щурив один глаз.
   Иха подавилась смехом, кожура шибко летела у нее из-под ножика.
   - Мой дядя говорит, будто вы, Сыны  Неба,  можете  убивать  взглядом.
Что-то я этого не замечаю.
   - Неужели? А чего же вы замечаете?
   - Слушайте, вы мне отвечайте по-нашему, - сказала Ихошка, - а  по-ва-
шему я не понимаю.
   - А по-вашему у меня - говорить - не складно выходит.
   - Чего вы сказали? - Иха положила ножик, до того ее распирало от сме-
ха. - По-моему - у вас на Красной Звезде - все то же самое.
   Тогда Гусев кашлянул, придвинулся ближе. Иха взяла корзинку и отодви-
нулась. Гусев кашлянул и еще придвинулся. Она сказала:
   - Одежду протрете - по ступенькам елозить.
   Может быть Иха сказала это, как-нибудь, по другому, но Гусев, именно,
так и понял.
   - Да-с, мамзель, - разговорец у нас выходит магнитный.
   Гусев сидел совсем близко. Ихошка коротко вздохнула. Нагнула голову и
сильнее вздохнула. Тогда Гусев быстро оглянулся по сторонам и взял Ихош-
ку за плечи. Она сразу откинулась, вытаращилась. Но  он,  очень  крепко,
поцеловал ее в рот. Иха, изо всей мочи, прижала к себе корзинку и ножик.
Так-то, Ихошка. - Она вскочила, убежала.
   Гусев остался сидеть, пощипывая усики. Усмехался. Солнце  закатилось.
Высыпали звезды. К самым ступенькам подкрался какой-то длинный, мохнатый
зверек и глядел на Гусева фосфорическими глазами. Гусев  пошевелился,  -
зверек зашипел, исчез тенью.
   "Да, пустяки эти надо, все-таки, оставить", - сказал  Гусев.  Одернул
пояс и пошел в дом. В коридоре, сейчас же, мотнулась перед  ним  Ихошка.
Он пальцем коридоре, сейчас же, мотнулась перед ним Ихошка.  Он  пальцем
поманил ее, и они пошли по корид
   - Ты, Ихошка, так и знай: если что - я на тебе женюсь. Ты  меня  слу-
шайся. (Иха повернулась к стене лицом, - уткнулась.  Он  оттащил  ее  от
стены, крепко взял под руку.) Погоди носом соваться - я еще не  женился.
Слушай, я, Сын Неба, приехал сюда не для пустяков. У меня предполагаются
большие дела с вашей планетой. Но человек я  здесь  новый,  порядков  не
знаю. Ты мне должна помогать. Только, смотри, не ври.  Вот  что  ты  мне
скажи, - кто такой наш хозяин?
   - Наш хозяин, - ответила Иха, с усилием вслушиваясь в  странную  речь
Гусева, - наш хозяин - властелин надо всеми странами тумы.
   - Вот тебе здравствуй. - Гусев остановился. - Врешь?  -  Поскреби  за
ухом. - Как же он официально называется? Король, что ли,  или  богдыхан?
Должность его какая?
   - Зовут его Тускуб. Он - отец Аэлиты. Он - глава Верховного Совета.
   - Так.
   Гусев шел некоторое время молча.
   - Вот что, Ихошка: в той комнате, я видел, у вас стоит матовое зерка-
ло. Интересно в него посмотреть. Покажи, как оно соединяется.
   Они вошли в узкую, полутемную комнату, установленную низкими  кресла-
ми. В стене белелось туманное зеркало. Гусев повалился в кресло, поближе
к экрану. Иха спросила:
   - Что хотел бы видеть Сын Неба?
   - Покажи мне город.
   - Сейчас ночь: работа повсюду окончена, фабрики и  магазины  закрыты,
площади пустые. Быть может - зрелища?
   - Показывай зрелище.
   Иха воткнула включатели в цифровую доску и, держа конец длинного шну-
ра, отошла к креслу, где Сын Неба сидел, вытянув ноги.
   - Народное гуляние, - сказала Иха и дернула за шнур.
   Раздался сильный шум, - угрюмый, тысячеголосый говор  толпы.  Зеркало
озарилось. Раскрылась непомерная перспектива сводчатых, стеклянных крыш.
Широкие снопы света упирались в огромные плакаты, в надписи, в клубы ку-
рящегося, многоцветного дыма. Внизу кишели головы, головы,  головы.  Кое
где, как летучие мыши, вверх - вниз, пролетали крылатые фигуры. Стеклян-
ные своды, перекрещивающиеся лучи света, водовороты бесчисленных голов -
уходили в глубину, терялись в пыльной, дымной мгле.
   - Что они делают? - закричал Гусев, надрывая голос, - так  велик  был
шум.

   - Они дышат драгоценным дымом. Вы видите клубы дыма?  -  это  курятся
листья Хавры. Это драгоценный дым. Он называется дымом  бессмертия.  Кто
вдыхает его - видит необыкновенные вещи: - кажется, будто никогда не ум-
решь, - такие чудеса можно видеть и понимать. Многие слышат  звук  уллы.
Никто не имеет права курить Хавру у себя на дому, - за это  наказываются
смертью. Только Верховный Совет разрешает курение, только двенадцать раз
в году, в этом дому, зажигаются листья Хавры.
   - А те - вон - что делают?
   - Они вертят цифровые колеса: они угадывают цифры. Сегодня каждый мо-
жет загадать число, - тот, кто отгадает, навсегда освобождается от рабо-
ты. Верховный Совет дарит ему прекрасный дом, поле, десять хашей и  кры-
латую лодку. Это огромное счастье угадать.
   Объясняя, Иха присела на подлокотник кресла. Гусев сейчас же обхватил
ее поперек спины. Она попыталась  выпростаться,  но  затихла,  -  сидела
смирно. Гусев много дивился на чудеса в туманном зеркале. -  Ах,  черти,
ах, безобразники! - Затем попросил показать еще чего-нибудь.
   Иха слезла с кресла и, погасив зеркало,  долго  возилась  у  цифровой
доски, - не попадала включателями в дырки. Когда же вернулась к креслу и
опять села на подлокотник, - вертя в руке шарик от шнура, - личико у нее
было слегка одурелое. Гусев, снизу вверх, поглядел на нее и  усмехнулся.
Тогда в глазах ее появился ужас.
   - Тебе, девка, совсем замуж пора, - сказал ей Гусев по-русски.
   Ихошка отвела глаза и передохнула. Гусев стал гладить  ее  по  спине,
чувствительной, как у кошки.
   - Ах ты, моя славная, красивая, синяя.
   - Глядите - вот еще интересное, - проговорила она совсем слабо и дер-
нула за шнур.
   Половину озарившегося зеркала заслоняла чья-то спина. Был слышен  ле-
дяной голос, медленно произносивший слова. Спина качнулась, отодвинулась
с поля зеркала. Гусев увидел часть большого свода, в глубине упирающего-
ся на квадратный столб, часть стены, покрытой золотыми надписями и  гео-
метрическими фигурами. Внизу, вокруг стола, сидели, опустив  головы,  те
самые марсиане, которые на лестнице мрачного здания встречали корабль  с
людьми.
   Перед столом, покрытом парчей, стоял отец Аэлиты, Тускуб. Тонкие губы
его двигались, шевелилась черная борода по золотому шитью  халата.  Весь
он был как каменный. Тусклые, мрачные глаза глядели неподвижно перед со-
бой, прямо в зеркало. Тускуб говорил, и колючие слова его были  непонят-
ны, но страшны. Вот, он повторил несколько раз, - Талцетл, - и  опустил,
как бы поражая ножом, руку со стиснутым в кулаке свитком. Сидевший  нап-
ротив него марсианин, с широким бледным лицом, поднялся и бешено,  беле-
сыми, бешеными глазами глядя на Тускуба, крикнул:
   - Не они, а ты!
   Ихошка вздрогнула. Она сидела лицом к зеркалу, но ничего не видела  и
не слышала, - большая рука Сына Неба поглаживала ее спину. Когда в  зер-
кале раздался крик, и Гусев несколько раз повторил: - О чем, о  чем  они
говорят? - Ихошка точно проснулась: - разинула рот, уставилась на зерка-
ло. Вдруг, вскрикнула жалобно и дернула за шнур.
   Зеркало погасло.
   - Я ошиблась... Я нечаянно соединила... Ни один шохо не смеет слушать
тайны Совета. - У Ихошки стучали зубы. Она запустила пальцы в рыжие  во-
лосы и шептала в отчаянии. - Я ошиблась. Я не виновата.  Меня  сошлют  в
пещеры, в вечные снега.
   - Ничего, ничего, Ихошка, я никому не скажу. - Гусев  привалил  ее  к
себе, и гладил ее мягкие, как у ангорской кошки, теплые  волосы.  Ихошка
затихла, закрыла глаза.
   - Ах дура, ах - девчонка. Не то ты зверь, не то человек. Синяя,  глу-
пая.
   Он почесывал у ней пальцами за ухом, уверенный, что это  ей  приятно.
Ихошка подобрала ноги, свертывалась клубочком. Глаза  у  нее  светились,
как у давешнего зверка, зубки раскрылись. Гусеву стало жутковато.
   В это время послышались шаги и голоса Лося и Аэлиты. Ихошка слезла  с
кресла и не твердо пошла к двери.
   Этой же ночью, зайдя к Лосю в спальню, Гусев сказал:
   - Дела наши не совсем хорошо обстоят, Мстислав Сергеевич. Девчонку  я
тут одну приспособил - зеркало соединять, и наткнулись мы, как  раз,  на
заседание Верховного Совета. Кое-что я понял.  Надо  меры  принимать,  -
убьют они нас, Мстислав Сергеевич, поверьте мне, - этим кончится.
   Лось слушал и не слышал, - мечтательным взглядом  глядел  на  Гусева.
Закинул руки за голову:
   - Колдовство, Алексей Иванович, колдовство. Потушите ка свет.
   Гусев постоял, проговорил мрачно: - Так. - И ушел спать.

   УТРО АЭЛИТЫ

   Аэлита проснулась рано, и лежала облокотившись о подушки. Ее широкая,
открытая со всех сторон, постель стояла, по обычаю, посреди  спальни  на
возвышении, устланном коврами. Шатер потолка переходил в  высокий,  мра-
морный  колодезь,  -  оттуда  падал  рассеянный,  утренний  свет.  Стены
спальни, покрытые бледной мозаикой, оставались в полумраке, - столб све-
та опускался лишь на снежные простыни, на подушечки, на склонившуюся  на
руку пепельную голову Аэлиты.
   Ночь она провела дурно. Обрывки странных  и  тревожных  сновидений  в
беспорядке проходили перед ее закрытыми глазами. Сон был тонок, как  во-
дяная пленка. Всю ночь она чувствовала  себя  спящей  и  рассматривающей
утомительные картины и в полузабытьи думала: - какие напрасные видения.
   Когда утренним солнцем озарился колодец, и свет лег на постель, Аэли-
та вздохнула, пробудилась совсем и сейчас лежала  неподвижно.  Мысли  ее
были ясны, но в крови все еще текла смутная  тревога.  Это  было  очень,
очень не хорошо.
   "Тревога крови, помрачение разума, ненужный возврат  в  давно,  давно
прожитое. Тревога крови - возврат в ущелья, к стадам, к кострам.  Весен-
ний ветер, тревога и зарождение. Рожать, растить  существа  для  смерти,
хоронить, - и снова - тревога, муки матери. Ненужное,  слепое  продление
жизни".
   Так раздумывала Аэлита, и мысли были мудрыми, но тревога не  проходи-
ла. Тогда она вылезла из постели, пошарила ногами туфли, накинула на го-
лые плечи халатик и пошла в ванную, - разделась, закрутила волосы  узлом
и стала спускаться по мраморной лесенке в бассейн.
   На нижней ступени она остановилась, - было приятно стоять в зное сол-
нечного света, входящего сквозь узкое окно. Зыбкие отражения  играли  на
стене. Аэлита посмотрела в синеватую воду - и там увидела  свое  отраже-
ние, луч света падал ей на живот. У нее дрогнула брезгливо верхняя губа.
Аэлита бросилась в прохладу бассейна.
   Купанье освежило ее. Мысли вернулись к заботам дня. Каждое  утро  она
говорила с отцом, - так было заведено. Маленький экран стоял в ее  убор-
ной комнате.
   Аэлита присела у туалетного зеркала, привела в порядок волосы, вытер-
ла ароматным жиром, затем - цветочной эссенцией лицо, шею и руки, испод-
лобья поглядела на себя, нахмурилась,  придвинула  столик  с  экраном  и
включила цифровую доску.
   В туманном зеркале появился знакомый отцовский кабинет: книжные  шка-
фы, картограммы и чертежи на деревянных, стоящих призмах, стол, завален-
ный бумагами. Вошел Тускуб, сел к столу, отодвинул  локтем  рукописи,  и
глазами нашел глаза Аэлиты. Улыбнулся углом длинных, тонких губ:
   - Как спала, Аэлита?
   - Хорошо. В доме - все хорошо.
   - Что делают Сыны Неба?
   - Они покойны и довольны. Они еще спят.
   - Продолжаешь с ними уроки языка?
   - Нет. Инженер говорит свободно. Его спутнику достаточно знания.
   - У них еще нет желания покинуть мой дом?
   - Нет, нет, о нет.
   Аэлита ответила слишком  поспешно.  Тусклые  глаза  Тускуба  дрогнули
изумлением. Под взглядом его Аэлита стала отодвигаться, покуда ее  спина
не коснулась спинки кресла. Отец сказал:
   - Я не понимаю тебя.
   - Что ты не понимаешь? Отец, почему ты мне не говоришь всего? Что  ты
задумал сделать с ними? Я прошу тебя...
   Аэлита не договорила, - лицо Тускуба  исказилось,  словно  огонь  бе-
шенства прошел по нему. Зеркало погасло. Но Аэлита все еще всматривалась
в туманную его поверхность, все еще видела страшное  ей,  страшное  всем
живущим лицо отца.
   - Это ужасно, - проговорила она, - это будет ужасно. - Она  поднялась
стремительно, но уронила руки и села. Смутная тревога  сильнее  овладела
ею. Аэлита облокотилась о предзеркалье, положила щеку на ладонь. Тревога
шумела в крови, бежала ознобом. Как это было плохо, напрасно.
   Помимо воли, встало перед ней, как сон этой ночи, лицо Сына  Неба,  -
крупное, со снежными волосами, - взволнованное, с рядом непостижимых из-
менений, с глазами то печальными, то нежными, насыщенными солнцем земли,
влагой земли, - жуткие, как туманные пропасти, грозовые, сокрушающие дух
глаза.
   Аэлита подняла голову, встряхнула кудрями. Сердце страшно, глухо  би-
лось. Медленно нагнувшись над  цифровой  дощечкой,  она  воткнула  стер-
женьки.
   В туманном зеркале появилась, дремлющая в кресле, среди множества по-
душек, сморщенная фигурка старичка. Свет из окошечка падал на его  руки,
лежавшие поверх мохнатого одеяла.
   Старичок вздрогнул, поправил сползшие очки, взглянул поверх стекол на
экран, и улыбнулся беззубо.
   - Что скажешь, дитя мое?
   - Учитель, у меня тревога, - сказала Аэлита, - ясность покидает меня.
Я не хочу этого, я боюсь, но я не могу.
   - Тебя смущает Сын Неба?
   - Да. Меня смущает в нем то, чего я не могу понять. Учитель, я только
что говорила с отцом. Он был в ярости. Я чувствую - у них там борьба.  Я
боюсь, как бы Совет не принял ужасного решения. Помоги.
   - Ты только что сказала, что Сын Неба смущает тебя. Будет  лучше  его
убрать совсем?
   - Нет. - Аэлита поднялась, краска крови залила ей лицо. Старичок  под
ее взглядом насупился.
   - Я плохо понимаю ход твоих мыслей, Аэлита, - проговорил он суховато,
- в твоих мыслях двойственность и противоречие.
   - Да, я чувствую это. - Аэлита села.
   -  Вот,  лучшее  доказательство  неправоты.  Высшая  мысль  -   ясна,
бесстрастна и не противоречива. Я сделаю так, как ты хочешь, и  поговорю
с твоим отцом. Он тоже - страстный человек, и это может привести  его  к
поступкам, не соответспротиворечива. Я сделаю так, как ты
   - Я буду надеяться.
   - Успокойся, Аэлита, и будь внимательна. Взгляни в  глубину  себя.  В
чем твоя тревога? Со дна твоей крови поднимается древний осадок, - крас-
ная тьма, - это - жажда продления жизни. Твоя кровь в смятении...
   - Учитель, он смущает меня иным.
   - Каким бы возвышенным чувством он ни смутил,  -  в  тебе  пробудится
женщина, и ты погибнешь. Только холод мудрости, Аэлита, только спокойное
созерцание неизбежной гибели всего живущего, - этого пропитанного  салом
и похотью тела, только ожидание, когда твой  дух,  уже  совершенный,  не
нуждающийся более в жалком опыте жизни, уйдет за пределы  сознания,  пе-
рестанет быть, - вот счастье. Холодная печаль.  А  ты  хочешь  возврата.
Бойся этого искушения, дитя мое. Легко упасть, быстро - катиться с горы,
но подъем медленен и труден. Будь мудра.
   Аэлита слушала, голова ее наклонилась.
   - Учитель, - вдруг сказала она, губы  ее  задрожали,  глаза  налились
тоской, - Сын Неба говорил, что на земле они знают что-то, что выше  ра-
зума, выше знания, выше мудрости. Но что это - я не поняла. Но оттого  у
меня и тревога. Вчера мы были на озере, взошла красная звезда, он указал
на нее рукой и сказал: "На ней была принесена великая жертва. Она  окру-
жена туманом любви. Люди, познающие Любовь, не умирают". Тоска разорвала
мою грудь, учитель.
   Старичок хмурился, жевал ртом.
   - Хорошо, - сказал он, и пальцы его затрепетали по  одеялу,  -  пусть
Сын Неба даст тебе это знание. Покуда ты не узнаешь всего -  не  тревожь
меня. Будь осторожна.
   Зеркало погасло. Стало тихо в туалетной комнате. Аэлита взяла с колен
платочек и отерла им лицо. Потом взглянула на себя - внимательно,  стро-
го. Брови ее поднялись. Она раскрыла небольшой ларчик и низко  нагнулась
к нему, перебирая вещицы. Нашла и надела на шею крошечную, оправленную в
драгоценный металл, сухую лапку чудесного зверка Индри, весьма  помогаю-
щую, по древним поверьям, женщинам в трудные минуты.
   Аэлита вздохнула, и пошла в библиотеку. Лось поднялся ей навстречу от
окна, где сидел с книгой. Аэлита взглянула на него: большой, добрый, до-
рогой. Ей стало мягко сердцу. Она положила руку на грудь, на  лапку  чу-
десного зверка и сказала:
   - Вчера я обещала вам рассказать о гибели Атлантиды. Садитесь и  слу-
шайте.

   ВТОРОЙ РАССКАЗ АЭЛИТЫ

   - Вот, что мы прочли в цветных книгах, - сказала Аэлита.
   На семь народов делилась раса Атлантов. Народы,  различные  по  цвету
кожи, населяли разные части земли. Цивилизация,  развиваясь,  переходила
от племени к племени. Переходы эти сопровождались потрясениями расы, по-
тому что властвующие не могли без борьбы уступить власти над  миром,  но
старость и вырождение принуждали их к этому.
   Центром мира, в те времена, был город Ста Золотых Ворот, ныне лежащий
на дне океана. Из города шло знание и соблазны роскоши. Он  привлекал  к
себе молодые племена и разжигал в  них  первобытную  жадность.  Наступал
срок и молодой народ обрушивался на  властителей  и  овладевал  городом.
Свет цивилизации на время замирал. Но отрава ее была жива, и он  вспыхи-
вал с новой яркостью, обогащенный свежей кровью  победителей.  Проходили
столетия и снова орды кочевников нависали тучей над вечным городом.
   Первыми основателями города Ста Золотых Ворот были африканские  негры
племени Земзе. Они считали себя младшей ветвью черной  расы,  которая  в
величайшей древности населяла южное полушарие. Центр ее цивилизации  по-
гиб во время столкновения земли с осколками кометы Пто. Уцелевшие  части
черной расы раздробились на множество племен. Многие из  них  одичали  и
выродились. Но, все же, в крови негров текло воспоминание великого прош-
лого.
   Люди Земзе были огромной силы и большого роста. Они отличались  одним
необыкновенным свойством:  на  расстоянии  они  могли  чувствовать  при-
сутствие, форму и сущность вещей, подобно тому, как магнит ощущает  при-
сутствие другого магнита, -  хотя  их  глаза  были  почти  слепыми.  Это
свойство они развили во время жизни в темных пещерах тропических лесов.
   Спасаясь от ядовитой мухи гох, племя Земзе вышло из тропических лесов
и двигалось на запад, покуда не встретило местность, удобную для  жизни.
Это было холмистое плоскогорье, омываемое двумя огромными реками.  Здесь
было много плодов и дичи, в горах - золото, олово и медь. Леса, холмы  и
тихие реки - красивы и лишены губительных лихорадок.
   Люди Земзе построили стену в защиту от диких зверей,  и  навалили  из
камней высокую пирамиду, в знак того, что это место - прочно.  На  верху
пирамиды они поставили столб с  пучком  перьев  птицы  клитли,  покрови-
тельницы племени, спасавшей их во время пути от мухи  гох.  Вожди  Земзе
украшали головы перьями и давали себе имена птиц.
   На запад от плоскогорья бродили дикие, краснокожие племена. Люди Зем-
зе нападали на них, брали пленных и заставляли пахать землю, строить жи-
лища, добывать руду и золото. Слава о городе шла далеко на запад,  и  он
внушал страх краснокожим, потому что люди Земзе были сильны, умели  уга-
дывать мысли врагов и убивали на далеком расстоянии, бросая согнутый ку-
сок дерева. В лодках из древесной коры они плавали по тихим рекам и  со-
бирали с краснокожих дань.
   Потомки Земзе украсили город круглыми,  каменными  зданиями,  крытыми
тростником. Они ткали превосходные одежды из шерсти, и умели  записывать
мысли посредством изображения предметов, - это знание они вынесли в кро-
ви, как древнее воспоминание исчезнувшей цивилизации. Они  были  богаты,
предавались праздности и созерцанию предметов и мыслей.
   Прошли столетия. И вот, на западе появился великий вождь красных. Его
звали Уру. Он родился в городе, но в юности ушел в прерии, влекомый инс-
тинктом. Он собрал бесчисленные толпы воинов и пошел воевать город.
   Потомки Земзе употребили для защиты все знание: поражали врагов безу-
мием, насылали на них стада взбесившихся буйволов, рассекали их  летящи-
ми, как молния, бумерангами. Но краснокожие были сильны жадностью и чис-
ленностью. Они овладели городом и р