Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
имели право назначаться на пост
великого приора и командора.
В 1798 г. последовал высочайший манифест "Об установлении в пользу
российского дворянства ордена св. Иоанна Иерусалимского", состоявшего из
двух приорств: римско-католического и российско-православного с 98
командорствами.
Павел I предусмотрел и правила приема в ряды новых российских "рыцарей
церкви" (как оказалось, и католической, и православной). Соискатель, или
"новициат", должен быть непременно потомственным (не менее 150 лет)
дворянином и отдать в орденскую казну 2400 польских злотых, если вступил в
орден малолетним (платили, разумеется, родители), или 1200 - для юношей,
достигших 15 лет. Для тех же, кто имел честолюбивые устремления и собирался
стать по меньшей мере командором, существовал военный ценз: кавалер
госпитальеров был обязан участвовать в четырех кампаниях по шесть месяцев
каждая, причем военная служба должна была проходить в российской армии или
орденском флоте.
В то время когда Павел I стремился укрепить позиции католического
Мальтийского ордена в православной России, во Франции в тулонском порту шли
приготовления французской эскадры к плаванию, цели которого содержались в
глубочайшей тайне. Все знали только одно: командовать экспедицией назначен
молодой деятельный генерал Бонапарт.
В первых числах июня 1798 г. 15 линейных кораблей и 10 фрегатов,
имевших на борту 30 тысяч человек десанта, отплыли из Тулона в восточном
направлении. Узнав о выходе в море французского флота, ему наперерез
бросился британский адмирал Горацио Нельсон, под командой которого состояло
14 линейных кораблей, 8 фрегатов, 4 тендера и 2 бригантины. Прославленному
адмиралу не удалось ни блокировать французов в Тулоне, ни встретиться с ними
в Средиземном море. Когда перед англичанами замаячил на горизонте тулонский
рейд, эскадра Бонапарта на всех парусах уже приближалась к Мальтийскому
архипелагу.
Великий магистр ордена госпитальеров - первый немец в таком сане -
барон Фердинанд Гомпеш, уроженец Дюссельдорфа, почти без боя сдал Мальту
французам, "заплатив" за острова тремя убитыми и шестью ранеными. Мимоходом
Бонапарт захватил один орденский фрегат, четыре галеры, 1200 пушек, большое
количество снарядов и других боеприпасов.
Гомпеш, бывший до его избрания великим магистром послом "Священной
Римской империи" на Мальте, прихватил из собора Ла Валлетты три христианские
святыни: кусок дерева от креста, на котором был распят Иисус Христос, мощи
правой руки Иоанна Крестителя и чудотворную икону богоматери Палермо, на
австрийском судне спешно покинул остров и вскоре прибыл в Триест, откуда
разослал депеши, оповещая великих приоров о постигшем госпитальеров
несчастье.
Реакция европейских мальтийских рыцарей была, по тем временам,
молниеносной и, по всем временам, бескомпромиссной: изменника Гомпеша лишить
сана. Шеф немецкого "языка" ордена, старый князь Хайтерсхайм в гневе заявил,
что считает сдачу Мальты оскорблением, и потребовал подвергнуть своего
земляка публичному суду рыцарской и христианской чести. Неаполитанский
король в течение двух суток выставил из своей столицы мальтийского
посланника и приказал удалить орденский герб с гостиницы - резиденции ордена
иоаннитов. В Великом герцогстве Тосканском и Сардинском королевстве все
имущество Мальтийского ордена было в одночасье конфисковано. Венский двор, в
любых ситуациях проявлявший известную сдержанность, разрешил посланнику
великого магистра временно представлять здесь интересы ордена, однако на
австрийской территории госпитальеры потеряли права на все орденское
имущество и земли. Папа римский Пий VI публично осудил Гомпеша за сдачу
Мальты и подчеркнул, что земные дела иоаннитов понтифика более не
интересуют. Верность злополучному великому магистру сохранила только
Бавария, где родственники Гомпеша занимали довольно высокие посты при дворе
курфюрста.
Как только весть о взятии Мальты французами достигла императорского
двора в Санкт-Петербурге, гневу Павла I не было границ. Он бегал по дворцу,
кричал, брызгал слюной и если бы архипелаг не находился в центре
Средиземного моря, а располагался где-то, скажем, недалеко от Новгорода или
даже в Сибири, то самодержец всероссийский сам бы кинулся на Мальту, чтобы
отвоевать ее у "французских бунтовщиков", будто бы не ведавших, что своими
действиями они наносят жестокое оскорбление русскому царю - протектору
религии мальтийских рыцарей, о чем в свое время Павел об®явил всей Европе.
- Что? Неслыханная наглость! - кричал он на подвернувшегося под руку
канцлера князя Александра Безбородко.
- Где ушаковская эскадра? Где прохлаждается адмирал? - Павел вплотную
приблизился к царедворцу и смотрел на него выпученными от гнева глазами.
Привыкший ко всему Безбородко спокойно ответствовал:
- Ваше величество! Осмелюсь напомнить, вы сами отдали приказ Федору
Федоровичу крейсировать в Средиземном море.
- Перо! Бумагу! - взорвался Павел. - Пишите мой рескрипт. И он бросил
на стол принесенные слугой письменные принадлежности.
- Слушаю, ваше величество, - голос Безбородко звучал тихо, бесстрастно.
- "Командующему Черноморским флотом Ушакову. Действуйте вместе с
турками и англичанами супротив французов, яко буйного народа, истребляющего
в пределах своих веру и Богом установленные законы", - он помедлил, хотел
было добавить еще что-то, потом махнул рукой и рявкнул, как будто поставив
жирную точку:
- Павел!
10 сентября 1798 г. последовала декларация протектора религии
мальтийских рыцарей, в которой выражался протест против позорного поведения
и действий бывшего великого магистра Фердинанда Гомпеша и других "рыцарей
церкви", которые нарушили святость клятвы и без всякого сопротивления сдали
столицу ордена и все государство французам и позорно капитулировали перед
Бонапартом. Декларация заканчивалась такими словами:
"Мы приглашаем все языки и великие приорства священного ордена святого
Иоанна Иерусалимского и каждого его отдельного члена присоединиться к нашему
решению с целью сохранения этого достойного похвалы братства и
восстановления его во всем прежнем блеске.
Совершено в Гатчине, 10 сентября 1798 г., во второй год Нашего
правления.
Подписано: Павел. Контрсигнировано: князь Безбородко".
Накануне опубликования декларации протектора в российской столице, в
одном из залов "замка мальтийских рыцарей" прошло собрание
кавалеров-госпитальеров, на котором великий приор граф Юлий Литта в
ультимативной форме потребовал, чтобы великим магистром взамен низложенного
Гомпеша иоанниты избрали российского императора, доказавшего свое горячее
сочувствие к судьбам ордена. Приор призвал к тому, чтобы направить к его
величеству депутацию, которая нижайше просила бы его о возложении на себя
звания высшего иерарха Мальтийского ордена. Собравшиеся в замке "рыцари
церкви" ответили на предложение Литты единодушным согласием.
Граф отправился в Гатчину, где Павел I не колеблясь подписал акт "О
поступлении острова Мальты под защиту России". Вызвав к себе президента
Академии наук барона Николаи, император первым делом приказал в издаваемом
Академией календаре обозначить остров Мальту "Губерниею Российской Империи".
Посол же России в Риме Лизакевич получил повеление вступить в сношение с
римской курией и прозондировать вопрос об избрании православного и вторично
уже женатого Павла I главой католического военно-монашеского ордена. Первая
жена Павла умерла при родах. Папа Пий VI, назвав императора "другом
человечества", заступником угнетенных и приказав молиться за него, не
замедлил дать ответ, "исполненный чувства признательности и преданности (в
устной, однако, форме, дабы правоверные католики не получили
компрометировавших понтифика документов, подтверждавших его связи со
"схизматиками").
Сам фарс (а может быть, и не фарс, а далеко идущие планы по утверждению
России в Средиземноморье) посвящения Павла I в сан великого магистра
Мальтийского ордена хорошо описан в работе Е. П. Карновича, опубликованной в
нескольких номерах "Отечественных записок" за 1877 г. Утром 29 ноября 1798
г. на всем расстоянии от "замка мальтийских рыцарей" (принадлежавший некогда
канцлеру графу Воронцову дом - творение в стиле барокко Варфоломея Растрелли
на Садовой улице, где позднее помещался Пажеский корпус) до Зимнего дворца в
две шеренги были расставлены гвардейские полки. Около полудня из ворот замка
выплыла вереница придворных карет, эскортировавшихся взводом кавалергардов.
Процессия направилась к Зимнему дворцу, куда уже с®ехались все
придворные, а также высшие военные и гражданские чины вкупе с духовными
лицами, которые вынуждены были со скрежетом зубовным наблюдать за
святотатствами русского царя.
Мальтийские кавалеры в черных мантиях и в шляпах со страусиными перьями
были введены в большую тронную залу, где на возвышении восседали император и
императрица, а на ступенях, почтительно повернув голову в сторону
царственных особ, стояли члены Сената и Синода. Рядом на столе лежали
императорская корона, держава и скипетр.
Литта шел впереди рыцарей. За ним один из иоаннитов нес на пурпурной
бархатной подушке золотой венец, а другой - на большей по размеру подушке -
меч с золотой рукояткой.
Приблизившись к трону и отвесив почтительный поклон Павлу и
императрице, Литта произнес на французском языке речь, в которой изложил
всем известные факты: бедственное положение мальтийских рыцарей, лишенных
своих наследственных владений, теперь скитающихся по всему белу свету. В
заключение Литта от имени иоаннитского рыцарства всеподданнейше и нижайше
просил государя возложить на себя священное бремя - звание великого магистра
ордена святого Иоанна Иерусалимского.
На пламенные и в меру горестные излияния графа канцлер князь Александр
Безбородко довольно невозмутимым голосом изрек:
- Его величество согласен исполнить желание мальтийского рыцарства. - И
едва подавил зевоту.
После этого князь Куракин и граф Кутайсов накинули на плечи императору
черную бархатную, подбитую горностаем мантию, а Литта, преклонив колено,
поднес Павлу корону великого магистра, которую император водрузил на голову,
а затем граф подал ему меч - так называемый "кинжал веры".
Принимая регалии новой власти, император был сильно взволнован:
присутствовавшие заметили, что слезы выступили на его глазах. Обнажив меч
великого магистра, Павел осенил себя им крестообразно, давая сим знаком
присягу в соблюдении орденских статусов. В тот же момент все рыцари, как по
команде, выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, как бы угрожая
врагам церкви и ордена.
Вслед за тем граф Литта прочитал акт избрания императора великим
магистром державного ордена госпитальеров.
Итак, мальтийский крест стал вровень с двуглавым орлом Российской
империи, а к императорскому титулу по высочайшему указу повелено было
прибавить слова "и Великий Магистр Ордена Св. Иоанна Иерусалимского".
Сохранился указ, который подписал Павел I:
"Прокламациею), учиненною пред Нами ноября в 29-й день, Мы, приняв на
Себя титул великого магистра издревле столь знаменитого и почтения
достойного ордена святого Иоанна Иерусалимского, высочайше повелеваем Сенату
Нашему включить оный в императорский титул Наш, предоставляя Синоду
поместить оный по его благоусмотрению". После официальной процедуры
назначения Павла высшим иерархом госпитальеров он считал себя уже владетелем
Мальты (хотя там все еще находились французы) и даже назначил туда русского
коменданта с тремя тысячами солдат "мальтийского гарнизона", которым так и
не суждено было вкусить прелестей далекого средиземноморского архипелага.
Довольно скоро новый руководитель ордена учредил и гвардию великого
магистра, состоявшую из 189 человек. Рослые гвардейцы, одетые в красные
мальтийские мундиры, занимали в Зимнем дворце внутренние казармы, а во время
торжественных обедов, на балах и в театре один мальтиец тенью следовал за
императором, оберегая его от невидимых, но, как потом выяснится (да
поздно!), реальных недругов.
Не только внешним атрибутам придавал большое значение Павел I. В одном
из манифестов прямо подчеркивается монаршее политическое и религиозное
расположение к ордену:
"Орден св. Иоанна Иерусалимского от самого своего начала благоразумными
и достохвальными своими учреждениями споспешествовал как общей всего
христианства пользе, так и частной таковой же каждого государства. Мы всегда
отдавали справедливость заслугам сего знаменитого ордена, доказав особливое
Наше к нему благоволение по восшествии Нашем на Наш императорский престол,
установив великое приорство российское".
Далее в манифесте об®являлось:
"В новом качестве великого магистра того ордена, которое Мы восприняли
на Себя, по желанию добронамеренных членов его, обращая внимание на все те
средства, кои восстановление блистательного состояния сего ордена и
возвращение собственности его, неправильно отторгнутой, и вяще обеспечить
могут и, желая с одной стороны явить пред целым светом новый довод Нашего
уважения и привязанности к столь древнему и почтительному учреждению, с
другой же - чтоб и Наши верноподданные, благородное дворянство российское,
коих предков и самих их верность престолу монаршему, храбрость и заслуги
доказывают целость державы, расширение пределов империи и низложение многих
и сильных супостатов отечества не в одном веке в действо произведенное -
участвовали в почестях, преимуществах и отличиях, сему ордену принадлежащих,
и тем был бы открыт для них новый способ к поощрению честолюбия на
распространение подвигов их отечеству полезных и Нам угодных, признали Мы за
благо установить и чрез сие императорскою Нашей властию установляем новое
заведение ордена святого Иоанна Иерусалимского в пользу благородного
дворянства империи всероссийской".
Знаменитый энциклопедический словарь Ф. Брокгауза и И. Ефрона отмечает,
что, по мысли Павла I, Мальтийский орден, столь долго и успешно боровшийся
против врагов христианства - магометан, должен был об®единить "все лучшие
охранительные элементы Европы и послужить могучим оплотом против
революционных движений".
Как нам поведали легенды, будучи еще подростком, великий князь Павел
Петрович от воспитателя своего графа Никиты Ивановича Панина получил в
подарок книгу "История гостеприимных рыцарей святого Иоанна Иерусалимского,
называвшихся потом родосскими, а ныне мальтийскими рыцарями. Сочинение г-на
Верто д'0бефа, члена академии изящной словесности".
Долгими зимними вечерами при свете свечей разглядывал будущий император
портреты рыцарей с грубыми и мужественными лицами. Некоторые из них были
изображены в широких мантиях, другие - в подрясниках с восьмиконечными
крестами на груди, а третьи - в рыцарских доспехах. От корон, шлемов,
кардинальских шапок, осененных херувимами и знаменами, украшенных военными
трофеями и обвитых лавром и пальмовыми ветвями, рябило в глазах. Многое из
прочитанного осталось в голове умного и несчастного подростка, никогда не
знавшего ни материнской любви, ни отцовской привязанности. Ему тоже
захотелось приобщиться к когорте мальтийских рыцарей - честных, справедливых
монахов-воинов, сражавшихся за светлое имя Христа, за чистоту Гроба
Господня.
И вот в 1800 г. в Санкт-Петербурге появилась напечатанная в
императорской типографии книга "Уложение священного воинского ордена святого
Иоанна Иерусалимского, вновь сочиненное по повелению священного генерального
капитула, собранного в 1776 году, под началием его преимущественного
высочества великого магистра брата Емануила де-Рогана. В Мальте 1782 года
напечатанное, ныне же по высочайшему его императорского величества Павла
Петровича повелению с языков итальянского, латинского и французского на
российский переведенное".
Кроме различных постановлений и других документов, изданных орденским
капитулом, и указов великих магистров в книге были опубликованы папские
буллы и грамоты, жалованные иоаннитам римской курией. Сие творение,
написанное под непосредственным руководством радетеля Мальтийского ордена
Павла I, проникнуто беспредельной преданностью папе и римско-католической
церкви. Переводчики книги, знавшие, что главой ордена был российский
император, в какой-то степени пытались смягчить тональность отношений
"иноверного" государя к римскому понтифику, переводя, например, слово
"католический" как "кафолический" - уловка, призванная, видимо,
подразумевать византийскую церковь. Этот неуклюжий прием, однако, еще
отчетливее подчеркивал всю несообразность связи: римский первосвященник -
православный государь.
Уже в предисловии переводчики из иностранной коллегии обращаются к
Павлу I с такими странными пожеланиями:
"...буди в обладателях царств болий, яко же Иоанн Креститель, защитник
сего ордена. Крестом Предтечи побеждай, сокрушай, низлагай, поражай всех
супостатов, измождай плоти их, да дух спасется и буди им страшен паче всех
царей земных!"
Между тем, иронизирует уже упомянутый нами Е. П. Карнович, в самой
книге все желаемые переводчиками победы, сокрушения, низложения, поражения,
измождения и устрашения относились исключительно к торжеству и благоденствию
католичества и как на венец всех рыцарских добродетелей указывалось на
готовность госпитальеров положить душу за други своя, сиречь "кафоликов", то
есть собственно католиков - последователей римской, а не какой-либо другой
христианской церкви.
Появление книги "Уложение..." возбудило тревогу и опасения среди
русского духовенства, тем паче что инициатором ее издания был не кто иной,
как император всероссийский. Но плетью обуха не перешибешь...
Отношения России с Мальтой и орденом иоаннитов были вызваны во времена
великого магистра Раймунда де Рокафуль (1697-1720 гг.) необходимостью
создания единого широкого фронта против мусульман, однако никаких
документов, свидетельствующих об этом, не сохранилось, а устные рассказы,
передававшиеся из поколения в поколение, были крайне противоречивыми и
сбивчивыми. Даже само достославное военно-монашеское братство поначалу
называлось в России орденом святой
Мальты или "Ивановским". Петр Великий, и об этом доподлинно известно,
вручив свою грамоту, отправил на архипелаг к великому магистру графа Бориса
Петровича Шереметева, который затем первым из русских красовался при дворе
со знаком Мальтийского ордена на груди.
Сохранились в архивах и сведения о том, что в царствование Елизаветы
Петровны явился в Санкт-Петербург посланник великого магистра Сакрамоза:
"...ее императорское величество изволила апробовать доклад канцлера
графа Воронцова о выдаче маркизу Сакрамозе фунта лучшего ревеня, дабы он мог
отвезти сие в подарок своему гранд-метру". И только! Зачем являлся
мальтийский рыцарь к петербургскому двору, как был встречен, каких
результатов достиг - о сем история умалчивает. Видно, все ограничилось
фунтом ревеня для компота.
Императрица Екатерина Великая благосклонно