ннелан, поскольку 
совершенно очевидно, что имя "Фалес" указывает на того человека, которому это 
имя было дано, независимо от того, придерживался он указанного мнения или нет.
Для большей убедительности этот аргумент можно сформулировать несколько 
иначе[24]. Если принять, что имя "Фалес" является сокращением для дескрипции 
"греческий философ, считавший, что все есть вода", то предложение
(1) Фалес не считал, что все есть вода
должно выражать то же самое высказывание, что и предложение
(2) Греческий философ, считавший, что все есть вода, не считал, что все есть 
вода.
Однако совершенно очевидно, что высказывание (2) является необходимо ложным, а 
высказывание (1) выражает возможную истину, так как приверженность Фалеса идее, 
что все есть вода, является случайным фактом, поскольку он мог бы иметь и другие 
воззрения на мир. И если бы он действительно имел другие воззрения, то (1) было 
бы истинным, а (2) в любом случае было бы ложным. А это означало бы, что имя 
"Фалес" и дескрипция "греческий философ, считавший, что все есть вода" не 
относятся к одному и тому же индивиду.
Таким образом, основная идея критических аргументов Крипке и Доннелана состоит в 
следующем: дескрипции, которые носитель языка связывает с именем, не определяют 
референцию имени, поскольку референт может не удовлетворять этим дескрипциям (а 
тем не менее быть референтом имени) или же дескрипции могут быть слишком 
неопределенными и скудными, чтобы уникальным образом индивидуализировать 
референт. Отсюда делается вывод, что референция имен собственных является 
неопосредованной и "не фиксируется с помощью дескрипций"[25]. По определению 
Крипке, имена собственные являются жесткими десигнаторами, то есть они 
обозначают один и тот же объект в любом возможном мире, в котором данный объект 
существует. Например, имя "Аристотель", являясь жестким десигнатором, обозначает 
того человека, которому это имя было дано при рождении, независимо от того, 
удовлетворяет этот человек дескрипциям, обычно связываемым с этим именем 
("ученик Платона", "учитель Александра Македонского" и т.д.), или нет. Даже если 
бы Аристотель не был учеником Платона или учителем Александра Македонского, тем 
не менее, считает Крипке, имя "Аристотель" все равно указывало бы на него.
Насколько разрушительны эти аргументы для традиционной теории имен собственных 
мы рассмотрим позже, а сейчас обратимся к такой важной разновидности общих 
терминов, как термины естественных видов (natural kind terms), поскольку 
сторонники новой теории референции считают традиционный подход 
неудовлетворительным и применительно к этой категории языковых выражений. 
Термины естественных видов – это слова, служащие наименованиями природных 
веществ, животных, растений и физических величин (например, "вода", "тигр", 
"лимон", "электричество" и т.д.). К этой категории языковых выражений относится 
большинство научных терминов. Помимо такой общей характеристики не было 
предложено никакого строгого определения терминов естественных видов, однако 
специфику этих терминов призвана раскрыть их теория референции, которую поэтому 
и называют теорией естественных видов.
Наиболее серьезные соображения, обосновывающие необходимость выделения терминов 
естественных видов в особую лингвистическую категорию и показывающие 
неудовлетворительность традиционной дескриптивной трактовки их значения были 
высказаны Патнэмом и Крипке независимо друг от друга. Патнэм предложил свою 
первую формулировку теории естественных видов в статье "Аналитическое и 
синтетическое" (“The Analytic and the Synthetic”, 1962), где он определил 
термины, обозначающие естественные виды, как "концепты, образуемые пучком 
законов" (“law-cluster concepts”). В последующих работах он развил и углубил 
свое понимание этих терминов и сформулировал ряд серьезных и интересных 
аргументов против их традиционной трактовки.
В статье "Возможна ли семантика?" (1970) Патнэм предлагает аргумент, который по 
своему характеру очень близок к критике традиционной теории имен собственных в 
работах Доннелана и Крипке. Согласно этому аргументу, неудовлетворительность 
традиционного понимания значения общих терминов станет совершенно очевидной, 
если попытаться определить в традиционном духе значение какого-нибудь термина 
естественного вида, например, термина "лимон" или "золото". По традиционной 
теории значение общего термина (например, термина x) задается конъюнкцией 
свойств (например, P1&P2 &...&Pn), для каждого из которых утверждение "x 
обладает свойством Pi" является аналитической истиной. Общий термин считается 
синонимичным этой конъюнкции, которая тем самым выражает необходимые и 
достаточные условия для вхождения объекта в экстенсионал термина x. При таком 
подходе значение термина "золото" формулируется в виде дескрипции "тяжелый, 
неокисляющийся, твердый металл, желтого цвета, растворимый в царской водке" или 
в виде любой другой аналогичной дескрипции, и предполагается, что любой объект, 
обладающий перечисленными свойствами, является золотом. Неадекватность такой 
трактовки Патнэм видит в том, что естественный вид может иметь аномальных 
членов, которые не удовлетворяют соответствующей конъюнкции свойств, но тем не 
менее принадлежат к данному естественному виду. Например, "зеленый лимон 
(который так никогда и не пожелтеет) все же является лимоном, тигр с тремя 
ногами – все же тигр, а золото в газообразном состоянии не перестает быть 
золотом"[26]. Другая трудность, с которой сталкивается традиционная теория, 
состоит в невозможности указать такую конъюнкцию свойств, которая позволила бы 
выделить естественный вид единственным образом. Никогда нет гарантии, по мнению 
Патнэма, что не будет обнаружено такое вещество или животное, которое полностью 
удовлетворяет дескрипции свойств соответствующего естественного вида, но которое 
тем не менее в силу своей внутренней природы не принадлежит к данному виду.
Итак, основная идея этого аргумента состоит в следующем: ни одно из свойств, 
обычно включаемых в интенсионал термина естественного вида, не годится для 
аналитического определения этого вида, поскольку по традиционному истолкованию 
аналитической истины она должна быть априорной и необходимой, а ни одно из 
указанных свойств нельзя считать необходимым, так как принадлежность объекта к 
некоторому естественному виду может не зависеть от обладания этими свойствами.
Конечно, Патнэм не отрицает, что традиционная теория значения выполняется для 
определенной категории общих терминов, например, таких, как "холостяк", "ведьма" 
и др. Однако особенность этих терминов состоит в том, что они допускают явное 
исчерпывающее определение (например, холостяк – мужчина, который никогда не был 
женат). Такие термины Патнэм называет однокритериальными, поскольку их значение 
может быть выражено с помощью одной дескрипции. Обобщая сказанное, Патнэм делает 
вывод, что «традиционная теория принимает объяснение, которое корректно только 
для однокритериальных концептов (например, для таких концептов, как "холостяк" и 
"ведьма"), и превращает его в общее объяснение значения общих терминов. Теорию, 
которая правильно описывает поведение возможно трех сотен слов, считают 
правильно описывающей поведение десятков тысяч общих имен»[27].
В ответ на этот критический аргумент Патнэма сторонник традиционного подхода мог 
бы возразить, что значение общего термина задается конъюнкцией свойств, которые 
являются общими для всех предметов, входящих в экстенсионал данного термина. 
Установив, что какое-то свойство не является общим, его следует исключить из 
конъюнкции. Но поскольку нельзя отрицать, что общими для всех членов 
естественного вида являются их существенные свойства, то интенсионал термина 
естественного вида должен поэтому содержать дескрипцию этих существенных 
свойств. Например, интенсионал слова "вода" должен содержать дескрипцию "иметь 
химическое строение Н2О". Однако, согласно Патнэму, это возражение не способно 
устранить выявленную несостоятельность традиционного подхода, поскольку 
существенные свойства также не пригодны для аналитического определения 
естественных видов. Утверждение "Вода есть Н2О" не является аналитически 
истинным, поскольку его истинность, будучи вопросом научного открытия, не 
является априорной. Вполне возможно, что это утверждение окажется ложным, если 
когда-нибудь обнаружатся серьезные ошибки в химической теории.
Таким образом, рассматриваемый аргумент Патнэма, как впрочем и аргументы Крипке 
против традиционной теории имен, говорят о несогласии с традиционным пониманием 
аналитической и необходимой истин. Как мы увидим дальше, конструктивные идеи 
создателей новой теории референции включают пересмотр концепции необходимости и 
необходимой истины.
В статьях "Значение и референция" (1973) и «Значение "значения"» (1975) Патнэм 
предлагает еще один аргумент, который имеет более развернутый характер и призван 
показать неадекватность традиционного понимания значения в целом. Согласно этому 
аргументу, традиционная теория значения опирается на два допущения, которые не 
могут быть одновременно выполнены. 
Первое допущение устанавливает, что понимание значения слова связано с 
пребыванием в определенном ментальном (или психическом) состоянии. Это допущение 
лежит в основе характерного для традиционной теории отождествления интенсионала 
(или смысла) с концептом и в признании того, что концепты должны каким-то 
образом опосредоваться ментальными репрезентациями. Иначе, полагает Патнэм, 
сторонники традиционного подхода были бы вынуждены допустить, что человеческое 
сознание способно непосредственно воспринимать ("схватывать") внементальные 
объективные сущности, то есть оно должно быть наделено некоторым "шестым 
чувством". Поскольку эта альтернатива является простым уходом от проблемы, 
сторонникам традиционного подхода ничего не остается, как признать, что 
понимание значения слова связано с пребыванием в определенном ментальном (или 
психологическом) состоянии.
Второе допущение связано с тем фактом, что значение слова (понятое как 
интенсионал) определяет его экстенсионал, в том смысле, что интенсионал образует 
необходимое и достаточное условие для вхождения объекта в экстенсионал. Согласно 
Патнэму, за этой зависимостью экстенсионала от интенсионала стоит признание двух 
простых вещей: во-первых, из тождества интенсионалов двух слов следует тождество 
их экстенсионалов, и, во-вторых, слова, совпадающие по экстенсионалу, могут 
иметь различные интенсионалы (например, "живое существо, имеющее почки" и "живое 
существо, имеющее сердце" выделяют один и тот же класс объектов). Обратное 
считается невозможным, хотя "никто никогда не приводил доказательств этой 
невозможности"[28].
Согласно Патнэму, из указанных двух допущений следует, что ментальное 
(психическое) состояние человека, понимающего некоторый термин, определяет 
экстенсионал данного термина. Ход его рассуждений является следующим. Ментальное 
состояние в данном случае следует понимать как состояние знания того, что I 
является значением A, где I – интенсионал, а A – термин; то есть состояние 
знания значения термина предполагает не только мысленное усвоение его 
интенсионала, но и осознание того факта, что усвоенный интенсионал является 
интенсионалом данного термина. Если ментальные состояния тождественны 
(на-пример, и Оскар1 знает, что I является значением A, и Оскар2 знает, что I 
является значением A), то из этого следует тождество связанных с ними 
интенсионалов. С другой стороны, интенсионалы слов могут совпадать, а связанные 
с ними ментальные состояния могут быть различными (например, Оскар1 знает, что I 
является значением А, а Оскар2 знает, что I является значением B). Таким 
образом, считает Патнэм, из этой зависимости (по аналогии с зависимостью между 
экстенсионалом и интенсионалом) сторонник традиционного подхода должен сделать 
вывод, что ментальное состояние определяет интенсионал термина, а в силу второго 
допущения, лежащего в основе традиционной теории значения, определяет и 
экстенсионал термина. Следовательно, если принять указанные два допущения, то 
нужно признать, что происходящее "в нашей голове, должно детерминировать то, что 
мы имеем в виду и на что указывают наши слова"[29].
Однако, считает Патнэм, ментальное состояние не может определять экстенсионала 
термина. Для доказательства этого Патнэм предложил небольшой 
научно-фантастический рассказ о Земле-Двойнике и воде. Нужно отметить, что этот 
"мысленный эксперимент" Патнэма приобрел очень большую популярность, его 
изложение неизменно присутствует во всех работах, посвященных новой теории 
референции, и по аналогии с ним строится множество других аргументов. Итак, 
Патнэм предлагает представить, что где-то далеко в космосе существует планета 
"Земля-Двойник", которая во всем похожа на Землю, за тем исключением, что 
океаны, моря и реки на этой планете наполнены жидкостью, которая при нормальной 
температуре и нормальном давлении неотличима от воды, но не описывается формулой 
Н2О. Эта жидкость имеет вкус воды и способна утолять жажду, но ее химическое 
строение выражается очень сложной формулой, которую для краткости можно записать 
как XYZ. Земля-Двойник населена людьми, которые очень похожи на жителей Земли и 
которые тоже говорят по-английски. Их английский язык ничем не отличается от 
земного, за тем исключением, что слово "water" ("вода") обозначает у них 
указанную выше жидкость XYZ. Если в какой-то момент между Землей и 
Землей-Двойником установится контакт и будет обнаружено различие в значении 
слова "вода" на этих планетах, то это различие, на первый взгляд, легко 
объяснимо, поскольку разным значениям слова "вода" соответствуют разные 
экстенсионалы: на Земле экстенсионалом слова "вода" является множество 
соединений, состоящих из молекул Н2О, а на Земле-Двойнике экстенсионалом слова 
"вода" является множество соединений, состоящих из молекул XYZ.
По мнению Патнэма, ситуация значительно усложнится, если предположить, что люди 
на Земле не знают, что вода имеет химическую формулу Н2О, а люди на 
Земле-Двойнике не знают, что вода – это XYZ, то есть и тем, и другим не известна 
дальтоновская химия. Для этого достаточно провести предложенный мысленный 
эксперимент применительно к середине восемнадцатого столетия. Тогда очевидно, 
что в 1750 году жителям Земли-Двойника было известно о воде все то, что знали о 
воде в этом же году и люди на Земле. Поэтому если выбрать двух человек, один из 
которых жил в 1750 году на Земле, а другой – на Земле-Двойнике, но которые были 
точным подобием друг друга, включая внешность, чувства, внутренние монологи и 
т.д., то следует признать, что думая о воде, и тот, и другой находились в 
одинаковом ментальном состоянии. Но согласно Патнэму, экстенсионал слова "вода" 
в 1750 году был на Земле таким же, как в 1950 году (то есть Н2О), а 
экстенсионалом слова "вода" на Земле-Двойнике и в 1750, и в 1950 году было 
вещество XYZ. Таким образом, этому различию в референции слова "вода" на Земле и 
Земле-Двойнике не соответствует никакое различие в ментальном состоянии жителей 
той и другой планеты, которое могло бы служить объяснением различия в 
экстенсионалах. На основе этого рассуждения Патнэм делает вывод, что лежащие в 
основе традиционной теории значения допущения не могут быть выполнены 
одновременно, поэтому необходимо отказаться от одного из них, то есть или нужно 
признать, что значения не "локализованы" в голове, или же нужно отбросить тезис 
о том, что интенсионал термина определяет его экстенсионал. То, какой путь 
избрал Патнэм, мы рассмотрим чуть позже, а сейчас нам хотелось бы обратить 
внимание на то, что в этом своем аргументе Патнэм использует допущения, которые 
не могут быть приняты как само собой разумеющиеся и нуждаются в обосновании.
Так, в мысленном эксперименте Патнэма предполагается, что и в 1750 году, и в 
1950 году слово "вода" имело один и тот же экстенсионал. Однако, почему бы не 
принять, что в 1750 году экстенсионалом слова "вода" на Земле было вещество, 
имеющее, как было впоследствии установлено, химическую формулу Н2О, а на 
Земле-Двойнике – вещество, имеющее химическую формулу XYZ. Поскольку 
убедительность предложенного критического аргумента зависит от обоснованности 
этого допущения, то перед Патнэмом стоит задача показать, что экстенсионал 
термина "вода" действительно сохраняет свою инвариантность на протяжении веков. 
Решение этой задачи составляет важную часть позитивной концепции Патнэма, и мы 
рассмотрим этот вопрос позже.
Мысленный эксперимент Патнэма опирается еще на одно допущение, которое тесно 
связано с первым. Принимая, что в 1750 году экстенсионалом слова "вода" было 
вещество с химической формулой Н2О, хотя люди еще не знали этого, Патнэм тем 
самым допускает, что экстенсионалы такого рода слов формируются независимо от 
человека и его знания об окружающем мире. Это очень сильное допущение, и в 
дальнейшем мы рассмотрим, как Патнэм обосновывает его.
Итак, мы рассмотрели критику традиционного понимания значения сторонниками новой 
теории референции. Является ли эта критика столь разрушительной, чтобы полностью 
опровергнуть традиционный подход? Нельзя отрицать, что многих философов языка 
убедили аргументы Крипке и Патнэма в неадекватности дескриптивной семантики. 
Однако, на наш взгляд, есть немало соображений, ставящих под сомнение 
безапелляционность подобного вывода.
Возьмем, к примеру, теорию имен, которая, безусловно, составляет наиболее важную 
часть любой семантической концепции. Решение вопроса о том, сводится ли значение 
имени собственного к его денотату или же оно включает в себя и второй компонент 
– смысл, представленный дескрипцией свойств обозначаемого объекта, должно 
опираться не только на наши "интуитивные" представления об употреблении имен 
(например, на соображения о том, что является более естественным – признать, что 
имя "Аристотель" указывает на того, кому это имя было дано при рождении, или 
допустить, что оно обозначает того, кто удовлетворяет дескрипции "последний 
великий философ античности"). Это решение должно также учитывать семантическое 
поведение имен в различных контекстах. Поскольку имена, как и другие виды 
терминов, служат для построения разного рода высказываний, то следует 
установить, какой "семантический" вклад они при этом вносят, а этот вопрос 
напрямую связан с трактовкой их значения. Для сторонников новой теории 
референции семантическим вкладом имени в высказывание является его референт, то 
есть объект, обозначаемый этим именем, без какой-либо информации о его 
атрибутах. Таким образом, единственная функция имени – это ввести объект, о 
котором что-либо утверждается в высказывании. Например, в предложении 
"Аристотель является последним великим философом античности" имя "Аристотель" 
вводит индивида, о котором утверждается, что он последний великий философ 
античности. Фреге и Рассел[30] совсем иначе трактовали семантический вклад имени 
собственного. Для них этим вкладом является репрезентация обозначаемого объекта 
в виде дескрипции его атрибутов, позволяющих индивидуализировать объект 
уникальным образом.
На первый взгляд, первое решение может показаться более простым и естественным. 
Однако Фреге и Рассел отказались от этого решения (хотя именно его предлагал 
Милль), поскольку они сочли его неудовлетворительным при анализе семантического 
поведения имен в более сложных контекстах.
Напомним, что Фреге ввел понятие смысла как второго компонента значения в 
результате анализа проблемы тождественности имен. Рассматривая такие предложения 
тождества, как "Утренняя звезда есть Утренняя звезда" и "Утренняя звезда есть 
Вечерняя звезда", Фреге установил, что они имеют разное информационное 
содержание, хотя и выражают самотождественность одного и того же объекта. Если 
предположить, что каждое из входящих