"Дездемона любит Кассио", помимо конституент 'Дездемона', 'любит' и 'Кассио', должно содержать ещё и возможность упорядочивания их особым образом, которая не сводится ни к одной из приведённых конституент и может быть выражена в чистом виде как 'xRy' (где R - символ для отношения, а x и y - аргументные места, на которые можно подставить его члены). 
    Рассмотрение логической формы в качестве особой конституенты позволяет решить проблему понимания описаний, объективный коррелят которых нам неизвестен, т.е. в отсутствие сведений о факте, который подтверждал бы или опровергал их истинность. Вполне достаточно непосредственного знакомства с конституентами, чтобы решить вопрос о возможности их комбинации определённым способом. "Если мы знакомы с а с подобием и с b, мы можем понять утверждение "а подобно b", даже если мы не можем непосредственно сравнить их и 'увидеть их подобие'. Но это не было бы возможно, если бы мы не знали, как они должны быть сопоставлены, т.е., если бы мы не были знакомы с формой двухместного комплекса. Таким образом, всякий 'ментальный синтез', как он может быть назван, затрагивает знакомство с логической формой"[79]. Символическое выражение суждения представляет собой комплексный знак, состоящий из простых конституент, имеющих примитивное значение, в качестве которых выступают: во-первых, имена собственные; во-вторых, знаки отношений и свойств; в-третьих, формы. Предложение "Дездемона любит Кассио" представляет собой комплекс [a, b, R, xRy], где 'a' соответствует Дездемоне, 'b' - Кассио, 'R' - отношению любить, а 'xRy' - логической форме, упорядочивающей элементы отношения. Таким образом, предложение - это комплекс (или класс) плюс порядок. Правда, здесь возникает одна проблема. Выражения 'aRb' и 'bRa' имеют одну и ту же логическую форму xRy, но могут иметь различные значения истинности. Так, с точки зрения приводимого примера первое выражение ложно, тогда как второе - истинно. Следовательно, помимо знакомства с перечисленными конституентами, необходимо что-то ещё, что конституировало бы различия в самом порядке используемой формы. Рассел считает, что 'aRb' и 'bRa' отличаются ещё и тем, что в первом случае мы посредством R переходим от a к b, а во втором от b к a. Различие в переходе он называет смыслом отношения R. Здесь можно указать на возникающее затруднение, поскольку в самой форме xRy этот смысл не содержится, а знакомство с отношением R как эмпирическое действие не допускает наличия такой сущности, как смысл, от которой Рассел отказывается, критикуя, в частности, Фреге. Такое понимание отношения, по-видимому, допускает определённую психологизацию, так как зависит от субъективных условий определения порядка отношения.
    Однако сама возможность сопоставления объектов познающим разумом мотивирует необходимость принятия такой особой сущности как логическая форма, даже несмотря на то, что её анализ сугубо логическими средствами может быть различным и даже неправильным. Рассел пишет по этому поводу: "Совершенно неясно, что представляет собой правильное логическое рассмотрение формы, но чем бы ни было это рассмотрение, ясно, что мы знакомы (возможно, в расширительном смысле слова 'знакомство') с чем-то столь абстрактным, как чистая форма, поскольку иначе мы не могли  бы осмысленно использовать такое слово, как 'отношение'"[80]. В этом смысле логический анализ зависит от эпистемологического интереса, поскольку определение предметного содержания формальной логики связано с выявлением особого типа логических объектов. Этот же эпистемологический интерес позволяет Расселу обосновать априорный характер логики. Логика невыводима из эмпирических данных, поскольку оперирует объектами иной природы, с которыми познающий разум знаком непосредственно. 
    Руководствуясь потребностями теории познания, Рассел указывает на несводимость простых высказываний к эмпирическим данным, допуская знакомство с их логической формой. Аналогичная ситуация возникает и относительно сложных высказываний, в которых упорядочиваются уже не эмпирические данные, но логические формы простых высказываний. Возможность сопоставления последних требует принятия ещё одного типа логических объектов, также данных в отношении непосредственного знакомства и характеризующих структуру сложных высказываний, определяя их понимание. Как пишет Рассел, "помимо форм атомарных комплексов существует много других логических объектов, которые вовлечены в образование неатомарных комплексов. Такие слова, как или, не, все, некоторые, явно затрагивают логические понятия; и поскольку мы можем осмысленно использовать эти слова, мы должны быть знакомы с соответствующими логическими объектами"[81]. Например, высказывание "Дездемона любит Отелло и не любит Кассио" включает логические союзы, соответствующие логическому умножению и отрицанию, характеризующие отношения между атомарными комплексами. Если атомарные комплексы обозначить как 'p' и 'q', то форма данного молекулярного комплекса будет выглядеть как 'p ? ?q'. С точки зрения Рассела, логическим союзам также должны соответствовать примитивные значения, логические объекты.
    Введение логических объектов расширяет онтологическую основу формальной логики, которая становится знанием об особом типе предметов. И в этом отношении, несмотря на специфический характер предметной области, логика представляет собой науку, подобную всем другим наукам. Дело философии вписать её в доктринальные рамки научного знания. Ясно, что для Рассела этот процесс существенно зависит от принимаемой им онтологической концепции, которая придаёт положениям логики субстанциальный характер, и теоретико-познавательных предпосылок, заставляющих рассматривать содержание формальной системы в перспективе действительного мира. Принимая в расчёт сказанное выше, существенной корректировки требует следующее утверждение Рассела: "Философию, сторонником которой я являюсь, можно назвать логическим атомизмом или абсолютным плюрализмом, поскольку, утверждая, что существует много вещей, она вместе с тем отрицает существование целого, состоящего из этих вещей. Таким образом, философские высказывания касаются не совокупности вещей в целом, но каждой вещи в отдельности; и они должны затрагивать не только каждую вещь, но такие свойства всех вещей, которые не зависят от их случайной природы и от счастливой случайности существования, но которые истинны в любом возможном мире, независимо от тех фактов, которые можно обнаружить только при помощи наших органов чувств"[82]. В условиях, когда моделирующие отношения структур описания, на экспликацию которых претендует формальная логика, ставятся в зависимость от онтологических и теоретико-познавательных предпосылок, буквальное понимание приведённого утверждения было бы неверным; наоборот, специфика взглядов Рассела требует учитывать и совокупность рассматриваемых вещей, и специфическую природу и иерархическую структуру примитивных значений, и зависимость анализа выражения от действительного существования предмета описания.

2. ГЕНЕЗИС: ОТ ЗАМЕТОК К ТРАКТАТУ
 
    Проследить генезис оригинальной концепции Л.Витгенштейна позволяет ряд материалов, предшествующих по времени созданию Логико-философского трактата. Основное значение здесь имеют две работы: Заметки по логике и Заметки, продиктованные Дж.Э.Муру. Созданные ad hoc, они тем не менее представляют собой целостные тексты и, несмотря на отсутствие должной систематичности, выражают ряд получивших концептуальную оформленность идей. Заметки Витгенштейна относятся к тем произведениям, которые хочется оценить как высокую философскую литературу, но не позволяет жанр, требующий проводить их по разряду подготовительных материалов. И всё же к Заметкам следует относиться как к зрелым работам, в которых выражена, может быть и не вполне ясно, целостная конструкция. Некоторые идеи здесь уже настолько сложились, что яснее не будут выражены Витгенштейном никогда. Содержание ЛФТ подразумевает Заметки, не поняв которые нельзя до конца оценить ряд положений основного произведения. Последнее замечание особенно касается критики концепций Г.Фреге и Б.Рассела. Ведь именно на их фоне философия логики раннего Витгенштейна конституировалась как своеобразная система. Несмотря на серьёзные различия, идеи Г.Фреге и Б.Рассела базируются на ряде допущений, выявление и критика которых как раз и составили основной предмет Заметок. Кроме того, критические замечания результируются в ряде позитивных положений, которые нашли своё полное выражение в ЛФТ. Ряд найденных решений имеет, правда, предварительный характер и значительно отличается от того, что будет выражено позже. Но именно эти предварительные решения дают прекрасную экспозицию движения мысли и позволяют оценить, какой путь из многообразия возможных был выбран.
 
2.1. "Заметки по логике"
 
    Заметки по логике относятся ко времени обучения Витгенштейна в Кембридже. Датированные сентябрём 1913 года, они были подготовлены по просьбе Бертрана Рассела[83]. Характер записей говорит о том, что они не строились по заранее обдуманному плану, а представляют собой неупорядоченный набор тезисов, где последующий зачастую не связан с предыдущим, что хотя и вполне соответствует стилю остальных заметок Витгенштейна, в данном случае скорее напоминает список ответов на поставленные вопросы. Заметки по логике сохранились только в английской версии и, видимо, отражают переводческие усилия Рассела, степень участия которого в их создании не вполне ясна[84]. Для адекватного понимания данного текста необходимо учитывать и то, что в нём в основном используется терминология Рассела, что может свидетельствовать как о том, что Витгенштейн ещё не разработал своего оригинального аппарата, которому он следует в ЛФТ так и о том, что переводчик использовал знакомый терминологический ряд.
    Заметки по логике проливают свет на природу проблем, с которых начинал Витгенштейн и решение которых привело его к созданию оригинальной версии философии логики. О важности достижений этого периода говорит то, что приблизительно половина фрагментов этих заметок в той или иной степени была включена в окончательную версию ЛФТ, хотя и не всегда в той же самой связи. Основная часть Заметок посвящена разработке теории истинностных функций, которые рассматриваются с точки зрения разрабатываемой новой системы обозначения (ab-записи). Кроме теории истинностных функций, значительное место уделяется новой трактовке предикатов. Ещё одна важная черта - указание на исключительность проблем, связанных с пониманием мнимых переменных и зависящей от этого трактовкой логических предложений, как стоящих под знаком всеобщности. В понимании предмета философии логики (дескриптивный анализ неопределяемых) взгляды Витгенштейна здесь вполне согласуются со взглядами Рассела, который говорит об "исследовании неопределяемых, образующем главную часть философской логики"[85]. Однако способ анализа неопределяемых приводит к изменению трактовки сущности предложения, что лежит в основании развёрнутой критики концепций Рассела и Фреге. 
    Учитывая характер создания Заметок по логике, дать последовательную экспозицию их содержания совсем непросто. Записи, послужившие основой этих заметок, велись в течение определённого времени и отражают последовательное движение мысли Витгенштейна. Многие из них, возможно хронологически предшествующие, находят своё объяснение только с точки зрения общего видения задачи, сформулированной позже. Однако и те и другие равноправно присутствуют в тексте, который тематически неупорядочен. Таким образом, понимание этой работы как единой существенно зависит от расстановки приоритетов и не обязательно связано с последовательностью действительной постановки вопросов. Проследить генезис проблематики, которая найдёт своё предварительное решение в Заметках по логике, позволяет переписка Витгенштейна с Расселом на протяжении 1912-1913 годов. Характеризуя свои занятия, в одном из первых писем Витгенштейн сообщает: "Логика всё ещё находится в точке плавления, но одна вещь становится мне всё более и более ясной: Предложения логики содержат ТОЛЬКО мнимые переменные и каким бы не оказалось объяснение мнимых переменных, его следствием должно быть то, что НЕ существует логических констант. Логика должна оказаться наукой совершенно иного типа, чем все другие науки"[86]. 
    Таким образом, в фокусе оказываются две проблемы: во-первых, исследование специфики логических законов; во-вторых, выяснение природы логических констант. Вторая проблема зависит от решения первой, которая хотя и опознана как проблема, но всё ещё далека от решения. Витгенштейн отчётливо осознаёт, что предложения логики отличаются от предложений всех других наук, а логика не является наукой, подобной всем прочим наукам. Видимо, это осознание и связывает первую проблему со второй. Действительно, раз предложения логики отличаются от предложений прочих наук, значит, должны отличаться и содержащиеся в них константы. Интуиция приводит Витгенштейна к тому, что если константам естественных наук нечто и соответствует в действительности, то логическим константам, типа ?, ?, ?, не соответствует ничего. Подобная тематизация исследования очевидно отличается от подхода как Рассела, так и Фреге, для которых предложения логики являются универсальными истинами и отличаются от законов других наук только тем, что относятся не к специфике мышления в рамках какой-то отдельной предметной области, а к специфике мышления вообще[87]. Совершенно иначе ставит вопрос Витгенштейн. 
    Специфика логического исследования должна показать, что логические законы не являются каким-либо обобщением законов прочих наук и, следовательно, требуют иного подхода и иной трактовки выражений, с помощью которых они построены. В частности, объяснение предложений логики должно привести к отмене логических констант. Однако, несмотря на то, что связь указанных проблем здесь просматривается, ход мысли остаётся достаточно непрозрачным. Можно лишь констатировать, что в последующем первая проблема отходит на задний план, а проблема логических констант занимает доминирующее положение. Витгенштейн пишет Расселу: "В данный момент больше всего меня занимает не проблема с мнимыми переменными, но скорее значение '?', '?'и т.д. Эта последняя проблема - я думаю - до сих пор является наиболее фундаментальной и, если возможно, всё же наименее опознанной как проблема" (ПР, С.147). Можно лишь предполагать, что взаимосвязь проблем осознаётся в обратном порядке, и размышление над логическими константами должно привести к выяснению специфики логических законов. Но это остаётся в сфере догадок. 
    Если обратиться к продолжению того же письма видно, что Витгенштейна более всего занимает проблема значения логических констант, которую он пытается решить с точки зрения расселовского подхода к предложениям типа 'p?q' как к комплексам и находит данную идею весьма сомнительной. Напомним, что в то время Рассел рассматривал значения логических констант как своеобразные объекты, данные в отношении непосредственного знакомства, а молекулярные предложения, в которых они встречаются, как комплексные имена, которым соответствуют комплексные объекты. Такой подход предполагал, что предложения с логическими операторами находят адеквацию в действительности, отличающуюся от адеквации атомарных предложений, поскольку первые включают нечто такое, что отсутствует в последних. Здесь для Витгенштейна как раз и возникает проблема. 
    Он отказывается признать существование логических объектов, но продолжает рассматривать предложение в расселовском ключе как комплексное имя, трактуя логические операторы как связи, имеющие особый характер и относящиеся к связываем объектам специфическим образом. В конце концов Витгенштейн приходит к выводу о неадекватности подхода к молекулярным предложениям как к комплексам, отражающим специфические связи объектов. Он снова пишет Расселу: "Теперь, относительно 'р?q' и т.п.: Я обдумывал эту возможность - а именно,  что все наши затруднения можно преодолеть допущением различных видов отношений знаков к вещам - снова, снова и снова! в течениt последних восьми недель!!! Но я пришёл к заключению, что это допущение нисколько нам не поможет... оно даже не соприкасается с нашей проблемой" (ПР, С.148). 
    Итак, попытка выяснить, каким образом приобретают значение логические константы, приводит Витгенштейна к анализу отношения различных знаков к обозначаемым вещам. Теперь проблема ставится гораздо шире. По-видимому, под 'различными видами отношений знаков к вещам' здесь подразумеваются различие в способах символизации молекулярных и атомарных предложений. Трактуя предложения с логическими операторами как комплексы, Рассел лишь распространил на них точку зрения, разработанную им относительно атомарных предложений. Следовательно, ревизия способов обозначения молекулярных предложений должна быть доведена до атомарных, и даже более того, до выяснения сущности обозначения предложений вообще. Поскольку молекулярные предложения в каком-то смысле производны от атомарных, постольку решение проблемы способов обозначения последних должно иметь определяющий характер. Это мнение Витгенштейн как раз и сообщает Расселу в следующем письме: "Я думаю, что наши проблемы можно проследить до атомарных предложений. Вы увидите это, если попытаетесь точно объяснить, каким образом в таких предложениях связка имеет значение. Я не могу этого объяснить и думаю, что коль скоро на этот вопрос будет дан точный ответ, проблема с '?'  и мнимыми переменными, если и не будет решена, то будет близка к решению" (ПР, С.148). 
    Говоря о связке, Витгенштейн, видимо, подразумевает символы свойств и отношений, связывающие имена отдельных объектов. Основная новация здесь - это осознание того, что символы свойств и отношений должны обозначать способом, совершенно отличным от того, как обозначают собственные имена. Исследование специфики обозначения атомарных комплексов приводит к пересмотру общей теории предложений как класса имён. Выяснение специфики обозначения различных элементов атомарного предложения должно решить те общие вопросы, которые касаются специфики функционирования логических констант и природы логических предложений. На этом пути Витгенштейн достигает наиболее значительных результатов, создавая собственную теорию значения, несущую большой критический заряд относительно концепций Фреге и Рассела и лежащую в основании его собственной философии логики. Анализ изобразительных особенностей знаков различного вида приводит к изменению трактовки атомарных предложений, что следствием имеет изменение понимания предложений вообще, и в этом особую роль также должно сыграть новое понимание специфики знаков свойств и отношений. Решению последней задачи должна способствовать правильная теория символизма. Как следствие, такой анализ приводит к ревизии онтологических допущений, связанных с теорией типов.
    Генезис идей, прослеживаемый в письмах, позволяет реконструировать концептуальное ядро Заметок по логике, которое видится следующим образом. Во-первых, выяснение символических особенностей различных знаковых изображений - особенно предикатов (т.е. символов свойств и отношений) -  должно лежать в основании нового понимания атомарных предложений. Во-вторых, это должно привести к изменению трактовки молекулярных предложений, и в частности к отмене логических констант. В-третьих, необходимо иначе истолковать старую или разработать новую формальную запись, адекватно отражающую суть происходящих изменений. В-четвёртых, должна измениться трактовка логических законов. Решение этих задач ведёт к последовательной ревизии онтологических и эпистемологических допущений, лежащих в основании систем Фреге и Рассела, в результате которой может возникнуть новое понимание логики как науки.
    Совокупность поставленных задач реализуется Витгенштейном в рамках общей проблемы, относящейся к прояснению характера неопределяемых логики. Важность учения о неопределяемых связана со спецификой формального анализа. Логика отвлекается от смысла и значения языковых выражений, поэтому в логике не играют роли ни отношение конкретного имени