Без   солидных
подкреплений мы ничего тут не сделаем.
   - А ты, дружище, как я погляжу, не храброго десятка, - смеясь вмешался  в
разговор рослый гусар со сбитой набекрень шапочкой. - Не беспокойся: с нами,
с гусарами, у вас тут дело пойдет по-иному. Меня не надо учить,  я  вижу  по
всему, что бравый Колли нас-то и дожидался; и попомни  мое  слово  -  завтра
утром быть сражению. Нам  бы  только  выманить  этих  бородатых  пастухов  в
открытое поле, а уж там пойдет потеха! Посмотрел бы  ты,  что  мы  делали  в
Афганистане под командой генерала Робертса! Накрошили там  капусты  из  этих
желтолицых дураков с  их  бараньими  шапками.  То  же  и  здесь  будет,  вот
посмотришь!
   В  это  время  из  дверей  освещенного  дома  вышла  группа  офицеров   и
направилась к восточной части лагеря, оживленно разговаривая на ходу.  Когда
они проходили мимо костра, Питер Мариц без труда узнал  среди  них  генерала
Колли. Он перестал поддерживать беседу  с  гусарами,  выждал  минуту  и,  не
торопясь, поднялся.
   - Пойти разве к шотландцам виски хлебнуть, - проговорил он потягиваясь.
   - Ступай, ступай, - поощрил его высокий гусар,  -  это  не  вредно  перед
сражением, да и после сражения полезно.  У  шотландцев  всегда  есть  запасы
этого добра.
   Питер Мариц отошел  от  костра  и  направился  к  шотландцам,  занимавшим
восточную часть лагеря. Расположившись  вокруг  костров,  они  действительно
тянули пунш из виски и курили. Молодой бур наметил себе костер неподалеку от
остановившейся группы офицеров с генералом Колли и, подойдя, поклонился.
   - Жорж, - сказал один из шотландцев, - подвинься малость,  этому  бедняге
надо согреться. Вишь как он закутался!
   - Лихорадка проклятая замучила, -  молвил  Питер  Мариц,  поблагодарив  и
присаживаясь к костру.
   Офицеры стояли шагах в десяти, и разговор их ясно был слышен.
   - Самое удобное время, - говорил, жестикулируя, генерал: настолько темно,
чтобы остаться незамеченными, и настолько светло, чтобы не сбиться с дороги.
Часа два пути, не более. Аванпосты буров тянутся дугою вот так, -  он  обвел
рукой полукруг, - но на юге путь открыт и, если обойти  по  горам,  ни  одна
бурская скотина нас не заметит.
   - Ты, верно, оглох от лихорадки, - вдруг насильно оторвал  Питера  Марица
от поглотивших все его внимание слов генерала  сосед  по  костру.  -  Я  уже
второй раз тебя спрашиваю: разве драгунам полагаются по  уставу  вот  эдакие
брюки?
   И он указал на выглядывавшие из-под шинели кожаные  желтые  брюки  Питера
Марица.
   У того сразу перехватило дыхание. Молнией мелькнуло в его голове  все  то
ужасное, что должно было сейчас произойти. Но он подавил волнение и  ответил
с оттенком беспечности:
   - Брось, старина! Нам здесь не до этих тонкостей. Вот потреплись с мое  в
этих проклятых горах, так рад будешь чем угодно прикрыть грешное  тело.  "По
уставу!" Это тебе, дружище, не парад, а война.
   - Справедливо! - подхватил другой шотландец. - Вот и у нас в походе...
   И они оживленно заговорили между собой, оставив в покое Питера  Марица  и
дав ему возможность подслушать беседу офицеров.
   - Да, - говорил Колли, - гора крута и подъем будет труден, но зато  какая
превосходная у нас будет позиция! Ровное плато с каменными глыбами по краям,
дающими великолепное  прикрытие  стрелкам.  У  меня  только  одно  сомнение:
удастся  ли  нам  втащить  туда  хотя  бы  одно  орудие?  Животным  туда  не
взобраться, об этом и думать нечего, но нельзя ли при помощи людей?  Как  вы
считаете, любезный Ромилли, ваши молодцы боадицейцы не справились бы с  этой
целью?
   Высокий  офицер,  судя  по  мундиру  -  из   морской   бригады,   ответил
почтительно, но с достоинством:
   - Если, генерал, это в пределах человеческих сил, то  орудие  будет  туда
доставлено.
   - Благодарю вас. Непременно надо будет постараться, - продолжал Колли.  -
Ведь наше  единственное  преимущество  перед  бурами  -  это  артиллерия:  в
ружейном огне нам с ними не состязаться. Они, теряют одного, в то время  как
мы - десять. Правда, до сих пор преимущество господствующей позиции было  на
их стороне, и потому-то я придаю такое решающее значение занятию Маюбы:  там
мы получим качественный перевес позиции над бурами,  если  только  проделаем
этот маневр незаметно. Я готов признать, что до сих  пор  буры  пользовались
горными позициями лучше нас, и в  этом  отношении  я  не  стыжусь  -  у  них
кой-чему поучиться. Но я думаю, что если эти бравые шотландцы займут хорошую
позицию, то их из нее сам дьявол не выбьет. Ваше мнение, майор Гэй?
   - Благодарю вас, генерал, за лестный отзыв о моих шотландцах,  -  учтиво,
но сдержанно произнес офицер с клетчатым пледом через плечо. - Они, конечно,
исполнят свой долг, как всегда. Тем не менее я прошу позволить мне высказать
одно сомнение.
   - А именно?
   - Я имею лишь самое общее представление о  том,  что  собой  представляет
гора Маюба. Но по опыту должен сказать, что позиция на вершине  горы  в  две
тысячи футов едва ли хороша.  Это  чересчур  высоко.  Взобравшись  на  такую
позицию, мы сами себя отрежем от путей сообщения, в том  числе  и  от  путей
отступления, и, в сущности, будем обречены на неподвижность.
   - Вы ошибаетесь, майор! - воскликнул генерал Колли.  -  У  подножия  горы
будут мною расположены для  связи  с  лагерем  и  для  прикрытия  на  случай
отступления две роты и эскадрон гусар.
   - Все равно. Позиция на высокой и обособленной горе сама по себе  опасна.
Она неудобна для перестрелки, и защищать ее неимоверно трудно. Гора не может
иметь повсюду скаты. Несомненно, там  имеются  всевозможные  уступы,  глыбы,
вероятно, есть и кустарник - вот вам и  готовое  прикрытие  для  неприятеля,
который окажется неуязвим при нашей неподвижности и для которого мы окажемся
чем-то вроде птенцов, высовывающих головы из гнезда.
   - Бог знает, что вы говорите, майор Гэй! Вы просто незнакомы ни с театром
войны, ни с неприятелем. Да ведь плато - неприступная  позиция!  Как  только
бур высунет голову над краем плато, наши солдаты преспокойно подстрелят его,
как куропатку, оставаясь за своими прикрытиями. Да буры и не пойдут в атаку,
к этому они непривычны,  неспособны.  Лезть  в  гору,  подставляя  себя  под
выстрелы, - это не по ним. Они превосходные стрелки, но исключительно  из-за
надежных прикрытий. Будь они хоть в малой мере способны к атаке, то уж давно
атаковали  бы  нас  после  этих  горестных  поражений  при   Лангес-Неке   и
Шайнс-Хоогте, когда мы были  совершенно  бессильны.  О  чем  же  говорит  их
бездействие? Ясное дело, о чем: о неспособности к атаке, о незнании  военной
тактики. Нет, майор, вы жестоко заблуждаетесь: план  великолепен,  остановка
за его выполнением, быстрым и решительным. Попомните мое слово: войну  решит
взятие Маюбы. Через четыре дня подоспеет со своей армией генерал Вуд, и если
мы до той поры удержимся на горе, легко будет установить с ним сношения  при
помощи гелиографа. И тогда мы сразу будем  угрожать  бурам  с  двух  сторон:
генерал Вуд из лагеря, мы с Маюбы. Бурам останется одно - сложить  оружие  и
просить мира. Тогда мы сами определим меру нашего великодушия. Они, надо  им
отдать справедливость, прекрасно обращаются с нашими ранеными,  о  чем  я  и
доносил уже правительству, но все же они бунтовщики,  а  бунтовщикам  нельзя
делать уступки. Положат оружие -  тогда  разговор  другой...  Итак,  господа
офицеры, сейчас уже, - генерал вынул часы и повернулся к костру, -  половина
первого. Через полтора часа мы должны быть у подошвы Маюбы, а на  заре  наши
пушки должны разбудить буров.
   Генерал закутался в плащ  и  вместе  с  другими  офицерами  направился  в
помещение штаба. Питер Мариц глядел ему вслед. Старый шотландский  солдат  с
серебряными нитями в бороде,  также  все  время  прислушивавшийся  к  беседе
офицеров, покачал головой  и,  кинув  в  костер  охапку  хвороста,  произнес
задумчиво:
   - Эх-хе-хе... Не нравится мне наш генерал. - Чем это он тебе  не  угодил,
Мак-Грегор? - иронически спросил его сосед, крупный шотландский сержант.
   - Э, глупости  ты  говоришь,  любезный.  "Не  угодил"!  Не  в  том  дело,
понимаешь?
   - А в чем же?
   - Да я и сам не знаю, в чем. Понимаешь, точно он смертью отмечен.
   - Ну, закаркала старая ворона! - пренебрежительно сказал сержант.
 
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
   Штурм Маюбы. Разгром
   Питер Мариц поднялся и медленно удалился от костра. Теперь он был всецело
поглощен стремлением как можно скорее предупредить Жубера о  плане  генерала
Колли, чтобы буры имели возможность напасть на англичан еще до того, как ими
будет закончено выполнение маневра. Но вопрос был в том, каким  образом  ему
незаметно отсюда  бежать.  Удрать  на  лошади  нельзя  было  из-за  часовых.
Убраться пешком? Это было легче, но  грозила  опасность  опоздать,  упустить
время. Другого исхода, однако, не было, и Питер Мариц быстро составил  план:
где-нибудь в темном месте перелезть через вал,  добраться  пешком  до  своих
аванпостов, а там вскочить на Скакуна и мчаться к Жуберу.
   Он уже направился к темному  углу  лагеря,  как  все  вокруг  него  сразу
оживилось, заволновалось, повсюду  показались  торопливые  фигуры  офицеров,
вестовых,  из  уст  в  уста  передавался  приказ  генерала  Колли   начинать
выступление. Солдаты строились, кавалеристы садились на коней, все разбирали
сумки с запасными патронами и заготовленные рационы  продовольствия  на  три
дня. Вскоре появился и сам генерал в одежде, приспособленной для восхождения
на гору, в башмаках с гамашами и  с  палкой  в  руке.  Всего  выступило  сто
восемьдесят  шотландцев,  триста  пехотинцев  прежних,  потрепанных   бурами
полков, семьдесят матросов морской бригады, эскадрон гусар верхом на конях и
эскадрон драгун, среди которых занял место и Питер Мариц.  Остальное  войско
генерала Колли осталось в лагере, чтобы защищать его  до  прибытия  генерала
Вуда.
   Выполняя приказание, солдаты соблюдали тишину, и отряд в полном безмолвии
потянулся к югу, в горы, а затем стал огибать их, заходя  к  Маюбе.  Генерал
шел впереди, то и дело высылая во все  стороны  драгун  на  разведку.  Питер
Мариц умышленно не выдвигался, чтобы не попасть в число разведчиков.
   Теперь, когда под ним была лошадь, он предпочел  подольше  задержаться  в
отряде и выведать все подробности маневра, чем скрыться с  риском  возбудить
подозрение со стороны англичан. Одно  он  твердо  решил:  исчезнуть  еще  до
восхода солнца - тогда и буры будут предупреждены своевременно.  Он  в  душе
вполне соглашался с шотландским майором в оценке позиции  на  Маюбе  и  всей
этой затеи, открывавшей бурам возможность напасть порознь  на  разделившиеся
силы англичан, и не мог надивиться безрассудству такого опытного воина,  как
генерал Колли. Он знал также, что подъем будет необычайно  труден,  так  как
один лишь склон Маюбы, обращенный  к  лагерю  буров,  был  пологим,  все  же
остальные были одинаково круты и неудобны.
   Когда отряд достиг главной крутизны, неодолимой  для  кавалерии,  генерал
приказал остановиться. Две роты пехоты,  гусары  и  драгуны  были  оставлены
здесь; остальные, в количество четырехсот  человек  при  двадцати  офицерах,
двинулись во главе с генералом вверх по плато.
   Сразу  же  начались  трудности.  Склон  горы  был  весь  усеян   глыбами,
изборожден расселинами, провалами. Колонны с первых  же  шагов  рассыпались,
каждый был занят только самим собой. Лучше других  карабкались  привычные  к
горам своей родины шотландцы, и они порой должны были  на  руках  втаскивать
беспомощных солдат, выбивавшихся из сил на крутых выступах.
   Всего, однако, труднее была участь моряков, впрягшихся в орудие.  Как  ни
старались эти мощные люди, как ни цеплялись за все что  попало,  подталкивая
орудие и сзади и с боков, ухватившись за спицы колес, за раму лафета, -  все
их усилия оказались тщетны, и орудие пришлось бросить на склоне.
   Изнемогшие моряки потащились за пехотой с одними ружьями.
   Питер Мариц вместе с оставшимися у подошвы горы солдатами наблюдал  снизу
за этой картиной, покуда с  востока  не  потянуло  предрассветным  ветерком.
Офицеры так были поглощены картиной восхождения отряда на гору, что  еще  не
успели распорядиться выставить посты. На бура никто не обращал  внимания,  и
он шагом пустил коня в сторону, поминутно останавливаясь и поглядывая вместе
с остальными на гору. Миновав последних драгун, из которых иные  прикорнули,
он некоторое время продолжал еще подвигаться шагом, но  затем,  отдалившись,
толкнул коня и сразу пустил его во весь мах, держа в руке палаш с надетым на
острие его платком. Предосторожность эта не  была  лишней.  Начало  светать.
Вскоре  конь  вынес  его  на  тракт  прямехонько  к  бурскому  пикету,   уже
приготовившему ружья навстречу  скачущему  драгуну.  Велико  было  изумление
буров, когда драгун издали крикнул им приветствие и когда вслед за  тем  они
узнали  в  нем  своего  товарища.  Двумя-тремя   словами   удовлетворив   их
нетерпение, он поскакал далее, в бурский лагерь.
   Там царили тишина и спокойствие,  никому  и  не  снилась  безумная  затея
англичан. Питер Мариц направил коня к палатке Жубера, который в  эту  минуту
как раз  выходил  с  подзорной  трубой  взглянуть  на  окрестности,  что  он
проделывал постоянно по утрам. В первый момент он поразился, увидев у себя в
лагере английского драгуна, но  тотчас  же  узнал  под  этой  маской  своего
отважного воина. Выслушав подробное донесение Питера Марица, он протянул ему
обе руки и воскликнул прочувствованно:
   - Спасибо, спасибо тебе, дорогой друг! Велика твоя заслуга! Так англичане
забрались под облака? Ловко! Ну, посмотрим, как-то они оттуда полетят.
   Он долго глядел в трубу на  вздымавшуюся  вершину  Маюбы,  отстоявшей  от
лагеря на пушечный выстрел. Ему ясно были видны фигуры в  красных  мундирах,
достигшие уже плато. Питер Мариц  различал  их  даже  невооруженным  глазом.
Вдруг на вершине показались последовательно три  белых  облачка,  и  дальний
звук выстрелов слабо донесся в лагерь.
   - Это англичане подали свои сигналы, что восхождение закончено.  Ну,  нам
особенно торопиться нечего, они от нас не убегут. Я соберу военный совет,  а
ты тем временем закуси и сосни. Как только  наши  люди  позавтракают,  мы  и
двинемся. Я этих соколов хорошей сеткой накрою, погоди!
   Питер Мариц тут только почувствовал, как он устал от всего  пережитого  и
от бессонной ночи. С особенным наслаждением растянулся он на том месте,  где
стоял, и мгновенно заснул. А когда проснулся,  солнце  стояло  уже  довольно
высоко, и весь лагерь находился в движении. Военный совет  решил  штурмовать
Маюбу, и буры деятельно готовились к выступлению. Яков успел уже доставить в
лагерь Скакуна, и Питер Мариц, сбросив с себя драгунский мундир,  облекся  в
обычное платье, сел на коня и занял место в рядах своей общины.
   План Жубера был очень прост. Он поделил весь свой  отряд  на  две  части.
Двести человек под его личной командой должны  были  атаковать  англичан  на
плато, поднявшись к нему по  северо-восточному,  наиболее  пологому  склону,
остальные должны были  остаться  внизу  для  отражения  возможной  атаки  со
стороны английского резерва. Таким образом, двести  буров  шли  в  атаку  на
четырехсот англичан.  На  что  же  они  надеялись?  На  превосходное  знание
местности, где каждая расщелина, каждый камень и кустик были им знакомы,  на
отвагу, на меткость стрельбы... Они были уверены в успехе.
   С самого начала подъема Питер Мариц понял, что майор Гэй  был  совершенно
прав: буры все время имели под рукой великолепные прикрытия, где пуля  врага
не могла причинить им никакого вреда. Когда спешившийся отряд  Жубера  начал
взбираться на главную часть  конуса,  англичане  заметили  врага  и  открыли
стрельбу. Но буры продолжали подниматься, не неся никаких  потерь.  Все  они
были с малолетства охотниками, проползали между глыб как змеи, перескакивали
через расщелины и укрывались за выступами и кустарником как дикие козы.
   Когда плато уже находилось от буров на высоте не более тысячи футов, они,
в свою очередь, открыли стрельбу своим обычным  при„мом:  как  только  белая
каска высовывалась из-за прикрытия или показывалась над обрезом горы,  снизу
раздавался выстрел, почти всегда без промаха. А между тем англичане иначе не
могли видеть приближающегося врага, как выглядывая  из-за  прикрытия.  Таким
образом, им предстояло на выбор: либо, спрятавшись, оставаться в бездействии
перед лицом атакующего неприятеля, либо стрелять в укрывающегося врага и при
этом подставлять себя под его убийственный огонь.
   Все выше и выше подбирались буры к неприятелю, До сих пор у них  все  еще
не было никаких потерь, но и англичане стали осторожнее и  реже  выдвигались
из-за прикрытия.
   - Нам бы только до какого-нибудь краешка плато добраться, - заметил Питер
Мариц, - а там мы бы взяли под обстрел во фланг этих молодцов - и крышка.
   Однако англичане, по-видимому, почувствовали надвигающуюся  грозу:  среди
них произошло какое-то движение, и отряд моряков быстро перебежал с плато  к
скале, выступавшей несколько пониже, и, спрятавшись за нею, открыл огонь  по
правому флангу буров. Рядом с Питером Марицем тотчас получил  рану  в  плечо
его товарищ, у другого пуля просвистела мимо уха.
   Необходимо избавиться от этой компании, - решил Питер  Мариц  и  с  пятью
товарищами быстро пополз в сторону, обходя группу моряков.
   Те были ошеломлены в первую минуту, когда внезапно сбоку от себя услыхали
залпы, от которых сразу свалилось несколько солдат: с  этой  стороны  их  не
защищало прикрытие. Но затем они увидели, что стреляет жалкая  кучка  буров.
Вне себя от ярости кинулись на  них  десятка  два  моряков.  Однако  недолго
пришлось  им  бежать:  преодолевая  совершенно  открытое  пространство,   им
приходилось смотреть все время себе под ноги, чтобы не свалиться в пропасть.
А шесть бурских ружей  тем  временем  поражали  их  смертоносным  огнем.  И,
потеряв половину людей, моряки  вынуждены  вскоре  были  обратиться  вспять,
получая вдогонку пулю за пулей.
   Разделавшись с моряками и загнав остатки их обратно на плато, Питер Мариц
с несколькими десятками буров в неистовом порыве стали карабкаться  прямо  в
лоб Маюбы, чтобы поскорее  добраться  до  плато.  Главная  масса  буров  тем
временем заходила, не переставая  стрелять,  сбоку,  привлекая  к  себе  все
внимание неприятеля. И вот Питер  Мариц  увидел  вровень  со  своей  головой
каменный барьер вершины. Он прыгнул и первый ступил  на  плато.  С  победным
кличем, как вихрь, ринулись за ним  остальные,  сметая  на  своем  пути  все
преграды, обрушиваясь на  врага,  которого  охватила  паника.  В  это  время
ворвалась с северо-востока  главная  масса  буров,  и  обе  атакующие  волны
неудержимой лавой покатились по плато  вслед  убегающему  врагу,  переступая
через тела поверженных, с  налету  беря  препятствия  и  продолжая  поражать
англичан.
   Почти все плато было уже захвачено бурами, и  только  в  одном  углу  его
мелькали в пороховом  дыму  красные  мундиры  уцелевших  солдат.  Число  их,
однако, быстро убывало - буры, уже не прячась за прикрытиями, мчались к  ним
напрямик, расстреливая панически сбившихся в  кучу  англичан.  Иные  бросали
оружие и поспешно сдавались в плен. На самом краю обрыва Питер Мариц  увидел
высокую фигуру генерала Колли с револьвером в руках, пытавшегося с небольшим
числом  уцелевших   солдат   и   офицеров   оказать   сопротивление   быстро
приближавшемуся врагу. Тщетно! Через минуту метко пушенная пуля пронзила ему
голову, и генерал свалился рядом с другими  поверженными  телами,  не  успев
издать и звука. Подбежав к каменному барьеру, Питер Мариц  увидел  ужасающее
зрелище: оставшиеся в живых и не успевшие сдаться  англичане  скатывались  с
обрыва, как камни, слетая в пропасть и разбиваясь о  выступы  скал.  Картина
была до такой степени потрясающая, что  буры  прекратили  стрельбу  по