знания сразу, слишком  много  вещей,  казавшихся
чудесными сказками. Рассудок  бунтовал,  не  в  силах  справиться  с  этим
изобилием. К тому же его рассказы переворачивали с ног на голову буквально
все, доселе известное, в том числе и то, что  многими,  отнюдь  не  самыми
глупыми людьми, испокон веков почиталось в качестве неопровержимых  истин.
Не признаваясь себе в том,  Анастасия  мучительно  гадала,  что  же  такое
выдумать, чтобы как-то исправить положение, вернуть себе прежнюю  роль,  а
Капитана сделать чуточку слабее, растеряннее, зависимее. Самую  чуточку...
Но в то же время его стоило пожалеть - он утратил свой мир навсегда, и то,
что этот мир погиб какое-то время спустя, утешением, понятно,  служить  не
может, совсем наоборот... Целый  букет  разнообразных  чувств,  сложнейшее
отношение  к  Капитану...  Ольге  легче  -  она  как-то   не   утруждалась
самоедством, копанием в себе. К тому же украдкой поглядывала  на  Капитана
так, что Анастасия вспомнила о ее привычках - оказавшихся, как выяснилось,
не извращением, а скорее пробудившейся памятью о  прежнем  порядке  вещей.
Тьфу, пропасть!
   Пейзаж вокруг был омерзительным. Капитан почему-то называл его  лунным,
хотя никогда не был на Луне. Голые холмы, слишком резких  и  разнообразных
очертаний, чтобы быть сотворенными природой. Огромные ямы,  где  уместился
бы со шпилем самый высокий храм -  рваные  раны  в  теле  земли.  Какие-то
исполинские  протяженные  развалины  непонятного   предназначения.   Груды
ржавчины, все, что осталось от древних загадочных  сооружений.  Гигантские
металлические обломки чего-то замысловатого, не поддавшегося ржавчине,  но
все равно не выдержавшего натиска  Времени.  Покосившиеся  ажурные  вышки,
нескончаемым рядом уходившие за горизонт.  Скелеты  самобеглых  повозок  -
иногда сотнями сбившиеся на узком пространстве, так что приходилось далеко
эти скопища об®езжать. Земля, залитая твердым,  потрескавшимся.  В  других
местах - мутно-зелено-серые волны вспенились некогда и  застыли  навсегда,
похожие на языки костра, зачарованного волшебником. Копыта коней скользили
на этих волнах, дробили их в  вонючую  пыль.  Полурассыпавшиеся  основания
широченных кирпичных труб, словно кухонные печи  подземных  злых  духов  -
целехонькие, они, должно быть, достигали громадной высоты.  Озера  вонючей
грязи, где лениво  вздувались  -  тяжелые  пузыри,  долго-долго  набухали,
лопались  с  чмокающими  хлопками;  где   что-то   клокотало   и   дымило,
перехватывая дыхание волной удушливого смрада. Бесконечные двойные  линии,
проржавевшие  и  покривившиеся   полосы   металла   -   "рельсы".   Остовы
"тепловозов" - массивные лобастые  громады  на  толстых  колесах,  по  оси
ушедших в землю. И нигде  -  ни  травинки,  ни  зверюшки.  Мертвая  земля,
человеком убитая. Собаки не  отставали  ни  на  шаг,  у  них  и  мысли  не
появилось отбегать вдаль. Лошади устали, но шли рысью, стараясь  побыстрее
миновать это мертвое царство надругательства над землей - а конца  и  края
ему не было.
   - Я этого никак не могу понять, - пожаловалась Анастасия. - Вы были так
могущественны, почти боги, но неужели не думали, что  делаете?  Земля  вам
отомстила, похоже...
   Капитан сказал со злой беспомощностью:
   - Если б нас, Настенька, почаще спрашивали...
   Анастасия уже как-то привыкла, что он называет ее этим  чудным  именем,
как-то незаметно пошла на маленькие уступки.
   - Но вы могли бы возмутиться, что вас не спрашивают?
   - Эх, Настасья... - Капитан сунул в рот белую палочку. - Знаешь,  когда
вокруг сплошной страх, рубят головы на площадях и все такое  прочее,  даже
легче возмутиться, я думаю. А вот когда вместо страха лень, и всем на  все
чихать... - Он выплюнул палочку, не зажегши. - Сидят люди, жрут водку и  с
поганым таким любопытством думают:  а  ну-ка,  что  будет,  когда  мы  все
пропьем да растащим? Интересно даже...  А  я  не  герой  и  не  мыслитель,
понимаешь? Жил как жил, воевал как воевал. И  кто  ж  знал,  что  вот  так
одному за всех отбрехиваться придется...
   Боль и тоска звучали в его голосе посреди этого дикого разрушения  так,
что Анастасии стало пронзительно жаль его, и жаль себя,  и  жаль  чего-то,
что она не умела выразить словами. Она обернулась к нему и тихо сказала:
   - Прости.
   - А, что теперь... Знать бы только, чем  все  кончилось.  Вроде  хотели
всех нас выводить...
   Взлаял Бой, яростно, заливисто, и  тут  же  подхватил  Горн.  Анастасия
знала своих собак и не сомневалась сейчас, что они лают на  опасность.  На
что-то живое. Немыслимо было  представить  здесь  что-то  живое,  каких-то
обитателей, людей ли, зверей. Но Анастасия выхватила меч. Все  раздумья  о
постороннем  мгновенно  улетучились.  Она   стала   рыцарем,   готовым   к
смертельной схватке. Капитан изготовил автомат к стрельбе.
   В  той  стороне,  куда  лаяли  собаки,  виднелось  что-то,  удивительно
вписывавшееся в пейзаж, но тем не менее  инородное.  Уродливая  хижина  на
вершине  голого  холма,  сколоченная  из   досок,   нержавеющего   железа,
непонятных обломков неизвестно чего.  Невообразимо  нелепая,  она  тем  не
менее отнюдь не казалась почему-то заброшенной, нежилой.  По  сторонам  ее
вбиты высокие колья, и на них - черепа! Человеческие и звериные!
   Ехавшая  первой  Анастасия  остановила   коня.   Задрав   головы,   они
всматривались со страхом и  омерзением,  ничего  не  понимая.  Надрывались
собаки.
   - Дикари? - тихо сказала Анастасия, оглянулась на Капитана.  Таким  его
она еще не видела.
   - Черепа, значит... - бормотал он. - На кольях...  А  других  домов  не
видно... Может, рванем отсюда,  а?  А  то  я  тут  все  разнесу  вдребезги
пополам. Кто бы тут ни жил, живет тут явная сволочь...
   -  Поздно  отступать,  -  сказала  Анастасия.  -  Собаки   всю   округу
переполошили, мертвого поднимут...
   - Слушайте! - раздался звенящий от волнения и  испуга  голос  Ольги,  с
луком наперевес замыкавшей кавалькаду. - А если это  Соловей-Разбойник?  В
точности, как написано...
   - А что у вас про него написано? - спросил Капитан, не оборачиваясь.
   -  Он  владеет  Наследием  Великого  Бре,  -  невольно  понизила  голос
Анастасия. - А  это  страшные  заклятья,  способные  пригвоздить  к  земле
любого... Это смерть.
   - Какие, к черту, заклятья? - Капитан почти кричал. - Какие могли  быть
заклятья? Сисемасисески...
   Кусок железа, служивший дверью, откинулся, звонко  ударившись  о  стену
хижины.
   Оттуда, по-утиному переваливаясь на коротких  ножках,  вылез  уродливый
толстяк, блестящий, бело-розовый. Толстыми руками он поддерживал  огромное
брюхо.  Голый,  только  вокруг  бедер  обмотана  какая-то  тряпка.   Череп
абсолютно лысый. Три подбородка, щеки  висят,  как  флаги  в  безветренный
день. Глаза выпуклые, огромные, черные, без  белков  и  зрачков,  сплошные
черные шары. И нос, как  шарик,  до  половины  вдавленный  в  тесто.  Губы
толстенные, рот широкий. Ушей, кажется, нет совсем. Страшным он не казался
ничуть - скорее, ужасно смешным. Он стоял и смотрел на  всадников,  из-под
ног его к ним катились мелкие камешки. Собаки залились пуще.
   - Белые в деревне есть, папаша?  -  вдруг  крикнул  Капитан  и  добавил
быстрым шепотом, не оборачиваясь: - Ольга, ты вокруг, вокруг  посматривай,
и назад...
   Толстяк отозвался неожиданно густым и  сильным  голосом,  лениво,  даже
равнодушно:
   - Людей сколько, скотины сколько... Вон ту черную клячу я  сразу  с®ем,
мне жрать охота. Потом еще кого-нибудь с®ем, а синеглазую пока оставлю,  с
ней и побаловаться можно. Вон тот усатый на на что не годится,  даже  воду
таскать не  сумеет,  ишь,  как  зыркает.  Лучше  сразу  черепушку  на  кол
насадить, красиво будет. Интерьер соблюдется.
   - Дяденька, а вам не кажется, что ваше место возле  параши?  -  крикнул
Капитан в ответ.
   Толстяк, словно не слыша, тянул свое:
   - А собак я, может, тоже сразу с®ем...
   - Чучело какое-то, - сказала Анастасия почти весело.
   - Я вот его сейчас... - пообещал Капитан.
   - Подожди, - сказала Анастасия. - А вдруг это сумасшедший?  Откуда  нам
знать, какие племена здесь живут? На такой земле только сумасшедший жить и
станет...
   - Настенька, черепа эти мне не нравятся...
   - Он их мог насобирать где-нибудь.
   - Экономика должна быть экономной!  -  вдруг  прогремел  толстяк,  и  у
Анастасии возникло странное ощущение - словно под  череп  ей,  со  стороны
затылка, входил тупой гвоздь - не больно, но вызывает зудящее неудобство.
   Капитан, наоборот, даже  повеселел  чуточку.  Он  привстал  в  седле  и
крикнул вверх:
   - Папаша, только без волюнтаризма! Генсек нынче я,  так  что  исключить
могу!
   Не обращая на его слова никакого внимания,  толстяк  очень  проворно  и
ловко спустился до середины склона, уселся там на бревно, скорее всего для
этого там и лежавшее, поудобнее  упер  ноги  в  землю,  уместил  брюхо  на
толстых коленях.  Разинул  огромный  рот,  показавшийся  черным  провалом,
окаймленным  белыми  острыми  клыками.  Над  мертвой  землей,  над  кучами
ржавчины и невообразимого хлама, над нежитью и запустением загремело:
   - Наша экономическая политика  должна  обеспечить  дальнейшее  развитие
социалистической промышленности, и в особенности ее наиболее прогрессивных
отраслей; всестороннюю электрификацию  и  химизацию  народного  хозяйства;
ускоренное развитие сельского хозяйства и  рост  его  доходов;  расширение
производства предметов потребления и улучшение всестороннего  обслуживания
населения...
   Вновь  под  череп   Анастасии   мягко   вошел   гвоздь,   и   от   него
распространилось   дурманящее,   парализующее   тепло.   Невидимые   волны
подхватили ее, стали баюкать. Росинант вдруг  оступился  под  ней,  словно
невидимая страшная тяжесть пригибала его к земле.  Смолк  лай  собак,  они
растопырили ноги, повесили головы,  качаясь  вправо-влево  в  такт  звукам
таинственных заклинаний. Сквозь  смыкавшиеся  вокруг  Анастасии  спокойные
пологи дремы острым лезвием проник голос Капитана:
   - Настенька, ты что? Да очнись ты!
   Но Голос набрал силу, громогласный и в то же время бархатный,  нежнейше
проникавший в каждую клеточку тела:
   - Некоторые из этих проблем возникли  об®ективно.  Не  баловали  нас  в
последние два года и климатические условия.  Убытки,  которые  мы  понесли
из-за капризов погоды и стихийных бедствий, весьма значительны...
   Анастасия разжала ватные, как у куклы, пальцы, и меч воткнулся в  землю
у копыт коня. Она уже не понимала, Росинант ли это качается, клонится, или
ее так шатает в седле. Собаки уже лежали без  движения.  Лежала  и  лошадь
Капитана, он стоял с ней рядом и лихорадочно тащил что-то  из  кармана  на
груди.  Сознание  мутилось,  гасло,  последним  усилием   воли   Анастасия
разлепила глаза, словно склеенные тягучей патокой. Увидела, как блеснули в
решительном оскале зубы Капитана, как  он  взмахнул  рукой  крича:  "Лови,
партайгеноссе!", и граната,  железное  рубчатое  яйцо,  вертясь,  оставляя
тоненькую струйку дыма, летит вверх к Соловью-Разбойнику.
   И тут  -  грохнуло,  взлетела  земля  вперемешку  с  дымом.  И  настала
невероятная тишь. Липкая пелена дурмана медленно таяла.
   Анастасия пошевелилась в седле, звякнули стремена. Все тело покалывало,
изнутри в кончики пальцев вонзались тонюсенькие иголочки, кровь, казалось,
щекочет, проплывая по венам. Анастасия с трудом  высвободила  из  стремени
носок сапожка, сползла с седла по теплому конскому боку, прижалась лицом к
жесткому чепраку. Резкий, знакомый запах коня возвращал силы.
   Капитан повернул ее лицом к себе, беспокойно заглянул в глаза:
   - Жива, княжна?
   - Жива, - медленно сказала Анастасия. - А он - где?
   - А клочки по закоулочкам, - сказал Капитан. - Овация перешла в  бурные
аплодисменты...
   - Послушай, ты не мог бы из®ясняться понятнее?
   - Охотно, - сказал Капитан. - Ну и прелесть же вы, княжна...
   Анастасия от души надеялась, что ее взгляд был достаточно ледяным:
   - Между прочим, так ведут себя, заигрывая с  женщинами  возле  кабаков,
публичные мужчины...
   - А, ну да. С вашим матриархатом все наоборот, господа рыцари...
   Повернулся и отошел к своему поднимавшемуся с земли коню. Преувеличенно
бодро насвистывая.
   - Послушай! - окликнула его Анастасия, отчего-то не чувствовавшая  себя
победителем. - А что такое экономика?
   - Это такая вещь, которая должна быть, - ответил Капитан через плечо.



        9. МОСТ И БЕРЕГА

                                                   А нам и горе - не беда.
                                                   Глядим героями.
                                                   Из ниоткуда в никуда
                                                   однажды строили...
                                                                  Л.Балаур

   ...Анастасия  увидела  их  первой  и  закричала,  не   оборачиваясь   к
спутникам:
   - В галоп!
   Пришпорила Росинанта, прошлась плеткой по его боку,  и  он  сорвался  в
карьер, стелясь над полем. Ветер бил в лицо, разметал волосы из-под шлема,
длинная черная грива хлестала по щекам. Анастасия вытянула  коня  плеткой,
оглянулась на скаку. Все в порядке. Капитан, вцепившись  обеими  руками  в
узду на щеках  коня,  высоко  подпрыгивая  в  седле,  несся,  отставая  от
Анастасии на два корпуса. Заводной конь, привязанный чембуром к его седлу,
едва не обгонял его, вьюки подпрыгивали, гремя и  брякая.  Ольга  замыкала
скачку, бросив поводья на шею коня, держа  наготове  лук.  Собаки  неслись
далеко впереди.
   Анастасия  покосилась  влево.  Всадники   в   ярких   халатах   азартно
нахлестывали коней, их кучка уже рассыпалась неровной линией, над головами
качались блестящие наконечники тонких копий, укрепленных в ременных петлях
у стремян, развевались  пышные  перья  тюрбанов.  Анастасия,  немилосердно
работая плеткой, прикинула воображаемые линии скачки - своей и всадников в
ярких халатах. Линии  не  пересекались.  Вернее,  должны  были  пересечься
далеко позади кавалькады. Преследователи безнадежно  отставали.  Изо  всех
сил они пытались опередить, перерезать дорогу, но Анастасия круто забирала
влево, к полосе леса на горизонте.
   - Настя, пальнуть? - прокричал Капитан сквозь забивавший ему рот  тугой
ветер.
   - Не лезь, обойдется! - крикнула Анастасия в ответ.
   Оглянулась на преследователей - да, безнадежно отстают.
   Похоже, они сами это сообразили и уже не выжимают  из  коней  последние
силы - всего лишь не сбавляют аллюра, чтобы выйти с честью из  проигранной
охоты. Тот, что скачет впереди своих  людей,  молодой  и  чернобородый,  в
общем, даже  симпатичный.  На  тюрбане  сверкает  множество  самоцветов  -
наверняка  хан.  Он  перехватил  взгляд  Анастасии  и  закричал  с  ноткой
горестной надежды, забавно выговаривая слова:
   - О синьеглазая, тьи была бы любимой женой!
   Их разделяло корпусов десять, и это расстояние быстро увеличивалось.
   - Благодарю за честь! - весело прокричала Анастасия. -  Когда-нибудь  в
другой раз, прощай!
   Тут же раздался голос Капитана, призывавший бородатого вместо погони за
девушками сделать со своим конем что-то, оставшееся Анастасии  непонятным.
Кажется, и хану тоже. Вот и опушка леса.  Анастасия  галопом  неслась  меж
толстых, поросших зеленым мхом стволов, пригнув голову  к  шее  Росинанта,
чтобы не расшибиться о случайный низкий сук. Коня она уже не понукала,  но
на всякий случай пока что не натягивала поводьев. Нет, все  в  порядке.  В
лес они не сунулись. Значит, все,  что  написано  об  их  существовании  в
хрониках - чистая правда. Однако от этого не легче, вовсе даже наоборот  -
выходит, чистой правдой могут оказаться  и  записи  летописцев  о  других,
более жутких вещах...
   Разгоряченные лошади понемногу остановились сами, и Капитан  сразу  же,
понятно, спросил:
   - Это что за явление хлюста народу? Султан на охоте?
   - Я их вообще-то впервые своими глазами видела, - сказала Анастасия.  -
Только в хрониках читала. Это люди Земли Ядовитого  Золота.  Рассказывают,
что в незапамятные времена там жил злой хан Раши. Он хотел много золота  и
послал несметное количество железных птиц, чтобы они осыпали  землю  ядом.
Земля пропиталась ядом, и в ней выросло много золота. Очень много. Но  оно
тоже  стало  ядовитым,  и  тот,  кто  им  завладевал,  скоро   умирал,   -
поколебавшись, она замолчала, но Капитан  даже  не  улыбнулся.  Тогда  она
осторожно спросила: - Наверное, все было не так?
   - Да нет, пожалуй, можно  сказать,  что  и  так,  -  задумчиво  ответил
Капитан. - Любопытная все же штука - память человеческая. А от  тебя  чего
они хотели?
   - В набег они отправились. За женами, - с досадой об®яснила  Анастасия.
- У них там, как пишут в хрониках, все перевернуто с  ног  на  голову.  Их
рыцари, ты сам видел, мужчины. А женщины там...
   - А женщины там, как ни  прискорбно,  варят  мужьям  суп,  -  догадался
Капитан. - И с мечами по лесам не болтаются. - Он широко  улыбнулся.  -  Я
вот все пытаюсь представить тебя в платье... Тебе  определенно  пойдет.  С
вырезом, в талию, рукава широкие...
   - Платье - это одежда из мифов, - сухо сказала Анастасия. - Люди  давно
забыли, как эта одежда и выглядит.
   - Я и говорю, память  -  штука  любопытная,  -  невозмутимо  согласился
Капитан. - Я пришел к тебе нах хауз в тертых джинсах Левис Страус...
   - Снова какая-то непристойность?
   - Ох, да ничуточки, - сказал Капитан. - Просто диву даюсь, как вы фасон
джинсов не забыли.
   - Говорят, до Мрака джинсы носили исключительно благородные  Основатели
нынешних дворянских родов.
   Капитан фыркнул и молча от®ехал.
   - А интересно было бы примерить платье, правда? - мечтательно  спросила
Ольга.
   Анастасия вздернула подбородок, отвернулась и крикнула:
   - Едем дальше! Скоро у нас кончится вода, нужно найти источник!
   Лес оказался небольшим. За ним до горизонта простиралось поле, поросшее
пучками редкой  фиолетовой  травы.  Трава  как-то  странно  шелестела  под
ветерком, словно  бы  даже  вскрикивала,  постанывала  тихонько,  жалобно,
протяжно.
   Но понемногу стало казаться, что это не  трава  шумит,  что  происходит
нечто странное. Жалобные стоны идут откуда-то снизу, то ли оханье,  то  ли
всхлипы,  они  усиливаются,  крепнут...  Если  бы  одной   Анастасии   это
мерещилось! Беспокойно вертелся  в  седле  Капитан,  выплюнув  только  что
зажженную сигарету. Настороженно озиралась Ольга.  Собаки  и  лошади  вели
себя все беспокойнее. Кавалькада ехала под  нескончаемую  череду  плачущих
стонов. Настал момент, когда тревога достигла предела, и  Анастасия  резко
натянула поводья:
   - Стойте! Так дальше нельзя. Нужно разобраться...
   Капитан нервно постукивал пальцами по стволу автомата.
   - Слышите, стихло? - спросил он.
   В  самом  деле,  все  стихло.  Нет,  опять  стон  -  короткий,  тут  же
оборвавшийся. И вновь. Тишина. Росинант переступил - и снова...
   - Господи! - осенило Капитана. - Это ж земля! Это она...
   - Что? - не поняла Анастасия.
   - Земля стонет... Ну-ка! - Он спрыгнул  с  седла,  охнул,  скривился  -
понятно, у него болело там, где всегда  болит  у  неопытного  ездока,  тем
более после столь отчаянной скачки. Он отошел на несколько  шагов,  твердо
ставя сапоги на землю. Жалобные певучие стоны удалились  вместе  с  ним  и
приблизились вместе с ним, когда он вернулся.
   Да, так оно и было. На легкое касание ногой, лапой  или  копытом  земля
отвечала печальным стоном. Они направились  налево  -  стоны  не  утихали.
Поехали направо - вопли преследовали их. И  ничего  тут  не  поделать,  не
поворачивать же назад. Затыкать уши бессмысленно - плохо  помогает,  да  и
поводья не выпустить из рук, иначе встревоженные кони начинают метаться.
   Успокаивая  коней  поминутно,  стиснув  зубы,  они  ехали  по  рыдающей
равнине, и Анастасии скоро стало казаться, что от стонов земли она  сойдет
с ума. Духу не хватало это терпеть. Судя по лицам, ее с