туация  очень  острая. Такие многоходовые  оперативные комбинации
никогда  не проходят без осложнений. Она может стать  катастрофической.  Но,
надеюсь, не станет.
     --  В  чем глобальный  смысл  плана,  который  обсуждался  в Каире? Его
стратегическая конечная цель?
     -- Я докладывал.
     -- Тезисно. А сейчас я хочу услышать во всех подробностях.
     --  Глобальная  цель: создать международный прецедент. Ни для  кого  не
секрет, что современные локальные  войны имеют под собой чисто экономическую
подоплеку.  Государственные перевороты, мятежи, межнациональные конфликты. В
советское время  речь шла о переделе сфер влияния. Сегодня войны планируются
не   в   генштабах,   а  в   штаб-квартирах   транснациональных  компаний  и
промышленно-финансовых  групп.  Войны  требуют  денег. Очень больших  денег.
Откуда эти деньги  у  талибов  в  Афганистане? У Ирландской  республиканской
армии? У  того же  Рузаева?  Мировое сообщество  морально готово к  созданию
системы  глобальной  безопасности.  Создан  и  уже  действует  Международный
военный трибунал. Пока судят только военных преступников. Но еще ни разу  не
судили тех, кто финансирует войны. Они остаются в тени. Если бы хоть один из
них  оказался на скамье подсудимых и эта практика была бы узаконена, в  мире
стало  бы намного спокойней. Сейчас есть вполне реальная возможность создать
такой прецедент.
     -- Вы говорите о владельце корпорации "Интер-ойл" Тернере?
     -- Да. Он  финансировал нападение на инспекторов российского  Генштаба.
Захват Северной АЭС -- тоже. Все проплаты документированы.
     -- Кем?
     -- В основном США и Великобританией.
     --  Если все это так, почему вы не арестовали Пилигрима и Рузаева сразу
после захвата станции?
     --  В  Каире  подробно  обсуждался  сценарий  акции.  Чтобы  подвигнуть
международные структуры  на такой шаг, мало пред®явить голые документы.  Без
активной поддержки общественного  мнения дело останется  частным случаем, но
не  перерастет в  прецедент.  Мы специально  позволили  Рузаеву и  Пилигриму
захватить  станцию  и  отсняли  их   действия.  С®емки   велись  не   только
телевизионщиками  Си-Эн-Эн. Наши  операторы  скрытно фиксировали  все  этапы
захвата АЭС. Эти кадры должен увидеть весь  мир. Только  это сможет  создать
необходимый    накал   общественного   мнения   и    заставит   зашевелиться
бюрократическую  машину  ООН. На скамью подсудимых  Международного трибунала
Тернер должен сесть вместе с Рузаевым и Пилигримом. Это и есть конечная цель
акции.
     --  Масштабный  проект,  --  подумав,  оценил  куратор. --  Идею подали
американцы?
     -- Не имеет значения, кому принадлежит идея. Весь мир воспримет это как
инициативу  Москвы. Тем  более что  именно на долю России  выпала конкретная
реализация плана.
     Нифонтов отметил,  как  напряглось  и  даже словно бы  потяжелело  лицо
куратора. Он представлял себе ход его  мыслей. Россия катастрофически быстро
теряла  роль  мировой  державы.  Попытки министра иностранных дел Примакова,
сменившего  на этом  посту безвольного  и прекраснодушного  Козырева, занять
жесткую позицию  не давали и не  могли дать результатов.  У  России  не было
сильных   козырей.   Она  ушла  в  глухую  и  безнадежную   оборону,   слабо
сопротивляясь  расширению НАТО  на восток и пытаясь  заигрывать с Хусейном и
Каддафи,  чтобы хоть  что-то противопоставить усиливающемуся  влиянию США. В
этой  ситуации  инициатива Москвы  по  созданию международного трибунала  не
только для военных преступников, но и для тех, кто  их финансирует, могла бы
быть воспринята во всем мире в  высшей степени положительно. А  тот, кто эту
идею продвинет и доведет до  логического завершения, неизбежно поднимется  в
российской иерархической лестнице на качественно новую ступень.
     Для куратора это  был шанс.  Он понимал  (и Нифонтов тоже это понимал),
что второго  такого шанса может не представиться никогда. И сейчас ему нужно
было быстро решить, стоит ли рисковать тем, что уже достигнуто, ради взлета,
который мог закончиться  крахом.  Он поднялся  из-за  стола,  быстро зашагал
взад-вперед по комнате.  В  какой-то  момент по  тому, как прищурились глаза
куратора и азартно раздулись крылья ноздрей,  Нифонтов понял, что он  принял
решение. Рискнуть. Но через полминуты куратор вернулся за  стол, побарабанил
пальцами по столешнице и с сожалением проговорил:
     --  Масштабный  проект.  Весьма. Это могло быть новым  шагом в практике
международных отношений. Но...
     Нифонтову стало скучно, как в парикмахерской. Он уже знал, что услышит.
     --  Досадно, что мы не сможем его реализовать до конца.  Очень досадно.
Хотите спросить почему?
     -- Нет, -- хмуро ответил Нифонтов.
     --  Я  все же скажу. В стране кризис. Правительство в отставке. Шахтеры
стучат касками на  Горбатом мосту, в  Кузбассе перекрывают  Транссиб.  Мы не
можем  в  таких  условиях ставить фильм ужасов для  мировой  общественности.
Пресс-секретарь  даже  слушать меня  не станет. Не говорю уж о первых лицах.
Хотя,  повторюсь,  мне очень  нравится план.  Дерзко. Остро.  С  выходом  от
сугубой конкретики на мировой масштаб.  Я  представляю, генерал, чего стоило
вам и вашим людям  реализовать этот  проект.  Но обстоятельства сильнее нас.
Сейчас  наша  задача: закончить эту историю. Быстро  и без огласки. Станция,
как я понял, блокирована?
     -- Да.
     -- Кто руководит операцией на месте?
     -- Начальник оперативного отдела полковник Голубков.
     -- Ваши люди, которые внедрены к Рузаеву, его знают?
     -- Да.
     -- Передайте полковнику Голубкову. Пусть по громкоговорителям  прикажет
своим людям  арестовать Рузаева и Пилигрима.  При сопротивлении  стрелять на
поражение.
     --  Но этот  приказ  услышат Рузаев,  его советник и Пилигрим! Все  они
вооружены. Возможны жертвы. И среди наших людей, и среди персонала станции.
     -- Поверьте, генерал,  мне нелегко давать это распоряжение.  Да, жертвы
не исключены. Остается надеяться, что ваши люди сведут их число до минимума.
Это все. Выполняйте.
     Он принял решение. И это решение было окончательным.
     Число жертв... До минимума... Остается надеяться...
     Генерал-лейтенант Нифонтов вдруг ощутил, что его  трясет  от бешенства.
Но жизнь научила его скрывать свои чувства.
     --  Я хотел  бы получить это распоряжение в письменном виде, --  твердо
сказал он.
     -- Вы настаиваете на этом?
     -- Да.
     -- Хорошо, вы его получите. Прямо сейчас.
     Куратор  придвинул к себе  большой настольный блокнот с личным грифом и
взял  авторучку. Через минуту  на листе веленевой бумаги  появились  быстрые
четкие строки.
     -- Ознакомьтесь и распишитесь. Не напоминаю, генерал, чем может грозить
вам невыполнение этого приказа.
     Нифонтов взял из  рук куратора  авторучку, но  ставить свою  подпись не
спешил.  Был  только  один  способ  переломить  ситуацию.  Этот  способ  был
настолько  рискованным  и  неопределенным по  результату, что еще час  назад
Нифонтов  и  мысли  не  допускал, что  ему взбредет в голову  безумная мысль
прибегнуть к нему. Но выбора не было. И Нифонтов решился.
     -- Я подпишу, -- проговорил он.  -- И выполню ваш приказ.  Но  прежде я
должен вам сказать кое-что.
     -- Меня не интересует ваше мнение обо мне! Нифонтов улыбнулся:
     -- Олег Иванович, у меня и в мыслях не было высказывать вам свое мнение
о вас. У нас деловой профессиональный разговор. И я не  намерен выходить  за
его рамки.
     -- Слушаю.
     --  Есть одно обстоятельство, о  котором вам следует знать,  коль уж вы
решили отдать этот приказ. Я  не хотел об  этом говорить раньше времени, так
как не считал его  прямо относящимся к  делу.  Но сейчас понял, что доложить
обязан.
     -- Докладывайте! -- нервно бросил куратор.
     -- Как  вам известно, завтра, а вернее,  уже  сегодня утром в  Ванкувер
вылетает правительственная делегация для переговоров по  НАТО. Предусмотрена
трехчасовая остановка в Мурманске. Вы знаете, кто возглавляет делегацию?
     -- Разумеется. Но откуда об этом знаете вы? Переговоры секретные.
     -- По личному распоряжению руководителя делегации в ее состав на правах
эксперта  включен  человек по  фамилии  Деев.  Он  должен  присоединиться  к
делегации в Мурманске перед отлетом правительственного самолета в Ванкувер.
     --  Кто такой  этот Деев?  Какое  отношение к  нашему делу  может иметь
третьестепенный эксперт?
     --  Самое  непосредственное.  Потому что его  настоящее  имя  -- Карлос
Перейра Гомес. Он же Пилигрим. Он же Взрывник.
     --  Вы... Генерал,  вы  в  своем  уме?!  Вы  осмеливаетесь  подозревать
руководителя делегации в связи с международным террористом?!
     --  Взгляните  на этот  документ,  -- предложил Нифонтов. -- Это  копия
собственноручного распоряжения  руководителя делегации  о включении  Деева в
состав  делегации и об  оформлении ему служебного  загранпаспорта и виз. Оно
поступило в МИД по факсу.
     Куратор едва не вырвал из рук Нифонтова листок ксерокопии.
     -- Узнаете почерк? -- спросил Нифонтов. -- А подпись?
     -- Как к вам попала эта копия?
     -- Переслали наши партнеры  из Лондона. А они получили этот документ из
компьютерной базы российского МИДа.
     -- Взломали код?
     -- Вероятно, да.
     -- Это фальшивка!
     -- Это нетрудно проверить. Запросите МИД. Нифонтов помолчал и закончил:
     -- Теперь, когда  вы  знаете все, я готов расписаться, что ознакомлен с
вашим приказом.
     Не  меньше  минуты  куратор  сидел  неподвижно,   уставясь  взглядом  в
ксерокопию  записки. Затем выдрал из  блокнота  лист  с приказом,  порвал на
мелкие клочки и нажал кнопку звонка.
     --  Машину! Срочно!  -- приказал  он  дежурному офицеру  и повернулся к
Нифонтову:  --  Возвращайтесь в управление,  генерал.  И  ни  на секунду  не
отходите от телефона спецсвязи. Вы получите все необходимые указания. Можете
быть свободны.
     Выходя из кабинета  куратора,  Нифонтов оглянулся. Олег Иванович П. уже
не был похож  на человека, который  тщательно следит  за своим здоровьем. Он
был похож на человека, которому только что сообщили, что он, возможно, болен
раком. Или даже СП ИД ом.
     "Будет тебе  сегодня теннис", -- с хмурым злорадством подумал Нифонтов.
Но злорадство было слишком мелким чувством, чтобы компенсировать или хотя бы
немного ослабить то, что бушевало в душе генерал-лейтенанта.
     Он  молча сидел  в  "ауди", стремительно летящей по ночному Рублевскому
шоссе. Но если бы возможно было записать его мысли для дальнейшей синхронной
трансляции   по    телевидению,   то    текст   состоял   бы   из   сплошных
"пик-пик-пик-пик".
     ...Только один  вопрос  оставался неясным: к кому  сейчас едет куратор.
Нифонтов  не сомневался, что  узнает  ответ  не позже, чем через час,  -- по
содержанию приказа, который он получит.
     Потому  что руководитель делегации господин Икс (как его назвал в своем
докладе о разговоре с Доктором на обочине Минского шоссе полковник Голубков)
был  одним  из  трех  людей,  которые  стояли  между  куратором УПСМ  Олегом
Ивановичем П. и Господом Богом.

     "СПЕЦСООБЩЕНИЕ
     Сверхсрочно.
     Нифонтов -- Голубкову.
     Приказано продолжать  операцию по прежнему  сценарию. Найди возможность
сообщить Пастуху: Рузаев  и  Пилигрим должны беспрепятственно  покинуть АЭС.
Приказ отдан куратором после его встречи сам знаешь с кем. Делай выводы".
     III
     Телефонный звонок  в квартире одного  из самых популярных комментаторов
Центрального  телевидения  Евгения  Павловича  С. раздался  в четвертом часу
утра.  Услышав пробившуюся  сквозь двери спальни пронзительную трель звонка,
он  лишь  глубже зарылся  головой в подушку. Ошибка  какая-то, никто не  мог
звонить  ему в это  время. Но  звонки  шли  один  за другим. И  только после
четвертого  или пятого  до  него дошло, что  звонит  не городской  телефон в
гостиной,  а  аппарат из соседней  со  спальней  восьмиметровой  комнатушки,
служившей  ему  домашним  кабинетом.   Это  был  телефон  прямой   связи   с
руководством телеканала, он оживал редко,  но всякий раз звонок означал, что
произошло что-то неординарное. Осторожно, чтобы  не разбудить жену, С. сполз
с кровати, накинул халат и прошлепал босыми ногами в кабинет.
     -- Слушаю, --  негромко бросил он  в трубку, одновременно  прикидывая в
уме, чем  мог  быть вызван этот ночной звонок.  Его воскресная аналитическая
программа  в  прямом  эфире,  посвященная  недавней  отставке  правительства
Черномырдина, прошла  вроде  бы  нормально, удалось  мягко  и  даже  не  без
изящества обойти все острые углы и подводные камни. Но это  могло ему только
казаться. В таких делах никогда точно не знаешь, кому ненароком наступишь на
больную  мозоль.  И  не раз случалось, что самая  безобидная  фраза вызывала
резкое раздражение в Белом доме, Госдуме или, что было хуже всего, на Старой
площади, или даже в Кремле.
     -- Извини, Женя, что я  тебя потревожил,  -- услышал он голос одного из
руководителей  канала.  --  Очень  срочное  дело.  Тебе придется  немедленно
выехать в командировку. Захвати свой эфирный костюм.
     -- Какая, к  черту, командировка, какой костюм?  --  возмутился  С.  --
После этого проклятого эфира я два часа буравил простыни, прежде чем  уснул!
А ты будишь меня... О Господи! Три тридцать ночи!
     --  За  тобой  заедет  офицер  из  службы  безопасности,  --  продолжал
руководитель канала, будто  и не услышав С. -- Лейтенант Авдеев.  Он скажет,
что делать.
     -- Да что хоть происходит?!
     -- Понятия  не  имею. Не  теряй времени, одевайся.  Машина уже у твоего
дома. Не  забудь  эфирный костюм, --  повторил руководитель канала и повесил
трубку.
     И тут же раздался звонок в дверь.  С. посмотрел в глазок. На лестничной
площадке  стоял  молодой человек  в  штатском. Он поднес  к  дверному глазку
раскрытое служебное удостоверение и представился:
     -- Лейтенант Авдеев. Вы готовы, Евгений Павлович? Самолет ждет.
     Все дальнейшее напоминало какой-то сумбурный клип. Сумасшедшая езда  по
ночной  Москве  в  милицейском "форде"  с  красными  мигалками-катафотами  и
сиреной,  сгоняющей  с дороги редких таксистов, пролет на скорости за двести
по Минскому шоссе.
     -- Куда мы едем? -- спросил С. у лейтенанта Авдеева.
     -- Вы все узнаете в свое  время, -- ответил лейтенант,  и С. понял, что
расспрашивать бесполезно.  Одинцово, Голицыне, поворот на Кубинку. С.  знал,
что  в Кубинке находится один из самых крупных  военных аэродромов. Когда-то
ему  пришлось делать  здесь репортаж  ко  Дню Военно-Воздушного Флота, и  он
помнил,   как   его   полдня  мурыжили  на  КПП.  Но  на  этот  раз   ворота
контрольно-пропускного  пункта открылись при  появлении "форда",  машина без
остановки  миновала еще два внутренних  КПП и  остановилась  возле огромного
темного ангара.  Ворота  ангара были открыты,  на  площадке перед  ним стоял
сверхзвуковой истребитель-бомбардировщик, напоминающий  очертаниями "Су-27".
Но это был не "Су-27".
     -- Что это за самолет? -- успел спросить С. у лейтенанта Авдеева. Он не
особенно рассчитывал на ответ, но лейтенант неожиданно улыбнулся:
     --  Красавец,  да?  "Су-30МК". Последняя модель. Скорость --  два Маха.
Около  двух  с  половиной тысяч километров  в час.  Когда-то  я мечтал стать
летчиком, но... Не получилось.
     -- И мы на ней полетим? -- недоверчиво поинтересовался С.
     --  Вы, -- уточнил лейтенант и добавил, передавая С.  каким-то  людям в
летной форме: -- Вам повезло.
     С. знал о перегрузках,  какие испытывают  пилоты этих машин, так что не
очень-то  обрадовался своему везению.  Но поделиться  своими сомнениями  ему
было  не с кем  и  некогда. Его  провели  в  какую-то комнату, примыкавшую к
ангару,  предложили  раздеться  до  белья,  усадили  в   кресло  и  облепили
датчиками. Человек в белом халате кивнул:
     "Нормально. Но не больше трех "ж".  И не  успел  С. сообразить, что три
"ж"  --  это уровень перегрузки  при наборе  скорости,  как  его облачили  в
костюм,  напоминающий космический, водрузили на  голову гермошлем,  вывели к
самолету  и   усадили  в  кресло  позади  пилота.  Фонарь  над  его  головой
надвинулся, превратив аэродромные огни из ярко-желтых в синие.
     --  Как  дела,  парень? Нормально устроился? -- прозвучал  в гермошлеме
голос пилота.
     -- Да, все в порядке, спасибо, -- поспешно ответил С.
     -- Ты только никаких ручек не дергай. И кнопок не  нажимай. Просто сиди
и лови кайф. Проверка связи закончена. Прошу разрешения на взлет.
     -- Взлет разрешаю.
     Самолет вырулил на начало полосы, взревел турбинами и почти вертикально
взмыл вверх. С.  почувствовал, что щеки  его сдвинулись  к ушам и натянулась
кожа на лбу. В правую боковину фонаря снизу ударило солнце. Самолет шел явно
на север.
     -- Нормально? -- снова спросил пилот.
     -- Терпимо. Куда мы летим?
     -- Скоро узнаешь.
     Но  и через  полчаса, когда  самолет  резко пошел вниз и приземлился на
каком-то военном аэродроме, С. только по заснеженным сопкам и белесым, как в
петербургские  белые  ночи,  облакам  смог понять,  что они где-то на широте
Петрозаводска. Здесь  самолет  уже  ждали.  С  С. сбросили  его  космический
костюм, поверх  его обычной  одежды напялили камуфляжный бушлат и усадили  в
выстуженный ночным морозцем трюм военно-транспортного вертолета.  Еще спустя
сорок  минут вертолет сделал широкий  круг над каким-то  маленьким  городком
посреди  озер  и   опустился  на  площадку  возле  обычного  провинциального
телецентра. Бортмеханик открыл дверь, спустил трап и сказал:
     -- Приехали.
     Он подал С. его спортивную сумку и добавил:
     -- Интересно было на вас посмотреть.
     -- Вы меня знаете? --  спросил С., не лишенный, как и всякий журналист,
тщеславия.
     --  Дак  кто  ж  вас  не  знает?  --  ответил  бортмеханик.  --  Каждое
воскресенье лапшу на уши вешаете. Не захочешь -- дак все одно узнаешь.
     --  Почему  это  лапшу?  --  искренне обиделся  С., но  бортмеханик уже
скрылся в трюме.
     Возле  трапа  С.  поджидал немолодой  сухощавый  человек в  штатском  с
седыми, коротко подстриженными волосами.
     -- Полковник  Голубков, -- представился он, пожимая С. руку. -- Рад вас
видеть, Евгений Павлович.
     -- Где мы? -- спросил С.
     -- Этот городок называется Полярные Зори. Говорит  вам  что-нибудь  это
название? Здесь находится Северная атомная электростанция.
     -- Теперь вспомнил, -- сказал С. -- А где же она?
     Полковник  показал в  сторону от  города,  там над белесой водой озерца
возвышались белые корпуса,  увенчанные  двумя высокими трубами.  На верхушке
одной из них помигивал красный огонь.
     --  Может быть, хоть вы, полковник, об®ясните  мне,  что происходит? --
спросил С.
     -- Сейчас все об®ясню, -- пообещал Голубков. -- Только отдам  кое-какие
распоряжения по хозяйству.  Капитан  Евдокимов!  -- окликнул  он  одного  из
молодых людей. -- Задача ясна?
     -- Так точно, Константин Дмитриевич.
     -- Тогда -- с Богом!
     Капитан Евдокимов подал знак рукой,  человек пятнадцать крепких молодых
людей в  камуфляже и с короткими автоматами на плечах скрылись в вертолетном
трюме, тяжелая машина поднялась и боком ушла на север.
     Полковник Голубков проводил взглядом удаляющийся вертолет, оглянулся на
корпуса АЭС, с недоумением пробормотал:
     -- Чего-то не пойму. Почему эта лампочка  мигает?  Красная,  на  трубе?
Раньше вроде бы не мигала.
     --  Контакт,  возможно,  плохой, --  предположил  С.,  --  или  вот-вот
перегорит.
     -- Может быть, -- согласился Голубков. -- Пойдемте, Евгений Павлович. Я
покажу вам ваше рабочее место.
     -- Мне предстоит здесь работать?
     -- Да. И  это  очень  ответственная работа. Возможно,  самая важная  из
всего, что вы делали до сих пор.
     Он провел С. по  коридорам телестудии  и открыл  дверь, над которой был
укреплен  плафон  с  надписью "Микрофон".  Это была эф