Константин Брендючков. Последний ангел

   -----------------------------------------------------------------------
   OCъ & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


        1

   Черная бездна всегда воспринималась Лией как нечто чуждое,  потому  что
ее бесконечность не постигалась разумом, как бы отторгалась от него. Ничто
не смягчало гнетущей пустоты вселенной. Ни верха, ни низа,  ни  звука,  ни
образа!
   И только в одном месте  угадывалась  твердь,  закрывшая  собой  огоньки
далеких миров, твердь астероида,  с  которым  Лию  связывал  лишь  тонкий,
исчезающий во тьме шнур.
   Она уже  проверила  улавливающие  пояса  приемных  устройств,  все  они
оказались исправными, но она любила витать в бездне и потому  задержалась,
расслабив все тело и бездумно отдавшись полному покою.  Но  это  не  могло
продолжаться безнаказанно, твердь, вращаясь, грозила ударить, поэтому  Лия
наконец встрепенулась, включила шлемный  осветитель  и  запустила  тяговый
механизм, который повлек ее над поверхностью пустынного  скитальца,  давно
уже ставшего для Лии домом.
   Невзрачным и безрадостным выглядел этот дом снаружи: скалы,  большие  и
маленькие воронки, выбитые ударами  метеоров,  осколки  и  брызги  породы,
редкие шахты дюз, казавшиеся бездонными, - таково  было  лицо  маленького,
затерявшегося во вселенной мирка.
   Вскоре показались  холодные  сигнальные  огни  устья  шлюзовой  пещеры.
Прошлюзовавшись,  Лия  переоделась,  подошла  к  входной  шахте,   подняла
оставленный ею же веер и шагнула в слабо освещенную пропасть. Как  страшно
было  это  когда-то  сделать  и  каким  обыденным  стало   теперь.   Почти
безотчетными взмахами веера она сдерживала и без того  медленное  падение,
пока не спустилась на перекресток нескольких коридоров и, пройдя по одному
из них, открыла дверь командного зала. Ее  появление  вызвало  улыбки,  и,
хотя никто еще ничего не сказал, она поняла, что ее задержка  не  осталась
незамеченной.
   - Известная неженка, - сказал Зор, и Лия уловила,  как  у  него  сквозь
внешнюю суровость пробивается запрятанная приязнь. Рея  и  Фада,  судя  по
тому, как они переглянулись, тоже уловили это.
   "В нашем доме решительно ничто не может остаться тайной,  и  приходится
удивляться, что его обитатели вообще еще прибегают к речи",  -  в  который
раз подумала Лия.
   - Повзрослеешь - поймешь, что в словах мысль  оттачивается  и  делается
живей, - откликнулся Зор. - А когда окрепнет ваша воля, - обратился он уже
ко всем, - вы сможете и скрыть мысль от других, когда сочтете нужным.
   Зор пережил уже около пятисот планетных циклов,  он  был  мудр,  и  ему
следовало верить, но Рея лукаво улыбнулась и подумала: "А зачем это  может
понадобиться?"
   - Задай этот вопрос Комбинатору, все равно вы с Фадой только и делаете,
что программируете для него всевозможные фантастические картины, - ответил
вслух Зор. - Но не сейчас! - заметил он уже другим тоном. Смотрите! Вот он
появился наконец пропавший Наблюдатель!
   Зор чего-то не договорил, но было уже не до того: Лия увидела,  что  на
перекрестии  мутноватого  курсового  экрана  действительно  сформировалось
что-то, не похожее на звезды. Это не было ни  искоркой,  ни  кружочком,  а
представляло собой пятнышко с недоразвитыми лапками, как у амебы.
   - Да, Лия, это и есть наш Наблюдатель, а ближайшая к нему звезда - цель
нашей экспедиции, - подтвердил Зор. - Разбудите подвахтенных! А  ты,  Лия,
восстанови жизненный ритм командира, - добавил он и  отвернулся  к  пульту
управления. Рея и Фада поднялись с кресел и вышли из зала.
   Командир занимался в соседнем отсеке логической игрой. Он  поднял  руку
для очередного хода еще до появления Лии, но в его позе мало что менялось.
Так же неподвижен  был  и  его  партнер,  но  Лия  знала,  что  они  ведут
скоростную игру со  всей  возможной  для  "безвременных"  быстротой.  Лишь
присмотревшись,  можно  было  заметить,  что   рука   командира   все-таки
опускается. Для "безвременных" неуловимы были ни движения Лии, ни ее речь,
поэтому она молча убрала игровое устройство, а вместо него поставила между
партнерами  двусторонний  излучатель  биоускорителя  и,  окружив   игроков
гармошкой непроницаемых заслонов,  включила  ток.  Затем  она  отсоединила
инфракрасные светильники, оставив теперь "безвременных" в  темноте,  чтобы
предохранить их глаза от резкого перехода к обычному свету.
   Вернувшись в зал, Лия села за  полукруглую  панель  Комбинатора  и,  не
меняя программы, заложенной Реей  и  Фадой,  нажала  клавишу.  Прибор  был
настроен, оказывается, не на фантастическую тему,  а  на  последовательное
историческое развитие при заданном преобладании технического фактора.  Лия
с интересом наблюдала, как в сравнительно редких  участках  гипотетической
планеты начинали все более  скучиваться  громоздкие  жилые  сооружения,  в
просветах между которыми двигались многочисленные транспортные средства, а
разумные существа, довольно похожие на Лию, ездили и ходили,  не  опасаясь
машин, но почему-то никто из них не поднимался в воздух, что было бы проще
всего, и даже не носили крыльев.
   Но  вот  появилось   изображение   какого-то,   по-видимому,   учебного
заведения. Лия увидела  анатомическое  строение  обитателей,  и  ей  стало
понятно, почему они  не  пользовались  крыльями:  действительно,  с  такой
комплекцией  взлететь  собственными  силами  было  невозможно.  Они   были
громоздки, а физически очень слабы.  На  одном  из  спортивных  полей  Лия
увидела юношу, с большим трудом поднимавшего  гири,  немногим  больше  его
головы. Да такие даже Лия смогла бы на  своей  планете  нести  хоть  целый
день!
   Лия засмотрелась, не заметила, как  прошло  время,  и  ее  оторвало  от
Комбинатора  только  звучное  клацание   какого-то   мощного   контактора,
включенного на пульте, около которого стояло уже несколько человек  вместе
с командиром, приведенным в нормальный ритм, и Зором, уступившим ему  свое
место у пульта управления.
   Пятнышко на экране сделалось уже с ладонь, и  можно  было  рассмотреть,
что поверхность Наблюдателя покрыта сложными сооружениями антенн.
   - Меня еще не было на свете, когда мой  отец  только  что  приступил  к
начальному обучению, -  тихо  сказал  Зор  подошедшей  к  нему  Лие,  -  а
Наблюдатель уже начал свои  размахи  на  привязи  Фаэтона;  представляешь,
какой громадный запас сведений накопил он с тех пор!
   - На нашу беду! - вырвалась мысль Реи, стоявшей  рядом.  Это  было  так
непосредственно, что рассмешило даже командира.
   - Можно подумать,  что  ты  одержима  древней  болезнью,  приводящей  к
нежеланию работать, но ведь всем известно твое увлечение криптограммами, и
я опасаюсь, что выйдет наоборот: тебя трудно будет оторвать от расшифровки
сведений Наблюдателя, - отозвался Зор.
   - Подвахтенные заняли свои места, командир, - раздался голос Фады.
   - Принял, - ответил командир и, сделав нужное переключение  на  пульте,
заговорил:
   - Друзья, помощники мои! Я вызвал вас из безвремения и попросил  встать
к  экранам,  чтобы  дать  вам  возможность  присутствовать  при  одном  из
редкостных  исторических  событий  нашего  мира.  Смотрите:   перед   вами
Наблюдатель, перед  вами  создание  гения  и  труда  представителей  нашей
планеты, отцов ваших и дедов, большинство из которых не дожило  до  нашего
праздника. Когда гравитонная связь донесла до нашей  планеты  сообщение  о
приведении  в  действие  Наблюдателя,  был  отлит  колокол,  его  звучание
записали на кристалл, а сам колокол тут же был расплавлен.
   Кристалл хранился для  того,  чтобы  оживить  голос  колокола  в  нашей
экспедиции при встрече с Наблюдателем.  Будьте  свидетелями  успеха  наших
отцов и дедов. Честь им и память на все века нашей планеты! Пусть зазвучит
колокол. Фада, включи запись!
   Торжественная  речь  командира  взволновала  Лию,  а  когда   по   залу
заколыхались рокочущие, мощные звуки, ей показалось, как будто кто-то сжал
ее горло и перехватил дыхание.
   "Какой стыд!  -  спохватилась  она.  -  Что  подумали  бы  обо  мне  те
мужественные люди, которые заставили созданного  ими  Наблюдателя  столько
веков сторожить открытый ими разумный мир. Какой силой разума, смелостью и
настойчивостью обладали они! У них-то, наверное, никогда не  сбивалось  ни
дыхание, ни сердце".
   Лия призвала на помощь всю свою волю, приказала сердцу биться  ровно  и
сосредоточилась на совершенном когда-то подвиге  людей,  отдавших  большую
часть жизни на то, чтобы теперь она смогла увидеть на экране их  детище  и
получить от них завещанное наследство.
   "Подумать только, ведь они еще не умели замедлять свой жизненный ритм и
вынуждены были двигаться в бездне однозначного путевого времени, ограничив
свою жизнь пределами вот такого же скудного и безрадостного  астероида!  -
прочувствованно представляла она. -  Насколько  же  тоскливо  должны  были
протекать многочисленные бортовые сутки тех  минувших  столетий,  и  какой
силой духа обладали те люди!"
   А тягучие, проникающие, казалось, до каждой клеточки ее тела звуки  все
качались и качались в зале, во всех отсеках, по всем пещерам  астероида  и
словно бы плыли навстречу Наблюдателю.
   Когда колокол умолк, кто-то попросил командира  назвать  данные  орбиты
Наблюдателя и его положение.
   - Мы прибыли, как и намечалось,  в  самое  благоприятное  для  передачи
время, - отозвался тот. - Наблюдатель подходит  к  наиболее  удаленной  от
Гелиоса точке, то есть к концу  большого  диаметра  кометного  эллипса,  и
скорость его приближается к нулевой, так что помехи исключаются. Но почему
ты спрашиваешь данные орбиты, я же сообщал их раньше. Неужели пребывание в
безвремении могло повлиять на твою память, Дон?
   - Нет, я все помню, но сомневаюсь, почему для периода обращения выбрана
величина девяносто девять целых, девятьсот двадцать семь  тысячных  нашего
планетного цикла? Почему бы не выбрать ровно сто?
   - Причина в том, Дон, что названная тобой величина относится ко времени
мира Гелиоса, а наш мир ближе к центру звездного скопления,  гравитация  у
нас действеннее, а скорость  процессов,  соответственно,  немного  больше.
Поэтому в нашей системе отсчета период составит как раз  сто  циклов,  как
тебе и хотелось. Этого я вам не говорил, и мне приятно, что  ты  догадался
спросить сам.
   - Тогда я не понимаю, для чего провели частичное торможение?
   - Потому что Наблюдатель по какой-то неизвестен пока причине опаздывал,
и нам пришлось ввести поправки в  свое  движение.  Зор  даже  усомнился  в
действии уловителей, но Лия  установила  их  исправность  непосредственной
проверкой.
   - Загадочно, - вмешался Зор.
   - Да, загадочно, - согласился командир. -  А  теперь  слушайте  все,  -
приказал командир.  -  Зафиксируйте  Наблюдателя.  А  потом  включите  все
наружные  лобовые  антенны  приемников  высшей  ступени  быстродействия  и
сообщите готовность.
   Когда все было выполнено, командир выдвинул из пульта предохранительную
заслонку и нажал красный клапан поджигательного излучателя.
   "Какое варварство!" - промелькнула  мысль  Зора,  и  в  ту  же  секунду
щелкнул нужный контакт пульта, а на диске  измерителя  времени  стронулась
секундная стрелка. Наблюдатель  был,  оказывается,  еще  очень  далеко,  и
только через семь рывков стрелки его изображение  на  экране  вспыхнуло  и
запылало.
   - Да, варварство! - согласился командир,  -  но  получение  накопленных
Наблюдателем сведений путем физического контакта с ним  заставило  бы  нас
затратить много лет на преждевременное торможение и медленное  инерционное
приближение к Гелиосу. Да, гибнет прекрасное, но уже  устаревшее  творение
наших предков, зато  почти  вся  энергия  этого  горения  преобразуется  в
передачу его сведений нашим воспринимающим аппаратам, и,  расшифровав  эти
сигналы, мы вступим в область Гелиоса достаточно осведомленными.
   Все больше ширился  пламенный  ореол  вокруг  Наблюдателя,  все  меньше
становилось его тело на экране, и когда его почти  не  осталось,  раздался
странный треск и какой-то голос на чужом для Лии языке энергично  произнес
короткое, но почему-то понятное ей слово: "Под®ем!"



        2

   Привычно взметнувшись на кровати, Олег Петрович  ошалело  уставился  на
автоматически включившийся магнитофон.
   "Приснится же такая галиматья"! - подумал он, не вдруг приходя в  себя,
но повторная  команда  "под®ем",  поданная  его  же  собственным  голосом,
заставила встать на ноги.
   Дальше все пошло обычным путем: зарядка, умывание, завтрак -  в  общем,
все, как и всегда, по давно заведенному и хорошо отработанному порядку.
   Олег Петрович любил выходить на работу пораньше и пройти быстрым  шагом
по еще безлюдным тротуарам города, вдыхая воздух, очистившийся за ночь  от
бензиновой гари. Четыре шага вдох, шесть - выдох, такая  прогулка  отлично
дополняла утреннюю зарядку, которую он, не пропуская дня, выполнял  добрых
три десятка лет. Ничего, что из-за этого  приходилось  вставать  утром  на
полтора часа  раньше,  восприятие  жизни  становилось  острее,  да  и  сил
прибавлялось.
   Еще смолоду он приучил себя к  зарядке.  Был  строен,  легок  на  ногу,
здоров и энергичен, дышал свободно, шагал широко,  отмахивая  руками,  как
солдат.
   За хлопотами, сопровождавшими пробуждение, он чуть не забыл  свой  сон,
подивившись, что был в  нем  женщиной,  а  сейчас  прогулка  настроила  на
размышления, и в памяти вновь всплыли события, пережитые во сне.
   "Господи! -  подумалось  ему,  -  мало  ли  пришлось  прочитать  разной
фантастики, немудрено, что из всего понемногу  сложилось  что-то  связное.
Досадно, что забыл, что это самое "безвременье" может означать?  Пришельцы
шли к Гелиосу, значит, перелет был от другой звезды, долгий;  значит,  без
каких-либо манипуляций со временем им, действительно,  было  не  обойтись,
живи они даже по полтысячи лет".
   "Стоп! - спохватился Олег Петрович и  на  миг  остановился,  пораженный
какой-то мыслью. - Почему они называли Солнце греческим словом Гелиос? Они
не могли знать греческий! - Олег Петрович пошел  медленней.  -  Но  они  и
русского языка не могли знать, а  я  их  понимал  -  вот  нелепость-то!  -
Казалось, над чем тут голову ломать - сон же! - но  что-то  беспокоило.  -
Ах, вот в чем дело: что-то похожее  уже  встречалось  у  Герберта  Уэллса.
"Война Миров"? Нет, это было связано с чем-то божественным... Ну  конечно,
"Люди как боги". Это там люди будущего разговаривают на своем языке, немец
считает, что это язык немецкий, а англичанин утверждает, что слышит чистый
английский язык".
   И,  облегченно  вздохнув,  Олег  Петрович  вновь   зашагал   твердо   и
размашисто.
   Чем ближе к заводу, тем чаще попадались прохожие, хотя это был  еще  не
заводской народ - до смены далеко. Откуда-то  с  соседних  улиц  докатился
по-зимнему мягкий стук трамвая. Очки у Олега Петровича иногда  мутнели  от
дыхания, и тогда уличные светильники на миг  обретали  причудливые  формы.
Непроспавшаяся вахтерша в проходной неодобрительно глянула на его  пропуск
- куда, мол, приперся в такую рань!  -  и,  пожевав  губами,  отвернулась,
сняла крюк с неотворявшейся еще сегодня двери.
   Сразу  за  проходной  на  большом  рекламном  щите,  украшенном  резным
изображением первого  космического  корабля,  запущенного  прошлым  летом,
виднелись приказы по заводу и разные сообщения. Сегодня в глаза  бросалось
старательно  написанное   на   ватмане   приветствие   частного   порядка:
"Поздравляем  слесаря  ремонтно-механического  цеха   товарища   Гаврилова
Николая  Кузьмича  с  шестидесятилетием  со  дня  рождения  и  желаем  ему
спокойного,  интересного  отдыха  и  долгих  дней  здоровья,  бодрости   и
счастья!"
   В другие дни на щите прикалывались афиши театра или цирка, об®явления о
лекциях, собраниях, а то и выпуски "Не проходите мимо".  Тут  же,  в  свое
время, появится портрет слесаря Гаврилова в черной рамочке - это уж точно,
за всем этим на заводе внимательно следят. И это  по-человечески  трогает:
для многих завод стал вторым их домом, а то и главным.
   Без рабочих у завода непривычный, чуть ли  не  дикий  вид.  Меж  цехами
безнадзорно кружит поземка, и космы ее  смешиваются  со  струями  пара  из
отопительных устройств. С крыш после недавней оттепели свесились сосульки.
Местами   они   образовали   фестоны,   кое-где   накопились   угрожающими
сталактитами пудового веса, а меж окон хищно изогнулись к стенам тигриными
когтями, - того и гляди, вцепятся в карниз и начнут рвать цех в клочья.
   Всего таинственней  и  значительней  выглядит  цех  ночью.  Когда  идет
работа, он - знакомый до мелочей - не  задерживает  внимания,  в  нем  все
подчинено рабочим, технологии,  законам  и  порядкам  производства,  -  он
второстепенен, он - только фон. А ночью, без рабочей смены, цех существует
сам по себе, и кажется, что он думает свою неведомую думу.
   В нем темновато. Редкие лампы  дежурного  освещения  бессильны  достать
дальше основных проходов, везде лежат резкие тени, сгущающиеся к стенам  в
непроницаемую тьму. Из нее  тут  и  там  выставляется  плечо  или  челюсть
станка, мерцает вспотевшим и невысохшим за ночь  металлом  какой-то  рычаг
или обрез цилиндра, чуть проступит кое-где  переплет  окна.  Станки  будто
спят, от них все еще пахнет эмульсией, маслом и металлом. Они и не  остыли
даже как следует. Спят станки, как лошади, стоя, и кажется,  даже  во  сне
помнят своих хозяев.
   Днем в цехе все покрывает гул станков, сейчас  шаги  звучат  глухо,  но
весомо, и из-за этого с  крана  или  с  фермы  внезапно  сорвалась  галка,
куда-то пролетела, неведомо как различая путь во мгле. Нет, не мертв цех и
по ночам.
   Впереди, на столе горизонтально-фрезерного станка зажглись два  зеленых
огонька. "Когда успели и зачем поставили эти индикаторы, их же не было!" А
огоньки, по мере приближения к ним, то зажгутся,  то  погаснут.  "Странно,
что за  сигнализация!"  -  раздумывает  Олег  Петрович  на  ходу  и  вдруг
догадывается: "Ах, это же приблудная кошка, которая прижилась в цехе еще с
весны. У нее даже котята здесь появились под одним из верстаков". Долго не
показывались котята, выросли совсем дикие, но рабочие помаленьку приручили
их, а потом то ли себе взяли, то ли  пристроили  к  добрым  людям.  Теперь
кошка опять одна и ведет  свою  странную  цеховую  жизнь  без  пропуска  и
табельного учета.
   В бюро, кроме сторожихи, тоже никого нет, конструкторы  соберутся  лишь
через полчаса, и это  время,  когда  ничто  не  отвлекает,  Олег  Петрович
собрался употребить на обдумывание лучшей связи деталей конструируемого им
механизма. Он разделся, погрел руки на батарее и осветил свой кульман.
   Чертеж был почти готов, но решение получилось очень уж стандартненьким,
без зернышка самостоятельности, способного порадовать  конструктора.  Олег
Петрович беспокойно морщился, искал новое решение, все-таки  нашел  его  и
приступил к переделке.
   Уже давно собрались все сослуживцы, успели  поработать,  несколько  раз
сходить на лестничную площадку  покурить.  Время  близилось  к  обеденному
перерыву, а он все  кроил  и  перекраивал  свою  конструкцию,  безжалостно
стирая готовое и вычерчивая по-новому.
   - Что же вы наделали? Вчера еще все было готово, а теперь? Вот вам  Лев
Васильевич покажет, как умничать, учинит разнос, - услышал Олег Петрович.
   - Ходили мы на тигров и на  львов,  от  них  летели  только  клочья,  -
задорно ответил он подошедшей сзади Афине Павловне, узнав ее по голосу.
   В бюро эту высокую красивую черноглазую женщину, похожую  на  гречанку,
звали Афиной Палладой, но относились к ней настороженно.  Знали,  что  она
более года назад развелась со своим мужем, и почему-то  считали,  что  она
"ловит нового".
   Олег Петрович тоже  склонен  был  так  думать  после  того,  как  Афина
Павловна однажды  заявилась  к  нему  на  квартиру  и  пригласи