Перед  ее
глазами пронеслись страшные, неоформившиеся и оттого  еще  более  пугающие
картины неких исполинских несчастий - земля  вздымается  к  небу  тяжелыми
тучами перемешанного с обломками домов и деревьев чернозема и песка, стены
рушатся, кладбища разверзаются, гробы взмывают ввысь вслед за  водой  рек,
всплывающей в облака жутким, идущим наоборот, от земли к небу,  дождем,  и
высоченная мутная волна смешивает все в неописуемую грязь...  Она  ахнула,
ища взглядом помощи и поддержки.
   Но все лица были как две капли воды похожи на ее собственное. Она знала
это так хорошо, словно смотрелась в зеркало. Жуткое зеркало, беспощадное -
как все зеркала, не умеющие лгать.
   До сих пор все известные ей опасности приносила земля (Хвостатых  Звезд
боялись как-то по привычке, идущей неизвестно от каких  времен.  Никто  не
знал в точности, чем они страшны, и это обесценивало, обезличивало страх).
Теперь опасностью стало само небо, и укрыться от него негде.
   - Но ведь может пройти сто лет, ты сам сказал... - жалобно сказала она,
не в силах взглянуть на Капитана.
   - Все равно над детьми и внуками нависнет неизбежная гибель,  -  сказал
кто-то. - Анастасия не разглядела его лица - перед глазами все плыло.  Она
с ненавистью подняла взгляд к Луне  -  та  сияла  над  куполом,  огромная,
багровая, вдруг ставшая напоминанием о неотвратимой гибели мира.
   Кто-то громко  и  невнятно  задал  вопрос,  кто-то  вскочил,  несколько
человек заговорили разом, и ничего нельзя было  толком  разобрать  в  этом
гомоне. "Вот так начинается паника, невероятным усилием  воли  превозмогая
животный страх, - подумала Анастасия, - паника нарастает,  разгорается,  и
приходит миг,  когда  ничего  уже  не  поправить  и  ничем  больше  нельзя
управлять".
   - Хватит!
   Ей показалось, что это крикнул Капитан. Нет. Старик. Он вновь  стоял  у
рисунка. Сорвал его с подставки - бумага сама  свернулась  в  свиток  -  и
швырнул в угол.
   - Хватит, - повторил он чеканно, резко. - Смерть приходит тогда,  когда
нет сил бороться за жизнь. Пока для  победы  не  сделано  что  возможно  и
невозможно, поражением она не обернется.  Нужно  искать.  Нужно  отправить
наших людей туда, где они пока что не бывали.  Во  все  края  до  пределов
мира. Быть может, найдутся те, кто знает больше  и  способен  на  большее.
Легенды о таких людях кружат давно, но никто не удосужился проверить,  что
за ними кроется. Будем искать. Кто смеет говорить, что  все  потеряно,  не
шевельнув и  пальцем  для  победы?  Кто  посмеет?  Молчите?  И  правильно.
Ответить нечего. Нужно искать выход.
   Наверное, его очень уважали - воцарилось гробовое  молчание.  Анастасия
видела, что тревога и страх, уйдя глубже, не исчезнув совсем, тем не менее
растворяются и слабеют, не достигнув того рубежа, за которым  все  сминает
паника. Даже Капитан выглядел так, словно сбросил с плеч тяжелую ношу.  Ей
самой стало чуточку легче.  Старик  не  дал  передышки  -  он,  догадалась
Анастасия, стремился раз и навсегда взять инициативу, указать цель  и  уже
не сворачивать с избранного пути. "Железный человек",  -  подумала  она  с
уважением и прямо-таки детской радостью от того, что кто-то принял решение
и взял на себя ответственность командира.
   - Кто желает что-нибудь предложить? - говорил тем  временем  старик.  -
Прежде всего пусть говорят те, кто ездил к Янтарному Берегу, на север,  на
закат. Стан?
   Что-то переменилось, обстановка стала насквозь деловой.
   - Ходят упорные слухи, что где-то живет очень могущественный  народ,  -
сказал тот, кого назвали Станом, человек средних лет с  обветренным  лицом
путешественника. - Чем ближе к Янтарному Берегу, тем сильнее слухи. Сейчас
приходится сожалеть, что мы мало заботились о собирании слухов и отделении
правды от вымысла. Говорят, что те, неизвестные, умеют летать по  воздуху.
Говорят о каком-то холодном необжигающем огне, странных звуках в запретных
местах. Балты, в основном, говорят, а балты, сами знаете, народ трудный  в
общении. Кто-то вроде бы подмечал у них странные вещички, которые им самим
ни за что не сделать.
   - Вот это уже интереснее, - сказал Капитан.  -  Лично  у  меня  большой
интерес вызывают те  штуки,  что  у  вас  зовутся  Бродячей  Десяткой  или
Плывущими Звездами. Я за ними долго  наблюдал.  И  пришел  к  выводу,  что
никакие это не звезды. Вокруг Земли кружат некие изделия рук человеческих.
В наше время туда умели забрасывать разные штуки, в  том  числе  с  людьми
внутри. Но для моего времени они слишком огромны. Что-то тут  не  вяжется,
никак не могу свести концы с концами...
   - Ты можешь говорить понятнее? - почти крикнула Анастасия.
   - Не могу пока. Очень долго об®яснять, что я имею ввиду. И  ничего  это
сейчас не прояснит. Мне бы простенькое радио, послушать эфир,  ведь  хотел
же, когда вылетали, транзистор прихватить...
   - Довольно, - сказал старик (к великому облегчению Анастасии). -  Боюсь
здесь уже начинаются вещи, о которых ты нам должен будешь рассказывать  до
утра. А это ничего не изменит и  ничему  не  поможет.  Лучше  собирайся  в
дорогу. Ты ведь не откажешься поехать на разведку? А ты, княжна Анастасия?
   - Хоть сейчас, - сказала Анастасия.
   -  Рано.  Предстоит  еще  покопаться  в  книгах,  поискать  упоминания,
разобраться с легендами... Осторожно поговорить с людьми,  со  всеми,  кто
ездил с торговыми  караванами.  И  побыстрее  готовить  обоз  на  ярмарку.
Придется еще выдумать убедительную причину, почему он отправляется  раньше
обычного. Подберите самых надежных и смышленых.  И  чтобы  ни  одна  живая
душа... - Он окинул всех таким взглядом,  что  у  Анастасии  похолодело  в
животе. - Пока что мы, не видя и не зная выхода, не имеем права взваливать
на людей такую новость. Или кто-то думает по-другому?
   Но все молчали.
   - Тогда совет окончен. Давайте распределим, кто чем займется.
   Пока он называл незнакомые Анастасии имена и  раздавал  поручения,  она
сидела,  не  шевелясь.  По  правде  говоря,  ей  больше   всего   хотелось
проснуться. Вот и поехала за Знаниями. Вот и обрела. Вот и  повзрослела  в
одночасье. Как  же  ей,  оказывается,  легко  жилось  до  сих  пор,  какие
кукольные были горести и беды, какие смешные опасности...
   И все же ей не верилось, не могла проникнуться. Умом понимала, и сердце
заходилось  в  тревоге,  смертной  тоске,  но  в  сознание  все  равно  не
вмещалось, что существует такая вещь, как гибель всего мира,  оказавшегося
не плоским, а шарообразным и таким огромным,  что  и  поверить  нельзя.  И
Луна, оказывается, огромная и круглая, и Земля с Луной  несутся  в  черной
пустоте, где нечем дышать.  Необозримые  расстояния,  исполинские  круглые
дыбы, гигантские  огненные  шары,  чудовищные  дали,  нет  твердой  опоры,
единственной точки, на которой держится  мир,  земля  уходит  из-под  ног,
падение в бездну...
   Голова закружилась  от  всей  этой  необозримой  сложности,  неохватных
миражей,  и  Анастасия  вцепилась  в   резные   подлокотники,   чтобы   не
соскользнуть в черную пропасть с крутящейся земли.
   - Настенька! Плохо?
   Она медленно открыла глаза, слабо улыбнулась, глядя на него снизу вверх
с детской надеждой.
   - Фу ты, черт! - Капитан облегченно вздохнул, коснулся ее щеки. - А  то
сидит бледная, как стенка...
   - Ты тоже, - сказала она тихо.
   - Что?
   - Тоже бледный.
   Капитан сел на подлокотник кресла, прижал ее голову к груди.
   - Ну конечно, - сказал он глухо. - Побелеешь  тут.  Я  никогда  не  мог
представить, как  это  Атланту  удавалось  держать  небо...  Ну  вот,  все
разошлись. Будешь смотреть на Луну?
   - Пошла она... - сказала Анастасия сердито.
   Самое странное, что она почти сразу успокоилась. Говорят, так бывает  с
очень большим горем - за некой чертой оно  вдруг  разрастается  настолько,
что  уходит  из  тебя,  заполняя  весь  мир,  а  ты  впадаешь  в   понурое
безразличие. Когда они вернулись домой, Анастасия искала забвения и  покоя
в шалой, исступленной нежности. Он тоже. И обоим  это  удалось.  Но  потом
Анастасии приснился кошмар - Луна,  багровая  и  чисто-прозрачная,  словно
отлитая из лучшего стекла и вымытая с мылом, величаво  и  беззвучно  плыла
над самыми крышами, над яркими флюгерами, угрюмыми зубцами башен, коньками
теремов - и крыши отрывались,  взмывали  в  небо,  но  не  рассыпались,  а
вереницей, углом плыли вслед Луне. Как журавлиный клин в чужие рубежи - то
ли это сама Анастасия произнесла во сне, то ли это звучало вокруг нее. Как
журавлиный клин, повторила она во сне, попробовала на вкус  эти  странные,
непонятные слова, глянула вслед веренице крыш,  ставшей  уже  бесконечной,
почувствовала, что ей невыносимо страшно  и  пора  просыпаться,  иначе  не
выдержит сердце.
   И проснулась. Медленно осознала, что это  был  сон,  а  за  окном  ночь
готова уступить место рассвету. Слова еще реяли в памяти, и, чтобы они  не
забылись, не растаяли с пробуждением, Анастасия почти беззвучно пошевелила
губами:
   - Как журавлиный клин в чужие рубежи...
   Рядом, не  поднимая  головы  от  подушки,  не  открывая  глаз,  метался
Капитан, и с его губ срывались  тихие  бессвязные  выкрики  -  он  кого-то
остерегал, кому-то приказывал, звал каких-то шмелей, то и  дело  вспоминал
цветок - черный тюльпан. Анастасия в жизни не  видела-черных  тюльпанов  -
только синие и красные в оранжерее Императора.
   - Ну тихо, тихо, - шепотом сказала она,  отвела  с  лица  рассыпавшиеся
волосы,  наклонилась  над  ним  и  осторожно  поцеловала   в   лоб,   едва
прикоснувшись губами, чтобы не разбудить. - Все тихо, все спят, и  Капитан
спит...
   Он тяжело задышал, потом тело  расслабилось,  дыхание  понемногу  стало
ровным, он повернулся к стене и засопел уютно и  спокойно.  Анастасия,  не
глядя, протянула руку, нашла  зашуршавшее  платье  и  выскользнула  из-под
одеяла. Подошла к окну. Стояла та неуловимая утренняя пора, когда  темнота
уже не ночь, а рассвет еще не день, розовая полоска  на  восходе  не  шире
острия меча, едва угадывается, не глазами даже, а как-то иначе.
   - Княжна Анастасия,  -  шепотом  сказала  она  своему  отражению,  едва
различимому в темном стекле.
   Отражение дисциплинированно молчало, как ему и полагалось. Замки, узкие
улочки и звон мечей показались  такими  далекими,  словно  их  и  не  было
никогда. И Луна, к счастью,  уже  опустилась  за  горизонт.  Анастасия  ее
теперь ненавидела.
   - Взрослеем? - сказала она отражению. - А дела-то крутые...
   Отражение молчало, приглядываясь к ней.



        15. АТЛАНТЫ ДЕРЖАТ НЕБО

                                Так страшно исказить в поспешности горячей
                                обманчивую суть земного естества.
                                Но даже если вдруг я окажусь незрячей,
                                я все ж посмею БЫТЬ - поскольку я жива.
                                                                   Е.Жабик

   Анастасия чуточку раздраженно постукивала в пол каблуком и слушала звон
шпоры. Ольга задерживалась. Капитан уже нетерпеливо насвистывал  во  дворе
что-то бодрое, держа под уздцы заседланных коней, а Ольги все не было.
   Появилась наконец. Но не в прежней одежде, как  Анастасия  сейчас  -  в
белом платье, бледная. И упорно не смотрела Анастасии  в  глаза  -  взгляд
метался, как конь без седока на поле битвы.
   - И как это понимать? - спросила Анастасия даже не  удивленно  -  вяло.
Что-то такое она начинала подозревать, но до конца не верила. -  Остаешься
здесь, что ли?
   - Анастасия, пойми, я... Можешь считать меня дрянью, предательницей, но
я... - Ее лицо вдруг переменилось, она дерзко и решительно подняла голову.
- Да можешь считать кем угодно, если ты так  глупа!  Вся  наша  Счастливая
Империя, все наши рыцари, уклад, беспамятье,  пять  дурацких  звезд  -  да
пропади пропадом этот вздор! Я выхожу замуж. И я хочу жить  здесь.  И  вам
обоим советовала бы...
   Она замолчала, удивленная  молчанием  Анастасии,  неуверенно  моргнула,
попробовала  улыбнуться.  Анастасия  задумчиво  кивала.  Пожалуй,  она  не
сердилась. Не было времени и желания. Нависшая над землей беда была  столь
огромной и тяжкой, что все прежние счеты-обеты, все прежние установления и
сложности потеряли серьезность, безвозвратно уплывали в  прошлое.  Правда,
Ольга об  этом  ничегошеньки  не  знала  -  Анастасия,  посоветовавшись  с
Капитаном, хотела рассказать ей все в пути,  а  теперь,  понятно,  уже  не
расскажет...
   - Я не сержусь, - сказала Анастасия, уносясь  тем  временем  мыслями  в
тягостную неизвестность. - Правда, не сержусь. У каждого  своя  дорога,  и
глупо насильно тащить на чужую. Так что желаю счастья. Прощай.
   - Вам тоже лучше было бы...
   - Прощай, -  сказала  Анастасия  мягко.  Чтобы  избежать  лишних  слов,
затяжных прощаний (которых она и так-то терпеть не могла),  повернулась  и
быстро пошла,  сбежала  с  высокого  крыльца,  и  ножны  меча  стучали  по
ступенькам. Молча вспрыгнула  в  седло,  и  застоявшийся  вороной  гигант,
храпя,  легко  вынес  хозяйку  за  ворота.  Горн  бежал  следом,  радостно
повизгивая. Анастасия оглянулась все же, увидела в окне Алену,  по  обычаю
махавшую платком, махнула в ответ  ей  и  Ольге,  на  миг  показавшейся  в
соседнем окне. На душе было скверно. Словно куска живого тела лишилась.
   На выезде из Китежа они нагнали обоз,  с  которым  предстояло  ехать  к
Янтарному Берегу, - десяток  четвероконных  повозок,  доверху  нагруженных
мешками с зерном, кругами  сыра  в  холстинах,  бочонками  масла.  Повозки
накрыты грубой  мешковиной,  туго  пришнурованной  к  бортам.  Еще  четыре
повозки  нагружены  шатрами,  котлами  и  с®естными  припасами  для  самих
путешественников. Вокруг -  человек  двадцать  в  кольчугах,  не  ведающих
потаенной цели неурочной поездки,  и  сам  Стан  тут  же,  в  алом  плаще,
колонтаре с позолоченными бляхами, все знающий и оттого хмурый.
   Анастасия пригнулась к  шее  коня,  понеслась  бешеным  галопом,  благо
дорога простиралась прямо, как полет стрелы, синий плащ с белым единорогом
хлопал и трещал за спиной,  жесткая  грива  Росинанта  хлестала  по  лицу,
скачка переполняла душу возбуждением и сладким ужасом - попади конь  ногой
в выбоину, оба  сломают  шеи...  Анастасия  не  взялась  бы  описать  свои
ощущения. К прошлому не было возврата, но  на  ней  была  прежняя  одежда,
кольчуга и меч у пояса, она вновь стала путешественником,  рыцарем  важной
миссии, равноправным бойцом в нелегкой борьбе против  неба,  в  которой  и
первого-то шага не сделано,  а  посему  невозможно  предсказать,  чей  меч
вырвет у врага победу. Быть может, это будет ее меч.
   Нет, не стоит возноситься гордыней к облакам. Рано. И к тому же примета
дурная. Что ж, эти мысли - от внезапной свободы, привычной тяжести меча на
боку, верного коня, вновь обретенной дороги...
   Анастасия  остановила  коня.  Оглянулась,  -  обоз  едва  виднелся   на
горизонте, и то благодаря алым плащам всадников. Она вздохнула и повернула
Росинанта в ту сторону.
   Сначала путешествие тянулось скучновато. Они ночевали то в деревнях, то
под открытым небом, в шатрах на обочине, дважды останавливались в городах,
величиной уступавших  стольному  Китежу.  К  Анастасии  все  относились  с
любопытством, но без особого удивления. Гораздо больше внимания  привлекал
Капитан,  переодевшийся  в  свою  прежнюю  одежду.  Правда,  Стан   как-то
ухитрялся устроить так, что любопытные с расспросами не лезли. Видно было,
что на Дороге Стана знают и уважают. Везде к нему приходили  самые  разные
люди и долго беседовали с глазу на глаз.  Увы,  как  потом  выяснилось  на
военном совете, состоявшем из Стана, Анастасии и Капитана,  ничего  нового
узнать не удалось - пересказы прежних слухов, старые легенды.
   Сутки на шестые-седьмые  конники  посерьезнели.  Анастасии  и  Капитану
настрого наказали не  от®езжать  далеко  -  кончились  подвластные  Китежу
земли, началось порубежье, дикое поле. Очень скоро оно дало знать о  себе.
Совершенно неожиданно слева заревел рог - как-то незнакомо,  со  злорадной
насмешкой, вызывающе.
   Никакой паники  не  возникло  -  люди  ехали  бывалые.  Повозки  плотно
сгрудились в три ряда, конники окружили их, выхватив мечи и взведя  тетиву
самострелов. Следом  за  другими  Анастасия  смотрела  в  ту  сторону,  но
различала лишь смутную шевелящуюся  полосу.  Полоса  быстро  приближалась,
распадаясь  на  отдельные  фигурки,  странные  силуэты.  Они  остановились
довольно далеко, и снова загудел рог.
   Стан поднял к глазам бинокль из медных  трубок,  сработанный  погрубее,
чем у Капитана, но в дальнозоркости не уступавший. Капитан подал Анастасии
свой. С приобретенной уже  сноровкой  она  покрутила  колесико  и  ахнула.
Такого она еще не видела.
   Ломаной шеренгой выстроились диковинные  животные  -  с  бочкообразными
туловищами, неимоверно  раздутыми  в  суставах  ногами,  длинными  тонкими
безволосыми шеями и головами, похожими на кувшины. Чем-то  они  напоминали
лошадей, но неописуемо уродливых, злую карикатуру на благородных животных.
Глаз только один, огромный,  посреди  лба.  Даже  копыта  есть.  И  гривы,
похожие на щетки для сапог.
   И на них сидели... двухголовые. Низенькие,  длиннорукие  и  двухголовые
человечки с широкими злыми  лицами.  Топоры  непривычного  вида,  копья  с
трезубыми наконечниками, мечи  с  зазубренными  кривыми  лезвиями,  медные
шлемы. Анастасия моргнула, приникла к биноклю. В самом деле, двухголовые.
   - Будем биться? - спросила она, вернув бинокль.
   - Авось обойдется. - Стан спрятал свой. - Не хотелось бы. К чему лишняя
драка, особенно теперь? Эгей, поехали помалу!
   Повозки, скрипя, тронулись. Всадники ехали, держа мечи наготове, стрелы
лежали на тетивах. Проревел рог, но  страшные  встречные  не  шелохнулись,
только прокричали что-то ехидное, злое, потрясая топорами и копьями.
   - Вроде пронесло, - облегченно вздохнул Стан.
   - Кто это? - спросила Анастасия, на миг опередив Капитана.
   - Племя такое, - хмуро об®яснил Стан. - Двухголовые Хох. Не  знаю,  как
они там жили до Хаоса, но говорят, им больше всех досталось. Вроде  бы  на
их землю упали звезды под грохот  и  трубный  вой  и  все  отравили  своим
ядовитым пламенем - источники, траву, небо и поля. Вроде бы с тех пор  они
такими и стали. Мы с ними, случается, тоже поторговываем. А иногда на  них
находит, срываются в набег, как ошалелые, и тут уж  только  держись.  Мне,
правда, с ними драться не приходилось,  но  дела  бывали  крутые...  -  Он
вздохнул. - Вырасти у меня две головы, я бы, может, тоже,  как  дурак,  на
проезжих бросался.
   Анастасия привычно обернулась к Капитану, чтобы он рассказал,  как  это
связать со знакомым ему прошлым, но он лишь выругался, уставился в землю:
   - Хватало в  старину,  то  есть  у  нас,  всякой  пакости  собственного
производства.  Временами  удивляюсь,  как  шарик  вообще  на  кусочки   не
разлетелся...
   И вечером в их маленьком шатре,  когда  Анастасия  вновь  заговорила  о
двухголовых, Капитан угрюмо отмахнулся:
   - Тасенька, легче тебе будет, если я расскажу еще  об  одной  мерзости,
которую человек учинял над природой? Ну вот. Замнем для ясности...
   Перед своими людьми Стан выдавал Анастасию с Капитаном за мужа с женой,
ученых людей из дальних краев - это с лихвой об®ясняло могущие  возникнуть
вопросы еще до того, как их зададут. Шатер им ставили чуточку  поодаль  от
остальных. Все считали, что это делается исключительно с целью  обеспечить
молодым супругам должное уединение, ибо жизнь есть жизнь, а молодость есть
молодость,  но  была  и  другая,  потаенная  причина  -  чтобы  кто-нибудь
ненароком не услышал, о чем они  говорят,  собравшись  втроем.  Правда,  и
первая причина, признаться, истине полностью соответствовала...
   Стан всегда предупреждал заранее, когда придет, и  вдобавок  постукивал
ножнами по колу у входа. Вот и  сейчас,  услышав  шаги  и  стук,  легонько
колыхнувший идущие от ко