лько ничем  не  доказанные  преувеличения,
кроющиеся в  нем,  и  устанавливается  важное,  с  точки  зрения  познающего
субъекта,  различение  двух  сфер  транссубъективности,  разрешающее  многие
затруднения в гносеологии.
   Все доводы в  пользу  субъективности  ощущений  заключаются  в  том,  что
вкладывание содержания ощущений в вещи вне  человеческого  тела  приводит  к
противоречиям, а также в том, что ощущения меняются в зависимости от перемен
в человеческом теле. Выше (в первой главе) было уже указано, что эти  доводы
приводят только к следующему отрицательному положению:  содержание  ощущений
не есть процесс, совершающийся в объекте (запах не заключается  в  ландыше).
Вслед за этим тотчас возникает вопрос, где же совершается этот процесс, т.е.
в какую группу явлений нужно включить его.  Пользуясь  своим  критерием,  мы
тотчас же ответим: во всяком случае содержание ощущения не входит также и  в
сферу  я:  все  ощущения  явным  образом  имеют  характер  "данности   мне",
следовательно, хотя они и не принадлежат воспринимаемому объекту, все же они
входят в состав мира не-я. Так как они  зависят  от  перемен  в  той  группе
переживаний, которая называется телом, и так как  всякое  их  перенесение  в
область вне тела приводит к противоречиям, то остается  лишь  признать,  что
ощущение  есть  процесс,   совершающийся   в   теле   познающего   субъекта.
Следовательно, ощущения принадлежат к миру не-я, но в отношении к познающему
субъекту это его внутрителесный, а  не  внетелесный  транссубъективный  мир.
Таким образом, оказывается,  что  противоположные  учения  о  субъективности
ощущений и об их внетелесной транссубъективности (наивный реализм) заключает
в себе каждое и долю истины и долю лжи. Прав тот,  кто  относит  ощущение  к
внешнему миру, однако прав и тот,  кто  утверждает,  что  ощущение  не  есть
свойство воспринимаемого внетелесного объекта.
   III. Ninoaa aini?eyoee aiaoiaai ie?a
   Воспользуемся установленными понятиями я и не-я, а также внутрителесной и
внетелесной транссубъективности для целей теории восприятий внешнего мира. В
составе этих восприятий можно допустить существование, во-первых,  процессов
из  сферы  субъективного  мира,  во-вторых,   процессов   транссубъективного
внутрителесного мира и, в-третьих, процессов транссубъективного внетелесного
мира. Согласно учению, широко распространенному в наше время и  разделяемому
сторонниками многих  философских  направлений,  внешние  восприятия  целиком
складываются только из процессов первой  категории;  согласно  представлению
наивного реалиста они, пожалуй, целиком  складываются  из  ощущений  третьей
категории, а согласно нашему представлению они  заключают  в  себе  все  три
категории элементов. Положим, что мы смотрим на цветущую липу и  видим,  как
сильный ветер отрывает от нее большую  ветвь,  она  падает  и  ломает  кусты
сирени. Поскольку это восприятие  требует  "моего"  внимания,  различения  и
т.п.,  а  также  поскольку  оно  заключает  в  себе  чувствования  ("моего")
неудовлетворения или удовлетворения53, постольку в нем заключаются  процессы
первой категории. Запах от цветов липы, цвет ее, грохот падения и т.п.  суть
процессы транссубъективного внутрителесного мира. Наконец, наличность одного
центра, обусловливающего столь  разнообразные  явления,  как  цвета,  звуки,
запахи  (субстанциальность),  пребывание  этого  центра   вне   моего   тела
("проецирование"  его  наружу),  связи  между  различными   субстанциальными
центрами (между ветвями,  листьями,  цветами),  активность  этого  целого  в
процессе падения (причинная связь между падением и изломом куста)  и  вообще
все, что сознается как транссубъективное и что не может рассматриваться  как
процесс в моем теле, есть элемент внетелесного мира, т.е.  входит  в  состав
объекта, как он существует сам по себе, за пределами моего я и моего тела.
   Так как трансцендентное знание невозможно, то  нельзя  не  признать,  что
восприятия, свидетельствующие о существовании внешнего мира, содержат в себе
элементы самого этого мира. Однако, может быть, нам заметят, что  все  такие
элементы принадлежат  ко  второй  категории,  т.е.  к  числу  внутрителесных
переживаний. Иными словами, может быть, с нами согласятся,  что  я  обладает
способностью воспринимать внешний мир, но только ближайший  к  себе,  именно
мир, складывающийся из внутрителесных  процессов.  Такая  частичная  уступка
вполне соответствовала бы духу современной психофизиологии, а  также  общему
консерватизму науки, побуждающему ее делать уступки новым взглядам, лишь шаг
за шагом уступая старые позиции. Однако в настоящем случае частичная уступка
была бы признаком упрямства и беспринципности, ведущей лишь к  нагромождению
противоречий  и  непоследовательностей.  Принципиально  величайшая   уступка
сделана  тогда,  когда  признано,  что  я  обладает  способностью   так   же
непосредственно сознавать мир не-я, как и себя. Раз это допущено,  вопрос  о
том, есть ли  этот  мир  не-я  внетелесный  или  внутрителесный,  имеет  уже
второстепенное  значение,  и  решение,  куда  отнести   какой-либо   элемент
восприятия, к области тела  или  за  его  пределы,  должно  исходить  не  от
гносеологии, а от психофизиологии и онтологии. Если,  исследуя  какие-нибудь
элементы восприятия, напр., внетелесную наличность объекта  ("проецирование"
его наружу), субстанциальность, причинные связи  (т.е.  связи  действования,
данные в восприятии) и т.п., нельзя усмотреть зависимости  их  от  состояний
тела,  то  было  бы  бессмысленно  включать  их  в   группу   внутрителесных
переживаний: ведь  под  словом  внутрителесность  только  и  можно  разуметь
связанность      переживания      с      какими-либо      частями       того
пространственно-"материального" объекта, который называется телом.  Если  бы
были найдены какие-нибудь нервы или участки мозга, раздражение которых  было
бы необходимо и  достаточно  для  сознавания  единства  частей  объекта  или
объективной ("данной мне") активности его, то тогда мы бы согласились, что и
эти элементы восприятия суть переживания, столь же внутрителесные, как запах
или вкус. Пока физиология не доказала этого, до тех пор у наших  противников
нет доводов, опровергающих нас. Пользуясь этим отрицательным аргументом,  мы
имеем за себя всю многовековую историю положительной науки, которая  во  все
времена обнаруживала склонность к реализму и никогда не соглашалась признать
субъективность  всего  содержания  восприятия  целиком.  По  мнению  Вундта,
история  науки  свидетельствует,  что  положительное   исследование   всегда
безотчетно руководилось следующим правилом: "Все объекты восприятия  следует
считать реальными объектами постольку, поскольку их свойства не заключают  в
себе признаков,  вследствие  которых  их  следует  рассматривать  как  чисто
субъективные"54. Мы вполне  присоединяемся  к  этому  утверждению  Вундта  и
полагаем,  что  иначе  и  быть  не  может:   внутрителесность   определяется
положительным признаком, зависимостью от тела, а внетелесность  определяется
отрицательным признаком, отсутствием этой зависимости, следовательно, всякое
"данное" содержание восприятия до тех пор должно считаться внетелесным, пока
кто-нибудь не докажет зависимости его от тела.
   Субъективные, транссубъективные, внутрителесные и внетелесные переживания
чрезвычайно тесно переплетаются друг с другом в каждом восприятии,  поэтому,
заметив  зависимость  какой-либо  части  восприятия  от  тела,  мы   склонны
принимать и остальные части того же восприятия за внутрителесные. На это  мы
не имеем права: для каждого элемента восприятия  особо  должен  быть  найден
телесный источник происхождения его, чтобы иметь основание  принять  его  за
внутрителесный. В зрительном объекте внетелесная наличность ("проецирование"
наружу), субстанциальность и активность его даны вместе с цветами,  телесный
источник цветов найден, но из этого  вовсе  не  следует,  что  найден  также
телесный источник остальных перечисленных элементов  восприятия.  Восприятия
пространства, времени и движения, конечно, стоят в более тесной  зависимости
от тела познающего субъекта, но и о них  нельзя  сказать,  что  они  целиком
внутрителесны: они сложны, и очень может быть, что одни стороны  их  зависят
от телесных состоянии познающего субъекта  (напр.,  оценка  пространственных
величин отчасти зависит от деятельности мускулов глаза), а другие, и  притом
самые  важные  (напр.,  связи  и  смены  взаимодействия,   заключающиеся   в
пространстве, времени и движении), принадлежат  внетелесному  миру,  как  он
есть сам по себе. Недаром же наука так дорожит этими  сторонами  восприятия,
что в наше время почти исключительно сосредоточивается на изучении  движений
и пространственно-временных соотношений. Наконец, можно пойти еще  дальше  и
предположить, что даже цвета  и  звуки,  вообще  ощущения,  может  быть,  не
целиком внутрителесны55; к  этому  предположению  приводят  некоторые  формы
ненормальных восприятий  у  истеричных  и  ясновидящих.  Однако,  повторяем,
детальное разграничение внутрителесного  и  внетелесного  должно  быть  дано
экспериментальными исследованиями  психофизиологии  в  союзе  с  онтологиею.
Грубые аргументы, сразу мешающие все вопросы в пользу внутрителесности  всех
переживаний, напр., ссылка на то, что закрывание глаз, закупоривание ушей  и
анестезия кожи удаляют из сознания все внетелесные объекты, не могут  решать
таких важных и сложных проблем. Во-первых, при этих условиях объект вовсе не
исчезает целиком  из  сознания:  наличность  чего-то  внетелесного  остается
по-прежнему;  во-вторых,  надо  принять  в  расчет,  что  объект  при   этой
обособленности  его  от  тела  познающего  субъекта  менее   интересен,   не
привлекает к себе внимания и заключает в себе слишком мало привычных опорных
пунктов для деятельности сравнивания и различения, а  этого  уже  достаточно
для того, чтобы объект, даже и  будучи  данным  в  сознании,  перестал  быть
познаваемым детально.
   IV. Iaainoaoee o?aiee i y eae i aooiaii-oaeaniie eiaeaeaoaeuiinoe
   Большинство   дифференцированных   элементов    восприятия    принадлежит
действительно к числу внутрителесных процессов (цвета, звуки  и  т.п.);  это
значит, что, воспринимая объект, мы различаем в нем преимущественно  не  его
собственные свойства, а действия его на наше тело, так что  объект  в  самом
деле познается  преимущественно  опосредованным  путем,  по  замещающим  его
сигналам (по ощущениям). Согласно  нашему  учению,  сами  эти  сигналы  тоже
принадлежат к миру не-я (развиваются в теле познающего субъекта), однако все
же познание, складывающееся из них, отличается  узко  личным  характером  (в
этом смысле и мы могли бы назвать  его  субъективным,  однако  это  было  бы
неточно), и даже для одного и того же индивидуума оно ненадежно: как  только
меняется  его  тело,  меняется  и  это  опосредствованное   знание   (напр.,
интенсивность цветов одного и  того  же  объекта  при  одинаковом  освещении
меняется в зависимости от того, воспринят ли объект глазом, приспособившимся
к  темноте  или  к  данному  освещению).  Простейшие   формы   практического
житейского знания главным образом складываются из этих  материалов;  опытная
хозяйка по цвету и запаху мяса узнает об его недоброкачественности, т.е.  не
об его химических свойствах, а о том, что оно  окажется  невкусным  и  может
расстроить  пищеварение   (при   этом   опять-таки   имеются   в   виду   не
физиологические  процессы,  а  органические  ощущения);   старик-крестьянин,
почувствовав ломоту  в  костях,  предсказывает  на  завтрашний  день  дурную
погоду, т.е. пасмурное небо и дождь; запах  угара  заставляет  нас  уйти  из
комнаты, чтобы избежать головной боли и т.п. По мере  возрастания  опытности
все более становится  очевидным,  что  цвета,  запахи,  вкусы,  органические
ощущения  не  могут  быть  надежными  источниками  знания,   так   как   они
характеризуют скорее духовно-телесную организацию познающего  субъекта,  чем
самый объект; поэтому такое знание называется субъективным, однако вместе  с
этим  из  огромного  количества  опытов  осаждается  совокупность   надежных
признаков, воспринимаемых при соблюдении известных  предосторожностей  всеми
субъектами одинаково и, по-видимому, не зависящих от организации  познающего
субъекта; из них составляется  знание  физика,  химика,  физиолога,  которое
считается объективным.  Таким  образом,  возникает  следующее  разграничение
понятий; под субъективным разумеется не только субъективное в  нашем  смысле
этого слова, но еще и транссубъективное  внутрителесное:  такой  конгломерат
переживаний мы будем называть духовно-телесною индивидуальностью,  -  а  под
объективным разумеется  только  транссубъективное  внетелесное.  Чрезвычайно
распространенная склонность так именно строить понятие  я  легко  объяснима:
все примитивные потребности человека требуют обособления я вместе  с  телом,
т.е. всей духовно-телесной  индивидуальности,  от  мира  не-я  за  пределами
тела56. Этой практической потребности подчиняется и положительная наука, как
это видно из того, что она относит все не  принадлежащее  самому  изучаемому
объекту к субъективной стороне восприятия. Наконец, по тому же пути  идет  и
философия: не говоря уже об эмпиристах и рационалистах,  которые  еще  более
расширяют  понятие  я,  включая  в  него  буквально  все   переживания   как
индивидуальные, так и транссубъективные внетелесные, даже и те философы  XIX
века, которые утверждают, что не вся  совокупность  переживаний  принадлежит
индивидуальному я и что единое целое опыта  лишь  постепенно,  на  основании
наблюдения различий между разными  сторонами  его.  дифференцируется  в  уме
познающего  существа  на  субъект  и  объект,  не  исключают  из   сферы   я
внутрителесных переживаний и  обозначают  термином  я  всю  духовно-телесную
индивидуальность57:    таково,    напр.,    учение     Маха,     Спенсера58,
эмпириокритицистов, сторонников имманентной философии.
   Мы вовсе не утверждаем, конечно, что  эти  философы,  устанавливая  такое
понятие я, тем  самым  уже  заблуждаются.  Элементы  мира  так  переплетены,
зависимость между ними так сложна, что различение  я,  тела  и  внетелесного
мира  должно  развиваться  постепенно,  опираясь  на   самые   разнообразные
признаки.  При  этом  всякий  имеет   право   устанавливать   какие   угодно
разграничения и называть их терминами я, не-я и т.п.,  лишь  бы  только  эти
разграничения соответствовали фактическим  данным.  Поэтому,  если  кто-либо
утверждает, что будет называть словом я совокупность того, что  мы  называем
субъективным и  транссубъективным  внутрителесным,  то  в  этом  мы  еще  не
усматриваем никаких заблуждений. Мы только  настаиваем  на  том,  что  такое
деление  заключает  в  себе  некоторые  недостатки  и   легко   склоняет   к
заблуждениям. Об этих недостатках мы поговорим позже, а теперь прежде  всего
защитимся сами от возможных возражений.
   Наше различение я  и  не-я  опирается  на  качественный,  непосредственно
сознаваемый признак, на переживания "принадлежности мне" и  "данности  мне",
между тем оказалось, что распространенные в науке и в философии учения  о  я
не придают этому признаку решающего значения,  так  как  вносят  в  сферу  я
многое такое, что явно имеет характер "данности"; не значит ли это, что  наш
критерий вовсе не указывает  на  глубокие  различия  между  переживаниями  и
потому не может лежать в основе понятий я и не-я? В ответ  на  это  заметим,
что наука никогда не применяет к  делу  именно  наиболее  глубокие  критерии
сразу с тою последовательностью, какая возможна лишь в окончательно развитом
знании;  она  пользуется   ими   безотчетно,   комбинируя   их   с   разными
второстепенными производными критериями так, чтобы  получить  разграничения,
прежде всего соответствующие первым потребностям существования. Если с точки
зрения этих потребностей полезнее включить транссубъективные  внутрителесные
переживания в сферу я, чем в сферу не-я, то это нетрудно сделать, потому что
некоторые производные признаки роднят сферу этих переживаний более со сферою
субъективных  переживаний,  чем  со  сферою  транссубъективных   внетелесных
переживаний. Во-первых, взаимная зависимость между жизнью я  и  жизнью  тела
гораздо более велика, чем между жизнью я и внетелесным миром.  Во-вторых,  в
связи с этим все внутрителесные переживания, за исключением ощущений органов
высших чувств, сплетаются с субъективными переживаниями  в  особенно  тесный
недифференцированный агломерат, с большим трудом  поддающийся  анализу,  чем
сплетение  субъективных   и   транссубъективных   внетелесных   переживаний:
разграничить "мои" и "данные мне" элементы в эмоциях гнева, страха или  даже
в жадном стремлении утолить голод гораздо труднее, чем в  восприятии  полета
птицы.  В-третьих,  внутрителесные  переживания  (за  исключением  цветов  и
звуков, да и то лишь отчасти) отличаются индивидуальным характером  почти  в
такой  же  мере,  как  и  переживания  субъективные:   мигрень,   мускульная
усталость, голод интенсивно и отчетливо воспринимаются лишь тем  я,  в  теле
которого развиваются эти переживания. Наконец,  в-четвертых,  внутрителесные
переживания, входящие в состав внешних восприятий (цвета, звуки  и  т.п.)  и
принимаемые  сначала  за   свойства   внетелесных   объектов,   впоследствии
оказываются не принадлежащими им, а вместе с  этим  окончательно  колеблется
доверие к их трассубъективности в каком бы то ни было смысле.
   Этих производных признаков вполне достаточно, чтобы  вызвать  в  науке  и
философии склонность присоединять внутрителесные переживания к  сфере  жизни
я, однако заметим, присоединять - это значит, что различение я и не-я должно
было произойти уже раньше на основании какого-нибудь более  глубокого,  хотя
бы и безотчетно руководящего знанием  признака,  определяющего  по  существу
типичный характер я и не-я (признака "принадлежности мне" и "данности мне"),
а решение, куда относятся внутрителесные  переживания,  есть  уже  вторичный
акт, не руководящийся типичным основным  критерием  и  потому,  быть  может,
насилующий действительность,  т.е.  заставляющий  нас  разделять  сходное  и
соединять различное. И в самом деле, когда мы говорим, что теплота, запах  и
вкус субъективны, т.е. принадлежат миру я,  мы  только  уговариваем  себя  в
этом, мы стараемся под влиянием сложных  теорий  насильственно  присоединять
эти переживания к  тому,  что  резко  отличается  от  них,  именно  к  нашим
хотениям,  чувствованиям,  деятельностям,  которые  окрашены   чувствованием
"принадлежности  мне"  и  без  всяких  колебаний,   всегда   и   безошибочно
определяются нами как  состояния  нашего  я.  Насилия  над  непосредственным
сознанием, производимые в угоду теориям, никогда не удаются:  внутрителесные
переживания  и  после  присоединения  их  к  субъективному  миру  все  равно
по-прежнему чувствуются как  не-я  (цвета,  запахи  и  т.п.).  Самые  усилия
сторонников субъективного идеализма  доказать,  что  запахи,  вкусы  и  т.п.
внутрителесные переживания только кажутся принадлежащими  транссубъективному
миру, и практическая неуспешность этих усилий показывают,  что  у  нас  есть
мощное, непосредственное и потому неистребимое  испытание  субъективности  и
транссубъективности. Философы, обозначающие термином я всю  духовно-телесную
индивидуальность, игнорируют эти испытывания; включая в я  транссубъективные
внутрителесные переживания, они уже не могут отличать я от не-я, опираясь на
непосредственный  критерий,  и  принуждены  сосредоточивать  свое   внимание
исключительно на производных признаках; в этом состоит главный недостаток их
теории, не случайный и легко устранимый, а почти неизбежный для нее.  Причин
этому очень много, но разбираться в этом вопросе,  особенно  с  исторической
стороны, мы не будем, укажем только на о