, выдыхая дым. - Милый  Томми,
я нисколько не сомневаюсь, что ты действительно видел - или вообразил, будто
видишь, - то, о чем рассказываешь. Тем не менее...
     Он покачал головой.
     - Но ведь бывает же! Всякие там оборотни, волко-человеки...
     Билли задумался.
     - М-да, пожалуй. Это, конечно, сильный довод. Если у человека  хвост...
Легенды о волках-перевертнях известны с достаточно давних пор. Нет, я  лично
не отрицаю существования оборотней ни в прошлом, ни в  настоящем.  Я  вообще
допускаю,  что   бывают   разные   странности...   Но   вот   коты-оборотни?
Человеко-коты и кото-человеки? Все-таки вряд ли, по совести сказать.
     - Но если я не получу  дельного  совета,  то  просто  рехнусь,  честное
слово! Богом заклинаю, скажи, что мне делать?
     - А это сейчас попробуем сообразить. Во-первых,  так.  Ты  на  все  сто
уверен, что он... это самое?..
     - Кот? Точно. - Томми энергично кивнул.
     - Ясно. Теперь во-вторых. Ты, извини  за  прямоту,  опасаешься,  что  в
твоей пассии тоже есть что-то... э-э-э... кошачье, отчего она  и  тянется  к
этому типу?
     - Господи, Билли! О том и речь, что я не знаю.
     - Хорошо-с. Ну, а если, допустим, это  правда,  твое  отношение  к  ней
остается неизменным?
     - Да я  готов  жениться,  даже  если  она  каждую  среду  оборачивается
драконшей! - страстно произнес Томми.
     Билли улыбнулся.
     - Ну, а раз так, значит, очевидно, надо этого мосье Тибо устранить.  Не
мешай, я буду думать.
     Думая, Билли скурил подряд две трубки, и все это время Томми  ерзал  на
стуле, будто сидел на  булавках.  Наконец  Билли  вышел  из  задумчивости  и
рассмеялся.
     - Что это тебя так забавляет? - обиделся его друг.
     - Ничего. Просто меня осенила одна мысль... сумасшедшая, конечно...  но
если он - то, что ты думаешь - глядишь, и сработает, кто знает.
     Он подошел к шкафу и снял с полки книгу.
     - Ты что, надумал почитать мне для успокоения нервов  сказочку  на  сон
грядущий?..
     - Замолчи-ка, Томми, и  вот  послушай,  что  здесь  говорится...  если,
конечно, вправду хочешь избавиться от своего приятеля из семейства кошачьих.
     - А что это за книга?
     - Сочинение Агнессы Реплийэ. О  кошках.  Слушай:  "Существует  также  и
скандинавская версия этого  сюжета,  который  сэр  Вальтер  Скотт  рассказал
Вашингтону Ирвингу, а Шелли услышал от Льюиса, автора "Монаха".  В  той  или
иной форме этот сюжет содержится в фольклоре всех  народов.  Сводится  он  к
тому, -  теперь  слушай  внимательно,  Томми!  -  что  один  путешественник,
очутившись  в  разрушенном  монастыре,  оказывается  свидетелем  того,   как
процессия кошек опускает в  могилу  маленький  гроб  с  короной  на  крышке.
Перепуганный, он спешит прочь  оттуда  и,  добравшись  наконец  до  таверны,
рассказывает хозяину о том, что видел. Едва он договорил, как хозяйский кот,
мирно дремавший у очага, вдруг вскочил,  воскликнул:  "Значит,  теперь  я  -
Кошачий король!" - и исчез в печной трубе".
     - Ну как? - спросил Билли, захлопнув книгу.
     - А  что?  -  У  Томми  глаза  полезли  на  лоб.  -  Ей-богу!  Думаешь,
подействует?
     - Я лично думаю, что мы с тобой оба не в своем уме.  Но  хочешь,  можно
испытать.
     - Да я шарахну в него этой штукой при первой же встрече! Вот  только...
разрушенный монастырь...  Не  совсем  убедительно,  а?  Откуда  он  мог  тут
взяться?
     - Господи! Где  твоя  фантазия?  Придумай  какое-нибудь  другое  место.
Центральный парк, например, мало ли.  Сделай  вид,  будто  это  произошло  с
тобой, будто ты своими глазами видел такую похоронную процессию. Надо как-то
подвести к этому в разговоре... постой-ка... скажем, так:  Удивительно,  как
жизнь подчас повторяет литературу. Я вот не далее как вчера... В таком духе.
Понятно?
     - Удивительно, как жизнь подчас  повторяет  литературу,  -  старательно
воспроизвел Томми. - Я вот не далее как вчера...
     - ...прогуливаясь в Центральном парке, наблюдал очень странное зрелище.
     - ...прогуливаясь в Центральном  парке...  Погоди,  я  возьму  записную
книжку, - сказал Томми. - Надо будет выдолбить наизусть.

     С предстоящим прощальным приемом, который миссис Лепет давала  в  честь
прославленного  мосье  Тибо  по  случаю  его  отбытия  в  турне  на   запад,
связывались большие ожидания.  Мало  того,  что  там  соберется  весь  свет,
включая принцессу Вивраканарду, но еще миссис  Лепет,  мастерица  по  тонким
намекам, не скрывала, что во время  обеда,  "возможно,  будет  сделано  одно
чрезвычайно интересное объявление. Так что гости на  этот  раз  все  явились
вовремя - все, кроме Томми  Брукса.  Он  приехал  на  четверть  часа  раньше
назначенного срока, потому что хотел переговорить с теткой с глазу на  глаз.
Однако, к сожалению, не успел он снять пальто, как она  принялась  торопливо
нашептывать ему на ухо какую-то потрясающую новость, и он из ее скороговорки
не сумел ничего толком разобрать.
     - Но смотри, до объявления никому ни звука, - радостно заключила миссис
Лепет. - Я полагаю, лучше всего его  сделать  к  салату.  Салат  не  требует
особенной сосредоточенности.
     - Ни звука - о чем, тетя Эмили? - не понял Томми.
     - Да о принцессе, мой милый. О нашей дорогой принцессе и о мосье  Тибо.
Они сегодня обручились, какая прелесть, верно?
     - Угу, - ответил Томми и хотел было выйти в первую попавшуюся дверь.
     - Не сюда,  дорогой,  -  остановила  его  тетушка.  -  Сейчас  лучше  в
библиотеку не входить. Ты  их  потом  поздравишь.  Пусть  они  посидят  там,
помилуются наедине.
     И  она  поспешила  вон  донимать  дворецкого,  а   подавленного   Томми
предоставила самому себе.
     Потом он спохватился, что рано вешать нос, дело еще не проиграно.
     - "Удивительно, как жизнь  подчас  повторяет  литературу..."  -  мрачно
пробормотал он, чтобы не  забыть,  и  при  этом  погрозил  кулаком  двери  в
библиотеку.
     Но миссис Лепет, как всегда, ошибалась. Принцесса и мосье Тибо были  не
в библиотеке, а в зимнем саду, и Томми Брукс наткнулся на них, когда  забрел
туда, ища, как бы убить время.
     Он  вовсе  не  хотел  подглядывать  и,  постояв  всего  одну   секунду,
повернулся и вышел  обратно  через  стеклянные  двери.  Но  и  секунды  было
довольно.
     Тибо сидел в кресле, а она - на скамеечке у его ног, и он  своей  лапой
легко и плавно гладил ее каштановые волосы. Черный кот и  сиамская  кошечка.
Лицо ее было от Томми скрыто, зато он видел его лицо. И слышал звук.
     Они не разговаривали, но вокруг них стояло какое-то  теплое,  довольное
гудение, подобное жужжанию диких пчел в дуплистом стволе, -  Тибо  гортанно,
мелодично, бархатисто урчал, а она томно мурлыкала в ответ.
     Томми опомнился только в гостиной,  когда  уже  здоровался  за  руку  с
миссис Бомбардо, которая чистосердечно призналась ему, что никогда не видела
его таким бледным.
     Первые две перемены прошли для Томми как сон,  но  обеды  миссис  Лепет
славились отличными винами, и к середине мясного блюда Томми  Брукс  немного
пришел в себя. Теперь у него  не  оставалось  никакого  другого  выхода.  Он
сделал несколько безуспешных попыток вмешаться в разговор, но чтобы прервать
миссис Лепет, надо быть, по крайней мере,  архангелом  Гавриилом,  да  и  то
попотеешь.  Наконец  она  остановилась  перевести   дух,   и   Томми   решил
воспользоваться моментом.
     - Могу заметить по поводу того, о чем идет речь, -  громко  сказал  он,
хотя, о чем идет речь, не имел ни малейшего понятия. - Могу заметить...
     - Вот я  и  говорю,  -  попробовал  было  продолжить  свои  рассуждения
профессор Свист. Но Томми был не намерен отступаться. Уже собирали  тарелки.
Сейчас подадут салат.
     - По поводу того, о чем идет речь! - так оглушительно гаркнул  он,  что
миссис  Бомбардо  прямо  вздрогнула,  и  за  столом  установилось   неловкое
молчание.  -  Удивительно,  не  правда  ли,  как  подчас   жизнь   повторяет
литературу. - Уф, главное -  начать.  Томми  еще  сильнее  напряг  голосовые
связки. - Не далее как сегодня, гуляю я... - И он слово в  слово  пересказал
затверженный урок. При этом он видел, как зажглись глаза мосье  Тибо,  когда
он описывал похороны. А принцесса тревожно вытянула шейку.
     Трудно сказать, чего он ждал  от  своего  рассказа.  Но  уж  во  всяком
случае, не скучливой,  холодной  тишины,  которую  подытожил  вопрос  миссис
Лепет:
     - Ну, Томми, ты уже кончил?
     Томми огорченно откинулся  на  спинку  стула.  Он  остался  в  дураках.
Последнее средство не  подействовало.  Смутно  прозвучал  теткин  голос:  "А
теперь..." Томми понял, что сейчас будет сделано роковое сообщение.
     Но тут вмешался мосье Тибо.
     -  Минуточку,  миссис  Лепет,  -  произнес  он  со   своей   всегдашней
любезностью. Тетка замолчала. А  он  обратился  к  Томми.  -  Вы  совершенно
убеждены, что все было именно так, как вы рассказали, Брукс?  -  спросил  он
насмешливо.
     - Стопроцентно, - ответил, насупившись, Томми. - Неужели я стал бы...
     - Нет-нет. - Мосье Тибо  рукой  отвел  подобное  допущение.  -  Но  ваш
рассказ меня так заинтересовал... Хотелось бы удостовериться, что  я  ничего
не перепутал... Вы действительно, абсолютно уверены,  что  на  крышке  гроба
была, как вы описываете, корона?
     - Ну да, - растерянно подтвердил Томми, хлопая глазами.
     - Значит, теперь я - Кошачий король! -  вскричал  мосье  Тибо  голосом,
подобным раскату грома, и в тот же миг все лампы  потускнели  -  на  галерее
раздался приглушенный, словно ватный взрыв - залу  на  миг  озарила  резкая,
слепящая вспышка света, и повалили густые, плотные клубы белого едкого дыма.
     - Ах, уж эти мне фотографы! - звонко простонала миссис Лепет.  -  Я  им
велела не снимать с магнием до окончания обеда, а они щелкнули нас, как  раз
когда я укусила листик латука!
     За столом послышались нервные смешки. Кто-то закашлялся. Но  постепенно
завеса дыма развеялась, и черно-зеленые круги  перед  глазами  Томми  Брукса
пропали.
     Гости смотрели друг на друга, моргая, словно только  что  выбрались  на
солнечный свет из  темной  пещеры.  Глаза  у  всех  слезились  от  внезапной
иллюминации, Томми с трудом различал лица тех, кто сидел против него.
     Но миссис Лепет,  проявив  неизменное  присутствие  духа,  снова  взяла
бразды правления обедом в свои руки.  Подняв  бокал,  она  встала  и  звонко
произнесла:
     -  А  теперь,  дорогие  друзья,  я  уверена,  мы  все  будем  счастливы
поздравить...
     Но так и замолчала с разинутым ртом. На лице ее застыло выражение ужаса
и недоумения. Из  покачнувшегося  бокала  на  скатерть  пролилась  тоненькая
золотистая струйка. Потому что, начиная свою речь, миссис  Лепет  обратилась
туда, где сидел мосье Тибо, - а мосье Тибо за столом больше не было.
     Одни рассказывают про язык пламени, который якобы  вдруг  взметнулся  в
камине и ушел в дымоход; другие толкуют про огромного кота, будто  бы  одним
скачком выпрыгнувшего через окно, не  разбив  стекла.  Профессор  Свист  все
объясняет таинственной химической реакцией, произошедшей в воздухе прямо над
стулом мосье Тибо. Дворецкий, человек набожный, верит, что его  унес  дьявол
собственной  персоной;  а  миссис  Лепет  колеблется  между  колдовством   и
дематериализацией эктоплазмы зла, на другом космическом уровне.  Но  как  бы
там ни было, ясно одно: за краткое мгновенье всеобщей слепоты после  вспышки
прославленный дирижер мосье Тибо вместе  со  своим  хвостом  успел  навсегда
исчезнуть с глаз человеческих.
     Миссис Бомбардо утверждает, что он был международный вор, и она как раз
собиралась его  разоблачить,  когда  он  скрылся,  воспользовавшись  дымовой
завесой от фотовспышки. Но никто из присутствовавших на историческом обеде в
это не верит. Нет, убедительной разгадки предложено не было.  Но  Томми  что
знает, то знает и на каждую встречную кошку поглядывает с подозрением.
     Миссис Томми - в девичестве Гретхен  Текстиль  из  Чикаго  -  разделяет
взгляд своего мужа на кошек, потому что Томми ей все  открыл,  и  хотя  она,
конечно, не всему поверила, но у нее нет сомнений, что одна персона  в  этой
истории - просто вредная  кошка,  и  все.  Разумеется,  гораздо  романтичнее
получилось бы, если бы рассказать, как Томми проявил отвагу и завоевал  свою
принцессу, - но, увы, это было бы  неправдой.  Дело  в  том,  что  принцессы
Вивраканарды тоже больше нет среди нас. После того  как  столь  драматически
завершился обед у миссис Лепет, принцессины нервы совершенно расстроились, и
она вынуждена была  отправиться  в  морское  путешествие,  из  которого  так
никогда и не вернулась обратно в Америку.
     Ну и, понятно, пошли, как обычно,  всякие  разговоры.  Чего  только  не
услышишь, и что она-де теперь монахиня  в  Сиаме,  и  нагая  танцовщица  под
маской из "Вертограда моей сестры", и что она убита  в  Патагонии,  и  живет
замужем в Трапезунде. Но насколько удается проверить, ни  в  одной  из  этих
версий нет ни крупицы правды. А Томми, я знаю, в глубине души твердо  верит,
что морское путешествие - это только так, для отвода глаз, на самом же  деле
она каким-то неведомым образом умудрилась последовать за своим ужасным мосье
Тибо, куда бы он там ни скрылся в этом  или  ином  мире,  и  что  где-то  на
развалинах бывшего города или в подземном дворце они и сегодня правят бок  о
бок, король и королева всего загадочного  кошачьего  народа.  Но  разве  это
может быть?


                           Колокол поздний... {*}

     Перевод О. Гулыги

     {* Название рассказа "The Curfew Tolls" представляет собой первые слова
знаменитого стихотворения английского поэта Томаса Грея (1716-1771) "Элегия,
написанная на сельском кладбище". В  нем  поэт  выражает  сочувствие  к  тем
простолюдинам и сельским жителям, которые, даже будучи наделены незаурядными
способностями, не в состоянии были применить их в жизни, сделаться великими,
достичь славы, поскольку принуждены  были  проводить  свои  дни  в  рутинной
крестьянской работе, в борьбе за хлеб насущный. И  в  названии,  и  далее  в
тексте использован перевод  В.  А.  Жуковского.  ("Колокол  поздний  кончину
отшедшего дня возвещает...")}

                                             Недостаточно  обладать  гением,
                                        гениальная      личность      должна
                                        соответствовать      обстоятельствам
                                        эпохи.   И   Александр   Великий  не
                                        обеспокоил  бы  собою  свет, случись
                                        ему  родиться  в  период устойчивого
                                        мира,   а   Ньютон,  выросший  среди
                                        воров,  открыл  бы  лишь  новый  вид
                                        отмычки.
                                             Джон Кливленд Коттон. "Раздумья
                                        об истории".

     (Нижеследующее  представляет  собой  отрывки  из  писем  генерала  сэра
Чарльза Вильяма  Джеффри  Эсткорта,  кавалера  ордена  Бани,  к  его  сестре
Гарриетте, графине Стокли, публикуемые с разрешения семьи  Стокли.  Пропуски
текста обозначены многоточиями, итак...)

                             Сен-Филипп-де-Бэн,
                             3 сентября 1788 г.

     Любезная сестра... Я бы пожелал моему  высокочтимому  парижскому  врачу
избрать мне для восстановления здоровья иное место. Но коль  скоро  уповаешь
на врача, а врач уповает на сен-филипповы воды, изволь зевать два  месяца  в
отшельничестве, покуда не поправишься. Однако ж Вы будете получать  от  меня
длинные и, боюсь, довольно скучные письма. Я не  доставлю  Вам  новостей  ни
Бадена, ни Экса - когда бы не купальни, Сен-Филипп ничем бы и не разнился от
дюжины других белокаменных городков приятного здешнего побережия.  Есть  тут
хорошая гостиница - но вместе есть и  плохая;  пыльный,  покусанный  блохами
нищий обосновался на столь же  пыльной,  тесной  площади;  имеются  здесь  и
почта, и набережная, утыканная тощими липами и пальмами. С высоты при  ясном
небе  видима  бывает  Корсика,  а  Средиземное  море  блистает  несравненной
голубизной. Все это, впрочем, довольно  приятно,  а  уж  ветерану  Индийской
кампании, каковым является  Ваш  покорный  слуга,  жаловаться  не  пристало.
Хорошее обхождение встречаю я в Cheval  Blanc  {"Белая  лошадь"  (франц.)  -
название гостиницы.} - или я не  английский  милорд?  -  да  и  почтеннейший
Гастон преданно мне служит. И все же, пока не сезон, эти  городки  на  водах
уподобляются сонному царству, где  галантные  наши  враги,  французы,  умеют
гноить себя лучше, нежели любая нация  в  целом  свете.  Возможно  ль,  чтоб
каждодневное прибытие тулонского дилижанса представало  волнующим  событием?
Однако ж, клянусь, оно волнует и меня, и весь  Сен-Филипп.  Прогулки,  воды,
чтение Оссиана {Оссиан - легендарный поэт-воин, герой  кельтского  эпоса.  В
Европе это имя стало известным в 1762 году, когда шотландский поэт Макферсон
"открыл" и опубликовал поэмы  Оссиана,  будто  бы  переведенные  с  гэльских
оригиналов III века. В действительности эти произведения, хотя и  основанные
частично на настоящих гэльских балладах, представляли собой сочинения самого
Макферсона и изобиловали заимствованиями из  Гомера,  Мильтона  и  Библии.},
пикет с Гастоном - и, вопреки всему тому, я нахожу себя полумертвым...
     ...Вы, верно, скажете с улыбкой:  "Любезный  братец,  Вы  стяжали  себе
лавры исследователя человеческой натуры. Так  ли  уж  нечего  исследовать  в
Сен-Филиппе - будь то общество, будь то  характер?"  Любезная  сестра,  всей
душой стремлюсь к этой цели, но пока почти без успеха. Беседую с доктором  -
и вижу человека добродетельного, но неотесанного; беседую  с  кюре  -  и  он
добродетелен, но вместе и тупоумен. Пытал я счастье и в обществе  на  водах,
начав с мосье маркиза де ла Перседрагона, дворянина  в  пятнадцатом  колене,
который ничем бы не был примечателен, кабы не  грязные  манжеты  да  угрюмое
любопытство к моей печени, и кончая миссис Макгрегор Дженкинс,  достойнейшей
краснолицей леди, чей разговор являет собой  канонаду  из  имен  герцогов  и
герцогинь. Впрочем, сказать по чести, кресло в саду и том Оссиана всякого из
них мне заменят с лихвою, пусть даже от этого прослыву  я  нелюдимом.  Любой
подлец, будь он остроумен,  показался  бы  мне  сущим  подарком  судьбы,  но
найдется ли таковой в Сен-Филиппе? Полагаю, что едва ли. Как бы то ни  было,
из-за общей моей ослабленности ежеутренний приход Гастона, доставляющего мне
целый ворох деревенских сплетен, несказанно оживляет меня. "До чего же может
довести себя человек, - скажете Вы, - некогда служивший с Эйром Кутом  {Кут,
сэр Эйр (1726 -1783)  -  английский  военный  деятель,  участник  завоевания
Индии. Прошел путь от солдата до генерала.}, и,  ежели  бы  не  превратности
фортуны, не говоря уже  о  кучке  гнуснейших  интриганов..."  (Здесь  опущен
длинный пассаж, касающийся службы генерала Эсткорта в Восточной Индии и  его
личного  неблагоприятного  мнения  об  Уоррене  Гастингсе  {Уоррен  Гастингс
(1732-1818) - участник англо-французской войны за Индию,  первый  губернатор
Британской Индии.}.) ...Однако ж в пятьдесят лет всяк - дурак либо  философ.
Но если уже и Гастон мне не характер для упражнения ума, я и впрямь уверюсь,
что ум у меня высушило индийское солнце.

                            21 сентября 1788 г.

     Любезная сестра... Поверьте, мнение Вашего друга лорда  Мартиндейла  не
имеет под  собою  никакого  основания.  Хотя  и  непозволительно  сравнивать
французскую монархию с своею собственной, но король Людовик - превосходный и
всеми любимый правитель, предполагаемый же созыв Генеральных Штатов не может
не возыметь  наижелательнейшего  действия...  (три  страницы  о  политике  и
перспективах выращивания сахарного тростника