Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
Сергей Лукьяненко. Стеклянное море
---------------------------------------------------------------
© Copyright Сергей Лукьяненко
Данное художественное произведение распространяется в
электронной форме с ведома и согласия владельца авторских
прав на некоммерческой основе при условии сохранения
целостности и неизменности текста, включая сохранение
настоящего уведомления. Любое коммерческое использование
настоящих текстов без ведома и прямого согласия владельцев
авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
По вопросам коммерческого использования данных произведений
обращайтесь к владельцам авторских прав непосредственно.
---------------------------------------------------------------
* Часть первая. СЕЯТЕЛИ *
1. На берегу Сухой реки
Восход солнца на Сомате, все равно какого -- белого или желтого -- это
зрелище, уступающее лишь закату. Вначале вспыхивают вершины гор --
кристаллический песок перемалывает первые лучи света, окутываясь радужным
сиянием. Чем выше поднимается солнце, тем ниже сползает разноцветная пелена.
В черном, усыпанном звездами небе горы сверкают, как драгоценные камни на
бархатной подкладке. Но вот над острыми, изломанными скалами показывается
краешек солнца -- белого или желтого, в зависимости от времени года. Небо
наполняется густой синевой, а между разноцветными, нарядными, как
карнавальные одежды, горами возникает тускло-серая, медленно текущая лента.
Сухая река течет еще ленивее и спокойнее, чем равнинные реки на Земле. Даже
водопады, которых немало в низовьях Оранжевых гор, производят впечатление
чего-то сонного и неторопливого. Поток падает со скал медленно и почти
беззвучно, словно русло реки наполняет легкая, невесомая пыль. Впрочем, так
оно и есть.
Я проснулся, когда белое летнее солнце перевалило через Рыжий хребет и
залило ущелье жарким сиянием. Почти мгновенно стало душно, ночная прохлада
исчезла бесследно. Комбинезон, согревавший меня всю ночь, сменил цвет с
черного на серебристый.
Первым делом я извлек из кармана кассету с фильтрами-увлажнителями.
Морщась от неприятной сухости во рту, сменил отработавшие носовые фильтры на
свежие -- влажные и упругие комочки синтетического волокна. В кассете
остались еще две пары фильтров -- при должной экономии их хватит на сутки.
Второе по важности дело заняло еще минуту -- из смятого тюбика с увлажняющей
мазью я выдавил несколько сантиметров жирной белой пасты. С наслаждением
втер ее в растрескавшуюся кожу на руках и лице.
Теперь можно было приниматься за обычные утренние процедуры,
необходимые как на Земле, так и в сотне парсеков от нее. Пробежавшись по
ущелью, я встал у красивой лимонно-желтой скалы и отдал долг природе Сомата.
Затем совершил пробежку в противоположную сторону -- к реке.
Медленные серые волны плеснули у моих ног. Разноцветные камешки,
отполированные тусклой пылью, сложились в новый узор. Лучшего калейдоскопа,
чем берега Сухой реки, придумать невозможно -- здесь встречается галька всех
оттенков, какие только способен различить человеческий глаз.
Нагнувшись, я зачерпнул полную пригоршню сухой воды. С первого взгляда
она напоминала серебристую пыль или очень мелкий песок. Прикосновение
разрушало иллюзию. "Пыль" была холодной и чуть-чуть влажной. Крошечные
капельки пота на ладони начали медленную химическую реакцию, разрушающую
растворенную в воде кремнийорганику. Ничтожное количество этого сложного
многомолекулярного соединения превращало обычную жидкость в то, что
заполняло реки и озЈра Сомата -- в сухую воду. Крошечные капельки воды,
окруженные пленкой из кремнийорганики, отталкивали друг друга, как
одноименно заряженные частицы. Для того чтобы превратить на всей планете
воду в пыль, хватило сотни килограммов гидродуального вещества, равномерно
рассеянного в атмосфере. Откуда на Сомате взялась кремнийорганика, я не
знал. Возможно, причиной стал залетевший из другой галактики метеорит. А
может -- мои соплеменники, испытавшие на безжизненной планете экзотическое
оружие.
Между пальцами просочилась и упала капелька воды. Сухая вода отчаянно
пыталась перейти в нормальное состояние -- а пот, слюна, кровь служили
неплохими катализаторами. Когда-то я экспериментировал, пытаясь найти
простой и надежный рецепт для возвращения воды в жидкое состояние. Увы,
вещества с необратимым действием не оказалось.
Я высыпал ставшую заметно влажной пыль в рот. Сделал несколько
полоскательных движений, хорошенько перемешав сухую воду. Больше всего она
напоминала безвкусное желе -- скользкое и зыбкое на языке.
Через несколько минут процесс окончился. Я получил полный глоток
холодной и чистой воды... а кремнийорганика выпала в неощутимый осадок.
Возможно, организм сумеет вывести его. Переходила в сухое состояние лишь
чистая вода. С биологическими жидкостями фокус не удавался.
Главной бедой Сомата было то, что жизнь на нем еще не успела развиться.
А теперь ей не возникнуть никогда.
Сделав еще пару глотков, я побрел к месту ночлега. Вид пыльной реки
меня раздражал, а горами можно было любоваться откуда угодно.
Солнце медленно ползло к зениту. Маленький белый диск был ослепительно
ярким, темно-синее небо казалось по контрасту почти черным. Жаркий, не
приглушенный облаками или хотя бы водяной дымкой свет жег лицо. Я устроился
под "Полуденной скалой" -- ее причудливая форма давала максимум тени в
разгар дневного зноя.
-- Ты похож на безатмосферную планету, Сомат, -- вполголоса сообщил я
разноцветным скалам. -- На самый мерзкий из астероидов!
Если честно, я не бывал на безатмосферных планетах. Да и претензии к
Сомату не слишком справедливы. Он предоставил своим гостям кислородную
атмосферу, приемлемый температурный режим и воду. Пусть даже и в сушеном
виде...
Требовать от несчастной планеты тенистых насаждений или сочных плодов
было бы неспортивно.
В нагрудном кармане комбинезона лежала плоская коробочка с пищевыми
таблетками. Оттянув пружинящую, норовящую встать на место крышку, я заглянул
внутрь. Результаты ревизии меня не удивили: половинка таблетки неприятного
бурого цвета и горстка темной пыли. Из коробочки неожиданно пахн#уло мятой.
Вчера аварийный пищевой рацион издавал запах ванили.
Насколько я помнил инструкции, изменение запаха указывало на ухудшение
качества продукта. Однако какую степень пригодности обозначал мятный аромат,
я не знал. Императорские кулинары с планеты Тар вполне могли не додуматься
до простейшего решения: испорченные таблетки должны пахнуть неприятно.
Я со вздохом разжевал таблетку. Размером она была с медаль "За
доблесть" какого-нибудь молодого африканского государства, так что даже
половины хватило для полноценной работы челюстей. К сожалению, вкус и
консистенция соответствовали все той же медали. Из смеси химически чистых
белков, углеводов, минеральных солей и витаминов ничего вкусного не
приготовишь.
Вслед за половинкой таблетки отправилось бурое крошево. Пустая
коробочка полетела к сухим волнам. Я разочарованно проводил ее взглядом --
не добросил! Начинался шестой планетарный день, иначе говоря -- девятые
земные сутки моего вынужденного отшельничества. Соматом я был сыт по горло.
Удивительно, насколько меняется отношение к окружающему миру по мере
углубления контакта. Я прожил на Сомате два года -- но вместе с любимой
девушкой, в уютном купольном доме с массой приятных мелочей вроде бассейна
или приемника гиперсвязи, ежечасно радующего сводкой галактических новостей.
Тренажерный зал со спарринг-фантомом позволял ежедневно тренировать тело, а
библиотека не давала заржаветь мозгам. Иногда я с ужасом замечал, что мне,
горожанину и экстраверту, начинает нравиться подобная жизнь. И вовсе не
из-за Терри, которая наконец-то была со мной.
Я полюбил одиночество. Оценил прелести покоя и безопасности. На меня не
бросались отлично подготовленные убийцы с атомарными мечами, а исполинские
военные корабли не пытались превратить Землю в несуществующую планету.
Никуда не надо было бежать и не с кем было бороться. Разве что с
голографическим фантомом в тренажерном зале или не желающим мыться Трофеем
-- забавным гибридом кота и собаки.
Мир Сомата красив. Я не геолог и не представляю, какой каприз природы
раскрасил местные горы щедрой палитрой художника-сюрреалиста. Не знаю,
почему сухая вода непрозрачна и имеет матово-серебристый оттенок. Но летать
над Соматом на флаере -- увлекательное занятие.
Наш дом стоял на Белом побережье. Это одно из самых ровных мест на
планете. Равнина не слишком широка, не больше сотни километров между горами
и берегом. Зато она тянется вокруг всего Малого Овального моря. Побережье
выстлано мелким белым песком, а редкие скалы состоят из белесого мрамора. На
песке, если поливать его нормальной водой, отлично растут деревья. Рядом с
нашим домом разбит... был разбит маленький сад.
Зеленые деревья на белой земле -- зрелище великолепное. Стимулятор
заставил их вымахать метров на десять за какие-то месяцы. К концу первого
года земная сакура и тарийский шелковник зацвели, и после этого роща
приобрела фантастический вид. На снежно-белой земле стояли усыпанные
нежно-розовыми и багровыми цветами деревья -- вполне взрослых размеров, но с
удивительно нежными листьями и мягкой, как у саженцев, корой.
Сейчас песок в роще черный и спекшийся уродливыми колючими комьями. Ну
а деревья напоминают высеченные из антрацита скульптуры. Где-то в глубине
стволов еще сохранились живые клетки, но им уже не выбраться из угольного
плена. Роща мертва, а возле вспоротых куполов застыли боевые роботы...
Застыли навсегда -- те, кто оставил их в засаде, не учли мощности моего
личного щит-генератора. Как ни странно, он сдерживал их залпы почти минуту
-- пока я, захлебываясь горячим воздухом и собственным криком, ловил в
прицел деструктора камуфлированные белым машины.
Конечно, это было случайностью -- корабль агрессоров приближался с
востока, и роща лежала между ним и защитной станцией. Когда орудия дали по
кораблю свой первый и последний залп, их выжгли широкополосным лазером. Но
станция была еще жива, а компьютер по прозвищу Махно не имел в своей
программе понятия "капитуляция". Я сам вводил в него личностные черты,
сделавшие из электронной машину нервного, импульсивного, полагающегося в
первую очередь на интуицию "военачальника". Честно говоря, никогда не
предполагал, что Махно придется вступать в бой. В первую очередь мне нужен
был собеседник с вредным характером. Кто-то еще невыносимее, чем я -- но с
кнопкой отключения на пульте.
Лишившись всех своих деструкторов и лазеров, Махно пустил в ход силы
второго эшелона: дом прикрыло нейтрализующее поле, а из многочисленных
секрет-капсул взлетела навстречу кораблю электронная мошкара.
Сеятели не стали терять время на возню с настройкой деструкторов против
многочисленного и разнотипного противника. Они применили "протонный дождик",
испепеливший все за пределами защиты. Затем сквозь невидимую пелену
нейтрализующего поля прошли... нет, не вооруженные плоскостными мечами
солдаты. Мои потомки не собирались драться врукопашную. Они создали
биороботов, функционирующих в нейтрализующем поле. Я нашел двоих в
полуразрушенном доме -- их даже не потрудились убрать. Карикатурно похожие
на людей, но покрытые прочной как сталь чешуей, с длинными плетями
хватательных щупальцев пониже обычных рук -- они вызывали скорее отвращение,
чем страх. Оба биоробота были рассечены на несколько мелких частей -- а
Терри в бою предельно рациональна. Похоже, чешуйчатые монстры дрались даже
рассеченные надвое.
Два абсолютно идентичных мозга, размещенных в грудной клетке роботов,
были размером с детский кулачок и начисто лишены чего-либо похожего на кору.
Я никогда не надеялся, что меня оставят в покое. Я был случайностью,
ошибкой, попавшей в безупречные планы землян двадцать второго века. И пускай
мое нерасчетное поведение не нанесло вреда, наоборот -- спасло Землю, едва
не ставшую жертвой собственной игры. Это ничего не меняло. Вначале я
оказался не на своем месте, а потом еще и в чужом времени. Двенадцать
достойных Геракла подвигов не искупили бы ошибки, которую я мог совершить в
любой момент. Я это понял -- пусть и не сразу. Именно поэтому нашим с Терри
домом стал безжизненный Сомат. Мы не собирались оставаться здесь навсегда --
но твердо решили отсидеться на краю галактики три-четыре года.
Земля могла успешно осуществлять проект "Сеятели" и разыгрывать перед
ошеломленными зрителями свою божественную роль. Война с неведомыми мне, но,
очевидно, нехорошими фангами шла своим чередом -- переходя от стадии
"холодной", когда о ней напрочь забывали, к стадии "теплой", когда выпуски
новостей заполняла до тошноты знакомая патриотическая чепуха.
Мы с Терри не вмешивались. И Эрнадо, Ланс, Редрак -- наш экипаж --
отправившиеся на цивилизованные планеты, получили те же инструкции. У
Редрака осторожность была в крови еще с пиратских времен, ну а Лансу с
Эрнадо достаточно было приказа принцессы.
Возможно, не стоило разделяться. На нас с Терри могли выйти различными
путями, но самым вероятным оставался вариант с захватом и допросом кого-либо
из экипажа...
Теперь это было уже без разницы. Каким бы путем нас ни обнаружили, но
Терри оказалась в плену, а я перешел на партизанское существование. На
Сомате, где влажность воздуха составляет ноль процентов, а растительности
нет и не было, скрываться от врагов почти невозможно. В разрушенном куполе я
не обнаружил никакой пищи -- меня сознательно вынуждали сдаться. Порыться
как следует вокруг не было ни сил, ни времени -- в любое мгновение к месту
схватки могли подоспеть новые отряды.
Я скрылся в горах с тем же запасом снаряжения, с которым уходил из дома
на двухдневную экскурсию. Возможно, меня и не преследовали, но рисковать я
не мог.
Так же как и понять, почему Сеятели решились на столь откровенно
враждебный жест.
Я мог упрекать своих потомков в чем угодно. Они были жестоки и
неразборчивы в средствах. Сеятели ни в грош не ставили созданную ими систему
цивилизаций. Патологический страх перед цивилизацией фангов и вера в
"историческую неизбежность" победы вытеснила в них все нормальные
человеческие чувства.
Но подлыми Сеятели не были. Они играли честно -- пусть даже по своим
правилам. И чувство благодарности не было для них пустым звуком.
Почему же они решились на подлость?
Я победил в ментальном поединке их представителя -- Маэстро. Но
поединок шел по правилам Сеятелей -- просто я оказался более уверенным в
своей правоте. Я нарушил законы Сеятелей -- но лишь для того, чтобы спасти
нашу общую родину, Землю. Я удрал из своего времени, конца двадцатого века,
в середину двадцать второго. Но опять-таки не пытаясь помешать своим
потомкам. Все, что я хотел -- это жить, не подчиняясь законам "основного
потока истории".
Меня могли и должны были искать. Со мной обязаны были проводить долгие
душеспасительные беседы. Но вооруженное нападение...
Я усмехнулся, устраиваясь поудобнее на колючих камнях. Принцесса жива
-- я уверен в этом. Она позовет меня -- и кольцо поможет нам услышать друг
друга.
Жара. Тишина. Покой.
Целый мир вокруг -- стерильно чистый и безнадежно мертвый. Я выбрал
его, надеясь найти покой. Не моя и не его вина, что покой стал слишком
редким удовольствием.
Я закрыл глаза. Задремать бы... Солнце подкралось к зениту, и тень от
скалы незаметно сползла с меня. Сразу стало нестерпимо жарко -- словно на
плечи набросили липкий раскаленный брезент. Фильтры в ноздрях пересохли --
сейчас придется менять...
Полдень. Двадцать второй век. Увы, совсем не такой, как в любимой
книжке моего детства.
Ничего не изменилось -- в неподвижном воздухе ни малейшего движения,
тишина оставалась звеняще ровной, оранжевый свет сочился сквозь сжатые веки.
Но я вздрогнул.
Предчувствие? Ощущение нарастающей опасности?
Осторожным движением пальцев я ощупал кольцо. Металл холодный, несмотря
на жару, кристаллик-энергоноситель по-прежнему на месте. Кольцо не
активировано.
А странное чувство не проходит. И обрело конкретность. Ощущение чужого
взгляда.
На меня смотрели -- не злобно и даже не слишком пристально. Так
оглядывают знакомую местность, не особенно интересуясь случайной
человеческой фигурой...
Не знаю, откуда берется это чувство "взгляда в спину". И почему оно
иногда абсолютно расплывчато, а порой предельно четко. Сейчас я мог уверенно
определить и направление "наблюдателя", и расстояние до него -- метров
десять.
Я открыл глаза -- так медленно и осторожно, как только мог.
На мгновение мне показалось, что через полуоткрытые веки я увидел
человеческий силуэт -- именно там, где и ожидал увидеть. Потом я понял, что
нервы сыграли со мной обидную шутку: среди причудливых скал никого не было.
Упрямство заставило меня подняться и подойти к месту, где пригрезился
соглядатай. Укрыться среди камней было абсолютно невозможно, а до ближайшей
каменной щели, куда мог втиснуться человек, оставалось метров пятнадцать.
Порядка ради я заглянул и туда. Пусто.
Да что ж такое? Глюки? Однажды я убеждал себя в подобной ситуации, что
мне мерещится всякая чертовщина. Как оказалось, зря -- посреди непроходимых
джунглей чужой планеты в люк моего звездолета постучался земной мальчишка...
Себе надо верить всегда -- даже если убежден, что ошибаешься.
-- Если какой-то умник прячется под маскировочным полем... -- прохрипел
я, тщетно пытаясь издавать пересохшей глоткой членораздельные звуки, -- то
ему лучше выйти.
Выждав секунду, я потянулся к маленькому диску на поясе. Эта штучка из
арсенала Сеятелей в определенных ситуациях весьма полезна.
Предохранительная пластинка лопнула под пальцами, неведомым образом
оценив серьезность моих намерений. Диск "запала" издал громкий щелчок и
рассыпался в пыль -- лазерный пояс был оружием одноразовым.
Я вскинул руки, словно собираясь сдаться в плен. Какой-то датчик
определил, что мои конечности вне опасности, и пояс сработал.
Меня словно обжало горячим обручем. Тонкая лента пояса, черная снаружи
и белая с изнанки, вспыхнула, превращаясь в поток излучения. Термин
"лазерный пояс" не совсем точен, но суть передает верно. Секунду вокруг
пылал, обжигая скалы, огненный диск. Маскировочное поле могло отразить такой
залп -- но именно это стало бы главной уликой.
Светящийся диск померк. Защитная изнанка пояса, тонкая, как папиросная
бумага, белыми хлопьями ос#ыпалась на песок.
Я огляделся. Скалы вокруг равномерно оплавились, словно по пенопласту
провели раскаленным ножом.
Возвращаться на прежнее место смысла не было. Я нашел новый кусочек
тени и устроился там. Похоже, нервы сдали. За мной не следили -- спрятаться
наблюдатель не мог, равно как и уйти в гиперпрыжок. Побочные эффекты прокола
гиперпространства -- мощное световое излучение и громкий хлопок воздуха,
ворвавшегося на место исчезнувшего из пространства тела. Когда-то тарийские
ученые пытались устранить эти демаскирующие явления -- и не смогли. Сеятели,
наскольк