нные   авторскими
свидетельствами.
   - Ну, это не деловой разговор. Вы кто такой?
   - Главный конструктор завода.
   - Вы представляете, что  получится,  если  каждый  главный  конструктор
завода начнет обращаться прямо ко мне!  Не  могли  утрясти  такое  дело  в
Управлении? В главке, наконец?
   - Обращался. Не раз обращался, ответили, что решить можете только вы.
   - Но не в  одиночном  же  порядке!  Ждите,  не  отвлекайте  заместителя
министра, у него, поверьте, достаточно более важных и  неотложных  дел.  Я
занимаюсь не отдельными заводами, а промышленностью. А вам,  поскольку  уж
вы сюда как-то попали, скажу, что не могу удовлетворить  ваше  ходатайство
даже при желании  со  своей  стороны:  все  компьютеры  уже  распределены.
Попробуйте возбудить ходатайство через Управление на следующую  пятилетку,
рассмотрим в зависимости от  обстоятельств.  Я  уважаю  изобретателей,  но
сейчас ничем не могу помочь. Извините, я занят.
   Олег Петрович не поспешил откланяться, он остался в кресле и попробовал
прибегнуть к иному воздействию. Он ничего не сказал вслух,  а  заместитель
министра, уже протянувший руку к папке с бумагами, чтобы  продолжить  свою
работу, задержался, убрал руку и над чем-то задумался.
   - Постойте, - сказал он. -  В  Дубну  был  отправлен  полупроводниковый
компьютер совсем новой системы, который вскоре же отказал. Им бы сразу  же
пред®явить  претензию  фирме,  а  у  них   кто-то   вздумал   поковыряться
самодеятельно, нарушил пломбы, и теперь фирма запросила несусветную  сумму
за ремонт. Дубне отгрузили другой  компьютер,  а  поврежденный  можно  бы,
пожалуй, передать вам. Хотите рискнуть? Наладите?
   - Попробуем разобраться,  хотя  не  легко,  конечно,  будет,  поскольку
устройство новое.
   Заместитель министра  достал  бланк,  написал  на  нем  распоряжение  и
протянул Олегу Петровичу.
   - Передайте Лаптевникову, он оформит. До свидания.
   "Смотри  ты,  сработало!"  -  обрадовался  Олег  Петрович  и,  рассыпав
несколько неуклюжих  благодарностей,  вылетел  с  драгоценной  бумагой  из
кабинета: "Лаптевников? Знакомая фамилия, - копался он в памяти, шагая  по
длинным коридорам министерства. - Да это же тот  самый  чину  та,  который
когда-то хамски ответил на письмо  завода  об  ассортименте  металла.  Ну,
заяц, теперь я тебе покажу!"
   Кабинет  у  Лаптевникова  оказался  маленьким,  насквозь   прокуренным;
маленьким и суетливым оказался и хозяин,  задерганный  почти  непрерывными
звонками  трех  телефонов.  Его  лысинку  окружали  легкие  седые  волосы,
взвихренные, как дым. Большие запорожские усы свисали на подбородок, из-за
них, как ствол орудия из башни  танка,  высовывалась  сигарета,  неминуемо
спалившая бы эти длинные усы, не будь она вставлена  в  длинный  мундштук.
Толстые стекла очков в мощной оправе скрывали верхнюю часть  лица.  Бумагу
заместителя министра Лаптевников принял благоговейно и, прочитав,  бережно
положил в средний ящик стола.
   - Сделаем немедленно, - сказал он и, сняв очки,  глянул  на  посетителя
маленькими серыми глазами, заслезившимися от дыма. - Говорите адрес вашего
предприятия и номер расчетного счета.
   Олег Петрович сообщил,  а  Лаптевников  записал  что-то  в  блокноте  и
заверил:
   - Сегодня же и дадим распоряжение в Дубну о немедленной отгрузке.  Если
задержатся больше недели, звоните вот по этому телефону.
   Несмотря на его деловитость, старик  выглядел  таким  беззащитным,  что
Олегу  Петровичу  расхотелось  сводить  с  ним  счеты,  не  таким  он  ему
представлялся издали - он только осведомился, почему  Лаптевников  прошлый
раз так категорически осадил завод.
   - Припоминаю, было что-то в этом роде. Можно  бы  поднять  документы  у
секретаря, но, в общем, понятно и без того. Не можем мы, милейший, увязать
интересы всех заводов, чтобы никого не обидеть. Вашу цидулю я помню еще  и
потому, что вы ведь копию  ее  в  газету  "Индустрия"  послали,  а  оттуда
натравили на нас борзого сотрудника: делов было!
   Не могут, вы поймите, не могут нам металлургические и  метизные  заводы
отгружать продукцию в  мелкой  расфасовке,  как  сигареты.  Они  отгружают
целыми составами, платформами! Товарные дворы станций тоже не расширишь, и
количество перевалочных  баз  нельзя  множить  до  бесконечности.  Вам  бы
поработать здесь недельку, стало бы все понятно.
   - А что остается делать нам?
   - Да то же, что и делаете, пока не додумались до лучшего.
   - Зачем же тогда было писать нам грозную отповедь?
   - Не одергивать тоже нельзя, совсем распояшетесь.
   Олег  Петрович  понял,  махнул  рукой  и  ушел,  мирно  простившись.  А
заместитель  министра,  закончив  наиболее  спешные   дела,   вспомнил   о
посетителе и вызвал своего секретаря:
   - Чуть не забыл спросить, зачем вы утром пропустили ко мне Голого, я же
просил не мешать?
   Секретарь рассмеялся:
   - Голых не было, что вы!
   - Ну этого... Нагого, что ли?
   - Прошел тут один, он сослался на вас, сказал, что примете.
   - Что за вздор. Значит, вы без моего разрешения заказали ему пропуск?
   - Я не заказывал.
   - Так не без пропуска же он прошел! Выясните.
   Вызванный с пропусками дежурный пред®явил всю пачку, и секретарь  сразу
заметил бумажку, отличавшуюся от других даже по формату.
   - Так это же простая записка! - воскликнул он и прочитал вслух:
   "Благодарю за любезное содействие. Олег Нагой".
   - Это что  же  такое?  -  воззрился  он  на  дежурного,  только  сейчас
понявшего, что стряслась беда.
   -  Оставьте  его,  пусть  вернется  на  пост,  -  приказал  заместитель
министра. - Уж если этот новоявленный Остап Бендер сумел обговорить вас  и
меня, то чего же с него спрашивать.
   - Прикажете затребовать Нагого сюда или сразу передать дело в органы?
   Замминистра помедлил, потом поднялся из-за  стола,  посмотрел  в  окно,
запер сейф и только тогда ответил:
   - Собственно говоря, ничего противозаконного Нагой не совершил. Вряд ли
можно считать предосудительным способность убедительно отстаивать интересы
своего предприятия. Нагой не применял силу, действовал не из  корысти,  не
обманывал и не делал подлога.
   - Но - пропуск!
   - А он и не назвал свою записку пропуском, он только поблагодарил нас в
ней. Он просто нахал, но это мне даже нравится. Люблю  рискованных  людей.
Оставьте без последствий, а сейчас вызовите мне машину к под®езду.



        19

   На пути из Москвы Олег Петрович  был  молчаливее  обычного,  и  попытки
Афины Павловны расшевелить его не имели успеха.
   - Ну и помалкивай в тряпочку, если уж стал такой  важный,  -  обиделась
Афина Павловна и достала из сумочки переводный роман.
   А Олегу Петровичу, собственно, нечего было и обдумывать  по-настоящему,
потому что в его распоряжении была только  факты,  об®яснение  которых  не
укладывалось ни в какие рамки. Строго говоря, они вообще были необ®яснимы,
под  них  нельзя  было  подвести   никакой   теории,   оставалось   только
фантазировать и строить весьма шаткие  гипотезы.  Но  покачивание  вагона,
удобное кресло и смягченный перестук колес располагали к  тому,  что  Олег
Петрович вновь и вновь перекручивал нить своих размышлений.
   Не подлежало уже никакому сомнению,  что  ему,  по  какой-то  неведомой
причине, стали присущи  таинственные  и  могущественные  способности,  ему
стало дано не только проникать в сокровенные мысли окружающих, но и влиять
на решения и поступки людей по своему желанию. Прежде он  за  собой  этого
никогда не замечал, а теперь вот вдруг проявилось, получалось без  особого
труда, а само проявление этого психологического процесса  становилось  уже
как бы само собой разумеющимся, как зрение, как слух.
   Чтобы проникнуть в мысли другого, ему  стоило  только  сосредоточиться,
как, скажем, во время слушания лекции, от  которой  на  миг  отвлекся,  но
спохватился и вновь улавливаешь нить  рассуждении  лектора.  Вот  также  и
теперь, стоило немного  напрячь  внимание  -  и  чужие  мысли  становились
понятными, как свои. Правда, иногда получалась  какая-то  каша  из  набора
слов, повторяющихся строчек песни или уж вовсе какой-то  чепухи,  но  так,
наверное, оно и  было  в  голове  того,  на  ком  сосредоточивал  он  свое
внимание.
   У Афины, например, сейчас мысли шли, в основном,  двумя  слоями:  самый
плотный состоял из текста книги,  над  ним  -  ее,  неоформленные  словами
суждения - одно ей нравилось, другое раздражало, - а где-то очень издалека
прорывалось иногда беспокойство об оставленном в бюро проекте или  расходы
по поездке.
   Афину, положим, он знал, а вот заместителя министра увидел первый  раз,
а мысли его были Олегу Петровичу даже еще яснее, наверное, потому, что сам
он, сознавая ответственность момента, напрягся очень сильно.  Замминистра,
безусловно,  был  волевым,  властным  человеком  и  по  натуре  и  в  силу
занимаемого  им  поста,  но  стоило  Олегу  Петровичу  сосредоточить  свои
желания, как тот подчинился, незаметно для себя  переменил  свое  решение,
нашел подвернувшийся вариант действия  и  поступил  так,  как  хотел  Олег
Петрович.
   "Большая сила, черт возьми! - который уж раз отметил он, - гипноз,  что
ли? Вообще такое, если верить литературе, встречалось и раньше.  Помнится,
был, например, Свенгали, тот тоже умел  распоряжаться  людьми  вопреки  их
воле. У графа Калиостро наблюдалось что-то в этом роде... В мелочь  у  них
все это вылилось, в личное, а ведь могли  бы  совершить  великие  дела!  А
какие именно, на что стоит употребить такую силу?"
   - Фина! - слегка толкнул он свою подругу, - оторвись-ка на минутку.
   - Оторвалась, - ответила та, опустив книгу на колени.
   - Я хочу тебя спросить об очень важном.
   - Я вся - внимание, - заверила она.
   - Вот так, молодчина! Скажи мне теперь, что бы ты стала делать, если бы
смогла все, что хочешь?
   - Подумаешь задача! Ну составила бы себе, например,  хороший  гардероб,
купила тебе новую машину вместо твоей дрянной  "букарахи",  обзавелась  бы
дачей на южном берегу Крыма. Хватит тебе?
   - Нет, ты размахнись пошире.
   - Хорошо. Пусть дача будет на берегу Средиземного  моря,  у  причала  -
личная яхта.  Не  плохо  бы  еще  иметь  пять  человек  прислуги  в  своем
распоряжении. А ты что, выиграл?
   - Ты все-таки мельчишь, Фина. Представь, что тебе служит могущественный
джин, готовый  выполнить  любое  твое  желание.  Ты  можешь  распоряжаться
судьбами людей, править государствами, делать все, что тебе угодно.
   - Ну, если так, то я распоряжусь, чтобы был коммунизм. Он,  конечно,  и
без меня неизбежен, но еще не скоро, а  тут  чтобы  раз-два  -  и  дело  с
концом.
   - Это прекрасно. А как ты это осуществишь?
   - Я прикажу, а джин пусть уж сам позаботится о способах.
   - Афина, но ведь ты понимаешь, что без сопротивления ни капиталисты, ни
царьки своего не уступят.
   - Черт возьми, Олег, не знаю, чего ты от  меня  хочешь!  Уж  если  джин
всемогущ, пусть он и изворачивается как знает.
   - Нет, Фина, даже в сказках должна быть  своя  логика.  Вспомни:  чтобы
задержать погоню, кидают гребешок - и вырастает лес, бросают полотенце, из
которого образуется река, а не наоборот. А баба Яга вынуждена лес сгрызть,
а реку выпить, и опять-таки не иначе.
   - Уж не собираешься ли ты стать сказочником?
   - Нет, но ты не отвечаешь на основной вопрос.
   - Дорогой мой, на него так сразу не ответишь, тут крепко  думать  надо.
Разве тебе не ясно, что над этим ломали головы  многие  люди,  куда  более
способные, чем я или ты. Спроси что-нибудь полегче...
   Это было  верно,  смешно  ожидать  более  определенного  ответа,  да  и
спрошено было без надежды на него. А вот попутно в словах  Афины  Павловны
Олегу Петровичу показалось что-то примечательное, даже мало относящееся  к
вопросу, что промелькнуло, не зацепившись, и лишь через несколько минут он
установил, что насторожило его мимолетное упоминание о "букарахе".
   "Ну и что из того? - подумал он. - Афина права, хватит  уж  возиться  с
этой самоделкой, не то время, чтобы раскатываться  на  убогой  тарахтелке.
Ба, передам-ка я ее нашему ГПТУ,  пусть  ребята  забавляются.  Вот  только
ангела с нее надо снять, ни к чему им ангел".
   И вдруг Олег Петрович вспомнил свой  разговор  с  Кузьмой  Кузьмичем  и
только тут догадался:
   "Стоп! Как же я сразу не сообразил! Наталкивал же он меня  на  то,  что
предметом концентрации моих переживаний была вещь, которую  я  перенес  из
квартиры в машину; ведь это же ангела я перенес! Значит, действительно, не
телевизор  служит  источником  моих  загадочных  видений,  а  именно   эта
старинная статуэтка..."
   Приехав домой, Олег Петрович, разумеется, сразу же  отвинтил  ангела  с
капота "букарахи", принес в спальню и поставил точно на  то  самое  место,
где статуэтка стояла  всегда.  Помня  о  подмеченной  ранее  периодичности
явлений, он заглянул в дневник и с огорчением установил, что до  появления
желанного эффекта надо ждать дней восемь-девять.
   "Странная закономерность, - не в первый уже раз задумался он, -  почему
в основе периодичности лежит  такое  "некруглое"  число  -  не  месяц,  не
неделя, не декада".
   И не впервые также стал он сейчас перебирать в  памяти  обстоятельства,
сопутствующие  явлениям.  Он  вспоминал  подробности,  глядя  на   ангела,
машинально повертывая его на столе. Он даже наклонил его,  поставив  в  то
положение, в котором он был закреплен на машине, как бы вновь увидел,  как
во время поездки над капотом "букарахи" красовался  ангел,  летящий  перед
ветровым стеклом, освещенный красным светом  луны.  И  тут  Олег  Петрович
уловил наконец разгадку:
   "В лунном свете был он во время дорожного происшествия!" Олег  Петрович
схватил настольный календарь, сравнил его  с  дневником  и  убедился:  "Ну
конечно, каждый раз явления происходили в полнолуние. А как же иначе!  Мог
бы и раньше догадаться, что должна быть связь с Луной, потому  что  именно
на Селене собиралась Лия установить генератор импульсов. Значит,  все  эти
видения наяву и то, что снилось, - следствия одного и  того  же  процесса,
все это сводится в единую систему, естественную и закономерную!.."
   Ко  времени  возвращения  Олега  Петровича  из  Москвы  план  по   бюро
продвинулся в  должной  мере,  безболезненно  проходила  и  реконструкция,
затеянная им при учреждении должности главного конструктора.
   По новому, разработанному им положению к нему влился  отдел  технолога,
числившийся  ранее  самостоятельной  административной   единицей.   Бывший
начальник  технологического  отдела  инженер   Онищенко   становился   его
заместителем, ничего не теряя в окладе. Не ущемлялись и  другие  работники
отдела, так что слияние произошло безболезненно, а Олег  Петрович  получил
больше возможностей  маневрирования.  Правда,  ему  уже  приклеили  звание
"реформатора", но звучало это безобидно.  Закончилось  и  переоборудование
помещений, поэтому  Олег  Петрович  сразу  же  смог  перебраться  в  новый
кабинет.
   Помещение, которое занимал Лев  Васильевич,  имело  единственное  окно,
поэтому в нем было несколько сумрачно, его и отвели под  компьютер,  а  из
двух окон нового кабинета  открывалась  панорама  почти  всего  завода,  и
виднелся даже участок реки с темневшим за ней в отдалении лесом,  уходящим
за горизонт. По реке проходили празднично выглядевшие белые  пароходы,  на
подоконнике сновали воробьи, доносился слаженный гул цехов, было солнечно.
   Люся разместилась в маленькой приемной. Она  теперь  стала  официальным
секретарем,  к  ней  был  проведен  звонок,  появилась  пишущая  машина  и
телефонный аппарат. Для начала Олег Петрович поручил ей написать плакат  с
лаконичной надписью "Не курить!" и  укрепил  его  на  самом  видном  месте
кабинета.
   - У тебя стало совсем как у заправских бюрократов, о которых ты  всегда
отзывался презрительно, - заметила  Афина  Павловна,  заглянув  мимоходом.
Нельзя  сказать,  что  Олег  Петрович  выслушал   это   замечание   вполне
равнодушно, чем-то оно задело, он стал считать, что  положение  все  же  к
чему-то обязывает и к тому же способствует работе.
   К этому времени затеянное им "сближение с профессией",  как  это  стали
называть, заканчивала  уже  вторая  группа  и  пора  было  ознакомиться  с
результатами  первой.  Олег  Петрович  вызвал  конструкторов  и  предложил
поделиться впечатлениями. В общем, получалось, что месяц, проведенный  ими
за станками и у верстаков, прошел благополучно. Никто ничего  не  запорол,
кое-чему  научились,  ко  многому  пригляделись   и   стали   представлять
конкретнее, чем это виделось из бюро. С рабочими сошлись поближе, хотя  не
обошлось и без подначек со стороны "работяг".
   Оказалось даже, как ни странно, что все выполнили  нормы.  Положим,  на
ответственные участки никого из них не ставили  -  в  цехах  не  дураки  в
мастерах ходят - да и работы конструкторам давали невысокой точности,  кое
в чем не обошлось и без помощи рабочих.
   Олег Петрович собирался уже отпустить конструкторов, когда один из  них
нерешительно заговорил как раз о взаимоотношениях с рабочими.
   - Вышел у меня маленький казус. В начале месяца я проработал два дня на
дыропробивном прессе: рабочий был на бюллетене, и  мне  пришлось  заменить
его.  Работенка,  доложу  вам,  однообразная,  квалификации  не   требует,
скучновато, вот и  дернуло  меня  затеять  "рацию".  У  пресса  ход  стола
использовался только в одну сторону, а обратно его приходилось  возвращать
вручную - тяжеленько и долгонько ручку крутить.
   - Да не тяни ты, Бахметьев, - пробовали поторопить рассказчика, но  тот
только отмахнулся и вдался в технические  подробности,  потом  вернулся  к
"казусу":
   - Инженерам,  вы  знаете,  не  полагается  подавать  рационализаторские
предложения,  касающиеся  их  работы,  поэтому,  когда  рабочий  вышел   с
бюллетеня, я его и надоумил: "Неужели не  надоело  крутить  глупую  ручку?
Подай "рацию", чтобы пристроили пару шестерен для использования  обратного
хода. Это и труд облегчит, и деньгу получишь".  Он  согласился,  переделка
была чепуховая, справились за неделю.
   - Так это же  превосходно!  -  обрадовался  Олег  Петрович.  -  Видите,
сказалось и еще одно достоинство сближения профессий.
   - Хорошо-то хорошо, да обернулось плохо. До переделки пресс  работал  в
три  смены,  значит,  на  нем  были  заняты  трое  рабочих,  а  при  новой
производительности  оказалось  достаточно  одной   смены,   поэтому   двух
сменщиков перевели на другую работу. И  вот  встретил  меня  недавно  тот,
который рацию подавал и говорит: "Черти бы тебя подрали, умная голова,  за
твой совет. Получил я премии двести рублей, а  из-за  них  двух  приятелей
лишился, да еще морду они мне на днях набили!"
   Оказывается, тем двоим,  которых  перевели,  пришлось  к  новой  работе
привыкать, заработок у них на это время снизился, вот они  с  горя  выпили
и... свели счеты.
   На Бахметьева тут же посыпались шуточки:
   - Не тому, выходит, морду набили!
   - Ничего, он выпьет тоже и переадресует по назначению.
   - Ну, гляди, теперь в цех не очень-то показывайся...
   Олег Петрович опешил: хорошая инициатива готова была провалиться, а как
поправить дело, сразу не придумаешь.
   - Какой же отсюда вывод? - спросил он, чтобы оттянуть время.
   - Уж я во всяком случае не сунусь больше в такое дело.
   - И не надо  соваться,  -  подал  голос  Онищенко.  -  В  мою  бытность
технологом  я  несколько  раз  отмечал:  как  где-нибудь  резко  поднялась
выработка,  так  и  знай,  применили  подпольно  какое-то  приспособление.
Работяга теперь пошел умненький, он знает, что проведи  он  рационализацию
должным порядком, расценки обстригут, и  снова  он  окажется  при  пиковом
интересе. Теперь рабочий свои приспособления в БРИЗ  не  тащит,  он  их  в
шкафчике хранит, а применяет украдкой. В лучшем случае другу даст на время
и под большим секретом, а потом опять  в  шкафчик  спрячет.  На  этот  раз
какой-то новичок попался, потому и клюнул