и:   достоверное
умозаключение от присутствия следствия, т.е. умозаключение по второй  фигуре
силлогизма при двух утвердительных  посылках,  действительно  можно  сделать
только в тех  случаях,  когда  следствие  есть  полный  член  функциональной
зависимости, т.е. когда большая  посылка  обратима,  так  что  умозаключение
может быть отлито в форму умозаключения от  присутствия  основания,  т.е.  в
форму умозаключения по первой фигуре силлогизма.  К  этому  приему  перевода
умозаключения в традиционные формулы  полезно  прибегать  потому,  что  лишь
после этой операции становится очевидно, что взятое  следствие  есть  полный
член функциональной зависимости: в противном случае оно  не  могло  бы  быть
субъектом суждения. Ввиду полезности такой проверки мы вовсе не  рекомендуем
отваживаться без дальних размышлений на умозаключения по второй  фигуре  при
двух утвердительных посылках даже и тогда, когда даны, напр., такие посылки:
"всякий  равнобедренный  треугольник  имеет  при  основании  равные   углы",
"треугольник ABC имеет при основании равные углы" (mutatis mutandis26  такие
же соображения применимы и к умозаключениям от отсутствия основания, т.е.  к
умозаключениям  по  первой  фигуре  силлогизма  при  меньшей   отрицательной
посылке, а потому, хотя они и возможны при известных условиях, мы  вовсе  не
рекомендуем прибегать к ним без поверки, осуществлены ли эти условия).
   IV. Einaaiiua eiaoeoeaiua oiicaee??aiey
   Заниматься рассмотрением различных  видов  опосредствованных  дедуктивных
умозаключений мы не будем, за  исключением  лишь  одной  чрезвычайно  важной
группы их, которую мы назовем косвенными индуктивными умозаключениями.
   Когда мы занимались  рассмотрением  прямых  индуктивных  умозаключений  и
объясняли их непосредственным усмотрением связи основания и следствия,  было
очевидно, что не все индуктивные доказательства так просты. Опытные науки на
каждом шагу сталкиваются  со  связями  настолько  недифференцированными  или
отдаленными, что установить их путем прямого усмотрения было бы  невозможно.
Каким  образом  можно  было  бы,  напр.,  усмотреть,  что  у  некоторых  тел
существует зависимость между теплоемкостью и атомным весом (закон Дюлонга  и
Пти) или что при удалении проводников друг  от  друга  индуктируется  прямой
ток,  а  при  сближении  обратный?  Если  же  гениальный   исследователь   и
усматривает в подобных случаях связь между явлениями прямым  путем,  все  же
другие люди  зачастую  не  замечают  ее  вовсе.  Отсюда  в  науке  возникает
потребность выработать  метод,  заменяющий  прямую  индукцию  там,  где  она
невозможна, и также поверяющей ее там,  где  она  возможна.  Этот  метод  по
необходимости должен быть косвенным,  он  должен  состоять  в  том,  что  мы
устанавливаем связь основания  и  следствия  между  S  и  P,  руководствуясь
какими-нибудь производными  признаками  этой  связи,  доступными  наблюдению
всякого,  даже  и  наименее  талантливого  человека.  Производные  из  связи
основания и следствия признаки, пригодные для  этой  цели,  найти  нетрудно:
таковы связи во времени. Две группы явлений, неизменно  сосуществующие  (или
следующие  друг  за  другом)  во  времени,  а  также  две  группы   явлений,
возникающие или исчезающие вместе во времени,  связаны  друг  с  другом  как
основание и следствие. Стоит  только  принять  одно  из  этих  положений  за
большую посылку, а в качестве меньшей посылки привести  ряд  наблюдений  или
опытов (по методу  единственного  совпадения  или  по  методу  единственного
различия, который соответствует миллевским методам различия и  сопутствующих
изменений),  показывающих,  что  пара  изучаемых   явлений   обладает   теми
свойствами во времени, о которых идет  речь  в  большей  посылке,  и  отсюда
получится  правильный  дедуктивный  вывод  о  том,  что  изучаемые   явления
действительно связаны друг с другом как основание и следствие.
   Так как в этом умозаключении связь между субъектом  и  предикатом  вывода
усматривается не прямым путем, то мы называем его косвенным; так как меньшая
посылка его состоит из наблюдений или опытов, подобных тем,  какие  лежат  в
основании прямой индукции, то мы  называем  его  индуктивным.  В  целом  эти
умозаключения  суть  не  что   иное,   как   модификация   опосредствованных
дедуктивных умозаключений.
   Имея возможность свести умозаключения этого  рода  к  дедуктивному  типу,
многие представители  логики  не  чувствуют  никакой  потребности  в  других
элементарных индуктивных  методах  и  несомненно  отнесутся  отрицательно  к
описанной нами  прямой  индукции.  Ввиду  этого  следует  особенно  обратить
внимание на то, что  косвенная  индукция  в  громадном  большинстве  случаев
возможна не иначе как при  посредстве  прямой  индукции.  Не  говоря  уже  о
большей посылке, происхождения которой мы коснемся в  следующем  отделе  (об
умозрении) этой  главы,  даже  и  меньшая  посылка  косвенного  индуктивного
умозаключения обыкновенно устанавливается  с  большею  или  меньшею  помощью
прямой индукции. В  самом  деле,  когда  мы  излагаем  схематически  процесс
косвенного индуктивного  умозаключения,  мы  рассуждаем  так:  положим,  что
явлению P предшествует комплекс явлений ABS; если мы хотим определить, какие
элементы этого комплекса законосообразно связаны с явлением P, то мы  должны
на  основании  опыта  или  наблюдения  подыскать  другие  случаи  и  т.д.  В
схематическом  изображении  на  доске   в   аудитории   комплексы   явлений,
предшествующих P и соответствующих требованиям метода единственного различия
или  единственного  совпадения,  подбираются  всегда   очень   удачно,   но,
спрашивается,  каким  образом  мы  находим   этот   комплекс   явлений   при
действительном исследовании природы: ведь  всякому  явлению  P  предшествует
весь безграничный океан явлений всего мира,  а  не  какая-либо  ограниченная
группа  ABS307.  Однако  пересмотреть   явления   всего   мира,   во-первых,
невозможно, а во-вторых, бесполезно,  так  как  экспериментировать  с  целым
миром по методу единственного различия или найти в  нем  причину  по  методу
единственного совпадения нельзя. Остается, следовательно, идти  иным  путем:
выбрать из целого мира  ограниченный  комплекс  явлений  и  подвергнуть  его
исследованию согласно требованиям метода;  но  ввиду  бесконечной  сложности
мира выбрать этот комплекс наудачу нельзя: мы достигнем цели  только  в  том
случае, если отбросим явления, очевидно не имеющие, а также  по-видимому  не
имеющие никакого отношения к P, и оставим для исследования комплекс явлений,
относительно которых уже догадываемся, что  они  заключают  в  себе  искомую
причину.  Но  это  ясное  усмотрение  отсутствия  связи   между   некоторыми
элементами мира и догадка о связи  между  другими  элементами,  составляющие
необходимое предварительное условие косвенного  индуктивного  умозаключения,
могут быть  даны  только  или  прямым  восприятием,  или  прямою  индукциею.
Ссылаться опять на косвенную индукцию для объяснения меньшей посылки нельзя,
так как это значило бы не решить проблему, а только отодвинуть ее;  впрочем,
этого и не делают исследователи научной индукции, так  как  обыкновенно  они
сами признают, что научное индуктивное исследование возможно не иначе как на
почве уже существующей гипотезы или догадки о связи между  явлениями308,  но
они не исследуют, откуда является эта догадка. Впрочем,  уже  Юэль27  задает
вопрос; каким образом получаются  случаи,  требуемые  методами  Милля309,  а
Фонсегрив даже решает этот вопрос в том же  духе,  как  и  мы.  Он  говорит:
"Всякое  состояние  вселенной  есть  сложная  группа  явлений,  из   которой
наблюдатель, желающий  производить  чисто  объективное  исследование,  столь
расхваливаемое и рекомендуемое Беконом не имеет права  ничем  пренебречь  по
собственному почину. Если он оставит без внимания какой-либо элемент, напр.,
если, желая исследовать причину кипения, он пренебрежет положениями  Сатурна
или Сириуса, то это  значит,  что  он  считает  эти  положения  не  имеющими
значения для исследуемого им вопроса. Между тем кто знает, не  прав  ли  был
Юм, говоря: что бы то ни было может произвести какую бы то ни было  вещь?  -
Конечно, я не думаю, чтобы кто-либо стал утверждать, будто какой-либо ученый
в  каком-либо  исследовании  считал  все  объективные   элементы   одинаково
значительными. Но что же означает это различие маловажного и  значительного,
если не признание всеми учеными того, что они считают свой разум способным к
непосредственному различению, которое, если  всмотреться  глубже,  ничем  не
отличается   от   процесса   абстракции,   необходимого   для    образования
понятий?"310.
   V. Oiic?aiea
   Обозревая всевозможные суждения,  составляющие  содержание  человеческого
знания, для большинства из них нетрудно найти  те  методы,  по  которым  они
могли возникнуть. Остается только небольшая группа суждений,  которые  могут
еще вызывать недоумения в этом отношении:  это  главным  образом  аксиомы  и
постулаты.
   Происхождение этих суждений также  можно  объяснить  перечисленными  выше
методами, но для этого нужно обратить внимание на одну особенность процессов
знания, которую мы мало подчеркивали до сих пор.  Все  знание  опирается  на
опыт, т.е. непосредственно данные переживания. Эти переживания  бывают  двух
родов - чувственные и нечувственные; следовательно, опыт, а вместе с  тем  и
знание, бывают чувственные и нечувственные (сверхчувственные).  Как  мы  уже
говорили311,  чувственное  знание  всегда   заключает   в   себе   также   и
нечувственные элементы, однако на примитивных ступенях мышления они  утопают
в чувственных переживаниях, которые служат главным опорным пунктом внимания.
По мере того, как у нас возрастает потребность  познавать  транссубъективную
действительность не в ее действиях на наше тело, а в ее собственной природе,
мы все более  стремимся  отвлечься  от  чувственных  элементов  опыта,  и  в
процессах знания  выдвигается  на  первый  план  нечувственная  сторона  их.
Знание, состоящее  в  обработке  нечувственного  опыта,  мы  будем  называть
умозрительным  (оправдание  этого  термина  будет  дано  позже).   Поскольку
чувственные переживания  входят  в  состав  знания  всегда  в  соединении  с
нечувственными элементами, всякое знание и всякий метод мышления заключают в
себе умозрительные  элементы.  Однако  термины  "умозрение",  "умозрительный
метод", "умозрительное знание" мы будем приберегать для тех  случаев,  когда
знание требует особенно полного отвлечения от чувственного опыта, когда  оно
встречает только помеху  в  чувственном  опыте,  и  в  особенности  для  тех
случаев, когда знание приобретается с  помощью  своего  рода  умозрительного
эксперимента.
   Из предыдущего  следует,  что  всякий  из  прямых  и  косвенных  методов,
перечисленных нами, может  быть  умозрительным.  Так,  например,  знание  об
абсолютном  или  о  Боге  может   быть   приобретено   с   помощью   прямого
умозрительного восприятия. Знание о том, что прямая  линия  есть  кратчайшее
расстояние между двумя точками, приобретается с помощью прямой умозрительной
индукции, а знание о том, что параллельные линии нигде не пересекаются, -  с
помощью косвенного умозрительного восприятия.
   Дедукция издавна пользуется славою спекулятивного метода; это и  понятно:
процесс вывода в  дедуктивном  умозаключении  явным  образом  обходится  без
посредства чувств, а потому умозрительный характер его особенно заметен.  Но
так как при более глубоком анализе оказывается, что  умозрительные  элементы
встречаются во всяком акте мышления, то мы будем называть умозрительными  не
вседедуктивные умозаключения, а лишь те,  в  которых  также  все  содержание
посылок, поскольку оно необходимо для вывода, имеет нечувственный  характер;
таковы, напр., дедуктивные умозаключения чистой математики.
   Лучшие  образцы  умозрения,  именно  прямой  умозрительной   индукции   и
косвенного умозрительного восприятия, встречаются при обосновании  аксиом  и
постулатов312. Вывести их дедуктивным методом  из  каких-либо  других  истин
нельзя, так как они имеют для этого слишком общий  характер.  Доказывать  их
путем ссылки на частные конкретные случаи, как это делается при обыкновенной
прямой  индукции,  также  нельзя,  потому  что  конкретные,  в   особенности
чувственные подробности мешают  усмотрению  истин  столь  общего  характера.
Поэтому тот, кто хочет привести другого человека к признанию  такой  истины,
воздерживается от конкретных примеров, ставит ее  перед  чужим  сознанием  в
абстрактной форме и лишь стремится растолковать ее, т.е. сделать понятною, и
устранить все недоразумения, возникающие от того, что истинная связь явлений
замаскировывается  в  конкретной  действительности  другими  процессами.   В
результате  такого  растолковывания  является  непосредственное   умственное
усмотрение, умозрение, прослеживающее истину с полною очевидностью.  Нередко
это  прослеживание  имеет  характер  как  бы  умозрительного   эксперимента,
вскрывающего такие стороны действительности, которые в чувственном опыте  не
могут быть обнаружены, напр., то, что две прямые пересекаются не более,  чем
в  одной  точке,  или  то,  что  параллельные  линии  при   продолжении   до
бесконечности не пересекаются. Даже такие положения, как закон причинности -
"все  случающееся  имеет  причину",  признаются  нами  во  всей  их  строгой
всеобщности только после того, как мы делаем  попытку  мысленно  представить
себе "событие вообще" как самочинное, самопроизвольно возникающее во времени
без связи со сплошным током остальных событий, и с очевидностью  усматриваем
неосуществимость этой попытки.
   В какой степени можно доверяться истинам, полученным  этим  путем,  какие
заблуждения легко могут промешаться к ним и  каков  критерий  достоверности,
руководящий признанием их, об этом речь будет в следующей главе, посвященной
вопросу о последних основаниях знания.
   VI. Eiooeoeaeci, eiaeaeaoaeenoe?aneee yiie?eci  e  ai?ei?eci  e?eoe?aneie
oeeinioee a eo ioiioaiee e oai?ee yeaiaioa?iuo iaoiaia ciaiey
   Труднейший вопрос,  подлежащий  разрешению  теории  элементарных  методов
знания, состоит в том,  как  возникают  общие  необходимые  суждения.  Самый
простой и ясный путь  получения  их  есть  путь  косвенного  метода,  именно
дедуктивное умозаключение. Но для того чтобы построить этим  способом  общее
необходимое суждение,  нужно  уже  иметь  в  запасе  два  общие  необходимые
суждения, равные по степени общности выводимому суждению, чаще же всего одно
из них должно быть даже более общим, чем выводное суждение. Отсюда ясно, что
первоначальное  происхождение  общих  суждений  не  объясняется  ссылкою  на
дедукцию. Мало  того,  сама  дедукция  общих  суждений  окажется  висящею  в
воздухе, если мы не найдем источника происхождения, хотя бы некоторых  самых
общих суждений, из которых могут быть дедуцированы остальные суждения.
   Решить   этот   вопрос   можно   только   следующими   двумя   способами:
первоначальные общие суждения или получаются путем опыта  с  помощью  прямых
методов знания (с помощью прямого восприятия и прямой индукции), или же  они
присущи сознанию до всякого опыта, т.е. a priori (если не хронологически, то
логически). Первый ответ дается эмпиризмом,  а  второй  -  в  наше  время  -
критическою философиею. Надобно, впрочем, тотчас же напомнить, что  эмпиризм
может быть или индивидуалистическим, или универсалистическим (интуитивизм) и
что их теории возникновения общих  суждений  путем  прямого  метода  глубоко
различны. Согласно учению интуитивизма, общее  обладает  реальным  бытием  и
дано в восприятии; точно так  же  необходимые  связи  между  вещами  реально
существуют и даны в восприятии. Поэтому вполне достоверные общие необходимые
суждения могут быть получены  путем  прямых  методов.  Наоборот,  по  учению
индивидуалистического эмпиризма  общее  не  обладает  реальным  бытием,  все
данные опыта индивидуальны в узком смысле  этого  слова;  необходимые  связи
между вещами не даны в восприятии, между ними наблюдаются  только  временные
отношения. Отсюда следует, что необходимых общих суждений в  строгом  смысле
этого слова нет, а есть  только  основанные  на  прямом  восприятии  реестры
замеченных случаев связи S с P и  более  или  менее  укоренившиеся  привычки
связывать представление о новых S с представлением P. Поэтому можно сказать,
что на вопрос о  первоначальном  происхождении  общих  суждений  даются  три
ответа: 1) общие необходимые суждения первоначально получаются путем  прямых
методов,  в  особенности  путем  прямой  индукции  (интуитивизм);  2)  общих
необходимых суждений нет, но иллюзия их получается  прямым  методом,  именно
путем индукции  через  перечисление;  3)  первоначальные  общие  необходимые
суждения даны a priori (критическая философия).
   Априоризм характеризуется дуализмом между частным и общим, который вообще
замечается в традиционной логике.  Индивидуалистический  эмпиризм  устраняет
этот дуализм, разрубая гордиев узел, именно отрицая общие суждения. Наконец,
интуитивизм в самом деле примиряет противоположность между частными и общими
суждениями, показывая, что они возникают одними и теми же путями. Специально
в теории умозаключения глубокое различие  между  этими  учениями  состоит  в
следующем. Априоризм не признает самостоятельных индуктивных  умозаключений:
он  сводит  все  умозаключения  к  дедуктивному  типу.  Индивидуалистический
эмпиризм (Милля) не признает самостоятельности дедуктивных умозаключений: он
сводит все умозаключения к индуктивному типу. Наконец, интуитивизм  признает
самостоятельность  как  индуктивных,  так   и   дедуктивных   умозаключений,
соглашаясь, однако, с тем, что существует  разновидность  умозаключений,  по
виду сходная  с  индуктивными,  но  на  деле  имеющая  дедуктивный  характер
(косвенные индуктивные умозаключения).
   Рассмотрим  несколько   подробнее   учение   о   возникновении   суждений
индивидуалистического эмпиризма и априоризма, чтобы отметить недостатки  их.
По  мнению  Милля,   опыт   складывается   исключительно   из   субъективных
переживаний,  из  индивидуальных  состояний  сознания  познающего  субъекта,
поскольку они возникают  под  влиянием  воздействия  трансцендентных  вещей.
Поэтому он  полагает,  что  никакие  отношения  между  переживаниями,  кроме
отношений сосуществования, последовательности и сходства, не  воспринимаются
(связь причины с действием сознается только в  форме  временной  связи).  Во
всяком случае, восприятию необходимой связи основания и следствия здесь  нет
места. Но в то же время он усматривает, конечно, что наука должна заниматься
исследованием  именно  необходимых  отношений  между  явлениями,   отношений
причины и действия. Как же найти пары явлений,  необходимо  связанные  между
собой, если эти связи не даны в восприятии? Известно, как решил этот  вопрос
Милль. Необходимая связь должна выражаться определенным образом во временной
связи (по правилам четырех методов индуктивного исследования),  и  потому  о
ней можно узнать косвенным путем через посредство временных признаков.  Этот
путь есть косвенная индукция.
   Отсюда следует, что необходимость, присущая частным (единичным) суждениям
даже и при первом акте восприятия, необходимость, связывающая индивидуальные
в  узком  смысле  этого  слова   события   (напр.,   цепь   эволюционирующих
исторических  событий)  в  сопринадлежные  группы,  совершенно  игнорируется
теориею Милля. Впрочем, логика до  сих  пор  вообще  игнорировала  вопрос  о
первоначальном   происхождении    частных    (единичных)    суждений:    она
интересовалась вопросом об основании необходимой связи в ее законосообразной
(повторяющейся) форме, выразимой в общем суждении.  Милль  последовал  этому
течению  не  только  потому,  что  интересовался  преимущественно   законами
явлений; но и потому