енке и уютно располагался с книгой. Держал  ее
на весу и будто с наслаждением пил текст. Читали мы много, а его  увлечением
была английская литература: Филдинг, Теккерей, Диккенс... У них  он  находил
уравновешенность повествования и порядок отношений больше  всего  подходящие
его характеру и отвлекали  от  производственных  неурядиц  и  раздражителей.
Закончилась полоса скитаний, с бесконечной  сменой  соседей,  и  теперь  мы,
совершенно разные по характеру и жизненному опыту, были  предоставлены  друг
другу.
   Тогда начали выходить  в  печати  "Всемирные  студенческие  новости",  "В
защиту мира", и мы их читали. Когда не могли купить, я брал их в библиотеке.
Каждый раз библиотекарша, выдающая журнал  Пьра  Кота  -  "В  защиту  мира",
предупреждала, что иногда в нем Советский Союз именуют "Кремлем" - это  надо
правильно понимать. Кстати, и "Оттепель" И.Эренбурга  мы  прочитали  в  этом
журнале, где она вышла сразу на 25-ти языках. Что она дала читателям  других
стран не знаю, а в нас появились надежда на правду. Мы  были  отгорожены  от
мира и не могли знать - о чем же пишут теперь в  мире.  Тут,  прямо  чудеса,
выходит толстый журнал "Иностранная литература", газета "За рубежом". Мы  ее
всегда читали и партийного секретаря отдела это очень раздражало. "Старик  и
море" - эта повесть Э. Хеменгуэя нас покорила и мы стали выискивать все  его
изданное у нас. Наконец, наша знакомая журналистка Р.К.,  умевшая  раскопать
никому недоступные книги, достала слепую  копию  "По  ком  звонит  колокол".
Подход к войне в Испании был неожиданностью для нас и  давал  много  поводов
для размышлений.
   Р.К.  -  создание  редкостного  ума,  цельности  и  красоты,   заставляла
трепетать окружающих. Только самые смелые позволяли себе  попытку  ухаживать
за ней. Презрение к глупости, неискренности и пошлости  шагало  прямо  перед
ней и многих отпугивало.
   Несмотря  на  небогатое  существование  (три  инженера  без  семей),   мы
позволяли себе в выходные отобедать в лучшем барнаульском ресторане  "Алтай"
при гостинице того же названия. На триста тысяч жителей в  городе  было  два
ресторана, хотя второй  вряд  ли  соответствовал  своему  названию.  Если  в
"Алтае" все планки под сидениями стульев в пятнах от погшенных о них сигарет
и, зачастую сцены с разбитыми о  голову  полных  бутылок  пива,  когда  пена
окутывает ударенного  белым  воротником,  то  стоит  ли  говорить  о  других
заведениях.   Книги    тогда    были    относительно    дешевы.    Например,
"Энциклопедический словарь" стоил 25 рублей том. Столько же стоил и один том
четырехтомника словаря руссого языка.
   Пошли новые невиданные фильмы. Центральный  кинотеатр  Барнаула  "Родина"
всегда был полон. По окончании сеансов на выходе обсуждение  шло  на  разных
языках: среди ссыльных были люди многих национальностей. С.Образцов по радио
открыл нам Ива Монтана. Его приезд в  Россию  -  тоже  был  необыкновенен  и
удивителен. Монтан вновь поднимает М.Бернеса, найдя его лучшим нашим  певцом
по искренности и теплоте. Стоило ему только промычать на вопрос о нашем,  по
его мнению, лучшем певце  несколько  тактов  без  слов  -  "А  помирать  нам
рановато,  есть  у  нас  еще   дома   дела.   Симона   плакала,   глядя   на
доходяг-ремесленников, которые уныло тятули  хором  -  "Когда  поет  далекий
друг...". Нелепость их угощения молоком от показательных колхозных  коров  и
др. мы видели в хронике кино.
   Наша комната была завалена книгами. С мебелью было туго, и мы в столярном
цехе с разрешения начальства сами  изготовили  стеллажи  и  навели  порядок.
Стены комнаты увешаны репродукциями русских  и  зарубежных  художников  и  в
полстены - реклама  итальянского  фильма,  с  прикованной  к  кровати  цепью
строптивой   дочкой-красоткой   героя   фильма.   Купили   мы   приемник   с
проигрывателем, и пластинки тоже стали накапливаться. В основном Чайковский,
Рахманинов, скрипичные концерты Ракова, диски Вана Клиберна.
   А вот одежда у нас была плоховата. Арнольд ходил в  отцовском  польто  из
английского драпа с разрезом сзади, который доходил почти до  лопаток,  и  в
полуботинках, которые без голош  не  годились.  Подметки  были  отдельно  от
верха. Однажды утром мы не могли  решить,  кому  бежать  в  магазин.  Кто-то
предложил всем вскочить и у кого самые драные трусы - тому и бежать.  Драные
были у всех, но победил журналист, так как у его трусов перемычки посередине
вообще не было и они представляли собой юбочку.
   На работе мы горели желанием изобретать и  внедрять  новое  и  передовое.
Трудности  были  с  медными  сплавами,  и  подшипники  для  прессов   делали
биметаллическими  с  целью  экономии  бронзы.  Мы   придумали   автомат   по
производству  подшипников  и  решили  написать  об   этом   в   Комитет   по
изобретениям.  Просили  найти  нуждавшихся  в  таких  автоматах  и   обещали
разработать чертежи. Арнольд как технолог, а мы - как конструкторы.  Конечно
наивный поступок.
   Через некоторое время получаем папку листов на тысячу. Оказалось это дело
одного   изобретателя.   Его   многолетняя   переписка   с   ведомствами   и
министерствами, с самим комитетом, а также заключения и сотни справок по его
изобретению. Правительство  отказалось  от  строительства  шести  стекольных
заводов благодаря его изобретению, а он не получил за  него  ни  копейки,  а
лиха хватил изрядно. Последняя  бумага  направляла  все  дело  на  очередное
заключение, но оно попало к нам. Мы гадали - ошибка ли это отправителя,  или
нам в назидание для охлаждения горячих голов.  Изучив  дело,  и  подивившись
всемогуществу бюрократии, мы отослали его автору.
   Вот  тут-  то  и  вышла  книга  В.Дудинцева  "Не   хлебом   единым".   Ее
героев-изобретателей не только мурыжат в разных инстанциях , но и "поощряют"
тюрьмой. По совпадению они тоже работали над биметаллами. В ней  мы  увидели
полное подтверждение нашего отношения к существующим порядкам, а ее герое  -
образец гражданского  поведения.  Книга  после  "Нового  мира"  была  широко
тиражирована и имела успех. Однако читатели комментировали ее  с  опаской  и
были правы. Вскоре после разгрома "антипартийной группы", книга была  изъята
из всех библиотек. Мы же оставались при своих  убеждениях,  обсуждали  ее  и
пропагандировали. " Венгерские события" тоже будоражили  умы  и  высвечивали
позиции собеседников  очень  ясно.  Мы  же  четко  высказывали  недоверие  к
противоречивой информации и  требовали  полной  ясности,  как  и  в  деле  с
"антипартийной группой".
   В  то  время  был  плакат,  где  изображался  велеречивый   гражданин   с
собеседником за столом, а шпион с  большим  ухом  за  соседним.  Надпись  на
плакате гласила: "Болтун - находка для шпиона!". Мы со своими высказываниями
оказались находкой для КГБ. Недаром  антисоветская  агитация  в  просторечии
называлась  болтовней  и  осужденные  по  статье  58-10  отбывали  срок  "за
болтовню".
   К  маю  1956  года  мы,   видимо,   уже   попали   под   подозрение   как
неблагонадежные. Под праздник приехал Б.С. и мы были  под  большой  "мухой".
Утром в комнате было не убрано, как после всякой пьянки. Арнольд к празднику
выпускал стенгазету и для заголовка  вырезал  буквы  из  ватмана.  Некоторые
лишние сейчас лежали на столе среди закусок. Кто-то намазал  повидлом  букву
"Р" и приклеил ее  на  стекло  вверх  ногами.  Внизу  шла  демонстрация.  Мы
выглядывали в окно и думали о поправке здоровья.
   Неожиданно в дверях послышался шум и в комнату ввалилась  толпа  офицеров
КГБ. Старший, явно с одышкой (все-таки третий этаж), тут же сел  на  стул  и
раскрыл планшет.  Другой  потребовал  у  нас  документы.  -  "Почему  не  на
демонстрации?" - мы молчали. -"Что это вы на окне выставили?" -"Где? Так это
же мягкий знак". - "Что он означает?" - "Призыв  к  смягчению  международной
обстановки, - пошутили мы. - "Это неправда, вы другое имели в виду!". Третий
офицер скатывал злополучный мягкий знак в трубочку, а он размером  с  ладонь
(разглядели же). Повидло липнет к пальцам, он  морщится,  но  кладет  его  в
конвертик как вещественное доказательство. Второй, после проверки документов
достает бланки актов и начинает строчить. Подписывать мы ничего не стали , и
они с "мягким знаком" в конверте удалились.
   Позже, в лагере, мне рассказали о мужике, который на этот праздник побрил
бока своей свинье, написал на них черным лаком "Хрущев"  и  выпустил  ее  на
демонстрацию. Свинья  металась  среди  демонстрантов,  пока  ее  не  накрыли
брезентом и не увезли как улику. Мужик схлопотал пять лет срока. Может  быть
этим самым работникам и пришлось гоняться за свиньей. Этого не знаю.
   В наш дом возвращались люди из мест заключения. Пришел  из  лагерей  отец
руководителя расчетной  группы  В.Рубенчика.  Журналист,  он  еще  у  Ромена
Роллана брал интервью. Для нас это история. Теперь молчит и зарабатывает  на
жизнь по деревням.  Кладет  печки  и  "под  орех"  раскрашивает  самодельную
мебель. Неплохо зарабатывает. Летом обеспечивает зимний простой.
   Соседом  по  квартире  общежития  был  А.И.Рычков.  Он  тоже  работал   в
конструкторском отделе переводчиком. В натариальной конторе  города  он  был
зарегистрирован  как  официальный  переводчик  с  шестнадцати  языков.  Если
приходили документы о наследстве или какие другие, то его  перевод  считался
идентичным. Он родился и вырос в Китае в Харбине. Отец его работал на  КВЖД,
и все русские, обслуживающие эту дорогу, построенную в 1877  -  1903  годах,
жили безбедно. А.И. получил  классическое  образование  и  стал  полиглотом.
Восточные и европейские языки давались ему легко. На наших глазах он  выучил
чешский и свободно переводил технические тексты. Его  начитанность  поражала
нас. Холостой мужик, он с мамой решил  поехать  в  Россию,  когда  китайское
правительство предложило всем русским в 1954 году уехать  из  китая  на  все
четыре стороны. Друзья его уехали в  Австралию.  Они  постоянно  писали  ему
длинные и интересные письма о том, как  складывается  их  жизнь,  о  мечтах,
трудностях и похождениях. Он же решил поехать на освоение  целинных  земель.
Полгода копал траншеи (другой рабочей  профессии  у  него  не  было).  Самое
тяжелое воспоминание  о  тех  месяцах  у  него  выражалось  в  одной  фразе:
"Сочетание запаха кала и одеколона в уборных отвратительно".  Он  перебрался
без хлопот в Барнаул к нам на завод, но жилья не было и он  жил  с  мамой  в
нашем общежитии, пока на следующий год ему не дали однокомнатную квартиру.
   Робкий  по  характеру,  уже  за  сорок  лет  мужчина,  он  никак  не  мог
действовать самостоятельно и напористо. Обо  всем  заботилась  энергичная  и
довольно деспотичная его старенькая мама - зимой, провожая  его  на  работу,
завязывала уши его шапки у подбородка. Друзья более  хваткие,  из  тех,  кто
переехал в СССР, уже жили благоустроенно в Москве. Он иногда ездил к  ним  в
гости, но устроить его в Москве они не могли и  не  хотели.  Кто-то  из  них
подарил ему скульптуру из папье-маше в виде очаровательной обнаженной  дамы,
с метр высотой. Стоял этот подарок у него на столе, но мама  всегда  держала
даму под покрывалом,  снимая  его  иногда,  чтобы  продемонстрировать  столь
необычный подарок  очередным  гостям.  Пытались  его  женить  в  Москве,  но
неудачно. Он стеснялся сватовства, а сам подойти  к  женщине  не  умел.  Мне
рассказывали, что после смерти мамы, умер и он.
   Однако не идет у меня из головы его работа, точное обдумывание перевода и
ответственность за каждое переведенное слово. В  то  время  мы  получали  на
заводе много иностранных журналов по техническим вопросам. Американцы начали
применять систему коллективного решения технических  вопросов,  при  которой
мысли высказывались вслух всеми собравшимися быстро и лаконично, как говорят
у нас "в порядке бреда". И рождается общее решение.  Авторство  тоже  общее,
поскольку невозможно определить, кто высказал идею и кто его на нее невольно
натолкнул. Он долго обдумывал как это лучше назвать по-русски.  И,  наконец,
написал в нашу стенгазету заметку под названием "Американская  система  ФУС"
(форсирование умственных способностей). Теперь  же  эта  система  называется
"мозговая атака" и меня всегда  коробит  это  насилие  над  русским  языком,
потому как по  аналогии  доброе  дружное  застолье  можно  было  бы  назвать
"желудочной атакой", но это совсем не по-каковски.
   С  переводами  у  меня  связани  и  такое  воспоминание.   В   московском
педагогическом институте им. В.И. Ленина, куда я  ходил  на  интересные  для
меня лекции, встречи и фильмы во время учебы в  техникуме,  выступал  как-то
известный  по  озвучиванию  документальных  фильмов  Хмара.  Говорил  он   о
бедственном положении студентов в  Австрии,  вынужденных  чистить  снег  для
заработка (бесснежная зима для них катастрофа) ии про профессоров,  которые,
тоже ради заработка, вынуждены заваливать студентов  на  экзамене,  т.к.  за
сдачу его студент оплачивает чек. При провале он должен пересдавать за новую
плату. Это было страшно -  полгода  без  стипендии  -  это  беда.  Затем  он
рассказывал о брачных  газетах,  про  которые  мы  впервые  слышим,  про  их
аморальность. Мол о любви  там  нет  ни  слова.  Вот  брачное  объявление  -
"Пожилой человек ищет подругу с  садом"  -  мы,  говорит,  всем  коллективом
переводчиков  не  могли  подобрать  подходящего  слова  этому   неприличному
желанию. И, наконец, нашли. По-русски это звучит так: "Желаю  "вжениться"  в
яблоневый сад". Дурили нас как хотели и как им,  этим  докладчикам,  выгодно
было.
   В выходной день решительно не было желания чем-то заняться. Пошел бродить
по городу без всякой цели. Остановился перед доской объявлений. На одном  из
них прочел о продаже магнитофонной приставки и  записей  Козина,  Рубашкина,
Лещенко. Направляюсь по адресу в старый, сплошь деревянный  район  Барнаула,
где шли  Партизанские  улицы.  Отыскал  дом  в  глубине  дворика  с  низкими
заборчиками палисадников, сплошь засаженных цветами.  Встреченный  мужик  на
мой вопрос по поводу объявления заорал: "Покупатель  пришел!".  Из  открытых
окон стали выглядывать любопытные. Покупатель я был  липовый,  но  про  себя
решил, в случае обнаружения моей  несостоятельности,  объяснить  свой  визит
желанием прицениться и познакомиться с товаром.
   Продавец услышал сообщение и вышел ко мне из дома. Он явно смущался  моим
появлением,  как  я  понял,  от  непрвычки  чем-то  торговать,  да  еше   по
объявлению, и смущал меня, также впервые решившегося на такую сделку.  Стали
собираться любопытные. Соседи с опаской  оглядывали  меня,  будто  вора  или
покусителя. Хозяин пошел в дом и вернулся  уже  с  добровольным  помошником,
который  помогал  ему  протащить  в  дверной  проем  деревянный  стол.  Стол
установили у штакетника, а хозяин начал тянуть провода через  окно.  Динамик
стоял  на  подоконнике,  а  проигрыватель  поставили  на   стол.   Приставка
устанавливается на проигрыватель и  диск  для  пластинок  является  приводом
протяжки магнитной ленты.  Устройство  простое,  но  в  то  время  оно  было
диковиной  и  приобрести  его  было  нелегко.  Коллекция  записей  оказалась
обширной, качество было на высоте.
   Пока производилась техническая  подготовка  демонстрации  товара,  народу
прибавилось. Жена хозяина в фартуке, то уходила, то  возвращалась  к  столу.
Притащили скамейки и табуретки, а  вскоре  появилась  и  закуска.  Когда  из
динамика полилась "За самоваром я и моя Маша...", начали открывать  бутылки.
Как мне стало понятно, назревала  угроза  лишения  двора  прелести  звучания
любимых певцов. Я оказался в роли нарушителя сложившегося уклада жизни.
   Уже в обнимку с хозяином я спрашивал его: "А  Вертинский  есть?".  "Есть,
есть, у меня много чего есть...". Оказывается, жена его  заставила  написать
объявление о продаже, усматривая в его увлечении корень частых возлияний. Он
же видел его в другом, и соседи были с ним солидарны. Сделка не состоялась к
удовольствию обеих сторон. На обратном пути, передвигаясь на ватных ногах, я
размышлял о важности устоев. Тем более, что жена хозяина ощутила силу отпора
общества и корни пьянства стала искать в другом.  Концерт  во  дворе  прошел
успешно. Ведь не каждый день выпадет время заняться прослушиванием,  а  тут,
как  нарочно,  явился  "покупатель".  В  конце  концов,  первым,  кто   стал
протестовать против продажи и стала  жена  хозяина.  Всегда  приятно,  когда
человек признает и исправляет ошибку. А для меня этот уютный дворик  до  сих
пор звучит песнями. В этот период мы мечтали о литературной работе.  Поэтому
фраза "полжизни за сюжет" часто повторялась в нашей компании. Жизнь же  сама
подкидывает сюжеты, только умей их увидеть и брать...
   Осенью нас с завода отправили на  сельхозработы  в  район  Усть-Пристани.
Кавалькада  из  четырех  машин  наконец  собралась  в   дорогу.   Первая   с
руководителями - газик, две грузовые с людьми и самосвал с прицепом горючего
в бочках. Двигались по  бесконечным  проселкам.  Сидеть  в  грузовиках  было
тесно, и после очередной остановки шофер  самосвала  пригласил  желающих  на
прицеп, смотреть за бочками с горючим, чтобы они стояли пробками  вверх.  Мы
четверо согласились. Повернули бочки пробками вверх и свободно  разместились
в кузове. Поехали дальше и только тут мы поняли, какую  совершили  глупость.
Бочки на ухабах и поворотах начали так болтаться и носиться по  кузову,  что
нам еле удалось выскочить от них, уцепиться за борта руками и висеть. Кабина
шофера была далеко, нашего крика  он  не  слышал,  а  бросить  что-нибудь  в
кабину, чтобы он остановился, мы не могли - руки были заняты.  Всеми  силами
удерживались за борт. Он долго гнал за другими  машинами,  пока  наконец  он
остановился у скирды с соломой. Мы посаскакивали на  землю.  Загрузив  кузов
соломой, напихав ее между бочками, мы вольно на ней разлеглись и теперь  уже
могли держать пробки вверх, хотя от тряски они то и дело разворачивались.
   Подъехали к реке Чарыш. Десятки машин с двух сторон ждут переправы. Паром
загружается около часа. Речка не  широкая,но  глубокая  у  переправы.  Берет
паром четыре машины. Берег, метра три высотой, полого срыт у съезда и, в
   конце его мостки для въезда  на  грузовую  платформу.  В  зависимости  от
уровня воды в реке, мостки эти приходится швартовать к берегу выше или  ниже
по съезду. Мертвяки в земле есть, но  соединены  они  с  мостками  кое  как.
Шоферы прикручивают их проволокой и ругаются. На мостки и  платформу  кладут
два бревна с лысками с обеих сторон, и по ним машины  забираются  на  паром.
Паром перемещают на расстояние по ширине машины и заезжает следующая.  Такой
же порядок при выгрузке. Мужчины раскричались - вторые сутки стоим. Но у нас
"кадры" - целый отряд, и нам положено без очереди. На съезде нашей последней
грузовой машины одно  бревно  все  же  переломилось  (у  всех  оно  вызывало
подозрение) и, Слава тебе, Господи, обломок уперся в дно и ее  задний  мост.
Машина оказалась почти в вертикальном положении, и  не  нырнула  вглубь  под
паром задним ходом. Для ее выручки сцепили сразу три  грузовика  (на  всякий
случай) и вытащили на берег. Запасного бревна видно не было, и как будет без
него  работать  переправа,  было  трудно  себе  представить.  На  этом  наши
приключения не кончились. Задержка на переправе вынудила нас ехать в сумерки
и ночью. Торопились. Впереди летел газик, за ним две машины с людьми  и  наш
самосвал с прицепом. Дороги в тех местах ровные  как  стол  и  не  имеют  ни
одного указателя или знака. Впереди пылила машина и вот пыль оборвалась. Наш
шофер увидел в свете фар, как  по  обочине  кто-то  бежит  навстречу,  машет
руками и кричит. Мы остановились. Подбегает наш парень и  показывает,  чтобы
мы повернули назад. Передние машины уже далеко умчались, но по фарам видно -
возвращаются назад.  Получилась  такая  оказия.  Шофер,  идущей  перед  нами
машины,  задремал  и  очнулся,  когд