- Володя. Они взлетели. Как понял?
     Я выхватил "уоки-токи" из кармана Артиста:
     -- Понял тебя. Я -- Пастух. Всем. Разблокировать вход!
     -- Побудьте с ним, -- попросил я Крамера и бросился вниз.
     И  первым,  кого  я  увидел в  солнечном  проеме  двери,  был полковник
Голубков.  Следом за ним два  дюжих радиста тащили на  спинах  рации, а  еще
несколько крепких ребят в камуфляже -- аппаратуру спецсвязи.
     -- Привет, Константин Дмитриевич, -- сказал я.
     -- Все целы?
     -- Все.
     -- Ну, хоть  с этим обошлось, -- проговорил  он и обернулся к радистам:
-- Быстрей, вашу мать! Бегом! Минуты теряем! Разворачивайте свою хренобень!
     -- Что-нибудь не так? -- спросил я.
     -- Все не так!
     Я зачем-то посмотрел на часы.
     6.22.
     II
     Ровно в 6.30 КП полковника Голубкова был развернут в кабинете директора
АЭС.  И  сразу  здесь  воцарилась  атмосфера  полевого  штаба  во  время  не
слишком-то   хорошо   спланированного   или   чем-то  другим  осложнившегося
наступления. Полковник был един во многих лицах.
     -- Шифруй: "Москва, Нифонтову", -- диктовал он  оператору  спецсвязи. И
тут же -- радисту: -- ПВО! Ведут "вертушку"?
     -- Так точно!
     -- Так докладывай, твою мать!
     -- Курс по  прямой на Мурманск, высота триста тридцать метров, скорость
сто восемьдесят, удаление от нас -- пятнадцать километров...
     -- Шифруй.  "Станция разблокирована. Жертв среди персонала нет.  Приказ
Москвы  выполнен.  Об®екты  покинули  АЭС  беспрепятственно..."  --  Другому
радисту: -- Евдокимов! Почему молчит капитан Евдокимов? Вызываешь?
     -- Так точно. Все время. Не отвечает.
     -- Продолжай  вызывать! Ни на минуту не  прекращай.  --  Шифровщику: --
Добавь   --   "Обстановка   на  станции   нормальная.  Персонал   сменяется.
Технологический процесс  не нарушен. Саперы приступили к  разминированию..."
ПВО?
     -- Курс, скорость и высота те же. Удаление -- двадцать один километр.
     -- Евдокимова! Евдокимова мне вынь и положь, твою мать!
     -- Ну вызываю,  вызываю! -- раздраженно ответил радист. -- Чего на меня
орать? Не отвечает!
     -- А ты вызывай и не огрызайся! Молод ты еще на меня огрызаться!..
     6.44
     -- Что происходит? -- спросил я у Крамера.
     --  Финишная прямая. Впрочем,  нет. Точней: псовая охота.  Вопрос один:
кто быстрей сумеет схватить зайца -- мы или не мы.
     -- "Не мы" -- это кто? -- уточнил я.
     --  Точно пока неизвестно. Есть только предположения. Но  они не лишены
оснований.
     -- Заяц -- Пилигрим? -- спросил Артист.
     -- Когда вы это узнали? -- заинтересовался Крамер.
     -- Вчера вечером.
     -- От кого?
     -- От Люси.
     -- Почему она вам об этом рассказала?
     -- Она поняла, что Пилигрим ее расшифровал. Выкрал зажигалку. В ней был
импульсный передатчик. Она хотела, чтобы мы знали, кто  он. И не дали бы ему
уйти.
     6.51
     -- ПВО?
     --  Курс,  скорость,  высота  те  же.  Удаление  от  нас  тридцать  два
километра.
     -- Сколько ему еще до Мурманска?
     -- Примерно час пятнадцать -- час двадцать.
     -- Евдокимов?
     -- Молчит, зараза! Все время вызываю!
     -- Да что же он там, заснул?!
     6.59
     -- Почему нам с самого начала не сказали, кто такой Генрих и что вообще
здесь затевается? -- спросил я у Крамера. --  Чья это была глубокая мысль --
использовать нас втемную? Ваша? Или полковника Голубкова?
     -- Сколько  времени вы были в  тесном контакте с Пилигримом?  -- вместо
ответа спросил Крамер.
     -- Около двух недель.
     -- Вы уверены, что за это время, общаясь  самым тесным  образом, сумели
бы скрыть свои чувства?
     -- Я придушил бы его в первый день, -- буркнул Артист.
     --  Как  раз  этого мы  и не  хотели.  Они нужны нам живыми. Иначе  вся
операция теряет смысл. Поэтому мы и решили, что лишняя информация вам только
помешает сделать свое дело.
     -- В чем смысл всей операции? -- вмешался Док.
     --  Вы  потом  спросите  об  этом  полковника  Голубкова.  Он  сам  вам
расскажет.  А  сейчас  я  хочу  провести  небольшой  эксперимент. Проверить,
насколько хорошо я разбираюсь в  людях. Верней, в  нелюдях.  Вертолет от нас
сейчас километрах  в  сорока.  В  ближайшие  пять  --  семь  минут  Пилигрим
попытается взорвать станцию.
     -- Смысл? -- спросил Док.
     -- Паника. А в панике всегда легче уйти.
     --  Но  тогда какие ультиматумы сможет пред®являть Рузаев? -- спросил и
Боцман. Крамер усмехнулся:
     --   Проблемы   Рузаева  волнуют   Пилигрима  сейчас  не  больше,   чем
независимость Ичкерии.
     -- А как мы сможем узнать, нажмет он кнопку или не  нажмет?  -- спросил
Муха.
     -- Очень просто. --  Крамер извлек из  внутреннего  кармана электронную
плашку с красным светодиодом.
     -- Но это же -- радиовзрыватель! --  поразился  Док. -- Из  тех, что мы
поставили. Их было всего четыре!
     --  А это пятый. Семен, по-видимому,  уже догадался, в  чем дело. А вы,
Серж? Ну! Для чего, по-вашему, я брал у вас дубликаты ключей от сейфа?
     -- Вы подменили взрыватели. Я угадал?
     -- Да.  Возникает  естественный вопрос: откуда  у меня появились другие
взрыватели?  Это  очень  просто.  После  неудачного  испытания я понял,  что
полагаться  только на НАСА опасно.  Слишком сложная  система.  А чем система
сложней,  тем  она  ненадежней.  А рисковать мы  не имели  права.  Поэтому я
попросил  одного  моего лондонского  приятеля слетать на денек в  Нью-Йорк и
купить мне пяток этих электронных штучек. Четыре -- для дела, а  пятый  -- в
запас,  для контроля.  С пусковым  блоком,  конечно. И арендовать частоту на
спутниках "Орион". Что он и сделал. Прилетел в Москву, передал мне посылку и
вернулся  в Лондон. Основная  трудность была в том, как перевезти тетриловые
детонаторы через границы. Система обнаружения взрывчатки в аэропортах сейчас
весьма  изощренная.  Даже  в Москве. К счастью, я вспомнил,  что в Нью-Йорке
живет мой старый  знакомый, пиротехник по специальности. Он и заменил тетрил
пластилином. Так что Пилигрим  почти  не врал, когда сказал,  что использует
вместо взрывчатки обыкновенную оконную замазку.
     -- Можно  взглянуть? -- спросил Док.  Он  взял взрыватель, всмотрелся в
маркировку.
     -- Ничего  не  понимаю. Маркировка точно такая же, как  и у тех.  Да не
маркируются так радиовзрыватели этого типа!
     -- Вы правы. Док.  Хотя я не совсем  понимаю, откуда у военного хирурга
такие познания. На том комплекте маркировка  была фальшивая, чтобы не могли,
даже случайно, обнаружить частоту взрывного сигнала. Мне пришлось нанести на
этот комплект такую же маркировку. Чтобы Пилигрим ничего не заметил. Это мне
сделали в Москве всего за две сотни долларов.
     -- Куда же делся первый комплект? -- спросил я.
     -- Я  попросил  Семена сбросить  его с крыши станции в озеро. Четыреста
граммов тетрила -- не шутка. Вы это сделали, Семен?
     -- Ну да, как вы сказали.
     -- Удаление --  пятьдесят два километра, -- сообщил радист, сидевший на
связи с центром ПВО.
     -- Странно, -- заметил Крамер. -- Неужели я в нем ошибся?
     И тут на  плашке  вспыхнул красный светодиод  и  раздался  сухой  треск
электрического разряда, пробежавшего между электродами.
     -- И все-таки он нас взорвал! -- торжествующе об®явил Крамер.
     7.09
     -- Евдокимов! Капитан Евдокимов на связи!  -- заорал радист. -- Товарищ
полковник, Евдокимов! Только он почему-то жарит открытым текстом!
     -- Включай громкую! -- приказал  Голубков. Сквозь шум атмосферных помех
донесся мужской голос:
     -- Докладывает  капитан  Евдокимов.  В шесть  двадцать три  в Мурманске
приземлился "Ан-10" с бойцами  спецподразделения "Зенит" в  количестве около
пятидесяти  человек.  Действовали  по  четкому  плану.  Самолет  Рузаева был
взорван  двумя ракетами,  экипаж и охрана расстреляны. Аэропорт был закрыт и
очищен  от  всех  пассажиров  и  обслуживающего  персонала.  Мои  люди  были
блокированы, разоружены и изолированы в здании аэровокзала.
     Командует операцией военнослужащий в звании генерал-майора. Доложить по
спецсвязи не мог, так как аппаратура отобрана. Вынужден докладывать открытым
текстом  по  рации,   которую  удалось   укрыть  во  время  обыска.   Сейчас
спецподразделение рассредоточилось  вокруг  вертолетной площадки  в  скрытых
засадах.  Уверен, что  ждут прибытия  вертолета  с нашими  гостями.  Оказать
противодействие не имею возможности. Как по..."
     Голос прервался.
     Голубков послушал потрескивание помех в эфире и заключил:
     -- Конец связи.
     -- Удаление шестьдесят семь километров, -- доложил радист.  -- Скорость
и  высота  те  же.  Через  тридцать  четыре минуты  вертолет  приземлится  в
Мурманске.
     Голубков только рукой махнул:
     -- Отставить доклады!..
     7.18
     Полковник Голубков подошел к столу и устало опустился рядом с Крамером.
     -- Все, Доктор. Проиграли  мы наше дело. Твою мать! Не  верил я, что вы
правы. Не хотел верить.
     -- Теперь верите?
     -- Теперь верю. Против фактов не попрешь.
     -- Это правильно, --  согласился Крамер. -- Но не думаю, полковник, что
ваша оценка результатов операции об®ективна.
     -- Да бросьте вы меня утешать!
     -- Об®ясните, Константин Дмитриевич, -- попросил  я. -- Какая  разница,
кто арестует Рузаева и Пилигрима -- ваши  люди или "Зенит"? Или у них задача
-- ликвидировать их сразу?
     -- Да  нет.  Они им тоже нужны живыми. Верней, только Пилигрим. У  него
есть  компромат на одну  очень  крупную сволочь.  Так вот,  сначала они  его
выпотрошат, узнают,  где компромат, а потом  уж и  сведут на конус. И больше
никто и никогда о них не узнает. А вся наша работа -- коту под хвост.
     -- А если они не возьмут Пилигрима живым? -- спросил Артист.
     -- Ну,  тогда  мы  будем иметь  крупные  кадровые перестановки на самой
верхушке. Не совсем тот, конечно, эффект. Но все лучше, чем ничего.
     -- Радист! Держи связь с ПВО! -- приказал Артист.
     Радист неуверенно посмотрел на полковника Голубкова.
     -- Ну, держи. Раз человек просит.
     -- Слушаюсь. Удаление -- семьдесят  восемь километров. Высота, скорость
и курс те же.
     Артист  довольно  вяло  извлек  из  внутреннего  кармана  пластмассовую
плоскую  коробочку,  набрал  шифр и нажал красную кнопку.  На плашке зажегся
зеленый светодиод.
     -- Засекай время, -- кивнул мне Артист. -- Тридцать секунд.
     Ровно через тридцать секунд радист заорал:
     --  Докладывают  из  центра  ПВО! Об®ект  с  экранов  локаторов  исчез.
Визуально наблюдали взрыв. Говорят, очень сильный!
     -- Еще бы не сильный, -- хмуро  усмехнулся Артист. -- Четыреста граммов
тетрила!
     Он бросил на стол ненужный уже взрывной блок.
     -- Так-так, -- заметил Крамер. -- Вот, значит, куда вы выбросили второй
комплект взрывателей. Сунули в вертолет.  А  взрывной  блок оставили себе на
память. Почему вы так поступили? Я спрашиваю без оценки. Просто хочу понять.
     -- Да я  и хотел  сначала выбросить все в озеро.  А  по пути заглянул в
вертолет. Ну, так, из любопытства. На полу валялась аэрофлотовская форменная
фуражка. А на стеклах --  кровь и мозги. Понимаете? Они застрелили пилота по
пути сюда и сбросили его с  "вертушки". Поэтому за штурвалом сидел Азиз. Ну,
я  слегка перенервничал и как-то забыл,  что должен  выбросить взрыватели  в
озеро.
     -- Понятно, --  заключил полковник Голубков. И  повторил, помолчав:  --
Понятно... Ну шакал! Все-таки ушел. И от нас. И от "Зенита". И от евреев.
     Артист поднял на него тяжелый взгляд и негромко спросил:
     -- А я, по-вашему, кто -- татарин?
     7.34

     "ШИФРОГРАММА
     Турист -- Джефу, Лорду, Солу.
     Операция "Капкан" закончена. Результат -- ноль".

     "ШИФРОГРАММА
     Джеф -- Туристу, Доктору, Лорду, Солу.
     Операция "Капкан" не закончена. Прошу всех прибыть в Нью-Йорк не позже,
чем через трое суток".
     III
     Сообщение о захвате  первого  энергоблока Северной АЭС и о прибытии  на
станцию  Султана  Рузаева   Джон  Тернер  получил  по  электронной  почте  в
понедельник  27 апреля в 0.26  по  московскому времени. Оно было зашифровано
личным  кодом  Пилигрима.  Тернер  почувствовал, как  кровь  жарким  толчком
прихлынула к лицу.
     Неужели свершилось?
     Но он постарался сдержать волнение.
     В шифрограмме был указан электронный адрес  компьютера, с которого было
передано сообщение.  Тернер  приказал получить подтверждение  Рузаева. Ответ
поступил через несколько минут. Он был зашифрован кодом Рузаева, которого не
мог знать Пилигрим. И почти тотчас,  с разрывом  в четыре  минуты, поступила
еще  одна шифрограмма, подтверждающая,  что захват Северной АЭС -- факт. Она
была подписана "Стэн".
     Стэн. Стэнли Крамер. Он же Аарон Блюмберг.
     И Тернер понял: свершилось.
     Он  поднялся  из-за стола и  заходил по своему кабинету, примыкавшему к
кабинету  президента  корпорации  "Интер-ойл",  такому  же  просторному,  но
обставленному рационально и без излишней роскоши. Роскошь нужна была там, за
стеной,  где  президент  Джозеф  Макклоски,  чопорный, как  английский лорд,
принимал особо  важных персон. А здесь она была ни к чему,  Тернер не  любил
показухи.
     Свершилось. То,  что свершиться не  могло. Ни  один человек в  мире  не
поверил бы в эту возможность. И только он, Тернер, поверил. Потому что знал:
невозможное свершается гораздо чаще, чем принято думать.
     И  теперь   нужно   было  действовать  очень  быстро.  Тернер  приказал
немедленно  найти и вызвать в офис президента корпорации "Интер-ойл" Джозефа
Макклоски, а сам продолжал вышагивать по  кабинету, изредка останавливаясь у
окна  и  с высоты двадцатого этажа  рассеянно  глядя  на пустые,  словно  бы
вымершие, улицы делового квартала.
     Где-то  там,  на Кольском  полуострове,  была  глубокая ночь,  наступил
понедельник, а в Нью-Йорке еще продолжалось воскресенье. Половина  пятого --
время, когда дневная жизнь начинает идти на  спад, редеют толпы  гуляющих на
аллеях  Центрального парка  и пустеют музейные залы.  Туристы возвращаются в
свои отели отдохнуть и набраться сил для вечерних увеселений,  а на хайвеях,
ведущих к городу,  заметно уплотняется поток машин -- ньюйоркцы возвращаются
из  загородных домов,  с  пляжей и пикников,  чтобы  в понедельник заполнить
собой деловые кварталы и офисы Манхэттена и Уолл-Стрита.
     Тернер приехал в  центральный офис своей корпорации еще до полудня.  Он
мог бы,  конечно, приказать  Макклоски отменить  уик-энд  и  сидеть  в своем
кабинете, ожидая распоряжений. Но не  сделал этого -- боялся сглазить. Он не
был  слишком суеверным, но  знал:  бизнес --  тонкая материя, очень  тонкая,
удачу  может  спугнуть  даже  неосторожная  мысль,  а  излишняя  уверенность
способна погубить любое дело.
     Тернер отчетливо представлял, что должен сделать в  ближайшее время. Он
продумал  все  детали  задолго  до  того, как  получил  шифровку  из России.
Пилигрим выбрал, конечно,  очень неудачное время для начала операции. Тернер
в  самых  решительных выражениях требовал изменить  его.  Но Пилигрим твердо
стоял на своем. Видимо, у него были какие-то веские причины назначить именно
этот срок.  Тернер смирился, хотя это ломало  многие  его  планы. И это было
связано с поясным временем.
     Информацию о захвате и  минировании Северной АЭС российское телевидение
должно   передать   (так   предусматривалось   тщательно   разработанным   и
согласованным  сценарием) в 6 утра по  московскому времени. То есть в десять
вечера по нью-йоркскому. А  торги  на американских биржах, в том числе  и на
крупнейшей в США  фьючерсной  бирже "Чикаго Борд  оф  Тройд",  начинаются  в
десять утра.  К этому  часу все  уже  будут знать  о  случившемся,  и  акции
Каспийского трубопроводного  консорциума  с первых минут начнут стремительно
обесцениваться.  Конечно,  можно  было  заранее  провести   широкомасштабную
продажу акций КТК с выплатой разницы биржевых курсов дней  через пять-шесть.
У  "Интер-ойла"  не  было  ни  одной  акции Каспийского  консорциума, но при
фьючерсных  сделках  это  не  имело  значения.  Имела  значение лишь разница
котировок на день покупки и на день расчета.  Но это было бы непростительной
самоуверенностью.  А  если  захват сорвется? Тогда  акции КТК не  упадут,  а
поползут вверх. А  при задуманном Тернером  масштабе  это  может  обернуться
убытками не в один десяток миллионов долларов.
     И все же Тернер нашел выход. Выход этот был -- сыграть не на Чикагской,
а на Токийской фьючерсной бирже. В шесть утра, когда московское телевидение,
а  за  ним  и  все  информационные агентства  разнесут  по миру  известие об
ошеломляющем теракте чеченских непримиримых, в Токио будет полдень  -- самый
разгар  биржевого  торгового  дня. Резерв у  Тернера -- два  часа. Маловато,
конечно. Массированный выброс акций КТК автоматически понизит  их котировку.
Но какое это име