выражает его сущность как чего-то определенного, его определенность, его предел, выражает лишь ограничение, лишь недействительность.
Подобно тому как определенное, то есть чувственное, протяжение в качестве определенного конечно, точно так же протяжение, как оно существует в чувственном представлении, чувственное, или чувственно определенное, протяжение есть, правда, нечто делимое, но оно не есть протяжение в качестве объекта разума или по своей сущности. Тело, рассматриваемое по своей сущности, представляет совершенно простую природу. Делить означает не что иное, как разлагать нечто сложное на то, из чего оно сложено, или вообще отнимать нечто от вещи. От определенного количества или протяжения, поскольку оно определено, то есть от определенных тел, можно отнять многое, даже все, что составляет его определенность, которая по существу является соединением различного и потому делима; но от тела как тела, от телесной субстанции, то есть протяжения, нельзя ничего отнять и ничего прибавить к нему. На что я мог бы делить её? Что я мог бы от нее отнять? Из чего было бы составлено протяжение? Оно было бы делимо, лишь когда состояло бы из себя и ещё бог знает каких ингредиентов или определений. Подобно Спинозе, неоплатоники определяли материн", то есть первую материю, мыслимую отдельно от всякой фигуры и качества, как простую, неизменную, неуничтожимую. "Разрушение материи невозможно, ибо о нем нельзя себе составить понятия, во что и каким образом она разлагается" (Плотин,  Эннеады, б5. Но они поэтому называли также материю бестелесной сущностью. Определение Спинозы "телесная субстанция" есть противоречие, ибо corpus тело устраняет субстанцию и наоборот; телесная субстанция то же, что телесная бестелесность. Если ты находишь, что страдания тела противоречат сущности субстанции, пусть! Тогда определяй её так же, как бестелесную, нематериальную сущность. Но в понятии протяжения не лежит ничего чуждого или отличного от него самого; оно состоит лишь из себя и в себе; оно, таким образом, нечто неразложимое, неделимое. Протяжение мыслится лишь через само себя; его понятие не зависит от понятия другой вещи. Но то, понятие чего не заключает в себе понятия иной вещи, неделимо, а то, что мыслится через другое, понятие чего зависит от понятия другого, делимо. Так, например, камень как камень делим, ибо он сводится к протяжению как к своему существенному понятию и к своей субстанции; его определения представляют поэтому нечто делимое, разложимое, что можно отнять от него или друг от друга. Поэтому понятие протяжения как субстанции есть неразложимое, неразделимое, совершенно простое понятие, и потому само тело, рассматриваемое в понятии или в своей сущности (протяжении), есть неделимое.
Подобно тому как протяжение заключает в себе определение бесконечности и неделимости, оно заключает в себе также определение единства или единственности. Ибо сущность его, так как оно не нечто определенное, но субстанция, есть чистая действительность, неограниченность; но что такое бытие, существование, как не неограниченное (не определенное какими-либо свойствами) положение? Поэтому его сущность есть его существование, его существование есть не что иное, как сама его сущность, так как эта последняя не выражает ничего иного, как только утверждение, как только безусловно положительное. А-то, существование чего есть не что иное, как его сущность, необходимо едино и единственно, исключает всякое множество и множественность, ибо множественность, множество есть лишь то, существование чего отличается от его сущности, и множество или множественность само не что иное, как именно это различие существования от сущности, ибо сущность едина, различие же от того, что едино, от единства, есть, следовательно, множество или множественность. Это все понятия в духе Спинозы, хотя они не встречаются у него  дословно и в этой связи. Впрочем, сюда же относится то, что Спиноза говорит о модификациях в отличие от субстанции и об определениях. "Определение выражает только сущность предмета, а не множество или множественность. Поэтому только из определения бога, выражающего необходимое существование, вытекает его существование, и притом существование лишь одного бога; существование же модификаций, которых много, может быть познано не из их определения, но лишь из опыта".
Таким образом, телесная субстанция выражает чистую, неограниченную действительность (реальность, совершенство), ибо хотя она не мыслит или исключает из себя мышление, но это не выражает никакого несовершенства, недостатка, ибо не мышление относится к её сущности, а лишь протяжение; недостаток же, несовершенство бывает лишь там, где нечто отнимается от вещи, что, однако, относится к её сущности. А так как все относится к богу, что в совершенстве выражает бытие, так он не есть определенный род сущности, но абсолютно неограниченное существо, которому поэтому присуще все, что не содержит в себе предела, отрицания, так как в противном случае его сущность была бы определенной, то и протяжение, так как оно в совершенстве выражает бытие, относится к сущности бога, оно так же, как мышление, есть атрибут бога. Подробнее Спиноза объясняет это в письме 41: "Я высказал то предположение, что всякое совершенство состоит в бытии, а всякое несовершенство - в лишении бытия. Хотя, например, понятие протяжения отрицает понятие мышления, но это не означает несовершенства протяженного бытия. Я бы здесь хотел обратить внимание на то, что слово "несовершенство" означает недостаток свойства, принадлежащего к природе предмета. Например, несовершенным можно назвать протяженное бытие в отношении длительности, положения, количества, а именно за то, что оно не длится долее, за то, что не утверждает своего положения, или за то, что оно не обнимает большего пространства. Но никогда за то, что оно не мыслит; ибо все это вовсе не требуется природой протяжения, то есть именно этим определенным способом бытия. А так как природа бога состоит не в определенном роде бытия, но А так как протяжение и мышление каждое лишь в своем роде выражает бесконечную сущность, каждое лишь в своем роде или в определенном качестве сущности неограниченно и неопределенно (не отрицательно, утвердительно), бог же в своей сущности есть абсолютно неограниченное существо, то они выражают сущность самого бога лишь определенным образом;
протяжение есть лишь один из бесконечных атрибутов бога так же, как мышление.

§ 88. Критика учения об атрибутах
Спиноза определяет субстанцию как существо, состоящее из бесконечных, то есть не только по сущности, а и по числу бесконечных, или бесконечно многих атрибутов. Чем больше реальности или бытия имеет существо, тем больше число атрибутов присуще ему. Спиноза же называет лишь два атрибута, именно мышление и протяжение, которые конечный разум понимает в качестве моментов, констатирующих сущность бога; других или большего числа он не называет. Спиноза говорит: "...ибо человеческая душа не познает ничего иного, как то, что заключает в себе идею действительно существующего тела или что из нее вытекает, но эта идея тела не выражает никаких других атрибутов бога, кроме мышления и протяжения. Поэтому человеческая душа или идея человеческого тела, так как последняя есть сама душа, не содержит никаких иных, кроме этих двух, атрибутов. Из этих атрибутов или из их состояний нельзя вывести или познать никакого иного атрибута бога". Ибо каждый атрибут бога должен быть понят и мыслим через себя самого. Таким образом, Спиноза устанавливает здесь непостижимость. Но как всякая подобная непостижимость есть лишь следствие недостатка в принципе, из которого мы исходим, который, однако, не познается и потому имеет весьма понятное происхождение, так это происходит и здесь. Субстанция есть неограниченная действительность. Протяжение лишь постольку атрибут бога, лишь постольку составляет сущность субстанции, поскольку она не ограничена, не определена в своем роде, поскольку она выражает бытие, а не отдельный род бытия или сущности. Но протяжение есть лишь род сущности; как таковое, оно определено, а как определенное, оно есть предел, небытие; так что реальное в нем есть безусловно не ограниченная, не определенная как протяжение субстанция. То же самое верно для мышления. Что же после этого остаётся от обоих атрибутов, кроме совершенно отвлеченной количественной определенности, числа, той определенности, что их два? Но два само есть ограниченность, так что субстанция должна иметь бесконечно, неопределенно много атрибутов.
Хотя мышление и протяжение различны между собой, но они выражают одну и ту же сущность, одну и ту же вещь, именно субстанцию, которая равнодушна к тому, воспринимается ли она в качестве протяжения или мышления, и, таким образом, составляют одно с субстанцией. Но поскольку они оба выражают и представляют субстанцию лишь известным образом, они являются для нее небытием; и различие их в отношении к ней нереально. Таким образом, для них не остается ничего иного, как лишь различие числа, безразличная определенность, что их два. Но эта безразличная граница сама собой переходит и исчезает в безразличном множестве, в бесконечном ряду. Оба атрибута теряются и исчезают без опоры (ибо их опора была бы реальностью их определенности; лишь реальность их различия делала бы ненужным неопределенную множественность атрибутов), как два в бесконечном множестве других неизвестных атрибутов, которые, хотя каждый выражает субстанцию известным образом, но так как этот известный способ как определенный представляет нереальность, также различаются друг от друга лишь тем, что их много. Здесь очевиден недостаток спинозовской философии, вытекающий из того, что определенность мыслится в ней лишь как отрицание.
Как не основателен этот упрек, так не обосновано то, в чем Тецнеман в своей истории философии обвиняет Спинозу относительно атрибутов. Обвинение его состоит в следующем. "Протяжение и мышление существенно различны, так как мышление не предполагает протяжения, а последнее - мышления. То и другое - абсолютные атрибуты подобно субстанции. Он должен был бы принять по пятому положению, что существуют лишь одна протяженная и одна мыслящая субстанции, если бы он не вывел дальше из мнимого доказательства (?), что вообще существует лишь одна субстанция. Поэтому он считает мышление и протяжение атрибутами одной этой субстанции. Но именно это утверждение доказывает, что нечто принято по известным соображениям без очевидности и не согласно с основными положениями. Ибо два реально различных атрибута, из которых ни один не является следствием другого и которые извечно существуют в субстанции вместе, вызывают вечное и существенное разделение субстанции, несовместимое с единством субстанции. Ибо если атрибут выражает бытие субстанции, то она имеет двойное реально различное бытие, если существуют два реально различных атрибута субстанции, что необходимо приводит к двум субстанциям". Во всяком случае мышление и протяжение реально различны, то есть оба они мыслятся и понимаются через себя самих. Мышление не предполагает протяжения, а последнее не предполагает первого. Оба воспринимаются самостоятельно. Но через то и в том, что каждое воспринимается самостоятельно, оно есть субстанция, а именно одна и та же субстанция, которая в обоих остается тождественна себе самой; именно в этой самостоятельности они выражают только одну сущность и, следовательно, так как бытие субстанции не что иное, как её сущность, лишь одно бытие. Именно потому, что в них один и тот же предмет, каждое выражает в своем роде абсолютно совершенную субстанцию, я могу и должен воспринимать каждое для себя. По субстанции между ними нет разницы. Субстанция есть лишь субстанция как неограниченная действительность, как недетерминированная сущность, так что различная определенность обоих атрибутов не касается субстанции; их сущность и, следовательно, их бытие остаются незатронутыми обоими различиями. Правда, они выражают сущность субстанции известным, различным и определенным образом, но именно определенность есть отрицание: они не вносят в субстанцию никакого различия, не прерывают её единства.
Впрочем, необходимость того, что есть и может быть лишь одна субстанция, содержится уже в понятии субстанции как существа, сущность которого содержит существование. Доказательства, которые дает этому Спиноза, опираются на это понятие, которое само по себе необходимо, но это понятие не опирается на доказательства.
Сам Спиноза объясняет в схолии к десятому подложению атрибуты следующим образом: "Хотя мы мыслим оба атрибута действительно различными, то есть каждый отдельно, без помощи другого, однако из этого мы не можем заключать, что они образуют две различные сущности или две субстанции, так как это составляет предел субстанции, что хотя каждый из её атрибутов может мыслиться через себя, однако все атрибуты всегда существовали в субстанции вместе, ни один атрибут не мог быть произведен другим, но каждый для себя и по-своему выражает бытие и реальность субстанции". Впрочем, нельзя отрицать, что понятие обоих атрибутов и их отношение к субстанции - один из труднейших моментов в философии Спинозы, трудность которого Спиноза ещё усилил тем, что в начале своей "Этики" он разбирает понятие субстанции в общем и потому говорит о субстанциях прежде, чем приходит к истинной, единственной субстанции, в которой одной понятие субстанции имеет свою действительность.

§ 89. Состояния атрибутов и способ действия бога
Таким образом, определения, выражающие сущность бога, или атрибуты, суть мышление и протяжение, в которые заключены все вещи. Поэтому все отдельные вещи не что иное, как состояния атрибутов бога или виды и способы, выражающие атрибуты бога известным образом.
Все, что есть, в боге, и ничто не может ни быть без бога, ни мыслиться без него. Все выражает определенным образом сущность бога. Способность или внутренняя естественная сила каждого существа есть сила самого бога.
Поэтому бог есть пребывающая в себе, не переходящая на другое (transeuns) причина вещей, и он причина не только существования вещей, но и их сущности. Бог же действует (или деятелен) только по законам своей природы и никем не принуждается. Так, а не "приходящим", как это слово раньше нелепо переводилось, должно быть переведено transeuns, как замечает Зигварт в указанном сочинении. Поэтому один бог есть свободная причина; ибо вне его не может быть ничего, чем он мог бы быть определяем или принуждаем. Из бога, или бесконечного существа, бесконечными способами произошло бесконечное, то есть все произошло необходимо и происходит всегда с той же необходимостью, с какой из природы треугольника вечно следует, что его три угла равны двум прямым. Извечно всемогущество бога было деятельно, и вечно оно будет пребывать в той же деятельности.
Разум (действительный), конечный или бесконечный, как и воля, влечение, любовь и так далее, должен относиться к произведенной природе или сущности, а не к причинной или первоначальной природе (natura naturans). Именно под natura naturans надо разуметь то, что есть в себе или мыслится через себя, или такие атрибуты субстанции, которые выражают вечную и бесконечную сущность, то есть бога, поскольку он рассматривается как свободная причина. А под произведенной природой разумеется все, что вытекает из необходимости природы бога или одного из его атрибутов, то есть все виды и способы (или свойства) атрибутов бога, поскольку они рассматриваются как вещи, которые находятся в боге и без бога, не могут ни существовать, ни мыслиться. Но разум не может причисляться к natara naturans, ибо под разумом мы понимаем, как это ясно само собой, не абсолютное мышление, но лишь известный вид и способ мышления, который как вид и способ отличен от других видов и способов, как любовь, влечение и так далее, и потому должен быть понят через абсолютное мышление, именно он должен быть так понят или мыслим через атрибут бога, выражающий вечную и бесконечную сущность мышления, что без последнего он не может ни существовать, ни мыслиться. Поэтому разум может относиться лишь к возникшей или произведенной природе.
Воля не может быть названа свободной причиной, но лишь необходимой или вынужденной. Ибо воля, как и разум, лишь определенный вид мышления; и потому, так как все единичное определяется лишь единичным, все определенное - лишь определенным, ни один акт воли не может существовать или определяться к действию, если он не определен другой причиной, которая в свою очередь определена другой, и так далее до бесконечности. Таким образом, воля может быть названа лишь необходимой, т. о. определенной или вынужденной причиной, а не свободной. Поэтому бог действует не по свободе воли и воля не принадлежит ему. Воля и разум относятся к сущности бога лишь как движение и покой и вообще все, что вытекает из необходимости божественной сущности. Если бы разум и воля принадлежали к вечной сущности бога, то под обоими этими атрибутами следовало бы понимать по крайней мере нечто совершенно другое, чем обычно понимают под ними. Ибо между разумом и волей бога и нашим разумом и волей должно было бы существовать громадное различие; они не могли бы иметь ничего общего, кроме имени, подобно тому как созвездие Пса и пес, лающее животное, не имеют ничего общего, кроме имени.
Поэтому бог действует не по намерению или ради какой-либо цели, ибо вечное и бесконечное существо, именно бог, или природа, действует по той же необходимости, по которой оно существует. Именно подобно тому как его существование необходимо следует из его сущности, так же необходимо из него вытекает и его действие. Поэтому причина или основание, в силу которого бог действует, и причина или основание, почему он существует, одни и те же. Таким образом, как он существует не ради какой-либо цели, так он и действует не ради какой-либо цели, но как его существование, так и его действие не имеют никакой цели и основания. Вообще конечные причины представляют лишь человеческие изобретения или вымыслы, ибо все вытекает из вечной необходимости и высшего совершенства природы. Допущение целей в природе поэтому извращает всю природу. Ибо то, что поистине является причиной, оно делает его действием, и наоборот; затем то, что по природе является прежде, становится позднее; и наконец то, что является высшим и совершеннейшим, становится самым несовершенным. Ибо превосходнейшее действие - то, которое производится непосредственно богом; чем больше необходимо посредствующих причин для произведения предмета, тем он несовершеннее. Но если бы вещи, непосредственно произведенные богом, были созданы для того, чтобы он через них достиг своей цели, то последние, так как ради них произведены прежние, необходимо должны быть самыми превосходными. Наконец, это допущение исключает совершенство бога; ибо если бог действует ради цели, то он стремится к чему-то, чего он не имеет.
Вещи не могли быть произведены богом никаким иным образом и ни в каком ином порядке, чем они произведены. Ибо все вещи необходимо произошли из природы бога.
В действительности нот ничего случайного, но все определено необходимостью божественного существа существовать и действовать известным образом.
Но если все произошло из необходимости совершеннейшей сущности бога, то можно спросить, откуда происходят все несовершенства в природе, как порча вещей до гниения, вызывающее тошноту безобразие, беспорядок всякого рода, зло, грех? Однако совершенство вещей надо ценить только по их природе и их сущности, и вещи не оказываются совершеннее или несовершеннее, оттого что они услаждают или оскорбляют чувства людей, полезны или вредны человеческой природе. Люди только из предрассудка называют вещи природы совершенными или несовершенными. Именно как только люди начали образовывать общие идеи, составлять образцы зданий, башен и т. п. и предпочитать одни другим, естественно, они стали называть совершенным то, что согласовалось с их общей идеей, и несовершенным то, что не согласовалось с образцом, составленным ими в своей голове, хотя бы, по мысли создателя, оно было совершенно. По той же причине они назвали вещи природы совершенными или несовершенными, ибо и о них, как о произведе