о я знал, тоже.
     -- Мне пора менять обстановку, -- пробормотал я. -- Если видишь людей в
пустыне... и разговариваешь сам с собой... значит, дело дрянь.
     -- А как насчет разговора со мной?
     Этот голос я узнал бы из миллиона.
     -- Терри!
     Я поднял  руку.  Кристалл в  кольце пульсировал,  бился, как  крошечное
алмазное сердце. От металла веяло теплом.
     -- Где ты, Терри? Что с тобой?
     Пауза. И смех, веселый и беззаботный.
     -- Ты что, до сих пор шатаешься по горам? Даже не подходил к дому?
     Безумие какое-то...
     -- Подходил, Терри, -- очень тщательно подбирая слова, произнес я. -- И
снова ушел в горы.
     Вот теперь голос Терри изменился.
     -- Ты не получил записки? О  том, что я  на Земле, и тебе  надо вызвать
корабль Сеятелей...
     -- Ты в плену? --  почти закричал я. И глупо спросил: -- Тебя заставили
говорить со мной?
     --  Сергей!  О  чем  ты? Я не  в  плену, а  на твоей планете! Я  же все
об®яснила в записке, ты получил ее?
     -- Получил лазерный залп  на подходе  к  дому,  -- тихо сказал я.  Меня
трясло от унижения. -- Кто-то ведет  двойную игру,  Терри. Я даже не уверен,
что говорю с тобой.
     -- Сергей!
     Несколько  мгновений  мы  молчали.  Камень  в  кольце  пульсировал  все
быстрее. Его энергоресурс  не безграничен, кольцо  не  сможет обеспечить нам
долгой беседы.
     -- Это действительно я, -- голос  Терри зазвучал чуть спокойнее.  -- Не
понимаю, что происходит, но  тебе  надо прибыть  на Землю. На орбите  Сомата
ждет корабль, вызови его на стандартной волне...
     -- Терри, в нашем доме не осталось ни одной целой микросхемы. Даже стен
не  осталось. -- Я откашлялся,  восстанавливая  голос. -- Кроме  того, я  не
доверюсь своим землякам. Разбей камень.
     -- Кольцо  выкинет тебя в  любой точке  Земли,  --  неуверенно  сказала
Терри. -- Это же не Тар, где нет океанов.
     -- Я понимаю. Но придется рискнуть. Активируй кольцо.
     Мои  слова были  такими  же  сухими,  как мое  горло.  На  другом конце
гипертуннеля  со  мной  мог разговаривать  компьютер  --  или  же Терри,  но
одурманенная наркотиками и гипнозом.
     --  Хорошо,  --  покорно  сказала Терри.  Если это  была  она. И  я  не
выдержал:
     -- Терри, малышка...  Мы встретимся там же, где  познакомились, хорошо?
Ты помнишь?
     -- Да... Сергей, ты готов?
     -- Абсолютно.
     Я  встал,  выдернул  из  ножен меч.  Если это ловушка...  если  техника
Сеятелей  перехватит меня и выкинет  в тюрьме, то лучше быть  вооруженным. С
атомарным мечом  я смогу  пройти через любую дверь  --  и достаточно большое
количество тюремщиков.
     -- Давай, Терри, -- прошептал я.
     Кольцо  полыхнуло  оранжевым  -- и я почувствовал,  как сковывает  тело
пленка силового поля. Вперед,  через гиперпространство, сквозь наркотическое
безумие  туннельного гиперперехода. Обратно, на  Землю. На чужую планету,  в
мир моих потомков Сеятелей. Вокруг сомкнулась темнота.

        2. Вернувшийся
     Когда  я впервые прошел  через гипертуннель, я даже не предполагал, что
меня  ждет.  Странное,  нестерпимое  наслаждение,  охватывающее  человека  в
гиперпространстве, застало меня врасплох.
     Сейчас   я   ждал  чего-то  подобного.   Буйства   красок   и  запахов,
сладострастной дрожи, охватывающей тело...
     Не было ничего.
     Лишь легкость -- куда более глубокая, чем невесомость.  Ощущение полной
бесплотности, бестелесности  --  меня  действительно не существовало  в  тот
отрезок времени, когда утратившее трехмерность пространство воссоздавало мое
тело в иной точке.
     -- _Ты счастлив?_
     Это  был мой  голос. Я сам задал  вопрос  -- и не  удивился  тому,  что
задумался над ответом.
     -- Наверное...
     -- _Значит, нет. А почему?_
     -- Я устал.
     Смех.  Я   смеялся,  чувствуя,  как  накатывает  запоздавшая  почему-то
эйфория.   Над   своими   вопросами   и   ответами,   над   серьезностью   и
доверительностью диалога.
     -- _Устал? Двадцать семь лет -- очень маленький срок. Что ты знаешь про
усталость?_
     -- Слишком много  событий... слишком много поворотов... я не успеваю за
ними...
     Оранжевое зарево  полыхало вокруг. Я несся  сквозь полотнища розового и
багрового света,  рассекая  редкие  сгустки белого пламени.  Тепло  и холод,
полумрак и свет. И пьянящий восторг.
     -- Я  стрела, пущенная в закат, -- прошептал  я. -- Я счастлив,  и я не
устал...
     И тут же предостерег сам себя:
     -- _Не сходи с ума. Расслабься.  Думать в такие моменты вредно,  просто
отдыхай. Ты никуда  не  летишь,  ты уже  на Земле. В  гиперпространстве  нет
времени.  Все  твои  ощущения  длятся  доли  секунды,   пока  тело  обретает
материальность._
     -- Я отдыхаю...
     Сладость на  языке.  И ласковые прикосновения к лицу. Запах  моря...  и
тихая музыка вдали.
     --  _Отдыхай. И запомни: это  хороший совет  -- самый  простой  путь --
всегда  самый верный. Самые простые  решения --  всегда надежнее сложных.  С
прибытием._
     Я почувствовал, что падаю, и в падении уже не было  легкости. Ветер был
слишком  холодным, а  вода,  в  которую  я  упал, ударила  по ногам  упругой
резиновой плитой. С прибытием...

        x x x

     Я  ушел под  воду  с головой,  вынырнул,  отплевываясь и  жадно  глотая
воздух. Горячие пробки заткнули уши, одежда намокла.  Пускай. Это настоящая,
живая вода, которой я не видел два года.
     Неумело загребая  руками  --  почти  разучился плавать -- я посмотрел в
даль. Берега не было.  Терри не зря предупреждала меня об опасности выйти из
гипертуннеля где-нибудь  над  океаном.  Но,  черт  возьми, на  Сомате  такая
опасность всерьез не воспринималась...
     Меч тянул  ко дну  -- плоскостное лезвие  почти невесомо,  но  движения
стесняет.  Без  колебаний я  отбросил  клинок. Содрал  со спины  перевязь  с
тяжелыми ножнами. Опять ушел под воду, избавляясь от  них. Глотнул очередную
порцию воды...
     Она же пресная!
     Я  повернулся и  увидел берег. В какой-нибудь сотне метров. Если  бы не
залившая уши вода, я услышал бы шум разбивающихся волн.
     Жалеть о мече не  стоило --  плыть с  ним смертельно опасно. И все же я
почувствовал себя обманутым.  Какие  капризы  кольца выбросили  меня  именно
здесь, а не на берегу?
     Плыть пришлось  недолго  -- метров через пятьдесят  я почувствовал  под
ногами дно. Встал, подталкиваемый  невысокими волнами, и побрел  по отмели к
берегу.
     Был  вечер.  Облака  над горизонтом багровели  -- наверное, солнце село
только  что.  Небо  оказалось  серовато-синим, неуютным,  северным.  А вдоль
берега тянулась темная стена соснового леса.
     Интересно, где я? В Канаде, на Великих озерах? На Байкале?
     Берег был  каменистым и  чистым. Ни  малейших следов человека. Я отошел
подальше, к самой кромке леса, и опустился  на траву.  Я промок до нитки, но
сушить одежду не хотелось. Сомат научил меня ценить влагу.
     Ближайшие  сутки  мне не грозил голод: питательные таблетки действовали
безотказно.  Потом можно  ловить рыбу,  собирать ягоды и  грибы. И двигаться
вдоль  берега,   отыскивая   признаки   цивилизации   --   города,   села...
химкомбинаты...  ржавые  бочки,  полузатопленные  в  воде. Телефонную будку,
наконец.
     Усмехнувшись,  я  похлопал себя  по карманам. Надо разобраться, с чем я
вернулся на свою планету.
     Странно  --  ткань комбинезона сохла на глазах. С нее стекали последние
капли воды, и шел пар. Подкладка ощутимо нагрелась.
     Я  покосился  на  правое плечо. Там тускло помаргивал  зеленый  огонек.
Комбинезон  работал,  и до моей внезапной любви  к мокрой одежде ему не было
никакого дела.
     Хмыкнув, я растянулся на травке. Полчасика  можно  отдохнуть. Не  спеши
пока тебя не торопят, учил меня когда-то Эрнадо.
     Самый простой путь -- самый верный, поучал я недавно сам себя. Забавный
бред охватил меня в гиперпереходе.
     Небо над головой темнело, и облака становились все светлее. Небо Земли.
Почему-то я не испытывал  никакого восторга,  вернувшись  в свой  мир.  Мне,
скорее, было не по себе от возвращения.
     И самое смешное -- я  боялся не того, что Земля неузнаваемо изменилась.
Я боялся, что она осталась прежней.
     -- Посмотрим,  --  сказал  я себе. --  Маэстро Стас,  в  конце  концов,
оказался не самым плохим человеком.
     Тем более  что  Сеятели явно не  похищали Терри. Если  бы она применила
кольцо под их контролем,  то я  оказался бы не на берегу озера, а  в камере,
заполненной усыпляющим  газом. А то и просто в тисках силового поля. Никакой
меч мне бы не помог.
     Я закрыл глаза. Все нормально. Я  на Земле и, похоже,  в  безопасности.
Если  с  Терри все в порядке, то ни в  какие авантюры я не полезу. И даже не
стану разбираться, кто устроил налет на мой дом и засаду из боевых роботов.

        x x x

     Часов до двух ночи я просидел  на  берегу у костра. Разжечь его удалось
не  сразу  --  из источников  огня  у  меня  был лишь  лазерный  пистолет  с
полупосаженным зарядом. Впрочем, и на самой низкой  мощности луч не поджигал
сучья,  а  резал  их на  части.  Наконец,  рассвирепев от пятой  или  шестой
неудачи, я задвинул в гущу  валежника камень  и раскалил его лучом докрасна.
Ветки,  даже  влажные,  моментально  занялись.  Я  устроился  с  наветренной
стороны, время от  времени подбрасывая  в  огонь сосновый  лапник. Несколько
мгновений  он  сопротивлялся  пламени, потом  вспыхивали  эфирные  масла,  и
длинные  зеленые иглы начинали  светиться  рубиновым светом. От костра пахло
хвоей, причем не горелой, а живой, словно от новогодней елки.
     Пять лет не отмечал Новый год. А пожалел об этом лишь сейчас. Наверное,
это слишком земной праздник.
     Сейчас на Земле,  должно быть, конец  лета.  Конечно, если не изменился
климат, а я не ошибся, решив, что это озеро -- Байкал. Ветерок был  холодным
и  пах не  по-летнему. Ягод  я  никаких не  нашел, но, возможно, в этом  был
виноват  сгустившийся сумрак.  Не беда. В своем  комбинезоне я не замерзну и
зимой.
     Ночное небо  на Земле оказалось для меня самым реальным доказательством
прошедших  столетий.  Нет,  рисунок  созвездий  не  изменился,  или  же моих
познаний в астрономии не хватило, чтобы заметить отличия. А  вот ползущие по
небу  искры  космических  спутников  привели  бы  в экстаз Циолковского  или
Королева. Честно говоря, от их обилия становилось  не по  себе. Разноцветные
огни  скользили  во  всех  возможных  направлениях  с  самыми   неожиданными
скоростями.  Несколько раз траектории  спутников менялись у меня на  глазах,
причем под такими  углами, что  в наличии  гравикомпенсаторов  можно было не
сомневаться.  С десяток  спутников имели  явно  километровые размеры  -- они
выглядели  не  точками,  а маленькими  дисками. Вокруг  одного  такого диска
периодически вспыхивал тусклый  ореол,  который  я определил  как  вторичные
эффекты  работы  плазменных  двигателей. Похоже, эта махина  ползла по такой
низкой орбите, что ей постоянно приходилось компенсировать  потерю высоты от
торможения в стратосфере.
     На востоке, почти у самого горизонта, висело нечто вообще невообразимое
-- тусклый квадратик, от  которого уходила вниз колонна яркого света. Умом я
понимал,  что это  всего лишь  космическое  зеркало  --  огромная  блестящая
пленка, отбрасывающая на  нужную точку земной поверхности солнечный свет. Но
единственная  ассоциация,  которую вызывало у меня  зеркало,  была  до  жути
прозаической.  Окошко.  Маленькое  квадратное  окошко в  темном  подвале, из
которого сочится дневной свет.
     Зрелище открытого в  небе окна вызывало  у  меня  если  не  трепет,  то
какое-то  потрясающе неуютное ощущение. Ни на одной планете в галактике я не
видел такого простого и впечатляющего решения проблемы ночного освещения.
     Земля   казалась  мне  чужой,  словно  девчонка-одноклассница,  впервые
наложившая яркий макияж  и надевшая взрослое платье. Это  был  уже не совсем
мой мир.
     Но, если верить  Маэстро, здесь любили Данькины картины. А та политика,
которую  вела  Земля  последние  два  года,   открыв  планетам  Храмов  свое
существование, никак нельзя назвать несправедливой или колониальной.
     Единственное,  на  чем Земля  настояла,  так  это на  создании  системы
взаимопомощи  человеческих миров с Десантным  Корпусом  в  качестве основной
ударной   силы.   Но  эта   военная  структура  управлялась   общим  советом
представителей   планет,   носила   явную    оборонительно-противофанговскую
направленность и за два года ничем себя активно не проявила.
     Возможно, я был несправедлив к родной планете.
     Посреди  ночи, когда костер стал догорать, я  соорудил  себе в сторонке
постель из веток и  улегся  досыпать. После скал Сомата колючее хвойное ложе
показалось мне вполне приемлемым.

        x x x

     Меня разбудили птицы.
     Минуту я  лежал, не открывая  глаз.  Где-то  совсем рядом, в нескольких
метрах  пощелкивала  неведомая  пичуга. Лет  пять назад я счел  бы ее  пение
немногим мелодичнее вороньего.
     Сейчас я был рад этим  звукам. Меня приветствовала  Земля --  не всегда
красивая, не всегда  изысканно-благородная.  Единственная  родина людей. Моя
планета.
     -- Здравствуй, -- прошептал я. -- Доброе утро...
     -- Доброе утро.
     Со мной  поздоровались  чуть удивленно, но  вполне вежливо.  Прежде чем
незнакомец закончил фразу, я, не вставая с земли, метнулся в сторону. Должно
быть,   это   выглядело   забавно:  полупрыжок-полусальто   с  одновременным
похлопыванием  по затылку -- именно так должна была выглядеть со стороны моя
попытка вытащить из отсутствующих ножен утопленный меч.
     Приземлившись  метрах в двух  от постели  из  лапника,  я  потянулся за
пистолетом. И остановил руку.
     Мой утренний гость не напугал бы и ребенка. Тощий белобрысый парень лет
семнадцати,  длинноволосый,  в  больших  круглых очках.  Неужели  в двадцать
втором  веке  Земля не  справилась с близорукостью? Из одежды  на парне были
черные плавки  и блестящая,  словно из фольги, лента, небрежно намотанная на
правую руку от локтя до плеча. Несмотря на столь скудный гардероб, юноша был
совершенно незагорелым, кожа его отливала почти молочной белизной.
     -- Твой утренний тренинг? Или я вас напугал?
     Парень слегка улыбнулся. Несмотря  на  полную растерянность, я  отметил
неожиданную смесь обращений на "вы" и на "ты" в его словах. Своим ответом я,
видимо, определял дальнейший стиль наших отношений...
     Не люблю, когда за меня пытаются что-то решить.
     -- И то и другое, -- пытаясь улыбнуться ответил я.
     Парень задумчиво смотрел на меня. Потом приподнял ладони в своеобразном
приветствии.
     -- Извини, -- вполне дружелюбно сказал он. -- Ждал, пока ты проснешься.
Хотел позвать на завтрак.
     Его русский был безупречен -- но с легким акцентом, словно  у прибалта.
И  все  же у меня не возникло ни тени  сомнения,  что он говорил  на  родном
языке. Просто русский язык чуть-чуть изменился.
     -- Я думал, поблизости никого нет, -- пояснил я. -- Вот и растерялся.
     -- Я роддер, -- невозмутимо сказал парень.
     -- Роджер? -- я не понял незнакомого слова. И удивил этим собеседника.
     -- Род-дер, -- раздельно произнес он. -- Или о нас уже никто не помнит?
     Я пошел ва-банк.
     -- Мне  казалось, -- осторожно  произнес  я,  --  что роддеров остались
единицы.
     Парень поморщился, и я почувствовал, что угадал.
     -- Нет, десятки... Понимаю. Суть в фангах и генормистах. Мы за скобкой.
Но -- есть.
     Небрежно кивнув, я потянулся. И спросил:
     -- Так как насчет завтрака?
     Парень снова вытаращился на меня.  Зачем-то снял очки  -- и я  заметил,
что он совершенно не щурится.
     -- Ты интересно говоришь. Откуда?
     Раздумывать не приходилось. Я показал рукой вверх.
     -- Колонист?
     -- С Земли, но долго жил там.
     -- В об®еме, -- совершенно дико заключил парень.  Похоже, мой ответ его
удовлетворил. -- Насчет завтрака... Насчет... -- смакуя слово, произнес  он.
-- Идем.
     Мы двинулись к лесу. Парень вдруг спросил:
     -- Знакомимся?
     Я кивнул. Чем меньше звуков я издам, тем лучше.
     -- Андрей.
     -- Сергей.
     Мы шли через лес, впереди Андрей,  помахивая снятыми очками, за  ним я.
Парень вилял между деревьями самым диким образом, никаких следов тропинки не
было, и я заволновался.
     -- Не заблудимся?
     Слава Богу, это слово  Андрею было знакомо. Он опять смутился, как  при
вопросе о количестве роддеров, и пробормотал:
     -- Нет, я с пищалкой.
     Он неопределенным жестом указал куда-то на ухо. Приглядевшись, я увидел
на мочке крошечный кусочек розового лейкопластыря.
     -- Метров сто, -- добавил Андрей. И протянул мне очки: -- Погляди пока.
     Стараясь сохранять  невозмутимый  вид,  я  надел  очки. Они были  очень
легкими, а стекла, если это действительно были стекла, оказались плоскими.
     Как только я  отнял  руку от очков,  стекла  слегка потемнели.  По  ним
пробежала сверху вниз красная светящаяся полоска. Потом на  затемненном фоне
появилось  изображение -- крутящийся белый кубик. Он начал приобретать об®ем
--  и  вдруг  выплыл  из  стекол  и полетел  перед  моим  носом,  постепенно
увеличиваясь.
     -- Настроились? -- заботливо поинтересовался Андрей.
     --  Да,  --  я  с  трудом  подавил желание  снять  очки.  Стекла  вновь
посветлели, и  иллюзия кубика  стала  полной. Вот он, в  метре передо  мной,
шагни -- и можно дотронуться рукой.
     Кубик  плавно  раскрылся,  превращаясь  в  полупрозрачное  полотнище...
огромный кленовый лист...  плавно взмахивающую крыльями бабочку. Это было не
настоящее  насекомое  --  скорее  его  мультипликационный  вариант.  Бабочка
порхала передо мной, старательно огибая ветки деревьев. Огибая, черт возьми!
     Я опустил голову, глянул поверх очков. Никого, разумеется.
     В   ушах  зазвучала  тихая  музыка.  То  ли  флейта,  то   ли  свирель,
далеко-далеко, почти за гранью слышимости.
     -- Это Юркинсон,  "Мотылек с Ио", -- сказал Андрей. -- Сейчас пойдет по
низам -- сак и тамы... О, мы пришли.
     С облегчением сняв очки,  я отдал  их Андрею.  Мы вышли  на полянку,  и
роддер торопливо содрал с уха лейкопластырь.
     -- Полный нуль, -- попросил он, отбрасывая в кусты "пищалку".
     Я понял. Что ж,  промолчу.  Неужели для роддеров, кем бы  они  ни были,
подобные путеуказатели запретны?
     -- Конечно, Андрей. Полный нуль, -- успокоил я его.

        3. Завтрак на поляне
     Более странной компании мне еще  видеть  не приходилось. Главным в ней,
бесспорно, был Дед: мужчина лет сорока на вид  --  об истинном  возрасте мне
оставалось  лишь   догадываться  --  с  ярко-рыжими   волосами,  в   костюме
неопределенно-спортивного покроя. Такая одежда не привлекла бы внимания и на
Земле двадцатого века, и где-нибудь на Таре или Схедмоне в  двадцать втором.
Мое  появление  он приветствовал  знакомым уже  жестом  ладоней, после  чего
занялся разжиганием костра.
     Костер был сложен бездарно.
     Единственной девушкой в группе оказалась юная особа по имени Криста. Ее
внешность  представляла  разительный  контраст  пухленькой фигурки и лица  с
резкими,  угловатыми  чертами.  Впрочем,   улыбка  у  Кристы  вышла  доброй,
безобидной и, похоже,  искренней. Ее  белый, разукрашенный цветной  вышивкой
костюмчик выглядел едва ли не домотканым. Но на ткани почему-то  не осталось
ни единого пятнышка, когда Криста привстала с мокрой густой травы.
     Наиболее  равнодушными  к моему появлению  остались два  подростка  лет
четырнадцати-пятнадцати. Один дремал на  разложенном  под деревом одеяле. На
нем были лишь буро-зеленые  шорты, и я мысленно поздравил парнишку с хорошей
закалкой. Было по-утреннему  прохладно, с озера тянул влажный ветер. Потом я
заметил маленький тускло-серый цилиндрик. Воздух над ним подрагивал, как над
асфальтовой  дорогой в  жаркий день. Подобные модификации "тепловых одеял" я
встречал не раз.
     Второй