имо  очень
озабоченный. Толстенький  человечек,  гроза  производственного  отдела,  все
личные контакты с авторами он, как правило, передавал мистеру Трашвуду. Но в
тот день Анджела По возникла у  нас,  когда  мистера  Трашвуда  не  было,  и
застала его врасплох.
     - Послушайте, Роббинз, - обратился  он  ко  мне  без  предисловий,  как
человек, который идет ко  дну,  -  есть  у  нас  какая-нибудь  первоклассная
рецензия на последнюю По? Ну, знаете, из таких, где сплошной  мед  и  масло?
"Уошоу газетт" только что обозвала ее "поставщиком литературных  карамелек",
если б мне добраться до того, кто у них там ведает газетными вырезками,  без
крови бы не обошлось.
     - Да знаете, - начал я, - к сожалению... - И вдруг вспомнил: Рэндл  Дэй
имел зловредную привычку присылать мне самые льстивые  рецензии  на  Анджелу
По, какие мог выискать, и одну из них прислал мне только в то утро,  украсив
ее веночком из цветов и сердечек. - Представьте себе, есть, -  сказал  я,  -
но...
     - Благодарение богу, - произнес мистер Коллинз с жаром и, схватив  меня
за руку, бегом втащил в кабинет.
     Но сперва я не усмотрел причин для странного напряженного выражения  на
его  лице,  а  также  на  лице  мистера  Кодервуда,  нашего  художественного
редактора, который тоже там оказался. В пухленькой скромней старушке с лицом
как увядший анютин глазок не было ричего устрашающего. Да, конечно, эта была
Анджела По, пусть на десять лет старше, чем самые  старые  из  ее  рекламных
снимков. А потом она заговорила.
     Голос был нежный, звенящий,  однообразный  и  непрерывный.  И  пока  он
звучал - про мистера Трашвуда и всех ее добрых друзей у Трашвуда и Коллинза,
а потом - перехода я не уловил - про то, что цветы в ее  садике  -  тоже  ее
друзья, - я начал понимать,  что  кроется  за  выражением  на  лице  мистера
Коллинза. Это была скука, обыкновеннейшая скука, но  возведенная  в  изящное
искусство. Ибо когда Анджела По сердилась, она  уже  не  устраивала  громких
сцен. Она всего лишь говорила своим негромким нежным голосом,  и  он  звучал
безжалостно и упорно, как бормашина, вгрызающаяся в зуб.
     Пытаться перебить ее  или  изменить  тему  разговора  было  безнадежно,
нельзя переменить тему разговора,  когда  темы  нет.  Однако  же,  пока  она
говорила и каждая минута казалась длиннее предыдущей, так что  слабая  плоть
едва удерживалась, чтобы не расхныкаться от скуки,  я  начал  понимать,  что
она-то отлично знает, чего добивается. Каким-то образом  мы  снова  и  снова
возвращались к Анджеле По и к тому  обстоятельству,  что  она  ждет  мистера
Трашвуда, так что я и сам стал чувствовать, что его  отсутствие  равносильно
стихийному бедствию и что, если он  скоро  не  появится,  я,  чего  доброго,
зальюсь слезами.
     К счастью, он приехал вовремя и спас нас, как только  он  это  умел.  К
счастью или к несчастью, потому что, когда он вошел, я как раз показывал  ей
рецензию, которую утром прислал мне Дэй. Это уже немного ее успокоило,  хотя
она не преминула очень серьезным голосом сказать, что  рецензий  никогда  не
читает. От них у бабочки ломаются крылья. Какой смысл за этим крылся,  я  не
знал, но, видимо, ответил что-то подходящее, потому что в  тот  же  день,  в
пять часов пополудни, мистер Трашвуд сообщил мне, что отныне я буду получать
в месяц на десять долларов больше.
     - И между прочим, Роббинз, - сказал он, - не хочется вас зря загружать,
но чем-то вы сегодня понравились мисс По. Так вот, мисс По как раз  начинает
работать над новым романом, на этот раз об Исландии - или о  Финляндии,  это
не так уж важно, - и подарил меня заговорщицкой улыбкой. - Как вам известно,
мы всегда достаем для нее  все  нужные  справочники  и  посылаем  ей  каждую
пятницу, она хочет, чтобы их принес один из  сотрудников  редакции.  Это  на
западном берегу Гудзона, и свой дом она, боюсь, назвала "Орлиное гнездо",  -
продолжал он со смешком.  -  Но  сама  она,  надо  сказать,  очень  разумная
маленькая женщина, в делах разбирается как нельзя лучше  -  да,  как  нельзя
лучше, - и лицо его выразило невольное уважение. - Ну так как, вы  согласны?
Вот и отлично, договорились. Молодец вы, Роббинз! - добавил он и  рассмеялся
как школьник.
     Я собирался сказать ему, что решительно  не  согласен,  но  при  личном
общении с ним все подпадали под его чары. И все же в  ту  пятницу  я  забрал
саквояж с книгами и сел  на  паром  неохотно  и  сердито.  А  добравшись  до
"Гнезда", нашел там милейшую старую даму, которая напомнила мне моих  теток.
Я сразу почувствовал себя как дома, она накормила меня до отвала, обхаживала
суетливо, но не слишком. К чаю  было  всего  в  изобилии,  на  станцию  меня
отправили в коляске парой. В обратном поезде я с отчаянием  признался  себе,
что отлично провел время. А в ушах у  меня  не  смолкал  звенящий  негромкий
голосок Анджелы По - не говорил ничего, однако не забылся. Я очень  старался
определить, что она собой представляет, - она была похожа на  любой  десяток
дам, каких я знал в Сентрал-Сити, - дам с золотыми часиками, приколотыми  на
груди, которые суетливо,  но  с  толком  проводили  клубничные  фестивали  и
распродажи на "Дамской бирже". И она не...  нет,  что-то  еще  в  ней  было,
какое-то свойство, которое я не мог  определить.  Благодаря  ему  она  стала
Анджелой По, но что это было? Прислуга  в  ее  доме,  как  я  заметил,  была
вымуштрована и вежлива, и собака по первому ее слову вставала  с  коврика  у
камина и уходила. И при этом, когда  мисс  По  спускалась  по  лестнице,  вы
инстинктивно поддерживали ее под руку.  Я  совсем  запутался,  но  испытывал
немного виноватое желание снова побывать  в  "Гнезде".  Молодые  люди  часто
бывают голодны, а чай был великолепен.
     А кроме того, как я и признался Рэндлу Дэю, самый дом  стоил  платы  за
вход. Это был один из тех больших деревянных  домов  с  широкими  верандами,
каких в восьмидесятые годы понастроили на  скалистых  берегах  Гудзона,  где
они, непонятно почему, напоминали гигантские часы с  кукушкой.  Были  там  и
газоны, и боскеты, и  огромная  конюшня  с  куполом,  и  подъездная  дорога,
усыпанная гравием, полы из лучших сортов дерева и картины в  тяжелых  рамах.
Все это могло попасть сюда из какого-то романа  Анджелы  По,  она  прекрасно
описала это вплоть до газовых  рожков.  И  среди  этого  великолепия  бродил
мистер Эверард де Лейси, человек, которого боже  вас  упаси  назвать  мистер
Анджела По. То была моя первая встреча с супругом знаменитой писательницы, и
в памяти у меня она до сих пор занимает исключительное место. Теперь уже  не
встречаешь их так часто,  как  в  те  времена,  -  этих  мужчин  с  крупными
подвижными губами, гамлетовским взором и кожей, которая помнит  грим  тысячи
провинциальных артистических уборных.  Новые  актеры  -  это  другое  племя.
Мистер де Лейси был не просто актер, это был трагедийный актер,  что  отнюдь
не то же самое. В молодости он, вероятно, был очень  хорош  собой  -  этакой
традиционной  провинциальной  красотой,  черные  блестящие  глаза  и   кудри
Гиацинта, - а голос до сих пор  рокотал  как  у  Майкла  Строгова,  царского
курьера. Когда он устремлял на меня свой гамлетовский взгляд и  цитировал  -
конечно, Барда, - мне становилось стыдно, что я - не зала, набитая публикой.
Но в этом смысле он  держался  очень  тактично,  и  мне  нравилось,  как  он
относится к мисс По.
     Ибо эти стареющие люди были безусловно и крепко привязаны друг к другу,
и чтобы почувствовать эту связь, достаточно  было  увидеть  их  вместе.  Они
уступали  друг  другу  церемонно,  с   викторианской   учтивостью,   которая
показалась мне даже трогательной. И Эверард отнюдь не  был  тем  безобидным,
необходимым мужем, какими часто оказываются такие мужья. Считалось,  что  он
"отдыхает" от современной греховной  сцены,  недостойной  его  талантов,  но
считалось также, что в любую минуту он  может  вернуться  на  подмостки  под
рукоплескания переполненной залы. Позже я выяснил, что  "отдыхал"  он  почти
тридцать лет, с тех самых пор как романы Анджелы По пошли нарасхват. Но  это
не поколебало ни его, ни ее.
     "Без мистера де Лейси, - уверяла она своим нежным, звенящим голоском, -
я бы никогда не сделала того, что  сделала",  а  Эверард  рокотал  в  ответ:
"Дорогая моя, мне оставалось только полить и подрезать  розу,  а  цветы  все
твои собственные". Чаще бывает, что такие вещи если произносятся  вслух,  то
неискренне. Но тут чувствовалось, что оба По, то есть оба де Лейси  искренни
до предела. И при этом они обменивались взглядом, как  две  души,  связанные
узами более крепкими, чем те, о каких известно бездушному свету.
     Описывая их, я и сам как будто заимствую стиль Анджелы  По.  Но  трудно
было бы в такой обстановке не заразиться  ее  манерой.  Если  бы  прелестная
девушка  в  простеньком  муслиновом  платье  повстречалась  мне  в  саду   и
упорхнула, вспыхнув от смущения и с -испуганным возгласом,  это  смутило  бы
меня, но не удивило бы нисколько. А бывали времена, когда я так и ждал,  что
на любом повороте  подъездной  аллеи  встречу  хромого  мальчика  с  бледным
храбрым личиком, просиявшим под лучами закатного солнца. Но детей у де Лейси
не было, хотя они очень заботились о  бесчисленных  отпрысках  родственников
мистера де Лейси. И это казалось мне как-то оскорбительно.
     Я,  понимаете,  пришел  позабавиться.  Но,  вздохнув,  начал  если   не
молиться, так задумываться {Здесь - намек на вошедшую в поговорку  фразу  из
поэмы Голдсмита "Покинутая  деревня":  "Пришедший  позабавиться  -  вздыхая,
молиться  начинал".  Перевод  В.  Топорова.}.  Они  кормили  меня   отменно,
обращались со мной церемонно-учтиво, были сентиментальны, но и  великодушны.
Мне приходилось нередко выслушивать от Анджелы По нежный, звенящий поток  ее
слов, но со временем я и к этому привык. И  мистер  Трашвуд  был  совершенно
прав: она, когда хотела, была чрезвычайно разумна, даже саркастична. И умела
принимать критику, что меня удивило. По крайней мере, умела  принять  ее  от
Эверарда де Лейси. Бывало, что, когда она вкратце намечала нам  какую-нибудь
сцену или характер, он вдруг произносил своим  звучным,  рокочущим  голосом:
"Нет, дорогая, это не годится".
     - Но, Эверард, как же тогда Зефе спастись из психиатрической больницы?
     - А это, моя дорогая, тебе подскажет твой талант. Но в таком виде  этот
кусок не годится. Я это чувствую. Это - не Анджела По.
     - Хорошо, дорогой, - говорила она покорно, а  потом  поворачивалась  ко
мне: - Вы знаете, ведь мистер де Лейси всегда прав. - А он говорил в  ту  же
секунду: - Я, молодой человек, не всегда прав,  но  те  скромные  дарования,
какими я обладаю, всегда к услугам миссис де Лейси...
     - Плоды огромного внутреннего богатства.
     - Ну,  что  ты,  дорогая,  может  быть  -  знание  наших  отечественных
классиков, кое-какой практический опыт в толковании Барда...
     И тут они грациозно  кланялись  друг  другу,  а  мне  опять  неудержимо
вспоминались если не часы с кукушкой, то один из тех деревянных  барометров,
где ясную погоду предвещает старушка,  а  дождь  -  старичок.  Только  здесь
старичок и старушка появлялись одновременно.
     Надеюсь, мне удалось передать впечатление, которое у меня  сложилось  о
них, - двое стареющих людей, чуть диковинных, порядком нелепых, но главное -
необходимых друг другу. Для молодого человека  очень  важно  иногда  увидеть
такое - это укрепляет его веру во вселенскую гармонию, хотя в  то  время  он
мог этого и не понимать. Для молодого человека знакомство с настоящей жизнью
содержит и страшные минуты: он вдруг обнаруживает,  что  живые  люди,  не  в
книгах, совершают самоубийство  в  заполненной  газом  спальне,  потому  что
умереть им хочется больше, чем жить; обнаруживает, что другим людям нравится
быть порочными и они добиваются в этом успеха. И тогда  он,  как  пловец  за
перевернувшуюся лодку, хватается за первую опору, какая попадается под руку.
Когда  я  познакомился  с  супругами  де  Лейси,  такое  показалось  бы  мне
невозможным, но именно они стали одной из опор, за которые я ухватился.
     И по мере того как я все больше втягивался в бесконечную паутину работы
Анджелы По, я стал понимать, сколь многим она обязана своему мужу. О, сам он
не  мог  бы  ничего  написать,  в  этом  будьте  уверены.  Но  он  знал  все
протоптанные тропинки мелодрамы во всем  их  фальшивом  жизнеподобии,  знал,
когда что-то "не годилось". Это я знаю точно, потому что за  одной  из  книг
Анджелы По я волей-неволей проследил от первого замысла до выхода в свет.  С
литературной точки зрения его советы не пошли этой книге  на  пользу  -  она
была ужасна. Но она удалась.  Это  была  Анджела  По;  солнце  вставало  над
картонными горами в самую нужную минуту. И каждое слово его критики помогало
этому восходу.
     И вот однажды, когда я приехал в "Орлиное гнездо", оказалось, что у нее
легкая инфлуэнца и она лежит в постели. Ее состояние явно тревожило его,  но
он настоял, чтобы я остался выпить чаю, потому что мы к  этому  привыкли.  У
меня в то время были свои заботы, и я  был  рад  передохнуть  на  покое.  Он
призвал на помощь всю свою обходительность,  угостил  меня  парочкой  вполне
пристойных театральных шуток, но чувствовалось, что глаза  его  блуждают,  а
уши прислушиваются, не раздадутся ли какие-нибудь звуки со второго этажа. Не
будь  он  встревожен,  право,  не   знаю...   но   тревога   располагает   к
откровенности. Я решил, что сейчас - подходящее время, чтобы поздравить  его
с участием в ее работе. Он слушал рассеянно, хотя я видел, что ему приятно.
     - Рад, что вы так считаете, мой милый, - сказал он, - рад, что  вы  так
считаете. Сколько раз я говорил себе: "Нет,  любезный,  на  этот  раз  пусть
талант  горит  без  помехи.  Кто  ты  такой,  чтобы  профанировать...  мм...
священный огонь?" Но гения - даже гения нужно время от времени  спускать  до
уровня нас, простых смертных,  и  тут,  возможно,  я  и  сыграл  свою  роль.
Надеюсь, что сыграл, - добавил он до крайности просто. - Она очень много для
меня значит.
     - Это я знаю, сэр, - сказал я, но он не слушал.
     - Да, - сказал он. - Мы очень много значим друг для друга. Надеюсь, она
не забыла принять капли, в самом деле, вы знаете, она ненавидит капли.  Наша
первая встреча была как вспышка молнии. - Он посмотрел на меня  с  некоторой
торжественностью. - Жаль, что мистер Уэдж, ее первый муж, не понял этого. Но
он был сугубо земным существом. Он не мог представить себе союз двух  верных
душ.
     - Миссис де Лейси уже была  замужем?  -  спросил  я,  и  голос  мой  от
удивления прозвучал непростительно резко.
     - Мой милый, - сказал мистер де Лейси,  и  теперь  он  в  свою  очередь
выглядел  удивленным,  -  я  забыл,  что  вы  не  знаете.   Да,   когда   мы
познакомились, она была миссис Марвин Уэдж, -  добавил  он  задумчиво,  -  и
хороша была, как расцветающая роза.
     Тысячи  непроизносимых  вопросов  зароились  у  меня  на  губах  и  там
скончались. А он продолжал:
     - Я называл ее розой Гошена. Гошен, штат Индиана, мой милый, я там  как
раз отдыхал после гастролей с Барретом. Играл обоих  могильщиков  и  боксера
Чарльза. Чарльз, боксер, это не очень  большая  роль,  но  в  ней  есть  что
играть. Вернуться после этого в Гошен было нелегко, но бывает  и  финансовая
необходимость. Но как только я встретил Анджелу, я  уже  знал:  меня  к  ней
привело. Уэдж был... мм... владельцем нашего лабаза, постарше меня' когда  я
был маленький, он гонялся за мной и дразнил "Щепкой". А Анджелу я раньше  не
знал, она приехала из Зукс-Спринг.
     Он умолк и поглядел на меня гамлетовскими глазами. Я так ясно видел всю
картину: пыльные улицы городка  и  молодой  обтрепанный  актер,  только  что
вернувшийся из неудачного пробного вылета. Я видел  Анджелу  По,  сорок  лет
назад, в простом ситцевом платье одной из ее героинь. Все это было, наверно,
невинно и  благородно,  невинно  и  нереально,  как  театральная  мелодрама,
включая и фигуру грубого лабазника. Я видел его  в  жилете  и  без  пиджака,
хохочущим над робкими почтительными речами... кого? - невозможно, чтобы  уже
тогда мальчика звали Эверард де  Лейси.  А  между  тем  в  Гошене  романтика
одержала победу. Как это случилось?
     - Так что мисс По была разведена... то есть я имею в виду  развелась  с
мистером Уэджем, - сказал я.
     Мистер де Лейси словно был шокирован, это показалось  мне  странным.  -
Мой милый, - произнес он с достоинством, - ни разу ни в одной из своих  книг
Анджела По не вывела разведенную женщину.
     - Я знаю, - протянул я беспомощно, - но в жизни...
     - Книги Анджелы По и есть жизнь, - словно припечатал мистер  де  Лейси.
Потом сжалился и добавил: - Нет, мистера Уэджа нет в живых. Он преставился.
     - Преставился?
     - Меньше чем через  год  после  моего  возвращения  в  Гошен.  Попросту
говоря, он был убит. - И мистер де Лейси так сурово устремил  на  меня  свой
гамлетовский взор, что на секунду мне показалось, что сейчас я услышу  некое
потрясающее  признание.  Но  последовало  другое.  -  Каким-то  бродягой,  -
выговорил он наконец. - В своем лабазе. С целью  ограбления.  Анджела  тогда
ужасно расстроилась.
     Я открыл рот и снова закрыл, не издав ни звука.
     - Да, ужасно расстроилась. Я был рад, что могу  быть  с  ней  рядом,  -
продолжал он наивно. - Хотя поженились мы, разумеется, много  позже.  Она  в
тот день была не в подвенечном наряде, а в  костюме,  но  держала  букет  из
флердоранжа и ландышей. Это я настоял, - добавил он не без гордости.
     - А бродяга? - спросил я, жадный до ужасов, как все молодые. -  Он  что
же...
     - У-у, его так и не нашли, - прогудел он рассеянно, потому  что  сверху
послышался негромкий шум. - Но Анджела выдержала это изумительно. Она вообще
изумительная женщина. - Он встал. - Вы меня извините, на  одну  минуту,  мой
милый...
     - Мне пора на поезд, но благодарю вас, мистер де Лейси, и  поверьте,  я
не обману вашего доверия, - добавил я, пытаясь не уступить ему в учтивости.
     Он серьезно кивнул и сказал: -  Да,  да.  Возможно,  мне  не  следовало
ничего говорить, но мы хорошо вас узнали и оценили за время ваших  посещений
"Гнезда". И они не должны кончиться вместе с книгой, нет, мой дорогой,  нет.
Просто я не стал бы этого касаться в разговорах с  мисс  По.  Она  не  любит
вспоминать то время, оно было для  нее  несчастливое.  Мистер  Уэдж  был,  в
сущности, - он запнулся, подыскивая нужное слово, потом закончил:  -  Мистер
Уэдж был, в сущности, не очень тонкий человек.
     Я заверил его в полном моем понимании  и  распрощался.  Но  всю  дорогу
домой кое-какие мысли вертелись у меня в голове. Меня  удивило  не  то,  что
Провидение  в  облике  грабителя-бродяги  нашло  нужным  убрать   с   дороги
"нетонкого" мистера Уэджа. Такие вещи вполне могли случиться с Анджелой  По.
Но почему она вообще вышла за  него  замуж  и  как  она,  соприкоснувшись  с
реальной жизнью, могла начисто забыть о ней в  своих  книгах?  Но  это  были
вопросы из тех, которые задавать нельзя.
     И все же в конце концов я их задал - с отвагой молодости. Задал потому,
что полюбил ее, полюбил их обоих. А когда людей любишь, с  ними  тянет  быть
честным. В том-то и беда.
     Мы уже решили, что когда книга выйдет, отметим это событие  втроем.  Но
не я вложил ей в руки первый экземпляр, я привез  с  собой  только  макет  и
суперобложку. Именно на эту субботу мистер де Лейси наметил  одну  из  своих
редких вылазок в Нью-Йорк. Я был  даже  рад,  что  застал  ее  одну,  -  мне
казалось, что после того разговора с ним  я  заметил  некоторую  натянутость
между нами. Во всяком  случае,  я  чувствовал,  что  знаю  тайну,  -  и  все
спрашивал себя, знает ли она, что я знаю. И решил  сказать  ей  по-честному,
как много значили для меня в истекшем году  безопасность  и  душевный  покой
"Орлиного Гнезда". Я только ждал удобной ми