й фабрики  и мастером одной
из поточных линий, работавшей под ее началом (не между придворной  львицей и
простой  горожаночкой!). Так  продолжалось с полгода,  пока и  директриса  и
мастер поняли, чем вызваны хронические колебания желанного для обеих жениха.
Случилось это уже несколько лет  назад, но  мастер фабрики так  и осталась с
той  поры белошвейкой-частницей. О чем,  кстати сказать, нимало не сожалеет.
Что,  однако  же,  больше  говорит  о  высоком  гуманизме  нашего  развитого
социалистического общества, нежели  об отсутствии желания уничтожить врагиню
свою у директрисы, когда она приняла "волевое" решение: "Чтобы духу ее здесь
не было!"
     Увы,  как ни смотрю,  как  ни  верчу я  эту тему  и так и этак,  словно
калейдоскоп, --- все  известные нам  факторы, а также неизвестные, но вполне
вероятные отношения неизменно  складываются  в траурный рисунок. И я не вижу
даже  самой  малой возможности для Прометея обрести хоть немного счастья, не
говоря уж об удаче, благодаря женщинам, благодаря их ---  можем выразиться и
так, поскольку  речь  идет  о  боге, --- особо пылкому религиозному чувству.
Между  тем обыкновенный  мужчина ---  и  чем  обыкновенней, тем  вернее, ---
обязательно извлек бы из всего этого пользу.
     Прометей подорвал свой престиж  бога  в глазах мужчин, ведь между теми,
кто приникает к одному и тому  же источнику, неминуемо устанавливается некое
фамильярное  равенство. А  оскорбленные женщины  делали все возможное, чтобы
оскорбились и их мужья!
     Итак,  микенские  господа  увидели:  Прометей  легкомысленно  и,  можно
сказать, компрометирующим город образом  расшвыривает то единственное, что в
конечном  счете составляет его собственную осязаемую  "позитивную" ценность;
тогда  они  сразу осмелели и изыскали такой  способ  изъятия железной  цепи,
чтобы и бога не оскорбить пуще необходимого, и противу закона гостеприимства
не погрешить. Никто  не потребовал от  Прометея: "Остальное  извольте тотчас
представить в  казну!" --- о  нет! Ему заказали различную  храмовую  утварь,
большие и малые ритуальные предметы, и, конечно же, не иначе  как в память и
в  честь счастливого освобождения титана, в  знак вящей  их радости,  что он
живет в одном с  ними городе! Тонко, не правда ли? Воспользовавшись нынешней
терминологией, я  бы сказал:  они  учредили орден Великого Огнедарителя, или
Микенский  орден  Великого Бога-Огнедарителя, и попросили  Прометея  любезно
выковать  соответствующие  побрякушки  первой,  второй,  пятой и  так  далее
степени. Разумеется, из единственно подходящего для этой цели материала. Все
это  представляется весьма вероятным: ведь  только так  они могли, не нанося
обиды,  выманить драгоценный металл  у  скомпрометировавшего  себя бога, ---
действуя уже не через жен своих, что все же чревато неприятностями, а прямо,
но с тем, однако, чтобы драгоценность так или иначе осталась в семье.
     Очень  вероятно,  что  именно в  это время (а не  сразу по  прибытии  в
Микены) получил  и  Прометей  собственными руками изготовленный  перстень  с
обломком  кавказской  скалы  ---  как  орден  Великого  Огнедарителя третьей
степени.  (Первая  степень,  надо   думать,   полагалась  мужам,  облеченным
верховной государственной властью, да и на  вторую могли рассчитывать только
активные зевсисты, находившиеся на самых ответственных постах.)
     Тех,  кто желает  в  моих  гипотезах  видеть лишь игру фантазии,  прошу
обратить  внимание  на следующее: даже  если  бы я  решился  безответственно
фантазировать на столь серьезную тему, игре  этой преградил бы путь, свел бы
ее почти на нет ряд строго бесспорных закономерностей!
     Ибо, повторяю еще и еще раз:
     Освобожденного  Прометея   человечество   забыло.  И   это  не   просто
забывчивость!
     Следовательно, освобожденный Прометей не совершил,  по-видимому, ничего
исключительного,  хорошего  или   дурного,  что  как-то   выделялось  бы  из
обыденного. Ничего такого, чего не помнить нельзя.
     Далее:  освобожденный  Прометей,  помимо  вещей  обыденных,   совершал,
напротив, такие вещи  ---  либо  с  ним  происходили такие вещи, --- которые
человечество склонно предавать забвению, забывает охотно и с психологической
точки зрения даже неизбежно.
     Вот это оно и есть. То, о чем не только не помнят,  но что хотят забыть
--- женщины, мужчины, все решительно, и чем скорее, тем лучше.
     Поверьте,   с  присущей   мне,  в   меня   въевшейся   строго   научной
педантичностью я неутомимо  рассмотрел, одну за  другой, все  без исключения
возможности, которые хоть как-то могли идти в расчет.  И теперь со спокойной
совестью  говорю:  пока кто-то еще,  действуя  в строго очерченных  границах
имеющихся фактов, существующих закономерностей и необходимостей, не выдвинет
новые гипотезы, посрамляющие мою (в чем я весьма сомневаюсь),  до тех пор мы
должны принять за истину полученные мною результаты.

        И напоследок еще немного мифо-гео-историко-архео-этно-социо-психо-филологии

     В первой песне  "Илиады", если не  ошибаюсь, Нестор  перечисляет давних
своих друзей и боевых товарищей --- и все они,  как на подбор, первоклассные
герои,  выдающиеся мифологические фигуры.  Уже в этой своей "выходной  арии"
Нестор показывает  себя  несравненным хвастуном.  В  списке  его фигурируют,
например,  Тесей и  Пиритой. Конечно, он мог с  ними  встречаться,  мог  при
случае ---  чего  не бывает! ---  пригласить их  к себе, повести в окрестные
леса поохотиться либо к  заливу  порыбачить. Но  это  не  выходило  за рамки
заурядного  шапочного знакомства,  быть  друзьями-соратниками они  никак  не
могли; в цикле легенд о Тесее --- Пиритое я не  обнаружил даже намека, чтобы
и  Нестор участвовал в какой-нибудь их геройской ---  тогда-то еще,  скорей,
хулиганской --- вылазке...
     Получается что-то  вроде  того,  как,  скажем, в наши дни я  знакомлюсь
где-нибудь в доме отдыха, к примеру, с товарищем Кишем * /* Распространенная
венгерская  фамилия  ("kis"  ---  "маленький").  */.  В  течение  первых  же
нескольких минут, во всяком случае двух-трех часов, я узнаю, сколько и каких
именно  высокопоставленных  персон  числит  он в  своем  родстве,  с  какими
знаменитыми и выдающимися людьми дружит, с кем из них учился в школе... и, к
слову, непременно будет сказано, что в теннис он играет обыкновенно с Самим.
(Если же это "к слову  сказанное" я не уясню себе сразу, то есть  приму,  не
отвесив достаточно глубокого поклона, оно  будет  повторено  с  нажимом  еще
несколько раз.) А дальше случай столкнет меня с Самим, допустим, в самолете,
и Сам  от нечего делать вздумает со мной  побеседовать.  Поскольку же  время
тянется медленно, то среди всего прочего упомянет он  и о том --- мимоходом,
конечно, в связи с проблемами общественного здравоохранения, --- что, как ни
много  у него дел, он,  хоть  трава не расти, еженедельно дважды по два часа
занимается  теннисом. На  что  я  с  видом  посвященного:  "Да-да,  знаю.  С
товарищем  Кишем". Он же: "С товарищем  Кишем?.." И этот характерный, словно
ускользающий взгляд, и потом как будто фальцетом:  "А-а..." Из чего я тотчас
понимаю,  что  товарищ  Киш однажды действительно играл,  по  обыкновению, с
Самим, когда у того почему-то не случилось другого партнера. Правильно?
     Вот и с Нестером понимать следует  так: Нестор  упивается рассказами  о
дружбе  с Тесеем и  Пиритоем, они же не поминают его ни единым словом. Любит
Нестор прихвастнуть своей причастностью к "хорошему обществу"!  (Кстати, эту
его  слабость отмечают многие античные  авторы и даже указывают, что, скорее
всего, и кичится-то он не по праву, ибо свидетелей нет: он пережил всех.)
     А теперь заметим себе хорошенько: Геракла Нестор не упоминает!
     Геракла, который во время Троянской войны был уже богом.
     Геракла,   в  легендах   о   котором   Нестор,   напротив,  упоминается
неоднократно и даже часто.
     В самом деле:
     В  жестокой битве Геракл перебил всех старших сыновей Пелея --- Нестора
же, младшего, сделал царем Пилоса.
     Целый ряд авторов  утверждает,  что Нестор  вместе  с Гераклом принимал
участие в походе аргонавтов.
     Пожалуй, этого  достаточно.  И  я не верю,  чтобы именно Нестор  первым
поклялся именем обожествленного Геракла.  Этому противоречит  его поведение,
засвидетельствованное "Илиадой".
     Ибо,  как я уже сказал, кого только не  перечисляет он в  "Илиаде"  как
былых своих друзей и соратников, но Геракла даже не упоминает.
     Допускаю,  что многие  нынешние читатели  "Илиады"  не  приметили этого
вопиющего  факта.  Ведь  нынешние  читатели  "Илиады"  в  большинстве  своем
понимают-трактуют  сообщаемую Гомером информацию несколько позитивистски. Не
принимая во внимание, что "Илиада" --- как и любое произведение или создание
искусства  ---  цельна  не  сама по себе, она цельна  цельностью социального
фона, современного ей общественного сознания.
     Обстоятельство немаловажное, право. Ведь если, представим себе, далекие
наши потомки займутся раскопками три тысячи двести лет спустя и с удивлением
обнаружат, что в Венгрии двадцатого века  количество мелкой разменной монеты
намного превосходило количество денежных знаков того же достоинства в других
странах,  ---  к  каким они придут выводам? Если социальный  фон  и  уровень
общественного сознания окажется им незнаком,  они скажут: в Венгрии все было
очень  дешево, венгерская  валюта котировалась весьма высоко. Иначе  говоря,
они  сделают  ошибочные выводы. Тогда как, зная конкретный  социальный фон и
уровень  общественного  сознания, дали  бы  точное заключение:  несоразмерно
большое  количество  мелкой  монеты   по  отношению  ко  всей  сумме  денег,
находившейся в  обращении, объясняется  тем, что венгры любили  сразиться  в
"улти".
     В  других местах своего повествования, в связи с другими лицами,  Гомер
много  раз упоминает Геракла.  Да и смешно  допустить, будто Гомеру мог быть
неизвестен  именно цикл легенд о  Геракле  и  внутри этого цикла --- тесная,
вероятно, даже интимная, дружба полубога и Нестора (пусть то не была любовь,
пусть тема их любви --- более позднее наслоение, не это важно).
     То же относится и к современникам Гомера, его слушателям.
     Гомер знал, что  монолог  Нестора  в  первой песне  "Илиады"  вызовет у
слушателей-читателей  возмущение. Они  будут  потрясены тем,  что Нестор  не
упомянул Геракла. И современники его,  слушатели-читатели, прекрасно  знали,
почему Нестор  не называет  Геракла и почему Гомер заставляет их возмущаться
поведением Нестора.
     Итак, по какой причине Нестор выпустил Геракла из своего реестра?
     Быть может,  по  той  причине, что  Геракл разгромил Пилос и  уничтожил
семью Пелея?
     Какое! Пелей сам напал на Элиду, где находились  имения Пелопидов и где
правил  Авгий,  нужный Эврисфею  союзник.  Геракл  отбил  нападение  по воле
Эврисфея. Одиннадцать сыновей Пелея пали в битве. Война эта имела, очевидно,
и  идейную  подоплеку: в  городе  Пилосе  почитали Геру, Посейдона, Гадеса и
Ареса (точнее  --- их "языческие" аналоги)  и  не приносили жертв  Зевсу.  С
Нестором ---  обратившимся  в Зевсову веру! ---  победитель  Геракл обошелся
милостиво,  что же до ущерба,  который  он невольно нанес  городу  во  время
войны, то  Геракл  потом вознаградил пилосцев,  присоединив  к  их владениям
новые территории.
     Дальнейшие  доказательства  излишни: Нестор рассердился  на  Геракла не
из-за смерти братьев, ведь их дружба началась как раз после этого!
     Впрочем,   слово   "рассердился"   явно  недостаточно   ---   настолько
поразительно  отсутствие имени Геракла в упоминавшемся  перечислении: Нестор
ненавидел Геракла.
     Но за что? Нет никаких, ни  малейших следов того, чтобы Геракл как-либо
обидел Нестора.
     Однако подумаем: разве ненавидят непременно обидчика?  Не чаще  ли,  не
сильнее ли ненавидим мы, например, того, кого обидели сами? Еще точнее: кого
обидели  несправедливо? И кто с тех пор самым своим  существованием является
постоянным раздражителем, источником угрызений совести!
     На этот раз случайная, можно сказать, аналогия привела меня к истине. К
той истине,  которую я затем всесторонне  проверил с помощью как психологии,
так и фактов.
     Быть  может,  кое-кто  из  любезных  моих  читателей  не  счел  за труд
поинтересоваться скромной  особой автора этих строк и, таким образом, знает,
что  вследствие свойственных  мне неусидчивости  и  лени  я делаю  множество
различных вещей, занимаюсь, например,  журналистикой. И потому читаю, просто
по долгу службы, мировую  прессу.  В  1956  году, после XX  съезда  партии в
Советском Союзе и так называемых "венгерских событий",  немало интеллигентов
во всем мире вышло из рядов коммунистической  партии. Многие из них по всему
миру  начали издавать газеты.  Левые газеты.  По  крайней  мере таковы  были
первоначально их планы.  Они даже писали в этих газетах, что намерены спасти
подлинный коммунизм. Каковы были их намерения  в действительности, разбирать
не  буду.   Факт  тот,  что  ныне   эти  газеты   стали   сборными  пунктами
антикоммунизма.   Застарело-консервативные,  сыто-буржуазные  газеты,  вроде
"Нойе  Цюрхер",  "Таймc",  и  даже тот  или  иной  листок  Шпрингера  подчас
объективнее информируют или конструктивнее критикуют  там, где  эти  "левые"
брызжут слюной.  Да  теперь  у  них и вовсе  нет  уже иной программы,  кроме
антикоммунизма.
     Логика ренегата: "Я тебя покинул, следовательно, ненавижу".
     Да  не  поймут меня неправильно!  Человек с  течением жизни закономерно
изменяет  свои  убеждения.  Накапливаются познания, впечатления,  и, как это
обычно бывает, накопленное количество  перерастает однажды в новое качество.
Я, например, был глубоко верующим католиком. Ныне я коммунист. Но католицизм
не  ненавижу.  Вспоминаю о нем, как  о счастливой юности. Понимаю  верующего
человека  и  сочувствую ему. Сказать  по правде, даже завидую  тому ощущению
мира и облегчения, какое испытывает верующий, причастившись. Мне, увы,  вряд
ли доведется еще когда-либо испытать нечто подобное. Точно  так же завидую и
тому  ученику,  который  выучил  сегодня  уроки на завтра и тем  покончил  с
делами. Ибо  мне, увы, никогда уже не дано будет ощутить и  этого.  (Правда,
остается еще смерть. Если,  конечно, она  --- избавление. Но, к сожалению, я
знаю, что это не так.) Словом, убеждения мои изменились, но сам я в каком-то
смысле остался прежним. Не превратился в ренегата.
     Я  думаю,  у  ренегата  никогда и не  бывало подлинных убеждений.  Свое
неверие  он   "перевыполнял"  за   счет  изъявления  веры.  И   теперь   это
перевыполнение в изъявлении веры старается сверхперевыполнить ренегатством.
     Факт  остается  фактом:  то,  что  Нестор,  перечисляя  своих  друзей и
соратников  ---  хвастливо,   преувеличенно  хвастливо  их  перечисляя,  ---
забывает  назвать Геракла, своего наставника и действительно близкого друга,
"перевыполнение" потрясающее.
     Это --- поведение ренегата.
     Подробная биография Нестора  до нас не дошла. Мы знаем, что начинал  он
другом  Геракла. Был аргонавтом,  то есть служил делу партии мира.  Считался
человеком   не   глупым,  но   трусливым  и   неслыханно  меркантильным.  По
осторожности   своей  и   скупости,  естественно,  был  противником  военной
авантюры.  И  вот  мы  встречаемся с  ним позднее.  Теперь он  --- наряду  с
Одиссеем --- духовный руководитель всей  троянской эпопеи! Похоже, Атрей был
прав: стоило  хорошенько припугнуть  его  конфликтом, возникшим  из  истории
Теламона --- Гесионы, затем "выдоить"  --- и  Нестор сам побежал вдогонку за
своими денежками:  эти  потраченные на  подготовку к  войне средства он  мог
воротить уже только из военной добычи.
     Но  ведь такая метаморфоза во  взглядах произошла не  с одним Нестором.
Были  под  Троей  и  другие, кто  вообще  не  хотел  служить  великоахейским
мечтаниям  либо согласился лишь вынужденно. Вспомним  хотя бы Ахилла. Однако
они вовсе не ненавидели Геракла.
     Даже  среди  инициаторов  войны кое-кто  принадлежал  некогда  к  числу
близких Гераклу  людей.  Но и они сейчас отнюдь его не ненавидели. Например,
Тиндарей,  отец  Диоскуров и Елены,  который  тоже  троном  своим был обязан
Гераклу. Причем еще больше обязан, чем Нестор. Гиппокоонт изгнал Тиндарея из
Спарты, Геракл же --- вскоре после победы  у Пилоса --- вернул ему власть. И
даже  был тяжело ранен в  бою с Гиппокоонтом. Тиндарей,  как  мы знаем, стал
позднее политическим противником своего спасителя. Но нет никаких сведений о
том, чтобы он ненавидел Геракла.
     Ахилл  или  Тиндарей ренегатами  не были.  Нестор  же был  ренегат. Его
ненависть --- типично ренегатская  ненависть;  ненависть по типу:  "Я  нанес
тебе сокрушительный удар, потому и ненавижу".
     Да,  но  когда Нестор нанес  этот удар Гераклу? Прямо и честно,  лицо к
лицу, ---  нет,  такого быть не могло,  для  этого он  был  слишком труслив.
Поскольку речь идет о Несторе, мы можем предположить только, что он выступил
вдохновителем  какого-то оскорбления Гераклу. Но  какого? Что  это  было  за
оскорбление, если Нестору пришлось  из-за него так  возненавидеть  героя? Он
просто  не  мог  заставить  себя  выговорить  его  имя,  долго  и  хвастливо
перечисляя  знакомых  героев,  не  мог  ---  хотя  в  ту  пору  и  при   тех
обстоятельствах это должно было поразить решительно всех!
     Несомненно, оскорбление было не пустячным. Но  нам и не придется искать
долго:  старому Гераклу  кто-то однажды дал подножку,  а  позднее, косвенно,
стал причиной и  самой его  смерти, взбунтовав против  героя, точнее, против
старинного друга его Хирона, часть племени кентавров.
     Что мы знаем еще? Знаем, что, совершив свои двенадцать подвигов, Геракл
---  уже пятидесяти восьми  лет  от  роду, на закате  поистине изнурительной
жизни, ---  не потребовал себе ни микенского, ни даже тиринфского трона:  не
потребовал хотя бы права наследования для себя или своих сыновей; он даже не
отдохнул. Набрав, в Аркадии небольшое войско, Геракл покинул Пелопоннес.  Он
направился в  Калидонию --- вероятно, на  корабле,  через Коринфский пролив,
--- затем  в Фивы, Афины, побывал в Додоне, на дорийских землях, в средней и
северной Греции, повсюду.  Мифографам  известна целая серия его приключений,
однако,  по  своему  обыкновению,   каждое  из  них  они  рассматривают  как
самостоятельный,  отдельный  эпизод  из жития Геракла. Но, даже  несмотря на
это, выявить в  них дополнительные  наносные,  чужеродные элементы нетрудно,
как  и  установить с  приемлемой точностью, почему  все-таки Геракл  покинул
Пелопоннес (в  сущности, бежал: его  мать,  Алкмена,  и  многие его  сыновья
остались  в  Тиринфе!) и что он  делал, над  чем трудился между 1212  и 1208
годами, последними четырьмя годами своей жизни.
     Наконец,  еще  один  эпизод,  весьма существенный  как раз  в отношении
Прометея.  И  притом  невероятно  запутанный:  так  и мерещится, что  кто-то
сознательно перетасовал-смешал в нем все данные.
     Странная вещь:  греки бережно хранят память о Троянской войне ---  этом
единственном победоносном (двусмысленно победоносном) эпизоде  колоссального
и  бесславно рассыпавшегося  в прах замысла.  Бережно  хранят  они  и  образ
Геракла  ---  "буйволомощного сына  Зевеса".  Но  смысл  идейно-политической
работы Геракла смазывают! Неужто же народы настолько боятся взглянуть в лицо
своим  --- даже  очень  давним --- заблуждениям,  слепой глупости?  Это  все
равно,   как   если  бы  мы  помнили  о  героизме  венгерского  солдата  ---
несчастного, обманутого венгерского солдата --- в первой мировой войне, а не
о мудром и героическом "пораженчестве" Михая Каройи.
     И все-таки достаточно самой малой толики фактической истины, вплетенной
в  сказку,  или,  скажем,  попытки  вкраплением  реальных  сведений  придать
достоверность  старательно   продуманной  исторической   подтасовке,   чтобы