лугой у язычников и держал  в  руке  скальп  моего
врага. Я никогда не стану прежним человеком.
     - Нет, ты станешь прежним, - сказал Санчес. - И может  быть,  не  менее
ученым. Но это новая страна.
     - Пусть это будет страна для всех, - сказал Якоб. - Потому что мой друг
Маккемпбел тоже умер, а он был христианином.
     - Будем надеяться, - сказал Рафаэль Санчес и снова тронул его за плечо.
     Тогда Якоб поднял голову и увидел, что свет убывает и спускается вечер.
И пока он смотрел, вошла внучка Рафаэля  Санчеса,  чтобы  зажечь  свечи  для
субботы. И Якоб посмотрел на нее, и она была голубица с голубиными глазами.


                         За зубом к Полю Ревиру {*}

     Перевод И. Бернштейн

     {* Поль Ревир  (1735-1818)  -  бостонский  ювелир  и  гравер,  активный
участник  борьбы  за  независимость   Американских   колоний,   был   гонцом
Массачусетского Корреспондентского комитета. В ночь на 18 апреля  1775  года
проскакал из  Бостона  через  Чарлстон  в  Конкорд,  сообщая  о  предстоящем
выступлении английских войск и подымая жителей на войну. Эпизод этот  описан
в хрестоматийной балладе Г. Лонгфелло "Скачка Поля  Ревира",  сюжет  которой
отчасти травестирован в данном рассказе.}

I

     Одни говорят, это Хэнкок и  Адамс  {Сэмюел  Адамс  (1722-1803)  и  Джон
Хэнкок (1737-1793) - видные политические деятели, в 60-е и  70-е  годы  были
среди тех, кто возглавлял борьбу за независимость.  Адамс  был  первым,  кто
поставил подпись под Декларацией Независимости.} ее заварили (сказал старик,
попыхивая трубкой), другие спорят, что все началось еще с Закона о  гербовом
сборе или даже того раньше. Опять же есть которые стоят за Поля Ревира и его
серебряный коробок. Но как я слышал, она разразилась из-за Лиджа  Баттервика
и его зуба.
     Что разразилось? Да она, Американская революция. Что же еще. Вы вот тут
толковали про то, как южане запрягали крокодилов землю пахать, я к  слову  и
припомнил.
     Да нет же, это не басни. Мне рассказывала двоюродная  бабка,  она  сама
урожденная Баттервик. Она много раз писала  куда  надо,  хотела,  чтобы  тот
случай внесли в книги по истории. Но всегда ей отказывали  под  каким-нибудь
пустячным  предлогом.  Наконец  она  разозлилась  и  написала  письмо  прямо
президенту Соединенных Штатов. Нет, понятное дело, собственноручно он ей  не
ответил, у президента, надо полагать, дел хватает. Но в ответе,  который  ей
прибыл, сказано, что президент получил ее интересное сообщение и выражает ей
признательность, так что вот. Эта бумага у  нас  в  рамке  на  стене  висит,
чернила, правда, малость повыцвели, но подпись еще можно разобрать -  не  то
Бауэре, не то вроде Торп, - и почерк прямо каллиграфический.
     Историю, как она в книгах записана, моя двоюродная бабка не уважала. Ей
нравились  в  истории  неожиданные  закоулки  и   разные   предания,   какие
сохраняются в семьях. К примеру, про Поля Ревира все только то и помнят, как
он скакал на коне. А когда о нем рассказывала  моя  двоюродная  бабка  -  ну
прямо видишь его в  мастерской,  как  он  заваривает  в  серебряном  чайнике
Американскую революцию и ждет, пока настоится. Да, верно, он был  серебряных
дел мастер, но, по  ее  словам,  это  еще  не  все.  Как  она  рассказывала,
выходило, что в его быстрых и ловких руках таилась волшебная сила, и  вообще
он был из тех людей, кто умеет заглядывать в будущее. Но когда речь заходила
о Лидже Баттервике, тут уж бабка пускалась во все тяжкие.
     Всякие  люди  нужны,  чтобы  составить  новый  народ,   говорила   она,
немудрящие  в  том  числе.  Не  выродки  какие-нибудь   или   лоботрясы,   а
обыкновенные, простые люди, которые  не  смотрят  дальше  сегодняшнего  дня.
Может быть, этот день - важная историческая дата, а для них  -  вторник  как
вторник, покуда они не вычитают о великом событии задним  числом  из  газет.
Другое дело герои, исторические деятели, они  замышляют  и  строят  планы  и
видят  далеко  вперед.  Но  чтобы  события  действительно  произошли,   надо
расшевелить таких людей, как Лидж  Баттервик.  Она,  по  крайней  мере,  так
объясняла. А расшевелить их иной раз помогают самые удивительные случаи. И в
доказательство она рассказывала такую историю.
     Этот Лидж Баттервик, пока у него не разболелся  зуб,  был  обыкновенный
человек, ну, как вы и я. Жил себе тихо-мирно на своей ферме милях  в  восьми
от Лексингтона, штат Массачусетс. А времена  в  Американских  колониях  были
неспокойные  -  тут  тебе  и  английские  корабли  в  бостонской  гавани,  и
английские  солдаты  на  бостонских  улицах,  и  Сыны   Свободы,   дразнящие
английских солдат, не  говоря  уж  о  Бостонских  чаепитиях  и  прочем  тому
подобном. Но Лидж Баттервик знай себе пахал землю, а на это все  не  обращал
внимания. Таких людей сколько угодно на свете, даже и в неспокойные времена.
     Конечно, бывая в городе, он слышал в пивной зажигательные речи, но сам,
накупив что надо, чин чином возвращался  домой  -  имелись  и  у  него  свои
взгляды на политику, только он их не высказывал. Как фермер, он был  завален
заботами, как муж и отец пятерых детей, горбатился с утра  до  ночи.  Хорошо
молодежи рассуждать про короля Георга  и  Сэма  Адамса  -  Лиджа  Баттервика
больше занимало, почем в этом году пойдет пшеница. Иной раз, когда  при  нем
говорили, что то-то и то-то - возмутительное безобразие, он  тоже  вроде  бы
соглашался и поддакивал, но из чистого добрососедства.  А  про  себя  в  это
время соображал, не рискнуть ли на будущий год засеять западное поле рожью?
     Таким путем у него все и шло, как обычно  у  людей,  случались  хорошие
года, случались и плохие, покуда однажды апрельским утром 1775  года  он  не
проснулся с зубной болью. Поначалу он на это не обратил  внимания,  такой  у
него  был  характер.  Но  вечером  за  ужином  проговорился  жене,   и   она
приспособила ему мешочек с разогретой солью. Приложил мешочек к щеке - вроде
бы полегчало, но всю ночь  так  не  продержишь,  а  на  следующее  утро  зуб
разболелся еще сильнее.
     Ну, он протерпел еще день и еще, но на поправку не шло. Пробовал  отвар
пижмы и  другие  снадобья  -  даже  обвязал  было  зуб  ниткой,  чтобы  жена
прикрутила конец к ручке и изо всех сил хлопнула дверью, -  но  в  последнюю
минуту духу не хватило. Кончилось дело тем, что он сел на лошадь и поехал со
своим зубом в город Лексингтон.
     Это миссис  Баттервик  его  уломала,  говорит,  оно,  может,  и  выйдет
накладно, но все лучше, чем терпеть, как он на всех бросается и, чуть что не
по нем, норовит пнуть кошку ногой.
     Вот приезжает он в Лексингтон и замечает, что люди там  все  вроде  как
взбудоражены. Только и разговоров! что про мушкеты и порох  и  про  каких-то
двоих, Хэнкока и Адамса, которые сидят в доме у пастора Кларка. Но  у  Лиджа
Баттервика было в городе свое неотложное дело, да и зуб у  него  так  болел,
что тут не до разговоров. Он отправился к местному  цирюльнику,  потому  что
кто же еще мог вырвать человеку зуб?
     Но цирюльник едва только заглянул ему в рот, как сразу покачал  головой
и говорит:
     - Вырвать-то я тебе его вырву, Лидж. Вырвать, это мы можем. Но  у  него
большие крепкие корни, я его выдеру, знаешь, какая дыра останется? Что  тебе
на самом деле надо, - горячо сказал цирюльник, бойкий  маленький  человечек,
такие всегда интересуются новейшими достижениями, - что тебе на  самом  деле
надо сделать, скажу я тебе, хоть мне это и невыгодно, так  это  вставить  на
его место искусственный зуб, как теперь научились.
     - Искусственный зуб! - изумился  Лидж.  -  Да  ведь  это  будет  против
законов природы.
     Но цирюльник покачал головой.
     - Вовсе нет, Лидж. Тут  ты  ошибаешься.  Искусственными  зубами  сейчас
увлекаются все, и Лексингтону не к лицу отставать. То-то будет здорово, если
ты обзаведешься искусственным зубом, ей-богу. Мне это будет очень приятно.
     - Тебе, может, и будет приятно, - ответил Лидж раздраженно, потому  что
зуб у него страшно болел, - но ежели я, допустим,  тебя  послушаю,  как  мне
раздобыть искусственный зуб у нас в Лексингтоне?
     - В этом положись на меня,  -  обрадовался  цирюльник.  И  стал  что-то
искать в своих бумагах. - Тебе, правда, придется съездить в Бостон, но я как
раз знаю, к кому там обратиться. - Такие люди всякого  готовы  направить,  и
при этом обычно не туда. - Вот, смотри. В Бостоне живет один  мастер,  Ревир
его фамилия, он делает зубы, и, говорят, второго такого поискать. Взгляни на
этот проспект. - Он зачитал вслух:  -  "Вниманию  тех,  кто  имел  несчастье
потерять передние зубы (это ты, Лидж), отчего страдает как внешний вид,  так
и речь, равно и  домашняя,  и  публичная;  настоящим  сообщается,  что  оные
утраченные зубы могут быть замещены искусственными (видал?), каковые зубы по
виду не уступают природным и отвечают целям внятного выговора". И дальше имя
и адрес: "Поль Ревир, золотых  дел  мастер,  у  причала  доктора  Кларка,  в
Бостоне".
     - Так-то оно так, - сказал Лидж. - Да дорого ли станет?
     - Да не беспокойся, я с Ревиром  знаком,  -  ответил  цирюльник,  гордо
выпятив грудь. - Он частый гость в наших краях. И вообще порядочный человек,
пусть и ходит в вожаках у Сынов Свободы. Сошлешься на меня.
     - Ладно, - прокряхтел  Лидж,  у  которого  зуб  жгло,  как  раскаленным
железом. - Правда, это не входило в мои расчеты,  ну  да  тратиться  так  уж
тратиться. Я сегодня пропустил  целый  рабочий  день,  и  мне  позарез  надо
избавиться от этого зуба, покуда он совсем не свел меня с  ума.  Только  вот
что за человек все-таки этот Ревир?
     - Да он волшебник! Такой мастер своего дела -  настоящий  волшебник!  -
заверил его цирюльник.
     - Волшебник? - повторил Лидж. - Я в волшебстве не разбираюсь.  Но  если
он поможет мне с этим зубом, я первый признаю его волшебником.
     - Поезжай, не раскаешься, - сказал цирюльник с убеждением,  как  всегда
говорят, когда посылают ближнего к зубному врачу.
     И вот Лидж Баттервик снова сел на лошадь и пустился в Бостон. На  улице
люди что-то кричали ему вдогонку,  да  только  он  не  обратил  внимания.  А
проезжая мимо дома пастора Кларка, он мельком заметил через окно в  гостиной
двух мужчин, занятых разговором. Один такой довольно рослый и видный из себя
и одет нарядно, второй пониже, неприбранный  и  лицо  бульдожье.  Незнакомые
Лиджу люди. И он проехал своей дорогой, а в их сторону даже не посмотрел.

II

     Но на улицах Бостона он почувствовал себя неуютно. И не только  потому,
что болел зуб. Он не был в Бостоне четыре года и ожидал увидеть перемены, но
сейчас дело было не в этом. Несмотря на погожий день,  в  воздухе  вроде  бы
пахло грозой. На перекрестках толпились люди, что-то обсуждали, спорили,  но
подъедешь ближе - их словно ветром сдуло. А кто оставался, смотрели  искоса,
с подозрением. В бостонском порту грозно чернели английские военные корабли.
Лидж про них, понятно, слышал, но одно дело слышать, другое - видеть воочию.
И видеть их орудия, наведенные на город, было не очень-то приятно. Он  знал,
что в Бостоне беспорядки и раздоры, но знания эти не задевали его, наподобие
дождя или града, когда ты под крышей. А теперь он угодил в самую  бурю  -  и
похоже, что назревало землетрясение. Лидж в этих делах не разбирался  и  рад
был бы очутиться дома. Но ведь он приехал насчет зуба и отступаться  был  не
намерен - в Новой Англии народ живет упрямый. Только вот перекусит и  утолит
жажду, а то час уже не ранний. И Лидж завернул в ближайшую корчму.  Здесь  и
вовсе пошли чудеса.
     - Отличный сегодня денек, - обратился он к корчмарю, как того требовала
вежливость.
     - Тяжелый день для Бостона, - хмуро отозвался тот, и все, кто  сидел  в
корчме, глухо заворчали и, сколько их  там  было,  как  один  воззрились  на
Лиджа.
     Подобное гостеприимство зубную боль  не  лечит.  Но  Лидж  как  человек
компанейский продолжал свое:
     - Не знаю, как для Бостона. А у нас на фермах такая погода считается  в
самый раз. Подходящая для посадок.
     Корчмарь поглядел на него пристально и говорит:
     - Я, кажется, не за того вас принял. Погода и  вправду  подходящая  для
посадок - чтобы посадить кое-какие деревья.
     - Это  про  какие  же  деревья  речь?  -  тут  же  спросил  востроносый
посетитель слева от Лиджа и сдавил ему плечо.
     - Смотря какие деревья, - одновременно с этим подхватил другой, румяный
и толстощекий, который стоял у стойки справа от Лиджа, и с силой  ткнул  его
под ребра.
     - Ну, к примеру, я бы для начала... - попытался было им объяснить Лидж,
но не договорил, потому что  румяный  снова  двинул  его  под  ребра  и  сам
выкрикнул:
     - Посадим дерево свободы! И скоро польем его кровью тиранов!
     - Посадим британский королевский дуб!  -  заспорил  востроносый.  -  Да
здравствует король Георг и верность короне!
     Что тут началось! Лиджу показалось, будто все, сколько  было  народу  в
корчме, бросились на него с кулаками. Его били,  пинали,  тузили,  колотили,
заталкивали в угол, выдергивали на середину, и румяный с  востроносым,  а  с
ними и все  остальные  отплясывали  кадриль  над  его  распростертым  телом.
Наконец он очутился на улице, потеряв в сражении полу сюртука.
     - М-да, - сказал Лидж самому себе. - Я и раньше  слышал,  что  горожане
все полоумные. Но видно, политика у  нас  в  Американских  колониях  приняла
серьезный оборот, если люди идут друг  на  друга  в  кулаки  из-за  каких-то
деревьев!
     Смотрит, а рядом с ним стоит востроносый и норовит пожать ему  руку.  А
под глазом у него, заметил Лидж  не  без  злорадства,  зреет  славный  сизый
синяк.
     - Благородный вы человек! - говорит ему востроносый. - Я рад  встретить
в  этом  зачумленном  бунтовском  городе  своего  единомышленника,   верного
лоялиста.
     - Ну, тут я с вами, может, и не вполне согласен, - отвечает Лидж. -  Но
я приехал насчет зуба и не хочу рассуждать о политике.  И  если  уж  вы  так
любезны, не поможете ли вы мне вот в каком деле:  понимаете,  я  сам  из-под
Лексингтона и ищу здесь человека по имени Поль Ревир...
     - Поль Ревир! - вскрикнул востроносый, словно это  имя  ударило  его  в
грудь, как пуля. И тут же снова заулыбался, но довольно  подлой  улыбкой.  -
Ах, вот кого вы, оказывается, разыскиваете, мой уважаемый  и  проницательный
деревенский друг, Поля Ревира? - сказал он. - Ну что ж, я научу вас, как его
найти. Спросите первого попавшегося английского солдата на улице, и  он  вас
направит. Только сначала назовите пароль.
     - Пароль? - удивился Лидж, почесывая ухо.
     -  Ну  да,  -  подтвердил  востроносый  и  оскалился.  -  Подойдите   к
английскому солдату и задайте вопрос: "Почем нынче вареные  раки?"  А  потом
спрашивайте про Ревира.
     - Но почему сначала про раков? - настаивал упрямый Лидж.
     - Дело в том, что английские солдаты носят красные мундиры, -  объяснил
востроносый. - Поэтому им нравится, когда с ними говорят про вареных  раков.
Попробуйте - сами увидите.
     И пошел прочь. А плечи у него так и тряслись.
     Лиджу Баттервику это показалось странным,  хотя  и  не  страннее  всего
остального, с чем он столкнулся в тот день. Но  востроносый  не  внушал  ему
доверия, поэтому, встретив английский патруль, он проявил осторожность и  не
приблизился, а спросил про раков на расстоянии. И правильно  сделал,  потому
что когда он задал это вопрос, английские солдаты погнались  за  ним,  и  он
бежал до самой набережной, пока удалось от них отделаться, да и то  пришлось
для этого спрятаться в пустую бочку из-под дегтя. И хорош же он  был,  когда
вылез!
     - Должно быть, он дал мне неправильный  пароль,  -  сказал  себе  Лидж,
хмуря брови и оттирая деготь. - Но все равно, по-моему, не след солдатам так
себя вести, когда их честь по чести спрашивают. Ну  да  ладно,  солдаты  ли,
горожане, все равно им меня с толку не сбить. Я приехал насчет зуба и своего
добьюсь, даже если придется переполошить всю Британскую империю.
     И вдруг он заметил в конце пристани вывеску.  А  на  той  вывеске,  как
рассказывала моя двоюродная бабка,  было  якобы  написано  следующее:  "ПОЛЬ
РЕВИР, СЕРЕБРЯНЫХ  ДЕЛ  МАСТЕР",  это  сверху,  саженными  буквами.  А  ниже
помельче:  "Колокола  и  колокольцы  всех  размеров   на   заказ   отливаем,
гравировальные и печатные работы выполняем, изготовляем искусственные зубы и
медные котлы лудим и починяем, делаем все виды работ по золоту и серебру,  а
также завариваем революции на вынос. Экстренное исполнение  по  вторникам  и
пятницам, обслуживаются Лексингтон, Конкорд и далее на запад.
     - Ого, вроде как мастер на все руки, - сказал себе  Лидж  Баттервик.  -
Похоже, что я со своим зубом попал куда надо.
     И он направился к двери.

III

     Поль Ревир стоял за прилавком и держал в руках серебряную вазу. Был он,
как прикинул Лидж, мужчина немного за сорок, имел живое,  смышленое  лицо  и
цепкий взгляд. Несмотря на бостонскую  одежду,  в  его  облике  проглядывало
что-то французское, ведь его отец Аполлос  Ривуар  был  выходцем  с  острова
Гернси и принадлежал к доброму гугенотскому  роду.  Но,  перебравшись  через
океан, они переделали свою фамилию на Ревир.
     Лавка Поля Ревира не отличалась величиной, но в ней имелись  серебряные
изделия, за которые в последующие годы люди  платили  тысячи.  И  не  только
серебряные изделия - там  были  гравюры  и  картинки  бостонского  порта,  и
карикатуры на англичан,  и  разнообразные  работы  по  золоту,  всего  и  не
перечислишь. Словом, там повернуться было негде,  но  порядок  поддерживался
образцовый. И на этом тесном пространстве  хозяйничал  Поль  Ревир,  человек
стремительный и четкий, глаза живые, так и сверкают - человек, который точно
знает, чего хочет, и что задумал, тут же и выполняет.
     Когда Лидж Баттервик вошел в лавку, там было несколько посетителей, так
что он вроде как забился в угол и стал ждать удобной минуты. Да  и  хотелось
ему приглядеться, что за человек  такой  этот  Поль  Ревир,  у  которого  на
вывеске разные чудеса написаны,  и  цирюльник  называл  его  волшебником,  -
хотелось посмотреть, что за люди к нему ходят.
     В лавку заглянула женщина, которой  нужна  была  крестильная  чаша  для
ребенка,  потом  мужчина,  который  хотел  приобрести  гравюру   Бостонского
кровопролития.  Один  человек  нашептал  Ревиру  украдкой  какое-то   тайное
сообщение - Лидж уловил только слова "порох" и "Сыны Свободы", а  остального
не расслышал. И наконец, явилась важная  дама,  вся  в  шелку,  и  принялась
донимать Поля Ревира. Лидж, выглянув из своего угла, нашел, что  она  сильно
смахивает на индюшку - так же пыжится, талдычит одно и  то  же  и  на  месте
подскакивает.
     Она выражала недовольство серебряными  изделиями,  которые  Поль  Ревир
смастерил ей на заказ. Речь шла о дорогом сервизе.
     - Ах, мастер Ревир, - бубнила  дама.  -  Я  так  огорчена!  Я  едва  не
заплакала, когда вынула его из коробки.
     Ревир  было  вскинул  оскорбленно  голову,  но  ответил  ей   со   всей
любезностью:
     - Это я огорчен, мадам. - И слегка поклонился. - Но в чем,  собственно,
дело? Наверно, мои изделия были упакованы без должной тщательности?  Большие
вмятины? Я отчитаю моего подручного.
     - Да нет же, никаких вмятин, - гудит дама-индюшка. - Но мне  нужен  был
роскошный серебряный сервиз, чтобы выставлять  на  стол,  когда  пожалует  к
обеду губернатор. Цену-то я отдала самую высокую. А вы что мне прислали?
     Лидж затаил дух, ему было интересно, что скажет на это  Поль  Ревир.  А
Поль Ревир сухо ответил:
     - Я прислал вам лучшую свою работу, мадам. Я мастерил эти  вещи  добрых
полгода своими руками, а руки у меня, смею надеяться, умелые.
     - А как же, мастер Ревир, - дама зашелестела юбками. - Разве я не знаю,
что вы искусный художник...
     - Серебряных дел мастер, с вашего позволения, - поправил ее Поль Ревир,
и юбки снова зашуршали.
     - Да наплева