положений методологической концепции логического эмпиризма, 
– это неизбежно породило жесткую полемику между сторонниками нового направления 
и представителями научного реализма. Одним из центральных пунктов этой полемики 
оказался вопрос о характере развития научного знания. Кумулятивной модели 
научных реалистов представители "исторической школы" противопоставили 
представление об истории науки как о процессе смены обособленных концептуальных 
структур (парадигм, научно-исследовательских программ, альтернативных теорий), в 
ходе которого не происходит приращения знания, поскольку знание, накопленное, к 
примеру, предыдущей парадигмой, отбрасывается в момент ее замены. В новой 
парадигме все оказывается иным: и законы, и научные факты, и проблемы, и методы 
их решения. Ученые разных парадигм живут в разных мирах, и переход от одной 
парадигмы к другой нельзя объяснить логико-методологическими соображениями, он 
происходит как "переключение гештальта".
Следует отметить, что в рамках "исторической школы" был сформулирован один из 
наиболее серьезных инструменталистских аргументов против научного реализма: 
"почему мы должны доверять тому, что современная наука говорит нам о некотором 
аспекте базисной структуры вселенной, если наука так часто меняла свое мнение об 
этой базисной структуре в прошлом?"[10]. История науки не дает никаких оснований 
полагать, что сущности, постулируемые современными научными теориями для 
объяснения наблюдаемых явлений, не будут отброшены некоторой будущей научной 
революцией, как это уже случалось не раз, и поэтому мы не вправе считать их 
столь же реальными, как растения, животные, камни и т.д.
Патнэм принял активное участие в полемике между представителями исторической 
школы и научными реалистами. Его статья "Как нельзя говорить о значении" ("How 
Not to Talk about Meaning", 1965) явилась ответной критикой в адрес 
"исторической школы" и одновременно защитой научного реализма. Его метод защиты 
состоял в обосновании того, что вывод "исторической школы" (в лице 
П.Фейерабенда) о несоответствии кумулятивной модели реальной истории науки 
опирается на некорректные посылки, в частности – на неправильную концепцию 
значения.
Итак, объектом критики Патнэма является точка зрения Фейерабенда, согласно 
которой наука может дать "не корректное объяснение явлений, а различные их 
альтернативные объяснения посредством ложных теорий"[11], поэтому нужно 
стремиться к плюрализму теорий, а не к единственному истинному объяснению, 
которое в принципе не достижимо. Согласно Патнэму, в основе этого отказа 
Фейерабенда рассматривать науку как "кумулятивный процесс накопления знаний о 
природе" лежит неправильная трактовка термина "значение". По мнению Фейерабенда, 
значение любого дескриптивного теоретического термина детерминируется контекстом 
теории в целом или ее основоположениями, и поэтому если две различные теории 
содержат один и тот же термин (например, термин "масса"), то значение этого 
термина различно в силу различия теорий. Так, в ньютоновской механике термин 
"масса" выражает абсолютное свойство тела (меру инертности), а в теории 
относительности это свойство находится в зависимости от скорости тела. Это 
означает, что изменение теорий (то есть переход от одной теории к другой) влечет 
за собой изменение значений входящих в них дескриптивных терминов. А поскольку 
Фейерабенд отрицает существование нейтрального языка наблюдения, который бы 
обеспечил общий эмпирический базис для различных теорий и, следовательно, 
предоставил бы критерии для их сравнения, то эти два тезиса: тезис об изменении 
значения терминов при переходе их из одной теории в другую и тезис о создании 
каждой теорией своего собственного эмпирического языка – позволили Фейерабенду 
сделать вывод о несоизмеримости научных теорий. Наличие повседневного языка, 
которым пользуются представители различных теорий, не может, по мнению 
Фейерабенда, служить аргументом против тезиса о несоизмеримости, поскольку 
повседневный язык в определенном смысле сам является теорией: с ним связана 
определенная система понятий и представлений, основывающихся на принципах, 
аналогичных основоположениям научных теорий. Поэтому значения слов обыденного 
языка детерминируется этими принципами. 
В чем же видит Патнэм несостоятельность трактовки значения Фейерабендом? 
Во-первых, согласно Патнэму, отождествив значение термина с определенной 
теорией, содержащей этот термин, Фейерабенд "просто спутал "употребление слов" 
(в лингвистическом смысле) с вхождением их в некоторый контекст"[12]. Проведя 
различие между такими понятиями, как "значение слова" и "вхождение слова в 
контекст", Патнэм четко обозначил принципиальное расхождение между его позицией 
и позицией Фейерабенда. Если Фейерабенд придерживается контекстуальной концепции 
значения, согласно которой значение термина определяется контекстом его 
употребления, то Патнэм вполне однозначно признает, что каждое слово обладает 
самостоятельным значением, не зависящим от значений других слов, входящих в 
контекст его употребления.
Основное же возражение Патнэма состоит в том, что для Фейерабенда не существует 
различия между лингвистическим значением термина и теми представлениями, которые 
складываются у людей о явлении, обозначенном данным термином. Однако, "опираясь 
на лингвистическую интуицию, лингвистически более правильно говорить, что 
Галилей измерял и рассуждал о величине, которую мы называем "температурой", но 
наши представления относительно этой величины несколько отличаются от тех, 
которые были у Галилея"[13]. Отождествление значения термина с содержащей этот 
термин теорией означает устранение различия между вопросом о значении и вопросом 
о факте, а это в свою очередь означает невозможность провести различие между 
аналитическим и синтетическим, невозможность решения вопросов о тождестве и 
различии значений. Однако именно эти вопросы имеют принципиальную важность для 
теории значения. С другой стороны, Патнэм обратил внимание на тот факт, что если 
значение термина тождественно теории, содержащей этот термин, то утверждение 
Фейерабенда «"Различие теорий влечет различие в значении" выражает у него только 
то, что "Различие теорий влечет различие теорий"»[14], то есть, по существу, 
является тавтологией. Но будь это утверждение тавтологией, оно не привлекло бы 
столь большого внимания и не произвело бы такой сенсации, какую оно имело. Дело 
здесь в том, считает Патнэм, что в этом утверждении происходит неявная подмена, 
и термин "значение" употребляется не в фейерабендовском смысле, а в обычном 
смысле, то есть так, как он используется в лингвистической теории и в 
повседневном употреблении. Это означает, что Фейерабенд использует два понятия 
значения, хотя и не отдает себе в этом отчета.
В чем же состоит этот обычный смысл слова "значения"? По мнению Патнэма, в 
основе теории значения лежит тот факт, что язык имеет правила – синтаксические и 
семантические. Эти правила описывают способы лингвистически корректного 
употребления слов, определяют, какие выражения являются синонимичными, а какие 
выражения являются многозначными, устанавливают, когда предложение считается 
аналитическим и т.д. «Назвать женатого человека "холостяком" или сказать, что 
геометрическая точка "грациозна", – значит нарушить семантические 
правила...»[15], и, обобщая сказанное, Патнэм дает следующее определение: 
«"Значение" некоторого слова является функцией правил, управляющих его 
употреблением»[16]. Отметим, что это определение Патнэма говорит о его 
приверженности к теории, которая действительно в это время была преобладающей в 
философии языка. Согласно этой теории, понимать значение выражения значит знать, 
как это выражение употребляется. Однако эта трактовка значения не является 
единственной и ей противостоит точка зрения, согласно которой понимать 
предложение (знать его значение) значит знать условия его истинности.
Из трактовки значения как употребления вытекает, что термин изменяет свое 
значение тогда, когда изменяются правила, управляющие его употреблением. Но 
здесь возникает вполне правомерный вопрос: не происходит ли вместе с изменением 
теории и изменение семантических правил? Положительный ответ на этот вопрос 
означал бы, что трактовка Фейерабендом термина "значение" вполне согласуется с 
"обычным" пониманием этого термина. Хотя Патнэм явным образом не формулирует 
этого вопроса, весь пафос его критики предполагает отрицательный ответ. Кроме 
того, в статье "Как нельзя говорить о значении" содержится рассуждение, которое 
разъясняет его позицию по этому вопросу. Патнэм рассматривает случай, когда 
человека спрашивают о значении слова "золото", и отмечает, что в ответ этот 
человек может дать «массу эмпирической информации о золоте (что оно драгоценно, 
имеет обычно желтый цвет, не подвержено коррозии и т.д.) в дополнение к 
существенной лингвистической информации о том, что "золото" есть наименование 
некоторого металла. И даже если золото станет "дешевым как грязь", начнет 
ржаветь или окажется зеленым, значение слова "золото" не изменится. Только в том 
случае, если бы мы прекратили использовать "золото" как наименования некоторого 
металла или употребили бы это слово для названия другого металла, основное 
значение этого слова изменилось бы. (Я говорю "основное значение", поскольку 
сопутствующие значения слова "золото" действительно зависят от того, что 
фактически золото обычно желтого цвета, драгоценно и т.д.)».[17] Этот отрывок в 
сжатом виде содержит набросок той идеи, разработке и обоснованию которой Патнэм 
в дальнейшем посвятит немало работ и которая составляет специфику его подхода к 
проблеме значения. Эта идея состоит в том, что в значении термина существует 
некоторое устойчивое ядро ("существенная лингвистическая информация"), которое 
остается инвариантным при переходе термина из одной теории в другую, хотя 
"сопутствующие значения" термина могут при этом измениться. Устойчивость этого 
ядра определяется тем, что термин всегда обозначает вполне определенное явление 
природы или объект, то есть он как бы "пришпилен" к некоторому фрагменту 
реальности. 
Указанная идея Патнэма уже содержит элементы, подготавливающие его разрыв с 
традиционным подходом к проблеме значения. Говоря упрощенно, традиционный подход 
отличают два момента: понимание значения термина как двухкомпонентного 
образования, состоящего из смысла и денотата, и положение о том, что смысл 
определяет денотат (то есть денотатом термина является тот объект, который 
удовлетворяет характеристикам, образующим смысл данного термина). В предложенной 
Патнэмом трактовке значения, зависимость между двумя компонентами значения как 
бы разрывается: научные термины получают инвариантные денотаты (или референты) в 
силу того, что они "пришпиливаются" к определенным явлениям или объектам, в то 
время как их смыслам "разрешается" меняться от теории к теории.
Предложенная Патнэмом трактовка значения ставила больше проблем, чем давала 
ответов. Прежде всего она не объясняла, каким образом вычленяется тот фрагмент 
реальности, к которому "пришпилен" термин, и, во-вторых, каким образом мы 
определяем, что термин относится к этому фрагменту реальности, а не к 
какому-либо другому. 
Необходимость дать ответ на эти и многие другие вопросы побудила Патнэма к 
интенсивным семантическим исследованиям, завершившимся его отказом от 
традиционной теории значения и созданием своей собственной концепции референции. 
Отметим тот любопытный факт, что с осознанием Патнэмом неудовлетворительности 
традиционного подхода изменился и его взгляд на то место, которое трактовка 
значения, предлагаемая Фейерабендом и Куном, занимает в современной семантике. 
Если в статье "Как нельзя говорить о значении" Патнэм указывает на 
несогласованность этой трактовки с общепринятым представлением о значении, то в 
дальшейших работах он приписывает Фейерабенду и Куну приверженность к 
традиционной теории значения.
По существу разработкой концепции референции Патнэм занимается на протяжении 
всего первого этапа в его творчестве (с начала 60-х до середины 70-х годов). В 
течение этого времени вышли такие его важные статьи, как "Возможна ли 
семантика?" ("Is Semantics Possible?", 1970), "Значение и референция" ("Meaning 
and Reference", 1973), «Значение "значения"» («Meaning of 'Meaning'», 1975), а в 
1975 году Патнэм опубликовал второй том своих философских работ "Сознание, язык 
и реальность" ("Mind, Language and Reality"), в котором были суммированы и 
обобщены полученные результаты.
Следует отметить, что параллельно с Патнэмом, хотя и независимо от него, 
несколько других философов (К.Доннелан, С.Крипке, Д.Каплан и др.) выдвинули 
похожие идеи по проблеме значения, что послужило основанием для объединения этих 
идей под общим названием "новой теории референции". Несмотря на очевидное 
концептуальное сходство, подходы упомянутых авторов, безусловно, имели и 
различия, обусловленные как разными сферами приложения, так и разными акцентами 
на том или ином положении выдвигаемой теории. Так, К.Доннелан, начав с 
исследования так называемого референциального употребления определенных 
дескрипций, затем основное внимание сосредоточил на анализе референции имен 
собственных. Крипке предложил свою теорию жестких десигнаторов сначала 
применительно к именам собственным, а затем распространил ее на термины 
естественных видов (такие, как "вода", "тигр" и т.д.). Д.Каплан разработал 
теорию так называемых индексальных выражений, то есть контекстно-зависимых 
выражений типа "я", "здесь", "это" и т.д. Что касается Патнэма, то он разработал 
основные идеи своей концепции референции на основе исследования терминов 
естественных видов. В обобщенном виде основную идею новой теории референции 
можно сформулировать так: референция упомянутых выше выражений (имен 
собственных, терминов естественных видов и индексальных выражений) 
устанавливается без посредничества смысла (фрегевского Sinn).
Исторически сложилось так, что новая теория референции привлекла к себе внимание 
не столько своими конструктивными идеями, сколько критикой традиционной теории 
значения. Да и сейчас многие исследователи видят заслугу этой теории прежде 
всего в ее критической аргументации. Поэтому изложение новой теории референции 
(а точнее той ее части, которая связана с идеями Патнэма) имеет смысл начать с 
рассмотрения ее аргументов против традиционного подхода к проблеме значения. Это 
тем более оправданно, что убедительность этой критики имеет прямое отношение к 
рассматриваемой нами защите Патнэмом научного реализма.
2. Критика традиционной теории значения
Прежде чем рассматривать критические аргументы сторонников новой теории 
референции, следует кратко определить, что же они понимают под традиционной 
теорией значения. Х.Патнэм и другие критики, как правило, указывают, что 
традиционная теория значения восходит к идеям Г.Фреге и Б.Рассела и представляет 
собой ту совокупность положений, которые обычно излагают в учебниках и 
справочных изданиях по семантике и на которые явно или неявно опираются многие 
современные логики и философы, когда рассуждают о значении языковых 
выражений[18]. В обобщенном виде традиционная теория содержит следующие 
положения[19].
1. Значение языкового выражения представляет собой двухкомпонентное образование: 
оно обозначает некоторый объект или объекты (имеет денотат или экстенсионал) и 
выражает некоторый смысл (имеет интенсионал)[20]. Считается, что человек 
понимает некоторое выражение, если ему известен связанный с этим выражением 
смысл.
2. Смысл языкового выражения понимается как множество дескрипций. Смысл общего 
термина представляет собой дескрипцию свойств или характеристик, которые 
являются общими для всех объектов, входящих в экстенсионал данного термина. В 
случае имен собственных каждое имя считается синонимичным некоторому множеству 
дескрипций (то есть, в терминологии Б.Рассела, имя является "скрытой" или 
"сокращенной" дескрипцией).
3. Интенсионал термина определяет его экстенсионал в том смысле, что некоторый 
объект входит в экстенсионал термина, если и только если он имеет 
характеристики, включенные в интенсионал данного термина.
4. С интенсионалом тесно связано понятие аналитической истины[21]. Предложение 
считается аналитическим, если его истинность устанавливается на основе 
интенсионалов входящих в него терминов. Если Р – свойство, входящее в 
интенсионал Т, то утверждение "Все Т есть Р" является аналитически истинным. В 
соответствии с традиционной трактовкой аналитичной истины, это означает, что 
данное утверждение является априорным и необходимым[22].
Для того, чтобы дать общее представление о критике традиционного подхода в 
рамках новой теории референции, мы вначале кратко опишем основные аргументы 
К.Доннелана и С.Крипке против традиционной теории имен собственных. Эти 
аргументы главным образом направлены против так называемого "принципа 
идентифицирующих дескрипций", согласно которому имя обозначает тот индивид, 
который единственным образом удовлетворяет совокупности дескрипций, соединенных 
с данным именем. Из этого принципа следует, что обладание атрибутами, указанными 
в этих дескрипциях, является необходимым и достаточным условием для того, чтобы 
имя было применено к данному индивиду. Свои аргументы против традиционного 
подхода Доннелан и Крипке формулируют в виде моделируемых ситуаций, когда 
объект, на который указывает имя, не соответствует связываемой с этим именем 
дескрипции.
Первая группа моделируемых ситуаций призвана показать, что "имя собственное 
может иметь референт, даже если не выполнены условия, формулируемые принципом 
(идентифицирующих дескрипций)"[23]. Например, какой-то человек знает о Ричарде 
Фейнмане только то, что тот является известным физиком. Хотя дескрипция 
"известный физик" не может никого индивидуализировать уникальным образом, тем не 
менее, полагает Крипке, естественно считать, что имя "Фейнман" в устах 
рассматриваемого человека, все же обозначает Фейнмана. Или, например, какой-то 
человек может считать Эйнштейна изобретателем атомной бомбы. В этом случае, по 
мнению Крипке, естественнее было бы признать, что когда этот человек произносит 
имя "Эйнштейн", оно обозначает, несмотря на связываемую с ним ложную дескрипцию, 
Эйнштейна и никого другого.
Сторонник традиционного подхода мог бы возразить, что денотат имени определяют 
отнюдь не дескрипции, которые связывает с этим именем отдельный человек. 
Согласно Фреге, смыслы слов образуют "общее достояние" лингвистического 
сообщества, а не являются частью опыта отдельного человека. Поэтому такие имена, 
как "Эйнштейн" или "Фейнман", с которыми некоторые люди связывают очень скудную 
или даже неверную информацию, только потому обозначают Эйнштейна и Фейнмана, что 
в лингвистическом сообществе есть необходимый объем информации для установления 
референции этих имен.
Более серьезным аргументом является вторая группа моделируемых ситуаций, когда 
объект, который уникальным образом удовлетворяет некоторой дескрипции и поэтому, 
согласно принципу идентифицирующих дескрипций, должен был бы быть референтом 
этого имени, необязательно им является. В подтверждение Доннелан предлагает 
следующий пример. В традиционной трактовке предполагается, что имя "Фалес" 
обозначает того, кто удовлетворяет дескрипции "греческий философ, считавший, что 
все есть вода". Но если вдруг в ходе исторических изысканий выяснится, что 
Фалес, о котором упоминали Аристотель и Геродот, никогда не считал, что все есть 
вода, а этого мнения придерживался другой греческий философ-отшельник, о котором 
не знали ни Аристотель, ни Геродот, то на какого же из этих двух философов 
указывает имя "Фалес"? Согласно традиционному подходу, это имя обозначает того, 
кто считал, что все есть вода. Но это же абсурдно, считает До