прием аргументации можно обнаружить, реконструируя и (или) интерпретируя древние тексты, изречения или даже пророчества, относящиеся к эпохам и культурам, далекой отстоящих от нашего времени. Отвлекаясь от тех приемов и правил интерпретации, которые выработаны герменевтикой как искусством интерпретации и (а также) теорией понимания, попробуем понять смысл знаменитого изречения, которое принадлежит Протагору. Это изречение интересно также своим приемом аргументации. Протагор использует самоопровержение, утверждая, что "человек есть мера всем вещам - существованию существующих и несуществованию несуществующих"cxxii. Чтобы подтвердить свой тезис, Протагору надо было что-нибудь утверждать. Однако в других своих высказываниях он провозглашал идею, что никто никого ничему не может научить. Следовательно, любое утверждение, согласно Протагору, теряло смыслcxxiii. Это одна точка видения. Между тем, как известно, труды Протагора не сохранились - за свой образ мысли о богах он подвергся преследованию, бежал из Афин, а сочинения его были публично сожжены. Однако мы можем реконструировать его философские взгляды по высказываниям о нем Диогена Лаэртского, Секста Эмпирика, Платона и Аристотеля.
    Противоречия знания или противоречия мнения иногда возникают как следствия самоопровергающегося тезиса. Но это имеет место не всегда. Например, согласно некоторым источникам, китайскому философу Лао Цзы приписывают точку зрения, в соответствии с которой разумно знать законы (природы) и неразумно знать что-нибудь вообщеcxxiv.
    У Дж.Локка также можно обнаружить противоречия: "Идея, например, - пишет Локк, - есть что угодно, лежащее перед разумом, и однако мы не можем иметь перед нашим разумом способность идеи представлять то, что не является идеей"cxxv.
    Весьма интересным и своеобразным образом относится к противоречиям, содержащимся в философских системах, Д.Юм. Он предстает тем редким мыслителем, который ясно видит недостатки и промахи собственной аргументации и признает, что его собственные философские построения не лишены противоречивости. Противоречия не только составляют содержательную сторону его философской системы, но наличие таковых деликатно предполагается автором как одна из сторон, внутренне присущая человеку, свойственная человеческому мышлению. Так, в "Трактате о человеческой природе" Юм признает, что он "питал некоторую надежду на то, что, как бы ни была недостаточна наша теория интеллектуального мира, она окажется свободной от противоречий и абсурдов, неотделимых, по-видимому, от всякого объяснения, которое человеческий разум может дать миру материальному. Но после более тщательного просмотра главы, касающейся личного тождества, я вижу себя запутавшимся в таком лабиринте, что, должен признаться, не знаю ни как исправить свои прежние мнения, ни как согласовать их друг с другом. Если это и нельзя счесть достаточным общим основанием скептицизма, то по крайней мере я лично могу признать его достаточным для того, чтобы быть нерешительным и скромным во всех своих заключениях"cxxvi.
    Наличие противоречий внутри собственных философских построений не только признается автором, но осознается им именно как недостаток или даже порок аргументации - противоречия его удручают и он охотно удалил бы их, если бы знал как.
    Применяя к оценке рассматриваемой позиции Юма современные нам понятия, можно допустить, что все же его отношение к противоречиям философских систем носит явно выраженный неклассический характер. В классических (логических) рамках философская система Юма должна была бы, так сказать, "тривиализироваться", хотя, конечно, это и не повод для утверждения скептицизма, о котором пишет Юм. С другой стороны, если отбросить все те же требований классических рамок, то можно утверждать, что противоречия сами по себе не являются достаточным основанием или причиной скептицизма. Ибо если противоречивые утверждения (как и любые утверждения) ограничены в своих последствиях и если они не приводят к чему угодно, то они могут не приводить также и к скептическим заключениям, таким, например, как: "мы не знаем этого...", или, "мы думали, что нам известно...". В общем случае, скептические утверждения влекут дальнейшие допущения, чего не делают изолированные противоречивые посылки.
    Противоречивость, присущая тем или иным философским системам, тем не менее, не является уделом лишь некоторых философов семнадцатого и восемнадцатого столетий, подобных Юму (или Локку). Присутствие противоречивости при желании можно обнаружить также и в таких уже довольно рационалистских построениях каковыми являются, например, философские построения Б.Спинозы.
    Рассмотрим наиболее интересные с точки зрения рассматриваемых нами проблем положения (и аргументы) "Этики" Спинозы. Мы попробуем проанализировать на предмет наличия противоречий только ту часть его концепции, которая касается рассуждений о Боге и о любви и наиболее ярко отражает понимание этих трудных вопросов. Здесь стоит обратить внимание не только на наличие явно противоречащих друг другу утверждений, но также на то, как Спиноза выходит из ситуации - он придает своим высказываниям этический смысл. Причем такой, который доступен простому человеческому пониманию.
    Итак, согласно Спинозе, любовь есть удовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины. (Это определение). Бог любит самого себя бесконечной познавательной любовьюcxxvii, откуда (по определению, любовь есть удовольствие...) следует, что у Бога есть эмоции и Бог подвержен эмоции удовольствия. С другой стороны, рассуждает Спиноза, Бог свободен от страстей, и Он не подвержен эмоции удовольствия от боли. Отсюда делается вывод, что Бог - уже совершенное существо, но даже это совершенное Существо испытывает как возрастание, так и (что гораздо хуже) уменьшение совершенства.
    Как можно заметить, само по себе наличие противоречий в утверждениях Спинозы не являются недостатком его теории. Напротив, противоречащие друг другу утверждения используются Спинозой преднамеренно; они служат для усиления идеи приближенности Бога к состояниям, свойственным непосредственно человеку (и наоборот), а значит, необходимы ему для всех последующих концептуальных построений "Этики".
    Сложнее обстоит дело с обсуждением философских доводов Р.Декарта. Его самого так часто подвергали обвинениям в противоречивости, что, как это ни парадоксально звучит, по вопросу противоречивости доводов и аргументов Декарта продолжает накапливаться все большее число спорных и противоречивых точек зрения. Например, по мнению Г.Приста и Р.Раутли, среди многих важных поводов считать Декарта противоречивым можно выделить следующие нетривиальные положения:cxxviii
    - ясность и отчетливость в восприятии должны обеспечиваться чем-то вне их самих, например, Богом; но ясные и отчетливые восприятия не нуждаются в подобном обеспечении, поскольку они сами являются самодостаточными в силу своей ясности и отчетливости;
    - можно доверять своим чувствам и нельзя доверять своим чувствам, как это показывает декартовская аргументация по поводу скептицизма.
    Декарт использует доводы для непринятия очевидности чувств в качестве основания для истинных утверждений. Но его аргументация требует обращения к очевидности чувств, а также к допущению того, например, что он иногда был введен в заблуждение своими чувствами. Поэтому-то Декарт здесь не сталкивает противоречия друг с другом для того, чтобы прийти к какому-то новому выводу, нет, он использует "сомнение" как особый мыслительный примем, скрытый за внутренним содержанием всей совокупности его философских доводов. Собственно говоря, сомнение как прием философствования нигде прямо не формулируется; сомнение стоит здесь не только за конкретным "текстом", но и вне его "текста" вообще.
    Декартовское сомнение предполагает дать чему-то определимому, в данном конкретном примере - чувствам - определенный смысл (доверять своим чувствам) лишь посредством признания результата их очевидности - очевидности, которую он сам же и отвергает. Как видим, Декарт и признает и отрицает очевидность чувств. В этом смысле его аргументация и несовершенна, и противоречива.
    Наконец, теория психофизического параллелизма (проблема тела и души) также приводит к трудностям и противоречиям. Достаточно рассмотреть природу отношения, связывающего ментальные и физические феномены. Оно должно быть включено либо в сферу материального, либо в сферу ментального, однако с точки зрения своих носителей оно не может принадлежать ни к одной, ни к другой области. То же самое происходит и в случае проблемы намеренно рационального и сознательного поведения. С одной стороны, эти вещи могут быть различимы от своих противоположностей, а с другой стороны - это сделать невозможно.
    Рассмотренные примеры приводят к выводу, что достаточно большое количество (если не большинство) философских учений содержат противоречия. Можно продолжить это рассмотрение примеров, переходя к хронологически более поздним философам, находя противоречия у Лейбница, Канта, Милля и т.д. Заметим, что многие исследователи при обнаружении противоречий в философских теориях сразу же приступают к различного рода попыткам устранения этих противоречий. Не вступая в полемику по вопросу о законности и удачности подобной стратегии, оговоримся сразу, что нашей задачей на данный момент является не проблема противоречивости или непротиворечивости философских теорий, но проблема неклассической противоречивой философской аргументации, проблема выяснения ее возможностей и перспектив.
    Как же работать с теориями, содержащими противоречия? Взрывающаяся теория тривиальна, поскольку к взрыву приводят свойства отношения нашей выводимости. Оно взрывается при наличии противоречия. Но если мы не хотим иметь дело со взрывающейся теорией, то не обязательно устранять противоречие - достаточно изменить свойства нашего отношения выводимости. Но это в свою очередь приводит к так называемой паранепротиворечивости, когда и утверждение и его отрицание может быть истинным, но из этого не следует все что угодно, а лишь, например, утверждения некоторого сорта (образца). Если полученные подобным образом утверждения образуют некоторую теорию, то мы говорим, что наша нетривиальная теория паранепротиворечива.
    Итак, существуют теории, в которых некоторая формула и ее отрицание являются теоремами этой теории, в то время как некоторая другая формула не будет теоремой. Иначе говоря, существуют противоречивые, но нетривиальные теории. Их то и называем паранепротиворечивыми теориями.
    Конечно, возможна и другая ситуация, когда и некоторая формула, и ее отрицание не являются теоремами этой теории (т.е. ложны). Про теории подобного рода говорим, что они "параполны".
    Наконец, возможна иная ситуация, когда наша теория и паранепротиворечива, и параполна. Это случай так называемой паранормальной теории.
    Каковы же условия построения подобных паранепротиворечивых теорий? Оказывается, их много. И в большинстве случаев они основываются на использовании неклассических логических систем с так называемым "невзрывным" выводом. Подобных систем в настоящее время создано уже достаточно, чтобы возникла проблема выбора такой паранепротиворечивой системы, которая могла бы быть пригодной для целей логической герменевтики.
    Наппомню, что по мнению Д.Фоллесдаля, герменевтика вообще как метод является в точности гипотетико-дедуктивным методом, который используется для истолкования какого-то, допустим, философски значимого материалаcxxix. Стремясь истолковать что-либо все еще непонятое, мы сначала выдвигаем гипотезы, которые соответствуют нашим представлениям и уровню знаний о предмете исследования. Эти гипотезы призваны прояснить то, что именно мы пытаемся понять, облегчая наше понимание. На этом этапе перехода от непонятного к понятному встает вопрос: должна ли быть обязательно непротиворечивой вся совокупность гипотез, принимаемых нами в процессе истолкования.
    На пути подхода к решению данной проблемы необходимо отметить, что одна из первых паранепротиворечивых логических систем - система дискурсивной логики Станислава Яськовского - возникла как раз из отказа от подобного требованияcxxx. Стоит еще раз подчеркнуть, что дискурсивные теории Станислава Яськовского включают тезисы, выражающие гипотезы, не обязательно согласующиеся друг с другом. Как мы помним, для того чтобы постичь природу утверждений в такой системе, лучше всего было бы предварить каждый тезис оговоркой: "для некоторого допустимого значения используемого утверждения". Соответственно, интуитивный смысл тезиса А следует истолковывать как "возможно, что А".
    Логика подобного дискурса истолкования оказывается дискурсивной логикой Яськовского, в которой вместо "если ..., то..." мы имеем исключительно "если возможно, что..., то..." или "если это понимается как (установлено) ..., то..." (дискурсивная импликация), а вместо "... и ..." имеем "возможно, что ... и ..." или "это понимается как (установлено)... и ..." (дискурсивная конъюнкция). Как следствие, принцип "из противоречия следует все что угодно" проваливается.
    Особенность истолкования, повторю, при этом состоит в том, что многие умозаключения привычного вида оказываются не имеющими силы. Эта особенность была ранее проиллюстрирована ссылкой на то, что умозаключения типа "если мы истолковываем это положение как А, то если мы истолковываем другое положение как В, то мы истолковываем все вместе как А и В" не имеют силы и ошибочны в дискурсивной логикеcxxxi. В паранепротиворечивом дискурсе истолкования гипотетические положения не накапливаются механически, что само по себе, способно повлиять на стратегию истолкования.
    Возвращаясь теперь к концепции логической герменевтики, мы должны прийти к выводу, что проблема противоречивости логической интерпретации философской теории в значительной степени теряет свою остроту, если интерпретировать философские теории как элементарные теории, основанные на дискуссивной логике С.Яськовского.
    Во-первых, в рамках подобной логической герменевтики противоречивые философские теории не будут интерпретироваться как тривиальные теории, то есть эти теории не будут иметь своими следствиями "все, что угодно". Во-вторых, вся техника логической герменевтики, описанная Б.Вольневичем, сохраняется с соответствующими модификациями, вызванными особенностями логики С.Яськовского. Наконец, ситуация с философскими системами, описанная Лукасевичем, перестает быть угрожающей. Иначе говоря, нестрогость аргументации в подобных теориях может быть следствием их неклассического характера.
    Платой за подобную концепцию логической герменевтики служит отказ от аподиктического характера логической интерпретации и ее несколько критический характер. Теперь каждое высказывание будет интерпретироваться как гипотеза и предваряться оговоркой о его "возможности", в то время как импликация двух высказываний будет пониматься как гипотетическая, дискуссивная, отражающая некоторую точку зрения, принимаемую в данном случае истолкователем. К списку же возможных "провалов аргументации" философской теории, которые позволяет преодолеть логическая интерпретация, помимо словесной двусмысленности и энтимемичности рассуждений добавляется еще и противоречивость.
    
Глава 3
Герменевтика и искусственный интеллект
    Примечательной чертой современных дискуссий относительно теоретических оснований Искусственного Интеллекта (ИИ) является то, что в них всегда ссылаются на герменевтику, когда речь заходит о понимании и интерпретации компьютерами текстов. Это неудивительно, поскольку, по всеобщему мнению, герменевтическая традиция представляет собой основу для предписывания и критики руководства исследованием и развитием знания в естественных, социальных и когнитивных науках. Представители герменевтики неслучайно фигурировали заметным образом в дебатах относительно того, как может быть обретено ценное знание и есть ли необходимость в отдельной методологии социальных наук.
    Поскольку ИИ представляет собой новую науку, занимающую промежуточное положение между естественными и социальными науками, ее сторонники почерпнули много полезного из этих дебатов. Выбор подходящей методологии для исследований во многих областях ИИ, таких как разбор естественного языка, принятие решений, системы мнений и действий, все еще не осуществлен. С одной стороны, существенный вклад в ИИ логики, математики, инженерии и естественных наук, типа физики, ставит построение функциональных моделей вне методологической конкуренции. С другой стороны, исследуемый предмет явно связан с задачами лингвистики и социальных наук, а отсюда методология этих областей может оказаться более подходящей для подобных исследований.
    Используя некоторые герменевтические открытия, такие специалисты в области ИИ, как Х.Дрейфусcxxxii, Т.Виноградcxxxiii и Ф.Флоресcxxxiv ставят под сомнение парадигму функционалистской когнитивистикиcxxxv, которой придерживаются большинство современных исследований ИИ, в частности в обработке естественных языков и рассуждениях, основывающихся на здравом смысле. Для отрицания возможности формализации ментальных процессов и поэтому невозможности создания искусственного интеллекта, Дрейфус обращается к герменевтической философии Мартина Хайдеггера. Виноград и Флорес приходят к аналогичному заключению, опираясь на герменевтически обоснованный технический аргумент. При этом оказывается, что, будучи новым источником сомнений, герменевтика, тем не менее, может прояснить проблемы относительно природы значения и понимания, и поэтому помочь в реконструкции функционалистской парадигмы.
    Этот герменевтический фон накладывает свой отпечаток на исследователей ИИ и их критиков, черпающих вдохновение из различных герменевтических традиций. Например, в своих исследованиях аффективной структуры текстов и их согласованности с систематическими правилами идентификации жанров повествования Алкер, Ленерт и Шнайдерcxxxvi в сущности придерживаются классической герменевтической программы, смягченной феноменологической герменевтикой. Другие исследователиcxxxvii вдохновляются философской герменевтикой, предлагая стратегии для разработки компьютерных систем, понимающих естественный язык. Третий подходcxxxviii, ориентированный на философскую герменевтику, утверждает, что компьютерное понимание естественного языка является чрезвычайно трудным и вероятно недостижимым. Четвертая группаcxxxix разработала подход, руководствуясь частично идеями, заимствованными из феноменологической герменевтики, но учитывая также другие варианты.
    Понятие герменевтического круга, по мнению разработчиков систем ИИ подобно понятию вычислительного бутстрапа - процесса, который использует компонент более низкого порядка (компонент бутстрапа) для построения компонента более высокого порядка, используемого в свою очередь для реконструкции и замещения компонента более низкого порядка. Бутстрапирование было введено в проектировании некоторых баз знанийcxl и ИИ-ориентированных теорий когнитивного развитияcxli, и его следует отличать от создания иерархических уровней в системах, которое не разрешает т.н. "странные циклы" замещения компонент бутстрапа. Сходство между герменевтическим кругом и бутстрапированием предполагает возможность важного вклада герменевтики в архитектуру ИИ для понимания естественного языка и рассуждений, основанных на здравом смысле.
    Оказалось, что герменевтический подход позволяет учесть и эмоциональную составляющую структуры текста, без понимания которой ИИ навряд ли можно считать интеллектом вообще. Ленерт, Элкер и Шнайдерcxlii представили модель "снизу-вверх" для извлечения эмоциональной структуры текста. Их "вычислительная герменевтика" основывается на более ранних моделях Ленерта по "единицам сюжета"cxliii. Единицы сюжета обеспечивают хотя и теоретически необоснованный, но, тем не менее, интересный словарь для проектирования эмоциональных отношений и их комбинаций. В этом исследовании они используются для описания многих эмоциональных следствий поведения для участников событий и действий. Работая в рамках теории "концептуальной зависимост