заметил усмешку на лице Полянского.
     - Ты чего? - спросил он.
     - Холишь и лелеешь?
     Улыбка на лице Полянского стала шире.
     - Краснокожую свою паспортину, говорю, холишь и лелеешь?
     - Да нет, просто проверил...
     - А слабо сейчас ее порвать и в речку?
     - То есть? - не понял Огурцов.
     - То  есть,  взять и жизнь свою изменить.  Причем,  как мне  кажется, в
лучшую сторону.
     - Нелегалом. Что ли, тут остаться?
     -  Человеком.  Свободным человеком. Начать  новую  жизнь.  Вместо одной
жизни прожить две. Может быть, вторая и будет трудной, хуевой... Несчастной.
Хотя, здесь это вряд ли, рай ведь. Павлины... Но, в любом случае, у  тебя их
будет не одна, как у большинства людей, а две. А? Что скажешь?
     Огурцов  молчал.  Он  знал, что и  Полянский  пять лет  жил в Штатах на
нелегальном положении. Знал  он и то, что все в руках  человека. Знал также,
что  если чего-то  сильно  хочешь,  то  обязательно получишь желаемое.  Хоть
грин-карту, хоть  домик в деревне. Хоть "Мерседес" или еще что. Нужно только
очень хотеть.
     - Нет, Леша. Я поеду к себе. У меня же там работа,  и вообще, не так уж
там страшно, как прежде. Жить можно.
     -  Ну-ну, - хмыкнул Полянский.  - Приезжай к нам  еще. Мы гостям всегда
рады.
     Он плюнул в водопад.
     - Пошли обедать, - сказал тот, кого в Ленинграде называли Дюком странно
заикнувшись,  словно  слезы  проглотил.  И,  быстро повернувшись к  Огурцову
спиной, зашагал по густой траве в сторону дома.


     ***

     Он  посидел на  лавочке  в  "Катькином саду".  Выкурил две  сигареты. В
последнее время много стал курить. Две пачки в день - норма.
     А Полянский, вот, в  Америке не  курит.  И за те десять лет, что они не
виделись,  почти не  изменился.  Потолстел, порозовел,  разве  что.  И,  что
удивительно,  ростом выше  стал. Не вырос, конечно, в  наши годы  не растут.
Позвоночник распрямился.  Перестал товарищ к земле голову клонить.  Гордо на
мир смотрит из своего леса.
     Огурцов сегодня,  перед тем,  как покинуть родной дом, зашел в ванную и
посмотрел на себя в зеркало. Просто так. Мешки под глазами, отеки, хоть и не
пьет уже несколько лет, а вид - краше в гроб кладут.
     Черт с ним.
     Выбросил  сигарету  на  гравий,  встал,  шагнул в  сторону ненавистного
Невского.
     "В клуб "Зомби"  пойду,  - решил он. - По старой  памяти. Там, кажется,
сегодня "Вечерние Совы"  работают. Вот и послушаем, чего эти девчонки могут.
А то разговоров вокруг этой группы просто шквал".
     Огурцов  никогда не  слышал "Вечерних  Сов",  равно, как и  большинства
современных, молодых групп. Неинтересно. Посмотрел  пару раз "МТВ", заскучал
и  не то,  чтобы крест  поставил на  подобного рода  развлечениях, а  просто
равнодушно отвернулся от бесперебойно работающей, не останавливающейся ни на
секунду конвейерной ленты шоу-бизнеса. Он всегда не любил все, что связано с
заводами.  И пролетариат  не  любил.  Юные  же  дарования,  одно  за  другим
выкатывающиеся из  цехов по  выковыванию  сценических  героев  ничего, кроме
завода  имени  Ленина,  на котором  он  трудился  в  ранней  юности,  ему не
напоминали.  На  заводе имени Ленина  тоже производили  блестящие,  красивые
металлические агрегаты - с виду -  загляденье. А  в  цехах  -  грязь,  вонь,
мат-перемат и тупость в разговорах и  глазах товарищей  по  работе. Не любил
Огурец ничего, чтобы напоминало ему заводы. В любой  форме. Хоть тебе "MTV",
хоть современная  детективная литература, хоть  Государственная Дума. Тот же
конвейер,  те  же   стандартные  операции  и   тот  же,  заранее  известный,
запланированный и рассчитанный инженерами результат.
     Клуб "Зомби", который Огурцов помнил еще по началу девяностых, пьяных и
бессмысленных,  теперь  превратился  во вполне  респектабельное заведение  с
опостылевшим уже бильярдом на втором этаже,  с неплохим баром и средней,  но
вполне приемлемой кухней, с удобными столиками и уютным светом.
     Концертный зал  располагался ниже,  в  первом  этаже и,  пожалуй, самой
большой находкой дизайнеров  и строителей была отличная звукоизоляция - если
кому-то  не нравилась  группа,  играющая на  первом этаже,  он  спокойно мог
подняться на второй и мгновенно забыть о том, что творится внизу.
     Огурцов, заплатив охраннику несколько червонцев, сразу  прошел в  зал и
через десять минут уже сидел в верхнем кафе.
     Группа  была  в  точности  такой, какой  он представлял ее себе еще  не
слыша, собственно,  музыки,  а исходя  из  рассказов  приятелей.  Безголосые
девчонки, бубнящие убогие, часто игнорирующие правила русского языка тексты,
примитивные  гармонии, отсутствие  мелодий  и слабое  исполнение.  Все  это,
впрочем,  было  в современной отечественной музыке в порядке вещей и  такого
рода коллективы пользовались большой популярностью.
     В кафе было получше. Из нескольких задрапированных колонок, развешанных
по стенам доносилась музыка. Тоже,  не бог весть что, но, все-таки, мелодия,
игра, качество европейское. Эрик Клэптон - поздний.
     Огурцов тяжело  вздохнул, посмотрел с завистью на сидящих за  соседними
столиками девушек - в первую очередь, потом - на юношей - все они пили пиво,
коньяк или элементарную водку и заказал себе кофе.
     "Хорошо  бы  сейчас нажраться,  - подумал он, прихлебывая "Эспрессо". -
"Вон  с той девушкой,  длинноногой. Нажраться, начать анекдоты рассказывать,
за бока ее хватать. А потом -  к ней поехать. Или, собственно,  в гостиницу.
Денег на гостиницу  хватит. Почему нет? Да только у нее, наверняка дома папа
с мамой,  в гостиницу она с незнакомым мужчиной потасканного вида не пойдет,
а мне пить нельзя. В бильярд, что ли, попробовать. Да ну его на хрен".
     - Позволите компанию составить?
     Низкорослый,  плечистый  мужичок  с  очень  ухоженным  лицом,  отличной
стрижкой, распространяющий вокруг себя  запах хорошего одеколона вырос рядом
со  столиком  Огурцова.  Одет  был мужичок в традиционный для бизнесменов  и
бандитов средней  руки  просторный черный  костюм, белую сорочку и  ботинки,
почему-то из крокодиловой кожи.  Ботинки никак не  вязались  с общим обликом
странного  господина.  Огурцов быстро  прикинул, что  обувка  эта  стоит  на
порядок дороже, чем весь гардероб коренастого.
     - Ради Бога, - лениво ответил он и отвернулся.
     -  Винцом  не  угостишь?  - вдруг спросил мужичок,  присевший  напротив
Огурцова.
     - Что?
     Саша удивленно повернул голову и уставился на странного соседа.
     - Винца, говорю, не нальешь, бригадир?
     Мужичок  улыбался. Огурцов никогда  не  любил банальных  фраз вроде "он
улыбался, но глаза его оставались холодными". Ничего похожего. Человек, если
улыбается -  то  улыбается всем лицом. Он  может  быть злобным  типом, может
радоваться несчастью другого, но если он радуется  - то радуется. От души. А
если "глаза оставались холодными" - то он и не улыбается вовсе. Так просто -
рожи корчит.
     Сосед Огурцова улыбался. Искренне.
     - Я не понял. Это вы мне?
     - Огурец, слушай, короткая же у тебя память.
     -  Я,  право, -  забормотал Огурцов. -  Я,  честно говоря...  Напомните
пожалуйста. Извините...
     - "Ленфильм" помишь?
     - Ну...
     Огурцов начал судорожно перебирать в памяти  лица знакомых  режиссеров,
актеров, светотехников, гримеров - несть числа лицам,  которые он перевидал,
пока трудился на киностудии.
     - Э-э-э...
     - Троллейбус-то забыл наш?
     - Миша Кошмар!
     - Михаил  Васильевич,  - корректно  поправил его  Миша  Кошмар.  -  Ну,
наконец-то.
     - Господи... ты изменился, Миша... Прости, Михаил Васильевич.
     Огурцов вдруг почувствовал себя неуютно.
     - Да и ты, Огурец, заматерел слегка. Был-то  полным сопляком. А в людях
вообще не разбирался. Сейчас, не знаю  -  может,  насобачился... Хотя - вряд
ли. Такому не учат. Такое либо  есть у человека внутри, либо  нет. И ни зона
этого не даст, ни война, ничто.
     - Да-да, - неопределенно протянул Огурцов. - А  ты... То  есть, вы, как
сейчас?
     - Что это - "как"?
     - Ну, где работаете? Чем занимаетесь?
     -  Чем  занимаюсь? Троллейбусы впариваю разным козлам, -  ответил  Миша
Кошмар и вытащил из кармана пачку  "Кента". -  А если серьезно, то контора у
меня.
     -  Контора? - Огурец еще сильнее ощутил уже почти физическое неудобство
от присутствия этого неприятного  ему  гостя из прошлого. Явно  криминальный
тип.  Мешает отдыхать.  Нигде покоя нет - ни  дома,  ни в  клубе...  Только,
разве, в "Катькином Садике". Да и то - покой относительный.
     -  Контора, - подтвердил Миша Кошмар.  - А ты, я вижу. как был босяком,
так и остался.
     - Послушай, Миша...
     - Михаил Васильевич, - снова улыбнувшись сказал Кошмар.
     - Да. Конечно. Это все  хорошо. Все замечательно. Я все помню, конечно.
Только, Михаил Васильевич. Я сейчас не в настроении беседовать. Да?
     Он  постарался посмотреть  на Кошмара так, как смотрели на врагов герои
его романов - жестко, пристально, убедительно и т.д. и т.п.
     Кошмар пожевал губами.
     - Да... Другой  бы  кто так  мне сказал - проблем бы огреб по самые "не
могу". А тебя  прощаю.  Подельник,  все-таки.  Но ты не залупайся  особенно,
Огурец. А  то, не ровен час, нахамишь незнакомому человеку и - пиши пропало.
Ты  же пишешь  там  чего-то?  Как  это  называется?...  Писатель  -  инженер
человеческих душ. Точно?
     - Ну...
     Огурцов  никак не  мог  с легкостью  произнеси  "вы" в  отношении  Миши
Кошмара  -  бывшего  беспаспотрного,  затюканного и замороченного  какими-то
своими микроскопическими проблемами разнорабочего с "Ленфильма",  мужичка на
побегушках, которым помыкали все и вся.
     - Ну, в общем... Так, по-разному.
     - Ладно, не крути тут. Я все про тебя знаю.
     - Да? В самом деле?
     - В самом, в самом. Ну что, по водочке, писатель? Ты меня не бойся...
     "А я  и не боюсь", - хотел сказать Огурцов, но осекся.  Понял,  что, на
самом деле. боится  этого непредсказуемого  персонажа,  который, как снег на
голову свалился за его столик. И, судя по всему  - и по нынешнему виду Миши,
и  по тому, как легко он тогда,  пятнадцать лет назад  его, Огурцова, руками
украл  с киностудии троллейбус, он мужик  далеко не  простой.  И, что  самое
неприятное  - опасный. Непредсказуемый.  Черт его знает, в каком  он  сейчас
статусе находится? Может быть, вообще, крутой бандит. А  с крутыми бандитами
Огурцов  дела  иметь не  любил. И  самих их, бандитов,  тоже не любил  очень
сильно. Хотя  и написал о них  несколько книжек - книгами он сам никогда эти
произведения не называл. "Мое личное средство против дефолта", - посмеиваясь
говорил он приятелям  и  издателям, когда  заходил  разговор  о  его  ранних
детективных  романах.  Действительно, детективы помогли им с  женой пережить
трудное  время,  он  даже  получал  денег  гораздо  больше,  чем  прежде,  в
благодатные  и  стабильные  времена  короткого  додефолтного  периода  когда
казалось, что жизнь в стране наладилась, что люди начали зарабатывать деньги
без  мордобоев,  стрельбы,  когда  ушел  в  прошлое  грубый  уличный  рэкет,
незаметно  исчезли с улиц  бритые парни  в спортивных  костюмах, когда начал
расцветать шоу-бизнес  и издательское дело,  когда большинство из  тех,  кто
хоть что-то мог и умел делать, увидели перед собой некую перспективу.
     -  Не  бойся, - повторил Кошмар. - Я тебя случайно увидел. Память-то  у
меня  на лица -  будь здоров. Никогда не жаловался.  Вот и  решил со  старым
знакомым водочки выпить.
     - Так я, ведь, не...
     - Ой, только не надо, не надо. Я не мальчик тебе. Зашитый, что ли?
     - Да нет, просто так...
     - Просто так не бывает. Кодировался?
     - Нет, говорю же... работы просто много, а я,  как пить начинаю - так и
все. Никакой работы.
     - Ну, ты,  просто  меня  удивляешь,  бригадир. Помнишь,  как на  студии
говорили - "Если водка мешает работе - брось!".
     - Работу, - печально качая головой закончил Огурцов.
     - Ну вот. Помнишь. Короче, давай, бригадир,  за наш троллейбус. Я, ведь
с тобой его так и не обмыл.
     "Конечно. На меня все повесил  и свалил, - подумал Огурцов. - А если бы
прихватили меня  -  сидел бы  я  сейчас  в этом  кабаке? Вся  жизнь могла бы
обломаться".
     - Не думай  о грустном,  бригадир,  -  словно  прочитав мысли  Огурцова
сказал Кошмар. - Давай бутылочку раскатаем.
     " Да что я,  в самом деле? Дома - полный  мрак, в голове пусто, жить не
хочется... Из дому ушел... Миша этот ни с того ни с сего...".
     - А давай, - сказал Огурцов. - Была - не была.
     - Дело.
     Кошмар махнул рукой и тут же перед столиком появилась высокая девушка в
мини-юбке,  которая  вполне  могла  бы  сойти  за купальник. Кроме  юбки  на
черноволосой, стриженной под мальчика официантке  был так называемый "топик"
- коротенькая маечка, заканчивающаяся  сразу под увесистой, очень правильной
формы и очень соблазнительной грудью.
     "Ух ты, - пронеслось в голове Огурцова. - Может быть, этот Кошмар - он,
действительно.  Перст судьбы? Поворотный пункт в моей жизни? Сколько раз она
уже менялась... И все время вот так - резко. Неожиданно и круто. И ничего со
мной  страшного  не  случилось.  Все  время  вывозила  нелегкая.  Все,  если
разобраться, к лучшему складывалось.".
     -  Вот что, милая моя, - говорил Миша Кошмар. - Ты нам водочки принеси,
самой хорошей. Ну ты меня понимаешь.
     - Конечно, Михаил Васильевич, - улыбнулась официантка.
     "Так  он тут свой человек, - удивился Огурцов. - Это и к  лучшему. Если
его тут знают, значит, все в порядке".
     Он не мог мотивировать,  откуда в  его  голове  появился такой странный
вывод, из каких предпосылок и логических выкладок, но, почему-то, был уверен
в его справедливости.
     - Ну и закусить там... Что у вас?
     - Да все, как всегда, Михаил Васильевич.
     - Ну вот и давай, Глаша, неси как всегда.
     "Глаша?" - вздрогнул Огурцов. - "Глаша...".
     Что за мистика? Сначала  Миша Кошмар невесть откуда взявшийся, теперь -
Глаша...
     - Что, понравилась девочка?
     - Да... То есть... Не в этом дело.
     - Ох,  бригадир,  сложный ты стал  человек.  "Не в этом  дело". В этом,
милый,  в  этом.  Проще надо быть и народ  к тебе потянется.  Какой с телкой
может быть разговор? Либо понравилась, либо нет. Что еще?
     Огурцов покачал головой. Конечно, не прост  этот  Миша Кошмар,  ох,  не
прост. Но не объяснять же ему все.
     - Ладно, не хочешь, не говори. А если понравилась, все-таки, скажи.
     - Зачем? - быстро спросил Огурцов.
     Кошмар хлопнул себя ладонями по коленям.
     -  Ну  ты  даешь...  Видно, у вас, писателей,  точно в  головах  полный
бардак. Я, вообще-то, всегда так думал. Теперь убедился.
     Бутылка  "Родниковой"  уже  стояла  на  столе. Уже  дымились  жульены в
блестящих металлических чашечках, уже матово блестели сочные с виду  яблоки,
груши, виноград в широкой низкой вазе, Кошмар уже наливал в рюмки, а Огурцов
все никак не мог придти в себя.
     "Эта ночь должна что-то значить. Не может она закончиться просто так".
     - Давай, бригадир, за то, чтобы все у нас было.
     Чокнулись.
     Огурцов выпил - с  опаской  - несколько лет ничего крепче кефира, ведь,
не употреблял.
     Однако, водка прошла привычно, словно и не делал он долгой паузы, когда
казалось ему,  что  и  вкус  водочный позабыл.  Прошла и  зажглась в  животе
горячей, светлой лампочкой с  отражателем, поставленным таким образом, чтобы
свет от этой лампочки был направлен в голову.
     Кошмар сразу же налил по второй.
     -  Давай  теперь за наш  троллейбус. А,  бригадир? У меня тогда трудный
период в  жизни  был.  Много денег  должен  был людям  серьезным.  И  личные
проблемы. В общем,  пил,  опустился... А  деньги  - знал, где  взять, только
время  нужно  было.  Думаешь, я  на  этой студии  работал  за  эту  гребаную
зарплату? Шухерился просто. Мимикрия - есть такое слово.
     - Ну да, знаю.
     - Конечно  знаешь. Ты  же  писатель.  Ты все  должен  знать.  В  общем,
сваливать  мне было нужно. Вычислили меня. А бабок не было - ну вообще. Я же
не грабитель, не  вор квартирный. Такими  делами никогда не занимался.  Вот,
троллейбус наш мне и  помог.  Старт легкий дал. Выкарабкался,  в  общем. Ну,
если бы не он, что-нибудь другое бы придумал. Так что давай за то, что помог
ты мне тогда сильно. Вперед, бригадир!
     - Вперед, -  Огурцов чувствовал  как  все его  тело  становится легким,
послушным, ловким и сильным.
     - Я тебя  случайно увидел, - повторил Кошмар. - решил  отблагодарить. У
нас, - он  сделал многозначительную  паузу. - У нас принято  за добро добром
платить. Что ты думаешь по этому поводу, писатель?
     - Я...
     Огурцов вдруг вспомнил,  что несколько лет уже исповедывал жесткий, как
ему казалось, принцип - с бандитами не пить, подарков от них не принимать  и
дел совместных не вести. А Кошмар - явный бандит. Они, ведь, разные бывают -
бандиты. Могут и не убивать своими руками, и морды не бить, и, как,  вот  он
говорит, в квартиры чужие не лазить. А один черт - бандиты.
     - Я...
     -  Что,  западло, что  ли?  - весело спросил  Кошмар.  -  Или  боишься,
все-таки?
     - Ничего мне не западло, - сказал Огурцов. -  И не  боюсь я. У меня все
нормально.
     -  Ну, вот  и ладушки, - сказал Миша.  - Тогда  на дачу ко мне  поедем.
Идет? Покажу тебе дачу свою. Увидишь, чего умный  человек в наши дни достичь
может.
     "Хвастаться начал. Ну, точно, бандит. Из  грязи в  князи  и -  хвастать
первому встречному - во какой я крутой. Во у меня всего сколько".
     -  Поехали,  -   сказал   Огурцов.  Авось,   пригодится  материал   для
какой-нибудь книги. Писатель иногда должен жизнь  наблюдать непосредственно.
На одной фантазии далеко не уедешь.
     - Глаша, - крикнул Кошмар. - Глашенька, поди сюда, солнышко мое...
     "Сон. Просто сон", - снова подумал Огурцов.

     ***

     - Глашка...
     -Да?
     - Почему мы с тобой раньше не встретились?
     - Всему свое  время.  Мой приятель один  так говорил -  всякому овощу -
свой фрукт.
     - Нет, это неправильно.
     - Слушай, принеси чаю.
     Дача  у Миши  Кошмара  была двухэтажной,  срятанной от  дачных  домиков
небольшой  березовой рощицей.  Проехать  к  ней можно  было только по  узкой
лесной дорожке, петляя и прыгая на ухабах.
     "Ну  и местечко выбрал  Кошмар  для своей резиденции, - думал  Огурцов,
мягко - благо джип был приспособлен к бездорожью - мягко взлетая и опускаясь
на заднем сиденье. - Неужели не мог поближе  к дороге человеческой. Не такой
уж он и бедный, судя по всему".
     - Люблю глухомань, - сказал хозяин джипа. Миша сам вел машину, несмотря
на то, что изрядно, даже по меркам Огурцова, выпил в клубе.
     Огурцову не впервой было ездить на машинах с пьяными водителями и он не
особенно  беспокоился по этому поводу.  Судя  по всему, Кошмар был водителем
классным, не лез на рожон, не лихачил, не гнал по ночным пустым улицам, хотя
и  мог бы - деньги для штрафов  у него были в достатке - это Огурцов заметил
еще в  клубе, да и машин на всем пути от клуба до дачи им встретилось крайне
мало.
     В  предутренние   часы  накануне  выходных  ездить  по  городу  -  одно
удовольствие.
     А  если человек отдает себе отчет в собственных  действиях и головы  не
теряет - он может по пустой улице и пьяным проехать.
     Но,  на самом  деле, Огурцов,  на  протяжении всего  пути не думал ни о
Кошмаре,  ни  о  том,  куда они едут  и чем будут  заниматься по прибытии на
место.  Он  держал за  руку Глашу - девушку из  собственных снов, девушку, о
которой писал  новый роман, которую  он  никогда  в  жизни не видел, но знал
лучше, чем кого бы  то ни было  в  этом городе. Да и  не только в городе. Он
держал за руку девушку, о которой мечтал всю жизнь.
     Глаша молчала,  улыбалась,  изредка  тихо отвечая на замечания Кошмара,
который справлялся о  работе клуба,  о  посетителях - вопросы,  как  понимал
Огур