Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
вие, не в пример московским - сравнительно дешевы. Аксиома: если
женщина не ценит себя, ее всегда можно купить, главное - угадать с це-
ной. А цена в условиях развитого социализма в русской провинции была
стандартной: накрыть "поляну", выставить бухло позабористей, чего-нибудь
наплести о любви, женской красоте и чувствах, намекнуть, что эта встреча
с "поляной" и бухлом не последняя, после чего со спокойной совестью со-
вокуплять собственные органы с органами означенной телки до полного из-
неможения.
Покупались, как правило, все или почти все - наверное, с тех пор Саша
и относился к ним как к глупым продажным животным, которых жестоко пре-
зирал, но без которых тем не менее обойтись не мог.
Жизнь текла своим чередом: дежурства в родной ментовке сменялись вы-
ходными, одни телки - другими, составлялись рапорты, выносились благо-
дарности и порицания начальства...
Женился, родился сын, затем, как водится, развод, вновь женитьба, еще
один ребенок...
Да, жизнь шла по накатанной колее, и молодой сотрудник МВД, конечно
же, не знал, какие тучи сгущаются над его головой.
Все началось с поступления в Горьковскую высшую школу милиции. Не то
чтобы Саша рвался стать офицером - просто осточертела однообразная жизнь
в затхлой провинции. А Горький хотя и не столица, но все-таки большой и
относительно культурный город, в котором, кроме всего прочего, можно бы-
ло всецело предаться единственной страсти - женщинам; благо, поблизости
ни начальства, ни семьи.
Нижегородки выглядели куда более свежо и незатраханно, чем порядком
поднадоевшие курганки, к тому же были куда менее закомплексованны. Коро-
че говоря, едва прибыв на новое место, молодой курсант с головой окунул-
ся в омут непритязательных плотских удовольствий. Постель еще не успева-
ла остыть от предыдущей б... и, а в прихожей уже раздевалась следующая.
Телки менялись с регулярностью выходящих с завода ГАЗ новеньких двадцать
четвертых "Волг", и все это не могло не стать достоянием начальства.
Был вызов в высокий кабинет, состоялся неизбежно тяжелый разговор.
"Тут слухи пошли, что ты женщин без меры трахаешь", - неприязненно
глядя на курганца, молвил пожилой начальник, который в силу возраста и
темперамента наверняка не мог похвастаться ничем подобным.
"А что мне - онанизмом заниматься или мужиков трахать? - реакция мо-
лодого курсанта была естественной и легко предсказуемой. - Я здоровый
мужчина, и с половой ориентацией у меня все в порядке..."
Безусловно, Солоник был по-своему прав, но прав оказался и начальник
специфического учебного заведения: все-таки будущий офицер советской ми-
лиции должен блюсти моральный облик.
"Вот и хорошо, - сказал он, - если так нравится, трахайся у себя в
Кургане".
Пришлось возвращаться на родину. Естественно, моральный разложенец
вынужден был уйти из милиции - тем более что курганское начальство в от-
вет на "свинью" отправило в Горький рапорт: такой-то в органах внутрен-
них дел больше не работает.
Но крест на милицейской службе тем не менее поставлен не был. После
недолгой работы в автоколонне Солонику вновь предложили надеть погоны,
на этот раз во вневедомственной охране.
Служил он в этой структуре, которую наряду с ГАИ не любят сами менты,
недолго: вновь залет, и вновь из-за телок.
Так уж получилось, что он с двумя сослуживцами после дежурства привез
на хату второпях прихваченную барышню, молоденькую продавщицу из универ-
мага. Поставленная "поляна" и количество уже выпитого бухла, по их мне-
нию, должны были склонить непритязательную работницу прилавка к группо-
вым утехам. Однако то ли барышня попалась слишком щепетильной, то ли
опыта у нее недоставало, то ли бухла в нее влили недостаточно - короче
говоря, она заявила, что даст, конечно же, всем, но лишь по очереди, по-
тому как очень застенчивая.
Менты и сам Солоник, на квартире которого и планировалась незамысло-
ватая оргия, попытались было успокоить девушку, но телка попалась ка-
кая-то нестандартная - закатила истерику со слезами и соплями, швырнула
в окно тяжелую хрустальную вазу. Вышло очень некрасиво: скандал, соседи,
всеобщее внимание. Продавщицу пришлось отпустить с миром. Но неблагодар-
ная барышня, забыв и о поставленном бухле, и о накрытом в подсобке сто-
ле, накатала на Солоника грамотную "свинью" начальству - как на органи-
затора и вдохновителя сексуальных домогательств, равно и хозяина кварти-
ры (притона). Сашу с треском погнали из органов - теперь уж навсегда.
Так Солоник очутился на городском кладбище - могильщиком. Наверное, в
такой перемене был скрытый смысл, непостижимая пока ирония: человек, ко-
торый по долгу службы должен был защищать жизнь сограждан, теперь закон-
но наживался на их смерти.
Давно прошли те времена, когда покосившиеся кресты, печальные надг-
робья да остроконечные ограды, когда все эти ритуальные веночки,
виньеточки, розочки, клумбочки и эпитафии "Помним, любим, скорбим" ус-
лужливо вызывали в памяти проникновенно печальные поэтические строки,
или кладбищенские элегии. Ассоциация с принцем Гамлетом, держащим в руке
человеческий череп, равно и похоронная атрибутика наводили на философс-
кие мысли о бренности человека и суете сует. Современное кладбище в ус-
ловиях развитого социализма стало одним из немногих относительно ле-
гальных способов обогащения. И потому российский пролетарий, рывший мо-
гилы, был далек от классического шекспировского могильщика, всем своим
видом напоминающего, что ему обязательно следует дать на водку. Эпоха
научно-технической революции скорректировала образ работника кирки и ло-
паты: рабочий "Спецкомбината" или "Бюро ритуальных услуг" еще в середине
восьмидесятых был человеком небедным. Разъезжал по городу на престижной
модели "Жигулей" и каждое лето отдыхал в Болгарии или Чехословакии. Он
хорошо знал, сколько стоит рытье могилы зимой, сколько можно содрать с
родственников за срочность, сколько заломить за престижный участок. И с
ним не принято было торговаться.
Ну а глубокую скорбь, которая должна непременно присутствовать в этом
печальном ритуальном действе, с избытком поставляли клиенты.
Перемена статуса радовала: незаметно появились деньги, купил машину -
пусть подержанная, но все-таки своя. Телки, как известно, клюют на муж-
чину с автотранспортом: наверняка именно этот фактор оказался решающим.
Казалось, теперешним положением надо дорожить, не допуская очередных
скандалов. Но человеческая природа, стремящаяся к удовольствиям, несо-
вершенна, а непредусмотрительность, помноженная на молодость, под стать
ей; относительно легкие деньги кружили голову...
Новый рабочий "Спецкомбината" никогда не замечал за собой склонности
к философским абстракциям и обобщениям, но на курганском кладбище неожи-
данно для себя вывел две вещи - простых, как кирка, и непритязательных,
как самый дешевый гроб: во-первых, смерть, какая бы она ни была, стоит
денег. Странно, но часто куда больших, чем сама жизнь. А во вторых - и
это самое главное! - Солоник всем своим естеством понял: все, что его
окружает, делится лишь на "них" и на него самого. "Они" - это все ос-
тальные, а "он" - это он. А коль жизнь дается один раз, то для того,
чтобы прожить ее, не стыдясь за бесцельно прожитые годы, надо использо-
вать любого и каждого в интересах собственной выгоды, но только так,
чтобы они этого по возможности не замечали.
А под "собственной выгодой" Саша понимал лишь одно: то, что приносит
ему удовольствия.
По-прежнему удовольствие приносили телки. Тогда он еще не знал, что
умение внушать страх, например, или полная, безграничная власть над че-
ловеком способны также доставить ни с чем не сравнимое удовольствие.
Солоник подсознательно стремился к равновесию - между возможностями и
желаниями. Правда, равновесие это оказалось шатким и хрупким...
Бабы менялись чаще, чем катафалки на кладбище, хотя и катафалков тоже
было немало. Жизнь казалась спокойной, лишенной опасностей, но это
только казалось.
Первый звонок прозвенел через несколько месяцев - но Солоник не при-
дал ему никакого значения.
Несостоявшийся офицер милиции аккуратно по два раза в неделю ходил
тренироваться в зал местного спортобщества: выпивал он редко, никогда не
курил, постоянно следил за собой. Однажды после тренировки к нему подо-
шел невысокий черноволосый мужчинка с круглой женской задницей и невыра-
зительными, словно булыжники, глазами и отвел в забитую старым инвента-
рем подсобку. Он представился милицейским опером, старшим лейтенантом
Владимиром Ивановичем Пантелеевым. После чего развязно предложил стать
внештатным сотрудником милиции, иначе говоря - стукачом.
- Для тебя, бывшего сотрудника МВД, это большое доверие, - морщась от
острого запаха пота, исходившего от бывшего коллеги, произнес мусор и,
даже не дождавшись согласия, продолжил: - к нам в ГОВД поступил сигнал о
нарушениях финансовой дисциплины на вашем "Спецкомбинате". Так вот, твоя
задача...
- А пошел ты в жопу, говнюк, - лаконично порекомендовал Солоник. - С
ментовкой я давно уже завязал, так что ты, пидар, сам в дерьме копайся,
если нравится...
Названный пидаром мусор Пантелеев подумал было впасть в амбицию, но,
скользнув взглядом по рельефным бицепсам собеседника, решил этого не де-
лать; во всяком случае - здесь и пока.
- Ну как хочешь, - с нехорошей улыбкой, кривившей нижнюю половину его
рта, ответил мент, - смотри, чтобы у тебя неприятностей не было...
Правильно говорят - если неприятности должны произойти, то они прои-
зойдут обязательно; тем более если их сулит милицейский опер.
Так оно и случилось... Как-то с приятелем они отправились в парк
культуры и отдыха - общепризнанное место съема телок. Ждать долго не
пришлось - прихватили двух первых подвернувшихся, недорогих, но душевных
и, что главное, - вызывающе сексапильных. Телки были согласны на все, и
в первый же вечер. Бывший мент и его компаньон, профессионально оценив
их свежесть и дешевизну, усадили девчонок в "жигуль" и повезли в одно-
комнатную квартиру богатого могилокопателя.
В соответствии с местными канонами холостяцкого гостеприимства была
выставлена "поляна", девушки были грамотно напоены и полюбовно разделе-
ны. Приятель уединился с той, что назвалась Таней, Саше досталась Катя.
То ли Катя чем-то понравилась ему, то ли девушка, кроме банального
траханья, хотела чего-то иного, романтически возвышенного, но так или
иначе исподволь приворожила к себе молодого человека. На этот раз Соло-
ник изменил собственным принципам - Катя превратилась в стационарную
спермовыжималку, эдакую "скорую помощь": вариант, вполне подходящий при
переизбытке в организме органического белка.
Естественно, она не была у него единственной - по мнению Солоника,
ничто так не губит современного мужчину, как пошлое постоянство.
Ну а потом прозвучали сакраментальные слова: "Я тебя люблю, давай
жить вместе..." Слова эти были произнесены Катей, что вполне естественно
для девушки, осознавшей необходимость замужества по перезрелости.
Саша, разомлев до полной потери бдительности, сперва вроде бы и сог-
ласился "жить вместе", но потом, осознав бесперспективность третьего
брака, справедливо послал наглую б...ь куда подальше. Она обиделась, но
перечить не стала. Впрочем, девушка Катя недолго скучала в одиночестве -
высокий, статный участковый милиционер, из тех, о которых провинциальные
девушки уважительно говорят "положительный мужчина", грамотно снятый ею
в том же парке, составил Кате достойную пару.
Искренне пожелав молодым тихого супружеского счастья, совета да люб-
ви, Саша со вздохом принялся за ее подругу Таню - ту самую, которую они
под сняли вместе с Катей и которую трахал его приятель.
Таня оказалась полной дурой - что, впрочем, неудивительно для девуш-
ки, регулярно выходящей по вечерам на промысел в парк культуры и отдыха.
После первого же сеанса она сообщила о произошедшем лучшей подруге, за-
одно поинтересовавшись ее ощущениями, чтобы сравнить с собственными. Ка-
тя растерянно сопела в трубку, и Таня, приняв ее молчание за одобрение,
похвасталась, что под этим невысоким пацаном она кончает по десять раз
на день и что он удовлетворяет ее полностью - не то что Катин муж. Ко
всему прочему она, вдохновляясь собственным враньем, естественно, присо-
вокупила, что уже подала с Сашей заявление в загс и приглашает на
свадьбу.
В Кате закипела дикая слепящая ярость - желание отомстить мужчине,
который нагло ее бросил, не женившись, оказалось сильней репутации "по-
рядочной замужней женщины": нет ничего страшней, чем советская б...ь,
которой предпочли ее лучшую подругу.
Спустя несколько дней в городскую прокуратуру было подано заявление
об изнасиловании, и ничего не подозревавший Солоник с удивлением получил
повестку явиться для дачи показаний "в качестве обвиняемого".
И вот теперь, погожим весенним днем, этот самый опер вновь как бы
невзначай встретился с несостоявшимся стукачом: по ехидно-торжествующему
выражению глаз было очевидно, кто стоял за этой повесткой.
"Когда тебя на зоне блатные в очко трахнут, вспомнишь, как меня в эту
самую жопу посылал", - безусловно, профессионал Пантелеев знал, что го-
ворил.
Несомненно, и те три заявления от "изнасилованных", и "свидетельские
показания" представляли собой профессионально организованную мусорскую
подставу. А Катя послужила лишь катализатором...
Ржавый механизм советского правосудия со скрежетом провернулся, валы
медленно завращались, колесики застучали, и теперь, казалось, ничто не
могло этот механизм остановить...
Суд над Александром Солоником скорее напоминал работу заводского кон-
вейера, нежели акт торжества правосудия. Саша явился по повестке, пере-
говорил с адвокатом, сел на вытертую до зеркального блеска скамью, выс-
лушал все пункты обвинения. В полупустом зале - несколько близких прия-
телей, бывшая жена, вторая по счету, старики-родители - слушают судью,
прокурора и защиту, вертят головами, ничего не понимая...
Судья - толстая, дебелая баба с маленькими сонными глазками, острыми
зубками и круглыми щеками, чем-то неуловимо похожая на хомячка, - задает
вопросы, один другого глупей.
Хочешь - отвечай, хочешь - не отвечай, все равно вина твоя для всех
уже доказана. Алиби у него не было - какое алиби год спустя? Да разве он
и припомнит, что делал вечером в конкретное время конкретного дня?
Классическая подстава... Зато у следователя прокуратуры непоколебимая
убежденность в его вине, а главный козырь - свидетельница Катя с ее не-
лепыми показаниями; злопамятная б...ь надолго затаила обиду на несосто-
явшегося мужа.
И пусть адвокат настаивает на возвращении дела на доследование, пусть
ссылается на грубое нарушение процессуальных норм, общую размытость об-
винения и явную сфабрикованность всех свидетельских показаний - ввиду
"внутреннего убеждения" доводы защиты кажутся судье несущественными.
Когда наконец все формальности были соблюдены, судья, поправив то и
дело сползавшие с переносицы очки в грубой металлической оправе, дежурно
спросила:
- Подсудимый Александр Сергеевич Солоник, вы признаете себя виновным?
- Нет, - твердо ответил тот.
Больше его расспрашивать не стали: а чего спрашивать, и так все яс-
но...
Судьи, посовещавшись для приличия минут пятнадцать, вернулись в зал,
уселись, переглянулись и "именем Российской Советской Федеративный Соци-
алистической Республики" приговорили Солоника Александра Сергеевича к
восьми годам лишения свободы с отбыванием срока наказания в колонии уси-
ленного режима.
- С изменением меры пресечения... Взятие под стражу в зале суда, -
закончила тетка-судья, заодно напомнив о возможном обжаловании.
Сперва он даже не поверил: неужто это о нем? Ему - восемь лет? Его -
под стражу?
- За что? - в зале завис естественный вопрос, но судья даже не
вздрогнула - теперь перед ней был уже не свободный гражданин, хотя и
подследственный, а зек - то есть и не человек вовсе.
- Сука ты... - сдавленно прошипел осужденный в адрес судьи, медленно
осознавая услышанное, - я и тебя, гадина, трахнул бы во все дыры, будь
ты помоложе, посвежей и не такой уродливой...
- Прошу занести это в протокол как угрозу - мгновенно отреагировала
судья и, казалось, тут же забыла о человеке, которого она только что об-
рекла на восемь лет за колючей проволокой.
Да, все было бесполезно - без пяти минут зек Александр Солоник отчет-
ливо понял это, едва взглянул на конвой. Вот сейчас на его запястьях
щелкнут стальные наручники, выведут его в коридор, затем - во дворик,
где наверняка ждет машина-автозак, именуемая в просторечии "блондинкой".
А затем - городской следственный изолятор, где его, бывшего мента, осуж-
денного к тому же по такой нехорошей статье, ничего хорошего не ожидает.
А от желанной свободы его, молодого и уверенного в себе, отделяют
всего только несколько шагов.
Мысли работали на удивление четко, и единственно правильное решение
пришло мгновенно: бежать! Прямо отсюда, из зала горсуда...
Безразлично-усталый конвой уже приближался к нему. Вот, сейчас...
- Простите, я могу попрощаться с женой? - прошептал осужденный, сооб-
ражая, что делать дальше.
- Чего уж, прощайся, только быстро, - передернул плечами бывший кол-
лега-мусор и посмотрел на осужденного не без сожаления.
Поцеловал все еще ничего не понимающую бывшую жену, скосил взгляд на
сержанта - "реке - конвоир выглядел спокойным и безмятежным.
- Ну все, хватит, давай на коридор, - Солоник ощутил на своем плече
руку мента и понял - пора!
Сашу, как он и предполагал, вывели в коридор - осужденный сразу же
подметил, что народу там немного. Это хорошо - вряд ли найдется энтузи-
аст из публики, который попытается его задержать.
Сейчас, еще один шаг, еще... Потом он много раз пытался восстановить
тот побег в деталях, но не получалось. Мысли путались, последова-
тельность событий мешалась. Запомнились лишь фрагменты: будто яркие
вспышки света выхватывали из черных провалов памяти то один, то другой.
В коридоре нарочито-рассеянно оценил ситуацию, присел на корточки,
сделав вид, что хочет завязать шнурок ботинка. "Рексы" даже не насторо-
жились.
Резкий удар в солнечное сплетение ближайшему - тот согнулся, точно
дешевый перочинный ножик. Следующий удар пришелся точно в кадык - второй
конвойный отключился мгновенно.
А дальше - резкий рывок к дверному проему, сухой треск открываемой
двери, задние дворы, какие-то закоулки частного сектора, гаражи, заборы,
безлюдные улочки... Спустя каких-то десять минут осужденный на восемь
лет лишения свободы был уже далеко от здания городского суда...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Правильно говорят: "имеем - не ценим, потеряем - плачем".
Всего лишь несколько дней назад он, Александр Солоник, имел все, что
следовало ценить: собственную квартиру, машину, деньги, хорошо оплачива-
емую работу, а главное - возможность соотнести возможности и потребнос-
ти.
Теперь ничего этого нет. Он - никто, он - осужденный на восемь лет,
находящийся к тому же во всесоюзном розыске. Прошлая жизнь перечеркнута
начисто, настоящее тревожно, будущее туманно, и никто не может сказать,
что будет с ним, беглецом, завтра или даже сегодня...
Человек, находящийся в розыске, разительно отличается от человека
свободного. Вроде бы и он пока еще свободен, но тень тюремной решетки
незримо лежит на его лице. Такой человек старается не попадаться на гла-
за ментам, избегает людных мест, где проверяют документы и где его могут
невзначай опознать, такой человек не может предаваться маленьким радос-
тям жизни. В конце концов, такой человек вынуж