окрестностях города  он  натыкался на следы пребывания чужих
постоянно, а потом и первую  пару  пятиугольных штурмовиков углядел. Хорошо,
успел  лечь на пузо,  погасить  фары и  притвориться,  будто  его  тут  нет.
Штурмовики  сели  на космодроме;  минут  двадцать  чужие  занимались  своими
загадочными делами,  а потом  подняли  корабли  и  круто  ушли  в  зенит.  С
выключенным  освещением и в экономном режиме Риггельд наведался к космодрому
и фактории - и нашел  их такими же  безлюдными, как и Новосаратов. И рассвет
ничего не изменил, ни на космодроме, ни в городе. Люди просто исчезли.
     Идиоту ясно, что тут не обошлось без чужих.
     На первый взгляд цепочка последних событий выглядела маловразумительно.
Появление огромного корабля  - появление  флотов  чужих -  неудачная попытка
высадки -  удачная попытка  высадки - пленение всех людей Волги. Зачем чужим
столько народу? И куда народ упрятали? В тот огромный корабль, что повис над
заимкой Савельева? Чужим нужны рабы?
     Нет, как  то все криво  и  неубедительно  получалось.  Не  мог Риггельд
согласиться с подобной трактовкой событий.
     "Что ж... - подумал он. - Подождем. Будущее все об®яснит."
     "Или не об®яснит."
     Аллея кончилась;  Риггельд притормозил,  прежде чем  выехать  на голый,
ничем  не  прикрытый   сверху  перекресток.  Посреди  дасфальтового   креста
бесформенными черными грудами возвышались остатки  трех шагающих танков, а к
тротуару  косо приткнулась поврежденная  полицейская платформа. Пульсатор на
изогнутой турели безысходно целился стволом  в  небо. На  дасфальте  чернела
россыпь округлых темных пятнышек - явных следов стрельбы из  ручных бластов.
Чуть  дальше,  рядом с разбитой витриной супермаркета  валялись пустые ящики
из-под спиртного и груды бутылок, среди которых хватало и нераспечатанных. В
глубине  дворика, рядом  с детской  песочницей раскорячился на  армированной
треноге  громоздкий  архаичный  сактомет.  Древняя,  но  достаточно  убойная
штуковина, Риггельд пару раз имел дело с такими.
     Наверное, тут недавно кипел бой. И скорее всего, во время первой атаки,
когда чужим надавали по сусалам  и  вынудили убраться  с  поверхности. Потом
защитники,  понятно,  на  радостях  разгромили  супермаркет,  надрались, как
свиньи, и вторую атаку, более грамотную, уже не смогли отразить.
     "Даймлер"  одним  броском  миновал   перекресток.  Вокруг   было  тихо,
непривычно тихо для  утреннего Новосаратова, и казалось, будто грядет что-то
зловещее, что-то ужасное и непоправимое.
     Хотя, непоправимое, скорее всего, уже случилось.
     Когда  Риггельд под®езжал  к  юго-западной окраине, знакомый гул в небе
заставил его обездвижить  вездеход. "Даймлер" покорно погасил гравипривод  и
лег металлическим пузом  на  дасфальт.  Гул стал отчетливее,  и,  вроде  бы,
звучал теперь ближе.
     Риггельд приник к окну, расплющив нос о прозрачный спектролит. Выйти он
побоялся.
     Ждать пришлось с минуту; потом из-за крыш домов чуть впереди "Даймлера"
вырвался  неправильный пятиугольник,  штурмовик  чужих, невероятно  красивый
вблизи и поражающий взгляд явным совершенством каждой линии, каждого обвода.
     Риггельд даже дышать перестал.
     Штурмовик застыл над улицей, повис,  как стрекоза над древесным листом.
Риггельду  показалось даже,  что  он различает  слабое  дрожание воздуха над
инопланетным кораблем, словно там и впрямь трепещут невесомые полупрозрачные
крылышки.
     Рука сама потянула из кобуры бласт и сняла предохранитель.
     "Не нужно было соваться в город," - подумал Риггельд запоздало.
     "А куда бы ты делся?"
     Действительно  -  куда?  Риггельд  рассчитывал  ненадолго  заскочить  в
Новосаратов, выяснить что к  чему  и  рвать к Ворчливым Ключам, в бункер. Но
что он мог выяснить тут, в Новосаратове?
     Теперь Риггельд склонялся к мысли, что мысль  посетить город изначально
была глупой.  Если  он  хотел спрятаться от сограждан-волжан,  незачем  было
здесь светиться. Если хотел избежать встречи с  чужими, которые если и будут
где-нибудь ошиваться,  так в первую очередь в окрестностях  Новосаратова, то
сюда нечего было приезжать тем более.
     Корабль чужих величаво качнулся, развернулся на  месте, и уплыл куда-то
на север. Вдоль окраины.
     "Как же я  из города выберусь? -  с тоской подумал Риггельд. - Они явно
пасут границу..."
     Он  выждал  минут пятнадцать - гул  вражеского штурмовика  давно  затих
вдали. Потом осторожно активировал привод. "Даймлер" оторвал пузо от земли.
     Бочком,  бочком,  прижимаясь  к  коробкам  зданий  и  избегая  открытых
участков,  Риггельд пробрался к  самой границе. Последний дворик перед голой
степью. Единственное, что напоминало о человеке в этой степи - это маячившие
на  горизонте  ажурные  вышки микропогодных установок,  да еще  дасфальтовая
лента дороги, делящая степь на две половины.
     Риггельда  тоже  рассекло на две половинки - одну подмывало утопить  до
отказа форсаж и рвануться в эту степь, как в море со скалы. Начихав на чужих
вместе  с  их  кораблями. Довериться скорости, и  верить,  что  кривая,  как
обычно, вывезет.
     Другая половинка советовала не спешить, и сперва осмотреться.
     Первый порыв, безусловно, принадлежал русской части его души. Вплоть до
выражения "вывози, кривая".  Все таки, Волга  -  планета русских, и частичка
пресловутой  непознаваемой  русской души живет в каждом  волжанине, будь  он
даже американером, португалом или немцем, как Риггельд.
     От  второй  же  половинки  настолько  разило  немецкой   дотошностью  и
педантичностью,  что  сомневаться  в ее  происхождении было попросту  глупо.
Все-таки, много  в Риггельде осталось и чисто немецкого. Рома Савельев точно
уже  гнал  бы вездеход прочь от  города,  понадеявшись на свой  национальный
"авось".
     А Риггельд не стал. Он вышел из "Даймлера" с бластом  в руке и запасной
батареей в кармане и нырнул в вестибюль крайнего дома. За которым начиналась
степь.
     Лифт  работал; Риггельд  вознесся на верхний этаж и  остановился  перед
запертой дверью на крышу.
     Запертой она была только для людей  без бласта в  руке. Два импульса, и
расплавленный пластик  около замка  оплывает, размягчается,  и остается лишь
присовокупить удар увесистого старательского ботинка.
     Что Риггельд и не замедлил сделать.
     Хлипкая лесенка  из  давно  проржавевших скоб уходила  вверх,  в  узкую
квадратную  шахту. Риггельд осторожно подергал за  нижнюю скобу,  решительно
сунул бласт в кобуру и подтянулся.
     Дверца  на  плоскую крышу  дома болталась  на единственной петле,  тоже
ржавой.  Риггельд удивился - давно он не видел металлических петель. Везде в
ходу пластик. Сколько же лет этому дому? Неужели еще первопоселенцев работа?
Странно, с краю обычно новые дома стоят.
     Он вышел на крышу; ветер азартно набросился на и без того беспорядочную
шевелюру.  Теперь слева виднелась степь -  далеко-далеко, а  справа - город.
Дома,  обильно  разбавленные  зеленью  самых  высоких деревьев. Дасфальтовая
ленточка убегала  к  центру.  Риггельд  когда-то бывал здесь, знал приличную
баню  на соседней улице, маленький магазинчик оружия, откуда происходил  его
бласт.
     С  крыши  двадцатичетырехэтажного  дома  многое  было видно.  Но  чужих
штурмовиков Риггельд не углядел, чему не замедлил сдержанно порадоваться. Он
созерцал  окрестности  минут  двадцать,  не  меньше,  и ничто не потревожило
первозданной, совершенно неестественной для города тишины.
     И Риггельд успокоился. Чужие явно убрались. Пора было убираться и ему.
     Обратный  путь  с  крыши в  квадратную  шахту он  успел только  начать.
Отстранил жалобно скрипнувшую единственной ржавой  петлей дверцу, и поставил
ногу в старательском ботинке на верхнюю скобу-ступень.
     В  тот  же миг где-то неподалеку сухо  вжикнул  бласт. Ручной, судя  по
звуку.  Раз, другой,  третий,  и потом, словно  по волшебству, над  соседним
кварталом  возник  вражеский  штурмовик.  Всплыл,  словно  воздушный  шарик.
Всплыл,  и хищно завертелся на месте. Потом метнулся в  сторону  и сбросил с
высоты  добрых  семидесяти  метров прозрачную стайку  десантников.  Их мягко
опустило на поверхность.
     Все это Риггельд  наблюдал распластавшись  на  краю  крыши, под защитой
насадки над вентиляционной шахтой.
     Десантники  внизу отработанно разделились  на две  группы  и рванули  в
соседний  двор.  Риггельд сразу потерял  их из виду. Штурмовик  повисел  над
улицей еще с минуту, а потом затянул донные люки и потрясающе быстро отвалил
километров  на пять севернее. Теперь он выглядел  как  небольшая черточка на
фоне утренней голубизны.
     В  соседнем  дворе  кто-то  протяжно и  зло  закричал, бласт  палил  не
переставая, а потом  резко  умолк.  Риггельд вздохнул, и пополз  к шахте. На
этот  раз  он спускался цепляясь за скобы только одной  рукой - во второй он
сжимал снятый с предохранителя бласт.
     Лифт  он  на  всякий  случай  проигнорировал  -  спустился  по  пыльной
пешеходной лесенке, бесшумно прыгая через две ступеньки.
     Прежде  чем выйти из вестибюля, Риггельд долго осматривался, благо окна
были здоровенные, чуть не во всю стену.
     Его вездеход стоял совсем недалеко,  метрах в двадцати. Под раскидистым
деревом - кажется, платаном. Риггельд не особо разбирался в деревьях.
     Вереница  чужих показалась спустя минуты три. Они  шли вдоль дома,  где
прятался Риггельд, и  гнали перед  собой понурого человека со скрученными за
спиной  руками.  Чужих  осталось  только  десять, а  шестерых  мертвых  (или
раненых) несли на спинах уцелевшие. Этот неизвестный Риггельду парень дорого
продал свою свободу.
     Они вышли на середину  улицы, и вскоре  над процессией завис штурмовик.
Риггельд  видел,  как отворились  сегментные люки,  и над  дорогой  задрожал
воздух,  заплясала  призрачная  зыбь,  словно  под вставшим  на гравиподушку
вездеходом.  Чужих  стало  одного за другим засасывать в восходящий  поток и
поднимать к штурмовику. Пленника, понятно, тоже не  забыли. На все  это ушло
минуты  две. Риггельд мрачно продолжал наблюдать. Люки затянулись; штурмовик
дрогнул,  и двинулся вдоль  улицы, держась на  прежней высоте.  Но он  успел
удалиться всего на сотню-другую метров.
     А потом дрогнул сильнее, гораздо сильнее, ярчайшая точка  на  мгновение
вспыхнула у него под днищем, затмив солнце, а потом тридцатиметровый плоский
корабль  вдруг  за  какое-то  мгновение  окутался густым  дымным  облаком  и
развалился  на десятки  кусков.  Куски  эти разлетелись в  стороны, оставляя
после  себя длинные  дымные  хвосты  - ни  дать,  ни взять,  словно  осколки
распавшегося в атмосфере  метеорита. А следом накатила тугая взрывная волна,
накатила, нахлынула, толкнулась в стекла вестибюля, заставила вздрогнуть пол
под ногами.
     Позабыв об осторожности, Риггельд  выскочил наружу  и бросился к улице,
но уже  на  втором  шаге  сердце  его неприятно  екнуло,  а  рука, так  и не
расстававшаяся все это время с бластом, стала сама собой подниматься.
     Рядом с его "Даймлером" стоял запоздавший чужой  и таращился  в сторону
недавнего взрыва. На звук шагов Риггельда он стал оборачиваться.
     Рефлекторно,  даже  не успев толком испугаться, Риггельд всадил импульс
чужому  прямо  в  ухо.  Точнее,  в  то  место,  где  у  человека  на  голове
располагалось  бы ухо.  У  чужого на этом  месте  было только  полуприкрытое
клапаном отверстие, без малейших следов раковины. Длинная шея инопланетянина
ослабла,  и безвольно повисла, а  в следующий миг не  выдержали  ноги,  и он
шлепнулся  на  дасфальт   у  самого  вездехода,  а  оружие  его  негромко  и
неметаллически лязгнуло от удара о твердь.
     Риггельд выстрелил еще раз, в затылок, и поспешил  убраться с открытого
места. Он скользнул  к платану  и прижался  спиной к  стволу. Старое дерево,
казалось, придавало сил. Риггельд  вжимался лопатками в полуоблезший  ствол,
по  виску  стекала крупная горячечная капля. Бласт он взял двумя руками, так
вернее.
     Чутье  не подвело его  - еще  один чужой пулей  вылетел из-за  угла, но
почти  сразу  остановился,  будто  споткнулся.   Понятно,   увидел  мертвого
сородича.
     Этого Риггельд тоже застрелил с первого выстрела и прыжком переместился
к  вездеходу. Теперь  он присел  на  корточки  и спиной  прижался  к дверце.
Докучная капля с виска сорвалась когда он прыгал, но не замедлила сгуститься
и потечь вторая.
     "Нервы, чтоб им, - подумал Риггельд зло. - Старею."
     Третий  чужак не  спешил показываться из-за угла - Риггельд  чувствовал
его,  слышал  негромкие  шаги,  и  даже,  вроде  бы,  удары  сердца   как-то
чувствовал.  Частые-частые,  словно  барабанная дробь.  У  человека  никогда
сердце так не колотится.
     Наконец чужой  начал осторожно красться  - Риггельд откуда-то знал, что
крадется он  в щели  между  стеной-окном вестибюля и жидкой порослью молодых
акаций у окна. Поросль была действительно жидкой, потому что несколько минут
назад не мешала Риггельду наблюдать за улицей из вестибюля.
     Он   бесшумно  оторвал  спину  от  вездехода,  бесшумно  развернулся  и
чуть-чуть  привстал, так,  чтобы  взглянуть  в  сторону чужака сквозь  салон
"Даймлера".  Даже  через  два  стекла Риггельд чужака  сразу  заметил.  Тот,
странно полуприсев - суставы на ногах у него гнулись не вперед, а назад, как
у птиц - и дугой согнув шею, семенил ко входу в вестибюль.
     Риггельд еще привстал, навалился  грудью  на крышу  вездехода  и скосил
чужака  длинной очередью,  а потом рванул дверцу,  плюхнулся  в водительское
кресло и активировал привод.
     Истекали долгие секунды; двор вблизи оставался  пустынным, но Риггельду
казалось,  что  десятки глаз сейчас  обращены к  его  "Даймлеру"  и  десятки
стволов глядят на вездеход сумрачным взглядом смерти.
     Наконец  привод  ожил; Риггельд  лихо развернулся на  месте и  направил
машину вглубь двора. Нырнул в арку, потом  в другую, и  оказался на соседней
улице.  Вдали  угрожающе гудело  - к месту стычки наверняка спешил очередной
штурмовик.  Спешил  отследить одинокий  движущийся  вездеход и втянуть его в
свое  ненасытное брюхо. Или сначала выкурить из  кабины водителя, и  его уже
втянуть.
     Но только Риггельд знал, куда мчался. Рядом с памятной баней, помнится,
помещалась автостоянка, всегда забитая вездеходами.
     Так и есть. Автостоянка. Забитая. И не найдешь куда втиснуться.
     Риггельд  дал  максимальную   мощность,   перемахнул   через  невысокую
символическую оградку и юркнул в первую  же подвернувшуюся щель.  "Даймлер",
сдавленно ухнув,  коснулся  дасфальта,  а за миг до  этого Риггельд отключил
привод. И стек по  сидению на пол, чувствуя как в  спину упираются ребристые
педали.
     Гул штурмовика  нарастал.  Наверное, Риггельд был бы счастлив ненадолго
обратиться в муравья.
     Штурмовик завис над площадью, выискивая одинокого беглеца. Если у чужих
есть   биодатчики,  или  приборы,  которые  в  состоянии  отличить  холодные
вездеходы  от  недавно  работавших  -  прятаться  нет  смысла.  Но  Риггельд
прятался. Он прятался бы даже в том  случае, если бы точно знал, что у чужих
нужные приборы есть.
     В  душе  разрасталась  досада  и  злость  -  влип он  неимоверно глупо.
Выскочил из здания, не глянул... Словно желторотый пацан.
     А самое неприятное, что  Риггельд подводил сейчас не только  себя. Если
чужие возьмут его - Савельев, Смагин с Янкой и Чистяков не дождутся помощи.
     И еще не дождется она - Юля Юргенсон. Последнее время Риггельд  думал о
ней  все чаще. И даже  не знал  что страшнее  - подвести  старого друга, или
обмануть надежды этой отчаянной девушки, отчаянной во всем -  от рискованных
полетов  на  "бумеранге"  до  бесповоротной  настойчивости,  с  которой  она
пыталась завоевать его, Курта Риггельда, внимание.
     Редкая  цепочка солдат-цоофт пересекла улицу. Риггельд их не видел и не
знал, что  эта  раса именует себя  "цоофт".  Для  Риггельда они были  просто
чужими. Врагами, который вторглись в его дом.
     И Курт Риггельд,  старатель,  покрепче  сжал бласт,  в надежде  если не
спастись, то хотя бы подороже продать свою свободу.
     А  еще он очень жалел,  что не прихватил с собой чего-нибудь мощного  и
взрывчатого  -  вдруг удалось  бы подарить безмятежному небу Волги  еще одну
огненную вспышку, которая пожрет вражеский штурмовик?



        29. Михаил Зислис, военнопленный, Homo, крейсер Ушедших.

     После завтрака, на удивление вкусного  и сытного,  чужие дали отдохнуть
всего  минут  пятнадцать.  Едва   последние   роботы,  похожие  на  столы  с
колесиками, увезли  прочь  грязную посуду и  облизали  насухо столы, явилась
команда свайгов в компании других  роботов -  не  то боевых, не то охранных.
Эти походили на летающие шары размером с футбольный мяч. С дырочками по всей
поверхности. Что именно могло вырваться из этих дырочек - Зислис  не знал, а
спрашивать  у Суваева  поленился.  Наверняка  что-нибудь  смертоносное.  Или
оглушающее. Вероятнее -  оглушающее,  ведь  зачем-то  же понадобилось  чужим
такое количество живых людей? Но роботы, несомненно, могли при необходимости
и убить.
     Зислис   изо  всех   сил  надеялся,  что  такая   возможность   им   не
предоставится.
     Чужие разбивали людей на группки по десять-пятнадцать человек и куда-то
уводили.  Зислис,  Веригин, Суваев, Хаецкие,  Мустяца,  Прокудин, Фломастер,
Ханька,  Яковец и рядовой-служака  попали в одну группу. Кроме того в нее же
угодил  Бэкхем  и  пожилая  супружеская  пара,  оба  перепуганные  донельзя.
Остальные держались отменно - для пленников.
     -  Сследовать  зза!  -  отрывисто   скомандовал  свайг-руководитель,  и
Фломастер первым вышел из камеры.
     Вел  их  свайг  в  голубом  комбинезоне;  парализатор он  держал как-то
неубедительно. Или неумело. Зислису показалось, что это не то научник, не то
техник, и вообще  существо невоенное и  подневольное. Охраняли группу  шесть
роботов, бесшумно скользящие вдоль стен.
     Сначала их привели в небольшой, уставленный продолговатыми шкафами зал.
В  дальней части  зала помещался просторный  пульт  с  несколькими  большими
экранами. Зислису показалось странным, что перед пультом не  было  ни одного
кресла.  Экраны  слепо  глядели  на  пришедших.  Перед  пультом  и  экранами
копошилось  несколько свайгов в таких  же голубых  комбинезонах; едва группа
людей  вошла  в зал,  они  перестали копошиться и уставились  на  пришедших,
изредка перебрасываясь свистящими фразами. Перевода не воспоследовало, стало
быть людей их диалог не касался.
     - Ссадитьсся!
     Угол, где им велели сесть, был пуст. То  есть, совершенно пуст.  Ханька
первым,  с достаточно беспечным видом, уселся на пол и  привалился  спиной к
стене. Остальные последовали его примеру - пожилая чета уселась последней, с
кряхтением и тихим оханьем. Роботы гирляндой повисли в воздухе, символизируя
условную границу, которую людям  пересекать не рекомендовалось - чужие умели
быть красноречивыми при минимуме слов.
     Не переставая обмениваться репликами, свайги разделились. Двое остались
у  пульта, остальные  распахнули  один из  шкафов.  Зислис  присмотрелся,  и
углядел внутри  нечто вроде вакуумного скафандра, однажды  виденного у Ромки
Савельева на  корабле.  Кажется,  в  таких костюмчиках можно было выходить в
открытый  космос  для  мелкого ремонта и непродолжительных работ.  Больше  в
шкафе ничего и не было.
     Минут пять свайги  возились  и  переговаривались, потом жестом  подняли
Стивена  Бэкхема и  подозвали  к  шкафу.  Тот, угрюмо ссутулившись, подошел.
Жестами  же об®яснили, что ему предстоит залезть в этот самый скафандр. Один
из свайгов  пошуршал  чем-то внутри шкафа и в скафандре спереди образовалась
щель. Зислис прищурился.
     - Черт возьми! - вырвалось у дальнозоркого Прокудина.
     Изнутри  это  выглядело  совсем  не как скафандр. Скорее,  как вскрытая
свиная туша. Красноватое  желе,  прожилки  какие-то, сочащаяся  органическо