ещеваний, за тем литовцем, с которым по-
лаялся в самом начале, догнал и воткнул в его ягодицу острый чере-
нок. Литовец  дернулся и тяжелым армейским ботинком попал Сашке по
морде. Это сыграло известную роль в развитии событий.
     А пока  что  я снял с одного из побежденных рубаху и отдал на
сменку свою, порванную в драке и перепачканную кровью - моей и чу-
жой. Он отдал без звука: знал уже, что так положено.
     Спустя сколько-то времени поезд остановился  перед  очередным
семафором. Дверь краснухи стремительно отъехала в сторону, и к нам
ворвались трое краснопогонников. Старшой заорал:
     - Что тут у вас?.. Ну?!
     Оказывается, именно на нашей теплушке была узенькая  площадка
над буферами.  Такие  площадки - для сопровождающего груз - бывают
на товарных вагонах,  но далеко не на всех. Нам просто не повезло:
стрелок, дежуривший на площадке,  слышал через тонкую стенку крики
и шум драки. Доложил начальству, и на первой же остановке они при-
бежали наводить порядок.
     Сказать им, что ничего особенного не случилось? Это не прохо-
дило: весь  пол  был усыпан черепками,  ни одной глиняной миски не
осталось в живых.
     Кто-то из каргопольских нашелся:
     - А тут у нас эстонец есть психованный. Это он побил миски, у
него припадок был!
     Психованный эстонец с нами действительно ехал. Этого несчаст-
ного на следствии так били, что он повредился в уме. Панически пу-
гался любой голубой чекистской фуражки;  когда  в  камеру  заходил
вертухай, эстонец хватал мокрую тряпку и принимался мыть пол около
параши, демонстрируя покорность и усердие.
     Сейчас, по  незнанию  русского языка,  он не мог опровергнуть
возведенную на него напраслину - но этого и не потребовалось. Кон-
вой и так понимал, что к чему:
     - Кто здесь Сашка? Кричали: "Сашка брось, Сашка, брось!"
     Никто не  отозвался.  Тогда  старшой приказал всем перейти на
одну сторону вагона и стал пропускать зеков мимо себя  по  одному.
Каждого он несильно ударял длинным, похожим на крокетный, молотком
- подгонял и заодно пересчитывал. Такими деревянными молотками они
обстукивают пол и стенки вагонов,  угадывая по звуку,  нет ли  где
подрезанной доски, не готовится ли побег.
     Я сидел у себя на нарах, привалившись разбитой стороной голо-
вы к стенке - чтоб не видна была засохшая над  ухом  кровь.  Через
очки смотрел на происходящее,  изображая лицом интеллигентский ис-
пуг и непонимание.  Это сработало: при пересчете я остался послед-
ним и  меня  не  стронули  с  места - а иначе опознали бы и во мне
участника драки.  Первым из всех разоблачили Сашку Переплетчикова:
у него на скуле вздулся огромный синяк - отпечаток литовского каб-
лука. На Сашку,  на Чилиту и на всех,  у кого были синяки,  порезы
или царапины,  конвой надел наручники и увел с собой: остаток пути
они проделали в отдельном вагоне, походном карцере на колесах.
     Забавно, что  в этой истории все старые лагерники,  ехавшие с
нами, приняли нашу сторону.  Хотя виновата во  всем  была  Сашкина
блатная фанаберия.  Нет на свете справедливости!.. А я и сейчас не
уверен, мог ли я в той ситуации вести себя по-другому...
     На следующий день мы прибыли на Инту. Несколько вагонов отце-
пили, остальные поехали дальше - на Воркуту.  Тот,  в котором  был
поменявшийся со мной Ромка Полторацкий,  остался на Инте.  А уехал
бы Ромка в другой лагерь - не тем, кем был до этапа, а Фридом - не
знаю, как бы мы выпутывались.
     Этот этап оказался последним в моей жизни - хотя  прожить  на
Крайнем Севере мне предстояло еще целых семь лет.


                  XIII. НАЧАЛО ВТОРОЙ ПЯТИЛЕТКИ

     Нас выстроили  в колонну и повели со станции на ОЛП-5,  в ин-
тинском просторечии "Сангородок". Название условное: на пятом ОЛПе
действительно был большой стационар с хорошими врачами - в/н в/н и
з/к з/к, но большую часть населения Сангородка составляли не меди-
ки и не больные.  Это был центральный распределитель рабочей силы:
при каждой шахте на Инте имелся свой лагпункт,  куда после  сорти-
ровки отправляли новоприбывших.  Все это мы узнали несколько позд-
нее. А сейчас стояли у ворот в ожидании первого шмона.
     Шмонали старательно и неторопливо. У меня нашли десять рублей
и отобрали,  с удовольствием объяснив: тут вы денег не увидите! Не
положено! Затем  вертухай вытянул у меня из-за голенища отточенный
обломок ложки и дал по уху. Я окусываться не стал: уже догадывался
по многим признакам, что с этими особенно не подискутируешь.
     - Давай раздевайся! Все сымай!
     Я разделся догола,  слегка смущаясь присутствием женщин - они
пришли с нашим этапом и теперь стояли отдельной кучкой,  дожидаясь
своей очереди. Торчать голышом на холодном ветру пришлось недолго;
больше ничего запретного при мне не было.
     В конце концов нас запустили в зону. Сводили в баню и опреде-
лили на временное жительство в пересыльный барак.  До отбоя у  нас
было время оглядеться.
     Внешним видом 5-й сильно отличался от каргопольских  лагпунк-
тов. Пожалуй, в лучшую сторону: бараки добротной постройки, разум-
ная планировка,  чистота.  Но было в этой  упорядоченности  что-то
неприятное - например,  фальшивые клумбы, на которых вместо цветов
красовались аккуратно выложенные шлаком  красно-бурые  узоры.  Мне
вспомнилась привычная, почти уютная, неприбранность нашего 15-го.
     Но вообще-то,  сейчас было не до эстетики.  Местные старожилы
успели  рассказать:  это специальный лагерь для пятьдесят восьмой,
охранять нас будут не сине-, а краснопогонники - внутренние войска
МВД.  При  смене караула здешние "попки" - часовые на вышках - ра-
портуют так:  "Пост по охране  врагов  народа,  изменников  Родины
сдал",  "Пост по охране врагов народа,  изменников Родины принял!"
(Сам ни разу не слышал; за что купил, за то и продаю). Наши форму-
ляры помечены буквой "О" - "опасный", а на некоторых "ОО" - "особо
опасный".  (Опять-таки - своими глазами не видел).  Блатных  очень
мало: только  те,  у  кого  58.14  или восьмой пункт,  террор - за
убийство милиционера или еще какого-нибудь советского  начальника.
Здесь зекам сразу дают понять:  если что случится, например, война
с Америкой, вас всех постреляют и покидают в шахты!..
     Эти малоприятные  новости  не помешали нам хорошо выспаться в
первую ночь после этапа. Утром повели на завтрак; кормежка была не
хуже и не лучше, чем везде.
     А после завтрака к нам в барак явился улыбчивый молодой чело-
век в очках. Спросил: нет ли у кого шерсти на продажу? Старых сви-
теров, шарфов, носков? Можно грязные, рваные - это не играет роли.
Платить будут хлебом.
     Оказалось, шерсть требовалась для изготовления ковров,  а мо-
лодой человек был как бы агентом по снабжению.  Возглавлял же ков-
ровую мастерскую венгерский еврей Шварц, это он подал идею здешне-
му начальству.  Красители  он получал в посылках,  а работницы - к
слову сказать,  самые красивые девушки на ОЛПе -  стирали  добытое
очкастым снабженцем  рванье,  распускали  и на простеньких станках
ткали ковры и коврики.  Коврики - маленьким начальникам,  ковры  -
большим.
     Шерсти у меня не было.  Но расспросив о моем деле и  услышав,
что я учился во ВГИКе, очкастый сказал:
     - А вы знаете, что здесь Каплер?
     Откуда мне было знать? Я и Каплера не знал - лично. Т.е., мы,
конечно, встречали его в гиковских коридорах - красивого,  победи-
тельного,  всегда оживленного. А когда были с институтом в эвакуа-
ции, узнали, что Каплер арестован. Дальше - тишина.
     Скупщик шерсти представился:  Виктор Луи.  Рассказал,  что он
тоже москвич, работал в посольстве - на чем и погорел. И повел ме-
ня к Каплеру: тот заведовал посылочной.
     Тут я должен извиниться:  мне придется повторяться.  О  своей
встрече с  Алексеем  Яковлевичем  Каплером я довольно подробно уже
писал. ("Амаркорд-88", альм."Киносценарии" N2, 1988 г.) Но, в кон-
це концов, не каждый же обязан читать все, что я напишу. А кто чи-
тал - не обязан помнить.  И опять же:  если человек одними и  теми
словами  много  раз рассказывает какую-то историю - значит,  он не
врет... Итак, мы с Луи пришли в посылочную.
     - Дядя Люся! - сказал Луи. - Этот мальчик из ВГИКа.
     Каплер приветливо улыбнулся:
     - Из ВГИКа? А Юлика Дунского вы знаете?
     - ?!
     - Тогда я знаю, кто вы. Вы Валерий Фрид?
     Алексей Яковлевич тут же сообщил,  что Юлик сейчас на третьем
ОЛПе, что здесь есть офицер по фамилии Шапиро, который выдает себя
за татарина;  к Каплеру он относится хорошо, и через него, вероят-
но, можно будет устроить так, чтоб и я попал на третий.
     - А пока что,  Валерик, - и Каплер улыбнулся еще шире, - если
вы не хотите иметь крупных неприятностей, будьте очень осторожны с
этим человеком.
     - Дядя Люся!  - обиделся Луи, а Каплер, все с той же улыбкой,
продолжал:
     - Вы думаете,  я шучу? Совершенно серьезно: это очень опасный
человек.
     Опасный человек,  оказывается,  кроме обязанностей снабженца,
исполнял и другие: был известным всему лагерю стукачом.
     Мое общение с ним кончилось на том визите к Каплеру.  Но вер-
нувшись через семь лет в Москву,  я услышал, что есть такой журна-
лист, корреспондент двух лондонских газет Виктор Луи;  он женат на
англичанке, живет богато, в загородном доме - кто называл этот дом
виллой, кто - поместьем. Репутация у него неважная.
     Потом мы с Ю.Дунским по сценарным делам поехали в  Югославию,
и там  на глаза нам попалась заметка в какой-то лондонской газете.
Это было сообщение из Тель-Авива о том,  что  туда  приехал  некто
Виктор Луи, человек, которого считают тайным эмиссаром Москвы; это
он продал на Запад рукопись книги Светланы Аллилуевой.  А  не  так
давно он  побывал  с таинственной миссией на Тайване,  с которым у
русских нет дипломатических отношений - как и с Израилем.  На воп-
рос, зачем он приехал в Тель-Авив,  Луи отвечал, что хочет прокон-
сультироваться по поводу своих почек (или печени, не помню) с док-
тором, который лечил его в Москве. Пикантность ситуации, по словам
автора заметки, заключалась в том, что бывший московский врач стал
чуть ли не министром иностранных дел Израиля...
     Спустя еще сколько-то времени мой каргопольский друг Леша Ка-
дыков сказал мне:
     - Валерий Семеныч, а я у Луя был, на фазенде (разговор проис-
ходил во времена незабвенной "Рабыни Изауры").  У  него  там  штук
пять машин - бентли, БМВ, мерседес-340, на котором фельдмаршал фон
Манштейн ездил...
     Лешка, классный автомеханик, вернул к жизни одну из них, сов-
сем безнадежную - и к его удовольствию Луй,  как он  его  величал,
расплатился долларами. Кстати, где-то я читал, что настоящее имя и
фамилия Виктора Луи - Виталий Луй...  Кадыков бывал  на  "фазенде"
еще много раз,  курируя луевский автопарк, и ничего плохого о вла-
дельце не говорил.
     А недавно Луи умер.  Вот передо мной отрывок из американского
некролога: "...shadowy Russian journalist, who served as a conduit
for the Communist Party and KGB to the west...
     "Why do you people always call me a colonel in KGB?" - he on-
ce asked British writer Ronald Payne.
     "Goodness, have you been promoted to general  at  last,  Vic-
tor?" - replied Payne."
                                       (TIME, Aug.3,92)
     ("...мутноватый русский  журналист,  служивший  посредником в
сношениях КПСС и КГБ с Западом...
     - Почему это вы все называете меня полковником КГБ? - спросил
он однажды английского писателя Рональда Пейна.
     - Господи,  так вас наконец произвели в генералы,  Виктор?  -
отвечал Пейн."
                                       ("ТАЙМ", 3 авг.1992г.)
     Раз уж пошли цитаты,  позволю себе еще одну - из "Рассказа  о
простой вещи" Бориса Лавренева:
     "- Скильки ще гамна на свити!"
     На пятом  я встретил еще одного участника Большой Игры (опять
литературная реминисценция:  "Ким"  Р.Киплинга,  роман  о  мальчи-
ке-шпионе).
     Это был очень славный  паренек,  бывший  московский  школьник
Эрнст Кернмайер. В лагере его звали Сережей - мы познакомились еще
на Алексеевке. А здесь он сказал мне - почему-то с виноватой улыб-
кой:
     - Только я теперь Кернтайер.
     Смена фамилии  не имела ничего общего со шпионскими хитростя-
ми; просто перепутал буквы лагерный писарь.  (Это еще  что,  я  же
рассказывал про   "Сульфидинова"  и  "Парашютинскую").  А  шпионом
он-таки был - причем "двойником".
     Сережа-Эрнст был сыном политэмигранта, австрийского коммунис-
та. В мои школьные годы я повидал их немало;  "шуцбундовцы" -  так
их называли.  Что такое шуцбунд я раньше знал, но теперь не помню.
Дети шуцбундовцев учились сначала в немецкой школе - до войны была
такая в Москве.  Когда же ее в пору ежовщины прикрыли (и учителей,
и родителей школьников почти всех пересажали),  ребят  перевели  в
обычные школы - в нашей училось двое или трое.
     Сережа рассказал мне свою грустную историю.
     Как только началась война,  ему предложили добровольно отпра-
виться в немецкий тыл разведчиком. Сбросили на парашюте где-то над
Германией, дав задание: пробраться в Вену, где была явка.
     Немецкий язык был для него родным;  маленький, щуплый, по до-
кументам он числился членом гитлерюгенда -  молодежной  нацистской
организации. Не учли только одного: без взрослых ребятишки из гит-
лерюгенда путешествовать по стране обязаны были в форме. Взрослого
при парнишке не было; он был в штатском костюме - слава богу, хоть
не советского производства.  Правда,  кепочка на нем была английс-
кая, что  не  намного лучше:  при первой же проверке документов на
вражескую кепку обратили внимание. Сережа не растерялся: объяснил,
что отец служил в той части, которая первой вошла в Париж, и кепку
прислал оттуда - как сувенир. Ему поверили. Поругали за то, что не
в форме и отпустили.
     Кепочку он  выбросил.  Но  все равно,  рано или поздно Сережа
должен был попасться - что и  произошло.  В  немецкой  тюрьме  его
быстро раскололи и перевербовали. Через него в Москву потек ручеек
дезинформации - обычный трюк всех разведок мира.  Это не  помешало
Советской Армии победить.
     После победы Сережу в советской тюрьме раскололи с  такой  же
легкостью, как в немецкой. Свой четвертак - двадцать пять лет сро-
ка - он честно заработал и потому не роптал на судьбу.  А мне  его
было очень жалко...
     Интеллигенция, согласно учению Маркса-Ленина -  прослойка.  В
Минлаге прослойка эта была толще,  чем в других лагерях.  Попадали
сюда и ученые мирового класса.  Юлик рассказывал,  что на  5-м  он
слышал отрывок спора,  который вели два почтенных старца,  пронося
мимо него носилки с мусором:
     - Но это же был паллиатив, согласитесь!!
     В одном из спорящих он узнал знаменитого египтолога Коростов-
цева.
     За недолгое свое пребывание в Сангородке  я  мало  с  кем  из
местной интеллигенции успел пообщаться.  Почти все свободное время
проводил с Каплером, а свободного времени хватало: в ожидании отп-
равки на шахту нас редко гоняли на работу.
     Алексей Яковлевич был одним из самых уважаемых людей на ОЛПе.
Уважалась и сама его должность "посылочного бога" (а про счетовода
продстола зеки говорили:  "хлебный бог").  Но Каплера любили не за
должность.
     Доброжелательность, которая была,  возможно, главным талантом
Каплера, воплощалась  в добрые дела везде - и на свободе и в лаге-
ре. Знавшие его в Москве помнят, сколько начинающих сценаристов он
за ручку привел в кинематограф.  А на пятом все знали,  что это он
придумал "извещения".
     Я уже говорил, что зекам Минлага разрешалось отправлять толь-
ко два письма в год.  А получать можно было сколько угодно - и пи-
сем, и посылок. Связь оказывалась односторонней. Домашние мучились
неизвестностью, гадали: дошло ли письмо? Дошла ли посылка? И вооб-
ще - жив ли?.. В придуманный Каплером текст на узеньком типографс-
ком бланке "Посылку выдал........  Посылку получил........" нельзя
было вписать  ни  слова - даже "спасибо".  Но подпись-то там была,
была дата - значит,  жив пока еще!..  Слали посылки,  конечно,  не
всем, но многим.
     Выдавались они в присутствии надзирателя,  чтоб не проскочило
что-нибудь недозволенное.  Проскакивало, конечно. Можно было, нап-
ример, туго свернутую тридцатку засунуть с тыльного конца в  тюбик
с пастой.  Или  вложить  ее в пачку махорки и аккуратно заклеить -
голь на выдумки хитра. Вот со спиртным было сложней.
     Одному мужичку  прислали из деревни посылку.  В ней оказалась
бутылка с мутноватой жидкостью и приклеенной бумажкой,  на которой
трогательно корявыми буквами выведено:  "малако". А на дне бутылки
- слой белого порошка с палец толщиной. Это наивные сельские жите-
ли забелили самогон зубным порошком.  Взболтали - получилось похо-
же, но за время пути порошок выпал в осадок. На глазах у получате-
ля - и у Каплера, и у меня - вертухай вылил самогон на землю. Спа-
сибо, хоть акт не составил.
     В ту пору самому Каплеру жилось неплохо.  Заведующий пекарней
(по воле - инженер-полковник) нет-нет, да принесет ему белого хле-
ба -  из  чистой  симпатии.  И  почти каждый из получавших посылку
чем-нибудь угощал Алексея Яковлевича - это была как бы символичес-
кая жертва доброму богу почты.  А Каплер угощал меня.  Мне неловко
было, я даже перестал заходить в посылочную.  Но он или сам разыс-
кивал меня,  или посылал на поиски своего помощника,  тихого чело-
вечка со смешной фамилией Компас.
     Подкармливал Алексей  Яковлевич  не одного меня.  Каждый день
ходил в больницу к чахоточному интеллигентному немцу, гитлеровско-
му дипломату  Валленштейну.  Немец был интересен Каплеру:  потомок
шиллеровского Валленштейна!  Они часами разговаривали  -  по-фран-
цузски. Перед смертью Валленштейн сказал своему кормильцу:  да,  в
национальном вопросе Гитлер был глубоко неправ!
     В последние  годы  наши  газеты много писали про Валленберга,
шведского дипломата,  спасавшего в Австрии  евреев,  арестованного
чекистами и  исчезнувшего  без следа.  В Швеции не теряют надежды,
что след еще отыщется;  вот и недавно,  по сообщению одной из мос-
ковских газет, некая Валентина Григорьевна Павленко вспомнила, что
видела Валленберга в лагере на станции Козье Северной железной до-
роги. А я думаю: не Валленштейна ли она видела? Спутать легко: то-
же дипломат,  фамилия похожа.  И странная станция Козье - не Косью
ли это в Коми АССР?
     Валленштейн был,  в общем,  симпатичен и мне - чего не  скажу
про его дружка Мюллера фон Зайдлиц  (которого  за  педерастические
наклонности  быстро переименовали в Мюллера фон Задниц).  Этот был
патологический лжец:  выдавал себя за американца, зачем-то наврал,
будто  провез  через все этапы "For whom the Bell tolls" - "По ком
звонит колокол" - видимо,  узнал,  что мне очень хочется прочитать
эту книжку. Для достоверности он добавил, что вез ее в переплете с
русского романа "Отцы и дети" - детали для  лжецов  великое  подс-
порье!  Никакого Хемингуэя у него, разумеется, не оказалось... Та-
кое бессмысленное и бескорыстное вранье встречается довольно  час-
то: это, наверно, легкое психическое расстройство.
     А по-английски фон Задниц говорил  очень  хорошо,  хотя  и  с
сильнейшим немецким акцентом.
     Моим американским  произношением  я в те поры очень гордился.
Да и Каплеру приятно было: вот какие ребята у нас по ВГИКе! Он да-
же продемонстрировал меня Фридману,  американскому еврею, препода-
вавшему язык в МГИМО. Тот послушал немножко и кисло сказал: "три".
Увидел наши с Каплером огорченные лица и выдавил из себя:  "С плю-
сом?.. Нет."
     Был на 5-м и еще один "англоязычный": индиец Джонни Рауд. Его
похитили в американской зоне Германии и привезли к нам - не  знаю,
за какие грехи.  У него как и у Валленштейна был диагноз ТБЦ - ту-
беркулез. "I'll kick the bucket soon",  - сказал он мне с грустной
улыбкой. Скорее всего, так и случилось.
     (А на Воркуте,  говорили мне,  умер негр-чечеточник, которого
мы видели  в  Москве:  он выступал перед сеансами в "Центральном";