альная, мать милосердная, будь  с
нами теперь и в час нашей смерти.
     Плывем мы на запад, однако ночь обгоняет нас. Присмотри  за  нами  во
мраке и проводи ко дню. Даруй кораблю нашему свое благословение,  и  будет
оно нашим самым ценным грузом.
     Чистая, как ты сама, звезда твоя сверкает над закатом. Веди нас своим
светом. Успокой моря своею добротой, направь попутный ветер в  пути  нашем
дальнем и обратно к дому, к нашим любимым, а в конце пути  нашего  земного
молитвами своими проводи на Небо.
     Ave Stella Maris!




                                ГОД ВЫКУПА


                           10 сентября 1987 года

     "Блистательное одиночество". Да, Киплинг мог сказать  так.  Я  помню,
как по спине у меня  пробегали  мурашки,  когда  я  впервые  услышала  эти
строки. Мне их прочел дядя Стив. И хотя все происходило более  десяти  лет
назад, впечатление не изгладилось из памяти. Конечно, стихи эти о море и о
горах... Но ведь таковы и Галапагосы, Зачарованные острова.
     Сегодня мне нужна хотя бы малая толика того одиночества.  В  основной
своей массе туристы - веселые и славные люди. И все же, когда целый  сезон
пасешь их по одному и тому же маршруту, снова и снова отвечая на одни и те
же вопросы, это начинает  действовать  на  нервы.  Теперь  туристов  стало
меньше, моя летняя работа окончена, скоро я  окажусь  дома,  в  Штатах,  и
начну занятия в аспирантуре. Другого такого случая не представится.
     - Ванда, дорогая!
     Роберто сказал "querida", а это может означать и нечто большее. Но не
обязательно. Я на мгновение задумываюсь, а он продолжает:
     - Пожалуйста, разреши мне по крайней мере побыть с тобой.
     Качаю головой.
     - К сожалению, нельзя, мой друг.
     Нет, и здесь неточность: amigo  тоже  не  переводится  на  английский
однозначно.
     - Я вовсе  не  сержусь  на  тебя,  ничего  подобного.  Но  мне  нужно
несколько часов побыть одной. У тебя так не бывает?
     Я не кривлю  душой.  Мои  коллеги-гиды  -  прекрасные  люди.  Мне  бы
хотелось, чтобы возникшая между нами дружба продолжилась. Так оно и будет,
если мы сумеем сюда вернуться. Но никакой  уверенности  нет.  Может,  я  и
вернусь в будущем году, а может, и не смогу. Что, если сбудется моя  мечта
и я получу  приглашение  поработать  на  научно-исследовательской  станции
"Дарвин"? Да, я знаю, они не могут принять всех желающих, но вдруг...  Или
у меня появится какая-нибудь  другая  мечта...  Предстоящая  экскурсия  на
катере вокруг архипелага с биваком на  берегу  действительно  может  стать
заключительным аккордом того, что мы называли  el  companerismo,  то  есть
дружбы. Одна-две поздравительные открытки к Рождеству - вот и все, что  от
нее останется.
     - Тебе нужна защита, - драматическим тоном произносит Роберто. -  Тот
странный человек, о котором нам говорили, рыскал  по  всему  Пуэрто-Айора,
расспрашивая встречных про молодую блондинку из Северной Америки.
     Позволить  Роберто  сопровождать  меня?  Соблазнительно.  Он  красив,
импульсивен и вообще джентльмен. Отношения, сложившиеся между нами за  эти
месяцы, романом назвать нельзя, но мы достаточно  сблизились.  И  хотя  он
никогда это прямо не выказывал, я знаю, он очень надеется, что  мы  станем
еще ближе... И противиться этому нелегко.
     Но надо -  и  скорее  ради  него,  чем  ради  себя.  Дело  не  в  его
национальности.  Эквадор,  пожалуй,  одна  из  немногих  стран   Латинской
Америки, где янки чувствуют себя как дома. По нашим стандартам, здесь  все
идет отлично. Кито - просто прелесть,  и  даже  Гуаякиль  -  неприглядный,
задымленный, бурлящий - напоминает мне Лос-Анджелес. Однако Эквадор  -  не
Соединенные Штаты, и по здешним стандартам не  все  в  порядке  именно  со
мной, начиная с того, что я еще не решила, хочу ли переходить  к  оседлому
образу жизни.
     Поэтому я говорю со смешком:
     - О да, мне обо всем рассказал на почте сеньор Фуэнтес.  Бедняга,  он
был так взволнован. Говорил, как странно одет  незнакомец,  какой  у  него
акцент и прочее. Как будто не знает, что среди  туристов  кого  только  не
встретишь. И сколько блондинок бывает на этих островах? Не меньше  пятисот
в году?
     - А как этот тайный обожатель Ванды до  нее  доберется?  -  добавляет
Дженнифер. - Вплавь?
     Нам ведь известно,  что  с  тех  пор,  как  наша  экскурсия  покинула
Санта-Крус,  ни  один  корабль  не  приставал  к  острову  Бартоломе.  Яхт
поблизости не было, а местные рыбаки все наперечет.
     Роберто краснеет, что заметно даже сквозь загар,  а  он  у  нас  всех
одинаков. Я сочувственно похлопываю его по руке и говорю собравшимся:
     - Вперед, ребята, плавайте, ныряйте - словом, развлекайтесь, как кому
нравится. А я вернусь вовремя и помогу с ужином.
     Теперь быстрее в тень. Мне действительно нужно немного одиночества  в
этом странном, жестоком и прекрасном мире.
     Можно обрести одиночество, плавая с аквалангом. Вода здесь прозрачна,
как стекло, она обволакивает тебя, словно шелк. Время от времени навстречу
попадаются пингвины; они не плывут,  а  прямо-таки  летят  в  воде.  Танец
рыбьих   стай   похож   на   фейерверк.   Водоросли   образуют   огромные,
переплетающиеся между собой кольца. С морскими львами я могу  подружиться,
но другие пловцы, даже очень  симпатичные,  слишком  болтливы.  Мне  нужно
побыть наедине с природой. Признаваться в этом неловко - мои слова  сочтут
излишне  эмоциональными,  а  меня  могут  принять   за   представительницу
организации "Гринпис" или Народной Республики Беркли.
     Белый ракушечный песок и мангровые заросли остаются позади.  Я  почти
физически ощущаю заброшенность этих мест. Бартоломе, как и его  соседи,  -
вулканический остров, он почти начисто лишен плодородной  почвы.  Утреннее
солнце начинает припекать, а на небе - ни единого облачка,  которое  могло
бы умерить жар. То здесь, то  там  попадаются  чахлые  кустики  и  хохолки
увядшей травы, но и они редеют по мере того, как  я  приближаюсь  к  скале
Пиннакл-Рок. В обжигающей тишине, соприкасаясь с темной застывшей лавой, о
чем-то шепчут мои "адидасы".
     Однако... среди валунов и в лужицах копошатся яркие  оранжево-голубые
крабы, оставшиеся после прилива. Обернувшись, я вижу ящерицу -  в  здешних
местах они встречаются крайне редко. Я стою всего в ярде от этой  глупышки
с синими лапками. Она спокойно может улизнуть, но вместо  этого  доверчиво
наблюдает за мной. Прямо из-под ног взлетает зяблик. Это  они,  зяблики  с
Галапагосских островов, помогли Дарвину постичь, как  с  течением  времени
изменяются живые организмы. В небе вычерчивает белый круг  альбатрос.  Еще
выше парит фрегат. Я поднимаю бинокль, висящий у  меня  на  шее,  и  ловлю
взглядом надменный излом его крыльев, раскинувшихся в  потоках  солнечного
света, и его раздвоенный хвост, похожий на абордажную саблю.
     Здесь нет запретных для туристов тропинок, потому что  нет  туристов.
Эквадорские власти очень строги в этом отношении. Несмотря на ограниченные
возможности, они делают большое дело,  стремясь  защитить  и  восстановить
окружающую среду. А биологи всегда смотрят, куда ступают.
     Я начну обходить этот островок с восточной его оконечности,  пока  не
окажусь на тропе со ступеньками, ведущими к  центральной  вершине.  С  нее
открывается захватывающий вид на остров Сантьяго и на ширь океана. Сегодня
все  это  будет  принадлежать  только  мне.  Там,  наверное,  я   и   съем
прихваченный с собой завтрак. Потом, прежде чем отправиться  на  запад,  я
спущусь  к  бухточке,  стяну  с  себя  рубашку  и  джинсы  и  искупаюсь  в
одиночестве.
     Но  нужно  быть  осторожней,  девочка!  До  экватора  всего-то   миль
двадцать. Здешнее солнце требует к себе уважительного отношения. Я опускаю
поля широкополой шляпой и останавливаюсь, чтобы  выпить  из  фляги  глоток
воды.
     Перевожу дыхание и оглядываюсь. Я уже немного поднялась по склону, и,
чтобы выйти на тропу, нужно теперь спуститься. Берег и  лагерь  отсюда  не
видны. Зато внизу - беспорядочные  россыпи  камней,  ослепительно  голубая
вода  залива  Салливан-Бей  и  серая  громада  Пойнт-Мартинес  на  большом
острове. Что это там? Ястреб? Поглядим в бинокль.
     В небе -  вспышка.  Отблеск  металла.  Самолет?  Нет,  вряд  ли.  Все
исчезло. Какое-то наваждение.  Опускаю  бинокль.  Мне  приходилось  немало
слышать о летающих тарелках  или,  выражаясь  более  научно,  неопознанных
летающих объектах. Я никогда не воспринимала эти слухи всерьез. Отец сумел
привить нам здоровый скептицизм. Он ведь инженер-электронщик. Дядя Стив  -
археолог.  Он  немало  поколесил  по  свету  и  говорит,  что  мир   полон
непостижимых явлений. Думаю, я так никогда и не узнаю,  что  мне  довелось
сейчас увидеть. Пора двигаться дальше.
     Словно ниоткуда - мгновенный порыв ветра. Мягко бьет воздушная волна.
Меня накрывает тень. Я запрокидываю голову.
     Не может быть!
     Надо мной, футах в десяти, безо  всякой  поддержки,  беззвучно  висит
что-то вроде огромного мотоцикла - только  без  колес,  да  и  конструкция
совсем другая. Человек на переднем сиденье  держится  руками  за  какой-то
странный  руль.  Я  вижу  его   необыкновенно   четко.   Секунды   кажутся
бесконечными. Меня охватывает ужас; в последний раз такое было со  мной  в
семнадцать лет, когда я ехала в ливень  по  горной  дороге  неподалеку  от
Биг-Сура и мою машину занесло.
     Тогда мне удалось выкрутиться. А это видение не исчезает.
     Рост человека за рулем примерно пять футов девять дюймов. Он сухопар,
но широкоплеч, лицо  рябое,  нос  орлиный,  кожа  смуглая.  Черные  волосы
закрывают уши, борода и подстриженные усы слегка  топорщатся.  Его  одежда
совершенно не вяжется с  этой  фантастической  машиной.  Кожаные  башмаки,
спущенные  коричневые  чулки,  выглядывающие  из-под   коротких   бриджей,
свободного покроя рубаха с длинными  рукавами.  Она,  похоже,  шафранового
цвета, но вся заляпана грязью. Сверху - стальной нагрудник, шлем,  красный
плащ, шпага в ножнах на левом бедре...
     Словно издалека доносится голос:
     - Леди Ванда Тамберли?
     Странно, но я даже не вскрикнула. Я ко всему готова. Никогда не  была
истеричкой. Что это - видение, бред? Кажется, нет.  Спиной  я  ощущаю  жар
солнечных лучей. Жаром пышет и от скал. Море -  невообразимо  яркое.  Я  в
состоянии пересчитать все колючки вон  на  том  кактусе.  Розыгрыш,  трюк,
психологический эксперимент? Но уж слишком все реально... У  незнакомца  -
кастильский  выговор,  но  при  этом  акцент,  который  мне   никогда   не
приходилось встречать у испанцев.
     - Кто вы? - с трудом выдавливаю я из себя. - И что вам нужно?
     Плотно  сжатые  губы  вздрагивают.  Зубы  -  скверные.  Не   поймешь,
приказывает он или умоляет:
     - Скорее! Я должен найти Ванду  Тамберли.  Ее  дяде  Эстебану  грозит
страшная опасность.
     У меня непроизвольно вырывается:
     - Это я!
     Он отрывисто хохочет. Его машина внезапно падает вниз, прямо на меня.
Беги!
     Он догоняет меня, нагибается и хватает правой рукой за талию.  Ощущаю
его  стальные  мускулы.  Земля  уходит  у   меня   из-под   ног.   Начинаю
сопротивляться. Растопыренными пальцами целюсь ему  в  глаза.  Но  у  него
мгновенная реакция. Он отталкивает мою руку. Переключает что-то на  пульте
управления. И внезапно мы переносимся в какое-то другое место.



                 3 июня 1533 года (по юлианскому календарю)

     В тот день перуанцы доставили в Каксамалку очередную партию  сокровищ
- часть выкупа за своего  правителя.  Луис  Ильдефонсо  Кастелар-и-Морено,
муштровавший подчиненных ему кавалеристов, заметил их еще издалека. Он как
раз собирался отдать приказ возвращаться, поскольку солнце  уже  коснулось
западных холмов. Тени от их вершин протянулись через всю долину.  Напротив
сверкала река и золотились столбы пара  над  горячими  источниками  -  там
располагались бани правителя инков. Вытянувшись цепочкой, по южной  дороге
брели  груженые  ламы  и  носильщики,  утомленные  поклажей  и  пройденным
расстоянием. Местные жители прекратили работу на полях, чтобы поглазеть на
караван, а затем вновь торопливо принялись за дело. Послушание было у  них
в крови и не зависело от того, кто их повелитель.
     -  Примите  команду,  -  приказал  Кастелар  лейтенанту  и  пришпорил
жеребца.
     Оказавшись за стенами города, он натянул поводья  и  стал  дожидаться
приближения каравана.
     Взгляд всадника уловил движение слева от него. Из прохода между двумя
белыми глинобитными постройками, крытыми тростником, появился человек.  Он
был высокого роста: встань они рядом, пеший оказался бы выше Кастелара  на
три с лишним дюйма. В волосах  вокруг  тонзуры,  схожих  по  цвету  с  его
коричневой рясой францисканца, блестела седина, но на тонком светлом  лице
ни возраст, ни оспа своих следов не оставили, да и все зубы у монаха  были
целы. С момента их последней встречи произошло много событий, но  Кастелар
сразу узнал брата Эстебана Танакуила. Францисканец тоже узнал всадника.
     - Приветствую вас, преподобный отец, - сказал Кастелар.
     - Да пребудет с вами Господь, - ответил монах.
     Он остановился возле стремени всадника.  Караван  с  сокровищами  тем
временем поравнялся с ними и двинулся дальше. На улицах города послышались
ликующие возгласы.
     - Вот, - радостно произнес Кастелар, - правда, приятное зрелище?
     Не  услышав  ответа,  он  взглянул  на  Танакуила.  На  лице   монаха
отразилась боль.
     - Что-то случилось? - спросил Кастелар.
     Танакуил вздохнул.
     - Ничего  не  могу  с  собой  поделать.  Сострадаю  этим  людям:  они
измотаны, у них сбиты ноги.  Думаю  о  том,  сколько  веков  накапливались
несомые ими сокровища и как они были у них отняты.
     Кастелар напрягся.
     - Вы осуждаете капитана?
     "Странный человек, - в который раз  подумал  он.  -  Ведь  почти  все
священники в экспедиции - доминиканцы. Непонятно, как он здесь появился  и
как заслужил  доверие  Франсиско  Писарро.  Впрочем,  последнего  Танакуил
добился, вероятно, благодаря своей учености и тонким  манерам  -  и  то  и
другое здесь редкость..."
     - Нет-нет, разумеется нет, - ответил монах. - И все же...
     Кастелар слегка поморщился. Ему казалось, он знает, что происходит  в
этой голове с выбритой макушкой. Да и сам он сомневался в законности того,
что творили конкистадоры в прошлом году. Вождь  инков  Атауальпа  встретил
испанцев  мирно.  Он  разрешил  им  расквартироваться  в  Каксамалке.   По
приглашению  конкистадоров  он  приехал  в  этот  город  для   продолжения
переговоров.  Но  его  ждала  ловушка:  не  сходя  с   носилок   Атауальпа
превратился в пленника,  а  сотни  его  воинов  погибли  от  пуль  и  шпаг
испанцев. За освобождение вождя инков испанцы потребовали  наполнить  одну
комнату золотом, а другую - дважды серебром, и теперь по приказу Атауальпы
его подданные начали собирать сокровища по всей стране.
     - Сие есть Божья воля! - резко произнес Кастелар. - Мы принесли  этим
язычникам истинную веру. С их правителем хорошо обращаются, верно? При нем
его жены и слуги, которые выполняют все его желания. А что  до  выкупа,  -
Кастелар  откашлялся,  -  Сант-Яго,   наш   святой   покровитель,   славно
вознаграждает своих воинов.
     Монах посмотрел на  всадника  и  сдержанно  улыбнулся,  словно  хотел
заметить, что проповедь - не солдатское дело. Пожав плечами, он произнес:
     - Нынче вечером я увижу, насколько славно.
     - Разумеется, - согласился Кастелар, испытывая  облегчение  от  того,
что пикировка закончилась.
     Сам он тоже когда-то готовился к принятию  сана,  но  был  изгнан  из
ордена из-за неблаговидной связи с одной девицей, вступил в армию во время
войны против французов и в конце концов последовал за Писарро в Новый Свет
в надежде, что там он, младший сын  обедневшего  идальго  из  Эстремадуры,
сможет  сколотить  хоть  какое-то  состояние.  Но   прежнее   почтение   к
духовенству осталось.
     - Я слышал,  что  вы  осматриваете  каждую  вещицу  прежде,  чем  она
попадает в хранилище, - заметил Кастелар.
     - Кто-то должен этим заниматься... Нужно  ведь  отыскать  среди  этой
груды металла настоящие произведения искусства. Я  убедил  в  этом  нашего
капитана и его капеллана.  Ценители  прекрасного  при  дворе  и  в  церкви
останутся довольны, получив эти изделия в целости и сохранности.
     - Хм. - Кастелар потеребил свою бородку. - Но отчего  вы  занимаетесь
этим по ночам?
     - Вы и об этом знаете?
     - Я здесь уже давно. Об этом все говорят.
     - Осмелюсь заметить, вы приносите в  казну  несравненно  больше,  чем
получаете. Мне самому хотелось бы побеседовать  с  вами:  ведь  ваш  отряд
совершил героический переход.
     Кастелару  живо  вспомнились  события  последних  месяцев.  Брат   их
капитана, Эрнандо Писарро отправился во главе одного из отрядов на  запад,
преодолел изумительные по своей красоте Кордильеры  -  высочайшие  горы  с
головокружительными ущельями и бурлящими реками - и вышел  к  стоящему  на
берегу океана таинственному храму Пачакамак.
     - Мы не добились крупных  успехов,  -  признался  Кастелар.  -  Самой
ценной нашей добычей стал индейский  вождь  Чалкучима.  Удалось  подчинить
себе часть населения... Но вы собирались  рассказать,  почему  занимаетесь
сокровищами исключительно после захода солнца.
     - Чтобы не возбуждать алчность и разногласия. Они уже  причинили  нам
немало вреда. При дележе добычи люди всегда проявляют излишнее нетерпение.
Кроме того, ночью орды Сатаны наиболее сильны. Я очищаю молитвой предметы,
которые посвящены ложным богам.
     Мимо них тяжелой поступью  прошел  последний  носильщик  и  исчез  за
стенами города.
     - Мне бы  хотелось  взглянуть  на  сокровища,  -  порывисто  произнес
Кастелар. - А почему бы и нет? Я пойду с вами.
     - Что? - испуганно спросил Танакуил.
     - Я не стану вам мешать. Просто посмотрю.
     Монах был явно раздосадован.
     - Вначале вы должны получить разрешение.
     - Зачем? У меня достаточно высокий чин.  Мне  никто  не  откажет.  Вы
что-нибудь имеете против? Я полагал, вы  обрадуетесь,  если  вам  составят
компанию.
     - Довольно скучное занятие. Другие, во всяком  случае,  так  считают.
Поэтому-то я, как правило, и работаю в одиночестве.
     - Мне не привыкать стоять на часах, - рассмеялся Кастелар.
     Танакуил сдался.
     - Ну хорошо, дон Луис, раз вы  настаиваете.  После  вечерней  молитвы
приходите в Змеиный Дом, как они его здесь называют.


     Над горами сверкали бесчисленные звезды. Половину  из  них,  а  то  и
больше, никогда не  увидишь  на  европейском  небе.  От  холода  Кастелара
пронзила дрожь, и он поплотнее закутался в плащ. Его дыхание  превращалось
в пар, шаги гулко отдавались на мостовых. Каксамалка, призрачный и мрачный
город, окружал его со всех сторон. Кастелар порадовался тому, что  на  нем
металлический нагрудник и шлем, хотя здесь они вроде бы не были нужны.
     Индейцы называли эту землю Тауантинсуйу - Четыре Четверти Мира. Такое
название для страны, превосходящей по размерам Священную Римскую  империю,
почему-то казалось более подходящим, чем Перу, поскольку  никто  не  знал,
что последнее в точности означает. Была ли она  уже  ими  покорена,  да  и
возможно ли такое - покорить всю эту страну, ее народы и ее богов?
     Недостойная христианина мысль. Кастелар поспешил дальше.
     Вид часовых возле сокровищницы  подействовал  на  него  успокаивающе.
Свет фонарей отражался от доспехов, пик и мушкетов. Эти  солдаты  были  из
числа тех отчаянных головорезов,  что  прибыли  морем  из  Панамы,  прошли
маршем через джунгли, болота и пустыни,  разбили  всех  врагов  и  возвели
укрепления. Они  сумели  преодолеть  горы,  достигавшие  небес,  захватить
самого правителя  язычников  и  заставить  его  страну  платить  дань.  Ни
человек, ни дьявол  не  пройдет  мимо  них  без  разрешения.  А  если  они
устремятс