.. ты... - она  решительно  не
знала, как к нему обращаться. - Кто ты такой?
   - Мой человек, - с интонацией, которую при желании можно было считать и
гордостью, сообщило чудище. - Мой умный.
   Из дальнейшей беседы выяснилось (с домысленном) следующее. Давным-давно
прадедушки чудища были глупые и ходили на четырех лапах, но потом  с  неба
посыпались куски горящего воздуха, и прадедушки до  того  испугались,  что
разбежались на задних лапах, да так и стали ходить. И стали умные.
   - Тьфу, черт! - сплюнул Капитан. - То-то  ты  мне,  Финогеныч,  кого-то
напоминаешь... Мишка косолапый, вот кто ты.
   - А это кто? - спросила Анастасия.
   - У вас что, медведей нет?
   - Медведь - это мифологический зверь, - сказала Анастасия. - Крылатый и
двухголовый. Летучий.
   - Вот он, медведь, - сказал Капитан. - На дыбки встал и  поумнел,  надо
же...
   - Мой умный, - подтвердило чудище. - И сосед умный, и еще сосед, и  еще
сосед. Все умный.
   Местность  эту,  как  выяснилось,  заселяли  сородичи  чудища.  Правда,
путников больше интересовали похожие на них самих существа.  Здесь  чудище
мало чем могло помочь. Оно четко выделяло две разновидности живших  где-то
в отдалении "безволосый люди" - одни не дерутся и  делятся  сахаром,  даже
научили сажать хлеб, зато другие охотятся  на  "человеков",  и  "человеки"
после этого бесследно исчезают. Особо подчеркивалось, что ролями  эти  две
разновидности никогда не меняются.
   Но никаких полезных для дальнейшего странствия выводов сделать из этого
нельзя. Те, кто давал сахар "человекам", могли, как  знать,  без  зазрения
совести прикончить трех путников, а те, кто на "человеков" охотился, могли
оказаться хлебосольнейшими гостеприимцами. Поэтому  разговор  особенно  не
затягивали. Оставили чудищу сахара и поехали дальше. Ехали  без  опаски  -
"человек" заверял, что его соплеменники, если их не  трогать,  первыми  не
бросаются.
   Капитан неожиданно стал грустен и насвистывал что-то печальное.
   - Да, грустно все это, Настасья, - неохотно сказал он  в  ответ  на  ее
мимолетный вопрос. - С людьми  все  более-менее  ясно,  а  вот  чем  мишки
виноваты, что и по ним грохнуло за ваши... за наши грехи, скажи ты мне?
   И от®ехал. Покачивался в седле, тихо напевал:

   И меня по ветреному свею,
   по тому ль песку
   поведут с веревкою на шее
   полюбить тоску...

   Они ехали долго, пока не наткнулись на великолепное озерцо с  песчаными
берегами  посреди  густого  леса,  перемежавшегося  густым  малинником,  -
отличное место для привала. Капитан сначала упрямо твердил, что  настоящая
малина совсем другая, красная, а не голубая, не такая большая, и вид у нее
другой. Однако Анастасии с Ольгой  именно  такая  малина  была  знакома  с
детства,  они  принялись  уписывать  ее  горстями,   и   Капитан   к   ним
присоединился после недолгого колебания.
   После обеда решили искупаться. С  соблюдением  всех  предосторожностей,
понятно. В озеро долго швыряли камни и коряги, сучьями промерили глубину у
берега. Капитан выпустил в воду короткую очередь, но  никакого  чудища  на
поверхности не появилось. Впрочем, большие чудовища в таких  озерах  и  не
живут, подохли бы с голоду. Правда, сторона чужая, кто ее знает...
   - Уж если ты так боишься, сидел бы на бережку с автоматом и  стерег,  -
сказала Анастасия. - Это ведь женщинам неприлично глазеть на голых мужчин,
а не наоборот.
   Капитан признался, что раньше все обстояло как раз  наоборот,  так  что
сидеть на страже он не может,  хотя  не  имел  бы  ничего  против  того...
Анастасия подняла бровь и ничего не сказала. В  нем  вновь  проявилась  та
смесь дерзости и смущения,  которая  и  притягивала  Анастасию,  и  мучила
неразгаданностью - являл  ли  Капитан  собой  образец  типичного  мужского
характера Древних или он один такой? Почему-то очень хотелось эту  загадку
раскрыть, а спрашивать прямо было как-то неловко.
   Анастасия думала над этим, сбрасывая одежду на крупный желтый песок, по
которому просто замечательно было идти босиком, думала, плывя в  прогретой
солнцем воде. Ей вдруг захотелось увидеть на  дне  клад,  сияющие  золотые
чаши и груду сверкающих самоцветов, а то и легендарное сокровище - Валюту,
о которой летописцы отзывались  восторженно,  но  не  об®ясняли,  как  это
сокровище выглядит (Анастасия подозревала, что они не знали этого и сами).
Увы, вода мутноватая, на расстоянии  четырех-пяти  локтей  уже  ничего  не
видно.
   Невидимые  за  кустами  спутники  позвали   ее   проверки   ради,   она
откликнулась, звонко и громко. И поплыла на середину. Ужасно  не  хотелось
вылезать из теплой воды - когда еще подвернется такой случай?
   И тут она увидела сокровище. Самое настоящее. На том берегу в  песке  у
самых кустов сверкали огромные, с лесной орех самоцветы -  синий,  желтый,
красный. Анастасия моргнула, тряхнула головой. Самоцветы не  исчезли,  они
сияли, переливались, дразнили и  манили.  Размашисто  загребая,  Анастасия
подплыла к самому берегу, встала на дно. Прислушалась. Полная  тишина,  на
том берегу слышен спокойный разговор Капитана и Ольги -  звуки  над  водой
далеко разносятся. Она вышла на  берег,  сделала  три  шага,  нагнулась  к
самоцветам, отводя с лица мокрые волосы.  Выпрямилась,  держа  камешки  на
ладони. Словно бы светятся изнутри. Не все легенды врут. Бывают клады. Вот
только куда голому человеку спрятать камни? Плыть, загребая  одной  рукой,
не столь уж удобно. Не обходить же озеро кругом, по берегу?
   Поразмыслив, Анастасия сунула камешки в рот, под язык. Довольная  своей
смекалкой, обернулась к воде.
   Что-то тяжелое, жесткое упало  сверху  на  голову,  заслоняя  солнечный
свет, молниеносно скользнуло по бокам к пяткам, прижав  руки  к  телу.  Во
мгновение ока Анастасия оказалась спеленутой в плотном  тесном  мешке,  ее
сбили с ног ударом под коленки, подхватили и бегом понесли сквозь кусты  -
она ощущала, как по мешку хлещут ветки.
   Она отчаянно забилась, но держали мешок умело, цепко, и за колени, и за
плечи, так что ничего не вышло. Проклятые камни все еще были во рту, мешая
подать голос. Анастасия вытолкнула их языком и попыталась крикнуть. Тут же
чья-то рука перехватила шею,  заглушив  крик.  Бег  продолжался.  Ее  явно
похищали люди, а  не  чудовища,  но  это-то,  быть  может,  и  было  самым
страшным...
   Анастасия извивалась, пробуя кричать, уже из чистого упрямства,  знала,
что не удастся, что друзья на том берегу спохватятся слишком поздно,  пока
разберутся, пока пустят вокруг озера Горна  искать  ее  следы...  Куда  ни
кинь, выходило, что положение ее - хуже некуда. От  злости  она  не  могла
даже толком испугаться. На бегу ей опутывали лодыжки колючей  веревкой,  и
веревка немилосердно впивалась в тело.
   Мешок взлетел вверх  -  его  взвалили  на  что-то  дернувшееся,  живое,
теплое, знакомо пахнущее конем. Зазвенела сбруя, кто-то прыгнул  в  седло,
прижал мешок коленями к конской шее, и тут же затопотали копыта - судя  по
стуку, пяти-шести лошадей.
   Скачка  была  бешеная.  Анастасию  швыряло,  подбрасывало,  колотило  о
лошадиный хребет и шею, она задыхалась, жадно хватала ртом воздух и  никак
не могла вдохнуть полной грудью. Мокрые волосы лезли  в  рот  и  в  глаза.
Всадники  свистели,  орали,  гикали,   видимо,   чувствуя   себя   уже   в
безопасности, и по конскому аллюру Анастасия поняла, что  они  несутся  по
открытому пространству - в лесу так не разгонишься.
   Всякое  представление  о  времени  исчезло.  Перед  глазами  вспыхивали
цветные пятна, сознание мутилось, тошнота  подступала  к  горлу.  Пугаться
было некогда - лишь бы не задохнуться. Шалая скачка сменилась  размеренным
аллюром, всадники целеустремленно спешили куда-то, и  Анастасия  в  редкие
проблески более-менее сносного самочувствия пыталась  сообразить,  что  ее
ожидает. В голову, понятно, ничего  дельного  не  приходило  -  все  мысли
вытрясла скачка.
   Наконец кони пошли медленнее, остановились совсем. Веревку на  лодыжках
распутали, Анастасию поставили подошвами на землю и потянули мешок  вверх.
Она яростно извивалась, помогая сдернуть  его  побыстрее.  Зажмурилась  от
света, жарким всплеском ударившего в глаза. Вокруг хохотали. Она  медленно
открыла глаза,  стояла,  обнаженная  и  вз®ерошенная,  в  кругу  смеющихся
крепких мужчин в черной одежде с какими-то затейливыми золотыми знаками на
левой стороне груди. Ее пошатывало и мутило.  Она  зло  сверкнула  глазами
из-под спутавшихся волос, и хохот грянул с новой силой.
   - Клянусь Предназначением, охота того стоила! - сказал кто-то. -  Какая
кобылка!
   Ему  дружно  поддакнули.  Анастасия  прикинула,  сможет  ли  в   броске
выхватить меч из ножен у ближайшего. Нет, тело пока что плохо  повинуется.
Она потрясла руками, разминая их. Огляделась внимательно. Вокруг  -  голые
холмы, под ногами сухой горячий песок, серая пыль. Ни деревца, ни кустика.
   Кони - обычные кони, шестиногие, люди -  обычные  люди,  разве  что  их
штаны и рубахи иного, диковинного покроя, а  золотые  знаки  больше  всего
напоминают какое-то шестиногое насекомое. Только вот взгляды их  настолько
не понравились Анастасии, что она даже не ощутила стыда  за  свою  наготу.
Странная пустота была в их глазах, и смотрели они  так,  словно  Анастасия
вообще не была человеком - глаза лошадиных барышников, довольных  красивой
и сильной покупкой. И ничего, кроме этого. От этого ничуть не стало легче,
наоборот. "Право же, наоборот", - подумала Анастасия, выпрямилась с  видом
гордым и презрительным, сглатывая тошноту. Судя по их  лицам,  они  поняли
оскорбление, сообразили, что их  считают  низшими  существами,  которых  и
стыдиться-то нельзя.
   Вокруг дыбились голые желтые холмы, и ветер,  посвистывая,  по-змеиному
шипя, сдувал с них песок, гнал его тонкими невесомыми струйками неизвестно
куда.
   - Какая кобылка! - повторил главный. - Тряпки ей бросьте.
   К ногам Анастасии упали рубаха и штаны  из  той  же  черной  ткани,  но
гораздо более поношенные. Она накинула рубаху  через  голову  и  не  сразу
справилась с застежкой штанов.
   - А ты уверен, что Китеж мы себе на голову не посадим? -  спросил  один
главного.
   - Абсолютно уверен. Я за ними долго наблюдал. Совсем ничего похожего.
   - Поверим... Как с ней толковать?
   - Как обычно.
   Все снова заржали. Один протянул ей железную гребенку, и  Анастасия  не
удержалась, взяла. Долго расчесывала спутавшиеся волосы, дергаясь от  боли
и тихонечко ругаясь под нос. Потом швырнула гребенку под ноги хозяину.
   - Ого!
   - Да уж это не про нашу честь.  Закон  Законом,  а  Хранители  Кнута  и
Лопаты...
   Все разом примолкли. Казалось, им хочется оглянуться друг на друга,  но
они боятся.
   - Вы, скоты, что все это значит? - спросила Анастасия.
   - Еще лучше. Говорит по-человечески. Меньше возни.
   Ну, так! Анастасия покрепче уперлась левой  ногой  в  землю,  прикинула
расстояние, оценила и вырвала.
   И метнулась. Крутнулась. Влепила.
   И почти тут же ей досталось меж шеей и плечом чем-то твердым,  да  так,
что она кубарем полетела в песок. Сразу  же  навалились,  вывернули  руки,
скрутили их ремнем за спиной, спутали ноги. Грубо  подняли  и  держали  за
локти.
   Главный, которому она угодила босой пяткой под массивную пряжку  пояса,
еще сидел, схватившись за ушибленное место,  со  свистом  втягивал  воздух
сквозь стиснутые зубы, охал и шипел, как лесной ящер. Его люди,  когда  он
на них не смотрел, косились на него скорее  злорадно.  Наконец  он  встал,
разогнулся, проковылял к Анастасии и влепил ей оглушительную пощечину.
   - Ну, стерва! - выдохнул он. - Я ж  тебя  не  доведу,  не  посмотрю  на
Хранителей...
   Анастасия облизнула нижнюю губу - нет, не разбил, но все равно больно.
   - Развяжи руки и дай меч, - сказала она. -  А  там  посмотрим,  скотина
такая.
   - Я тебе сейчас такой меч дам...
   - Хранители, - небрежно так, равнодушно так обронил  самый  неприметный
из его людей, и главарь тут же сник. Выругался, сплюнул: - Ладно, пошли.
   Анастасию повели к холмам. Идти трудно, путы на ногах короткие, она  то
и дело спотыкалась. Ее тут же подхватывали, но при этом старались  как  бы
нечаянно лапать, тайком от  неприметного,  но  грубо  и  нахально,  и  она
старалась  идти  осторожнее,  крохотными  шажками,  медленно.  Черных  это
раздражало, и в  конце  концов  после  короткой  перебранки  ей  разрезали
веревку на ногах. "Что-то  не  похоже,  чтобы  женщины  тут  были  сильным
полом", - подумала Анастасия, ежась от тоскливой безнадежности. И  впервые
пожалела, что пустилась в путешествие.
   Чем  ближе  они  подходили  к  холмам,  тем  диковиннее  и   явственнее
становились долетавшие оттуда звуки - мощное шипенье  и  гул,  пыхтенье  и
многоголосые выкрики. Вроде бы шум большого  города  -  так  бывает,  если
слушать его с высокой башни.
   Они оказались на вершине холма, и Анастасия попятилась.
   Внизу  кипела  невообразимая  суета,  казавшаяся   непривычному   глазу
сплошной мешаниной людей, животных, повозок, железа и  дерева,  канатов  и
лестниц.
   Справа тянулась  от  самого  горизонта  гигантская  канава,  шириной  и
глубиной  не  уступавшая  той  высохшей  реке   у   Серого   Моста,   даже
превосходившая ее.  Но  это  русло  было  вырыто  человеческими  руками  -
идеально прямое, с отлогими краями, высоченным валом выброшенной земли  на
том берегу. Какие-то исполинские железные звери, членистые, дымящие жирным
черным дымом, свистящие, то и дело выпускавшие клубы густого белого  пара,
слепленные,  казалось,   кое-как   из   бочкообразных,   кругловертящихся,
криво-растопыренных,  косо-дырчатых  кусков,   полос   и   частей.   Звери
вгрызались гигантскими зазубренными ковшами на  длинных  шеях  в  отвесную
стену земли, куда утыкалось русло. Дергались,  скребли,  рыли,  отхватывая
комья и глыбы. Ковши мотались, словно головы чудовищ  на  перебитых  шеях,
вываливали землю вбок, и ее утаскивали наверх в сотнях бадей  на  канатах,
на тысячах тачек по бегущим вверх  по  стенам  зигзагами  узким  настилам.
Многие тысячи людей копошились в русле, выравнивая его дно,  увозя  наверх
землю и сваливая ее в бесконечный вал, уходивший за горизонт  обок  русла;
другие распоряжались, вопили,  хлестали  бичами  нерадивых,  суетились  на
площадках железных зверей, спуская вниз какие-то  бочки,  связки  дров;  и
поминутно  раздавались  истошные  вопли  придавленных  и  пораненных,   на
которые, казалось, никто не обращал внимания -  только  взблескивало  там,
где раздавался крик, словно бы мечи сверкали, и тогда крик затихал. Марево
пыли стояло над исполинским руслом. Казалось, это горе  повисло  невесомым
облаком. Жуткое зрелище. Анастасии показалось даже, что это она  умерла  и
попала в потусторонний мир, на зловещую  Свалку  Истории,  которой  пугали
грешников жрецы. Они, правда, уверяли, что там царят холод  и  сумрак,  но
все равно это похоже на загробную жизнь для грешников...
   Правда, Анастасия знала, что люди способны сделать этот мир  еще  более
неласковым - для невинных... Куда там загробному для грешников!
   - Что это? - спросила она, чувствуя  себя  крохотной  пылинкой  посреди
смерча.
   - Великий Канал! - ответил кто-то. - Творение Божественного Жука!
   - А... зачем все это? - спросила Анастасия недоуменно.  Как  раз  из-за
грандиозности Канала не верилось, что здесь скрыта естественная, разумная,
человеческая цель. Людей здесь собрано многие  тысячи,  но  все,  что  они
делали, было нечеловеческим.
   В ответ - удар по спине:
   - Заткнись, дикарка!
   Анастасия посмотрела влево - там и в  самом  деле  стоял  целый  город.
Город на колесах. Крытые грубой тканью огромные повозки и настоящие домики
- но на высоких колесах, с оглоблями и дышлами, уткнувшимися  в  землю,  с
окнами и дверями, крылечками и латаными жестяными трубами. Тысячи повозок,
тысячи  домиков,  образовавших  неисчислимые  улицы   и   тупики   жуткого
лабиринта. Там дымили печи, взлетали снопы искр над крышами кузниц, бегали
дети, ревел скот, под навесами в стойлах из жердей стояли кони, висело  на
веревках белье. В любой момент этот город мог сняться с места и  тронуться
в путь. И над городом  на  высоченном  столбе,  обитом  жарко  блестевшими
золотыми бляхами, на белом человеческом  черепе  (слишком  большом,  чтобы
быть делом рук природы), вцепившись в него шестью  растопыренными  лапами,
восседал гигантский золотой паук с черными матовыми глазами. А чуть пониже
развевались по ветру то ли длиннющие лошадиные хвосты, то ли пучки  черных
веревок.
   Один из пленивших  Анастасию  поскакал  в  город  -  видимо,  известить
кого-то. Мелькнул на улицах, направляясь к столбу с пауком (или жуком?)  и
исчез в суетне таких же черных.
   Анастасию грубо  схватили  за  плечо  и  повернули,  толкнули  в  спину
костистым кулаком:
   - Пошла!
   - Я... не умерла? - спросила она неуверенно.
   Тычок кулаком в поясницу:
   - Скоро убедишься, что тут живые...
   Они  вошли  в  город,  зашагали  меж  повозок  и   домиков.   Анастасия
поразилась, что никто не обращает на них внимания. Взглядывают  мельком  и
тут  же  равнодушно  отводят  глаза,  уступают  дорогу  без  страха,   без
любопытства, без единого человеческого  чувства.  Только  у  детей,  и  то
совсем  крохотных,  Анастасия  увидела  в  глазах  живой  блеск.  Те,  что
постарше, уже пугали насквозь пустыми глазами.
   Они подошли к столбу с черепом и жуком.  Вблизи  оказалось,  что  столб
воистину громаден. Черные веревки сухо шелестели в налетевшем ветерке. Дом
под столбом был больше и  наряднее  остальных  -  но  и  он,  понятно,  на
колесах.
   Захватчики переменились на глазах. Теперь они приняли вид раболепный  и
предупредительный, хотя пока что не видно никого, перед  кем  следует  эти
чувства проявлять. Они стояли в ряд, смирнехонько, вытянув руки по швам.
   Скрипнула дверь, и сверху позвали:
   - Входите!
   Старший толкнул Анастасию в спину, и она  пошла  вверх  по  приставному
крыльцу с перилами. Следом на цыпочках взбирался старший. Казалось,  он  и
не дышит.
   Прихожая, где застыли двое воинов в черном, с секирами. Дверь  медленно
распахнулась. Старший уже не толкал -  упер  в  спину  Анастасии  палец  и
направил в проем, бесшумно ступая следом. Дверь бесшумно  же  захлопнулась
за ней.
   - Подойди ближе, - произнес лишенный человеческих чувств мужской  голос
- словно сам воздух, насыщенный запахами железа  и  песка,  складывался  в
слова под ударами невидимого кнута.
   Анастасия сделала два шага вперед.
   - Развяжите руки.
   Шаги за спиной. Руки Анастасии оказались свободны. Она встряхнула  ими,
разгоняя кровь по жилам и жилочкам, огляделась.
   В черном высоком кресле сидел человек в  черном.  Узкое  длинное  лицо,
крючковатый нос, острый подбородок. Совершенно голый череп перехвачен  над
глазами обручем с золотым жуком. Казалось, жук  впился  ему  в  лоб  всеми
шестью лапами и застыл, подобно  третьему  глазу.  Такой  же  жук,  только
побольше, восседал на спинке кресла над его головой, и из жука рос золотой
семисвечник. По обе стороны кресла стояли такие же люди в черном, только у
этих жуки висели на груди на золотых цепочках.
   - Убирайся.
   - Великий Мастер, она строптива, и я опасаюсь...  -  прошелестел  из-за
спины Анастасии старший над схватившими ее.
   - Великие истины усмиряют самых строптивых, - сказал человек в  черном.
- Убирайся.
   Дверь  мягко  затворилась.  Полтора  десятка  взглядов  скрестились  на
Анастасии. Она стояла, гордо подняв голову, притворяясь, будто не замечает
этих взглядов - шарящих, холодных. И совершенно пустых.
   - Ну что же, - сказал тот, кого назвали Великим Мастером. - Она слишком
красива, чтобы продолжать род рабочего быдла,  а  следовательно,  достойна
продолжать род кого-то из вас, Хранители Кнута и Лопаты.
   - Сначала следовало бы меня спросить, согласна ли я  продолжать  чей-то
там род, - сказала Анастасия. - И стоит ли его вообще продолжать?
   На нее у