федерализма.
    Основой этих суверенных отношений служит политическая свобода, происходящая из религиозной свободы и свободы печати (слова). Выражение этой свободы через представительство в парламенте служит формированию воли государства.
Дискуссии о правовом государстве
    В немецко-прусском варианте просвещения монархии сувереном является не монарх и не народ, а государство, которое их синтезирует и превосходит. Его суверенитет не ограничен, все, начиная с монарха и кончая мелким людом   его служители и граждане - не могут противопоставить ему свои права.
    Кодификация Фридриха II устанавливает достоверность закона. Поскольку государство руководствуется таким законом, по форме и в границах права, это само по себе гарантирует гражданам правильность закона и юридическую свободу, дарованную государством. Впрочем, государство может вмешиваться в дела индивида, но только если это оправдано законом. Государство также должно строго соблюдать разделение функций исполнительной и законодательной власти. Первая издает декреты в полном соответствии с "общим законом". Тем самым возникает потребность в контроле исполнительной власти и администрации, чтобы они не нарушали общие законы, изданные законодательной властью. Такой контроль может быть административным и юридическим. При этом возникает вопрос: что предпочесть   юридические или политические критерии и соображения? Контроль должен быть компетентным и независимымcix. При этом возникает проблема сочетания юридических и административных функций.
    Теория правового государства в немецкой версии не содержит требования правового ограничения администрирования и юридического вмешательства самого государства. Права человека в немецкой версии целиком предоставляются ему государствомcx. Если правовое государство одно вправе применять силу (ср. Вебера), право не образует подлинного и действенного предела этой силе. Само право превращается в силу, которая не может осуществлять традиционную конституционную функцию регулирования отношений между властью и индивидом. В английской и французской культуре не только и не столько voluntas, но ratio играют основную роль.
    В немецкой версии правовое государство не только образовано правом, но и служит его источником, само его интерпретирует и его дарует, но не ограничено им. Это развитие политического и правового абсолютизма. В английской концепции правовое государство   коррелят гражданского общества, продукт власти и общества, политики и социальности.
    Совершенно иной опыт получил английский конституционализм: правление закона и права. Эта концепция сформулирована в XVI в., но ее истоки идут из средневековья, когда утверждалось равенство граждан перед законом и велась борьба против произвола власти. В то время как немецкая и вообще континентальная культура была ориентирована на унификацию государства и права, Англия не занималась государством, в ее традиции существовало понятие "правления" с его тремя классическими функциями, по крайней мере исполнительной и законодательной. Кроме того, всегда утверждалась независимость права и его положение на одном уровне или над правлением и подчинение власти праву.
    Такая трактовка права и правления стала возможной не столько благодаря независимости судей, сколько особенности английского прецедентного обычного права, хранителями и пользователями которого был судейский корпус. Судьи же выступают и толкователями парламентских законов, ограничивая тем самым всесилие парламента.
    Крупнейший интерпретатор этой ситуации   A.V.Dicey (The Law of the Constitution, 1885). Равенство граждан и власти перед законом и независимость суда в его трактовке исключает произвол администрирования в судопроизводстве и вообще в юридической системе (в отличие от французской). Dicey указал, что отсутствие писанной конституции в Англии означает следование реальным жизненным нормам, устоявшимся в обществе, а не предписанным законодателями.
    Юридические объяснения правового государства мало говорят о главном: демократическом процессе, который в Англии шел быстрее и привел к идее главенства закона, его суверенности; во Франции он оставил следы абсолютизма в виде государственного главенства над правом, а в Германии, вплоть до конца 2-ой мировой войны, в силу ее феодальной отсталости   к полному доминированию государства и в политике, и в праве.
    Сводить основной принцип конституционализма к разделению властей неверно и архаично, поскольку сам он возник в эпоху аристократического, т.е. феодального правления и еще сильного монархизма. Ныне этой основы больше нет, однако остается проблема деспотизма большинства или одной из властей. Формирование политического курса государства ныне определяется не согласием и сотрудничеством различных институциональных органов власти, которые представляют классовые интересы (прежняя система), а политическим запросом, который реализуется партиями, классовые интересы при этом не исчезают, только их различия становятся менее четкими.
    Однако большинство и его партия, если они доминируют в разделенных органах, могут отказаться гарантировать права и интересы меньшинства и граждан в целом. Иначе говоря, разделение властей в демократическом обществе может оказаться недемократическим.
    Кроме того, исключительная сложность современного общества требует незамедлительных и эффективных решений, которым может помешать чрезмерная сложность структуры власти. Иначе говоря, это та же проблема власти и закона, но власти части общества   большинства (что дает власть партии большинства) над другой частью   меньшинством. Это проблема, которая переносит отношение общество   государство, народ   власть в другую сферу: одна часть общества   другая его часть и человек в отдельности. Средством, которое при этом используется, остается, как и при классовых отношениях, государство. Большинство и его партия становятся аналогом правящего класса. Тем самым остается проблема ограничения такой, демократической по типу, власти и соответствующего средства. Это закон (прежде всего, но также и процедурные механизмы).
    Актуальность этой проблемы сейчас: большинство и его партии обычно консервативны.
    Древние обращались к этой проблеме в их трактовках демократии и деление режимов правления на правильные и вырожденные, испорченные. Платон (законы) в полемике против испорченных форм демократии, писал: "Народ, согласно древним законам, не властелин законов, но их добровольный служитель". Аристотель ("Политика") писал о демократиях, в которых господствует закон, и о таких, где господствует масса: "Это случается, когда высшая власть принадлежит прениям в народных собраниях, а не законам. Это происходит благодаря демагогам. В демократиях, где царит закон, нет демагогов, а самые высокие посты занимают лучшие граждане; там же, где законы не правят, появляются демагоги. Подобный народ, подобно монарху, пытается править самостоятельно, не подчиняясь закону, и становится деспотичным; такая демократия становится тем, чем среди монархий является тирания".
    Таким образом, для греков конституционен режим   монархия, аристократия, демократия,   который не делает саму власть абсолютным законом, а ограничивает ее законом. Тем самым древние связывали закон, режим правления и общество ("народ") в одну систему. Расшифровка их отношений позволяет дать ответ на вопрос: каким образом сделать ее неконфликтной? Связать власти процедурными механизмами   недостаточно, хотя тем самым связываются классы, которые представлены соответствующими властями: остаются проблемы общества в целом и отдельного человека. Кроме того, такая связь уже есть закон. Когда общество делится на большинство и меньшинство, власти, как бы они ни были разделены и связаны между собой, вынуждены следовать большинству. Тогда остается и обществу все его части подчинить закону. Но кто и как это сделает? Добровольное самоограничение народа возможно только, если общество к нему готово. Таково гражданское общество. Другой путь   подчинение власти государства (Макиавелли-Гоббс) и его развитию   правовому государству в немецком варианте.
    "Всякое конституционное правление   это ограниченное правление"cxi. "Стоит подчеркнуть, что тот факт, что самый устойчивый и самый неизменный признак подлинного конституционализма остается тем, чем он был изначально: ограничением власти посредством права"cxii. "Каждое конституционное правление по определению есть правление ограниченное"cxiii. То же: "Антитеза правящего человека и рациональностью закона образует на деле одну из фундаментальных реальностей, одну из основ, на которых базируется американская доктрина разделения властей и соответственно вся американская система конституционального права"cxiv.
Право, политика и государство
    Две проблемы: требования человека к государству ("права-свободы") и требования всеобщности к индивиду, чтобы обеспечить справедливость и соблюдение прав гражданина ("права-доверие"cxv). Первая потребность открыта либерализмом, начиная с Локка, вторая   современным государством. Первый запрос ограничивает права государства, второй   вызывает их расширение. "Поиск их синтеза представляется, тем самым, ключевой проблемой политической философии"cxvi.
    Речь идет также об античном принципе первенства полиса, общности и его столкновении с концепцией субъективности Нового времени и ее свободного проявления. Для Б.Буртуа трудность такого синтеза состоит "в трудности рационального применения субъективной свободы и субстанциальной тотальности".
    Что касается Гегелевской политической философии, вызывает подозрение, в самом ли деле право служит для нас гарантией свободы, тем более, что гегелевская концепция государства по мнению многих открывает путь к тоталитаризмуcxvii. Правда, другие считают именно гегелевскую концепцию права и государства тем самым синтезом, который интегрирует права индивидаcxviii. Для Хабермаса существует этическая тотальность по модели субъективной этики и потому возникает и "сверхиндивидуальная субъективность государства, которая берет верх над субъективной свободой индивидов"cxix. Хабермас обращает внимание на возможность развить эту мысль идеей, обнаруженной в сочинениях молодого Гегеля и затем оставленной им, о коммуникативной рациональности, порывающей с монологической философией субъекта. С той точки зрения право государства может и вытеснить либерализм.
    Рациональная суть гегелевского анализа: соотношение свободы и необходимости. Необходимость (а не логика Гегеля) может превратить свободу в иллюзию. От кого или от чего исходит эта необходимость? Другой вопрос: может ли сама свобода стать необходимостью и как этого добиться?
    Сама проблема соотношения субъективной (индивидуальной) свободы и субстанциальности государства, видимо, неверна. Субъектом свободы является любой член общества   индивид, власть, государство в целом и т.д. Все они субстанциальны, но их политический вес и функциональные роли в обществе различны и действительно нуждаются в согласовании, но на доступной сопоставлению основе: характере субъекта, его субстанциональности и т.п.
    Новым в Новое время стала смена концепции индивидуальной свободы гражданина в государстве, а не свободы государства, т.е. свобода субъекта, которая не согласуется со свободой тотальности   государства, что предполагал уже Локк.
    Политическая философия Гегеля   это синтез античного принципа всеобщности и современного принципа свободы субъекта.
    Соответственно "право на сопротивление"cxx.
Индивид, государство и право
    Гегелевское политическое право претендует на синтез античного полисного начала, в котором полис представляется некоей целостностью, и принципа свободы субъекта Нового времени, речь идет о примирении двух начал   коллективного единства и индивидуализмаcxxi. Иначе говоря, это сопоставление Платона, который во главу угла ставит "подавление единичного, как исходного начала"cxxii, с одной стороны с современным миром.
    Отсюда и вопрос: следует ли понимать свободу как индивидуальное явление, которое приобретает коллективную форму или растворяется в государстве, либо восходит к новому качеству, которое двоится   переходит в гарантию индивидуальной свободы (демократия) или поглощает ее (тоталитаризм), т.е. мира, который исходит из принципа первенства индивида, исходит из его единичной воли (под влиянием, в частности, Руссо), поможет поддержать ее либо подавить.
    Нет сомнения, что Гегель стремился подтвердить античную концепцию целостности, реабилитировать ее в противовес атомизму и контракционизму "юснатурализма" Нового времени. Высшее право для него   не абстрактное естественное право Нового времени. Государство обладает таким правом, потому что оно само находится под воздействием высшего права мирового духа.
    Либерализму (с его принципами атомизма и контрактуализма, субъектного начала) в концепции Локка противостояли различные попытки подчинить его власти как более сильному общественному началу. Для консерватизма это была церковь (у Ж.Де Местра), у О-Конта   знание, у Гегеля   государство. Иначе говоря, либерализм всегда сталкивался с тотальностью разного рода, противоположностью субъекту. Идею можно продолжить за счет партий, режимов, большинства разного рода и т.п.
    Для либерализма индивид может находиться вне государства, поэтому он и имеет право на эмиграцию т.е. возможность уйти от него (Локка Два трактата о правлении и Послание о веротерпимости)cxxiii. Отсюда же вытекает необходимость договорности, т.е. урегулированных юридических отношений индивида и государства (не только и не просто общества и государства)   условия пресловутого синтеза.
    В пределах государства индивиду предоставляются широкие сферы деятельности, связанные с ограничением власти государства. Это сферы собственности, производства, политической практики, а также религиозной (см. Дж.Локк. Трактаты и Послание о веротерпимости). С этими видами активности связаны проявления индивидуальной свободы воли и индивидуального произвола и возникает вопрос о соответствии, воплощении в государстве сущности индивида у Гегеля, в какой мере они отвечают концепции гражданского общества и государства.
    Либерализм защищает индивида от государства путем ограничения исполнительной власти властью законодательнойcxxiv и разделением властейcxxv и против безжалостной тиранической власти, обманывающей народ   правом на сопротивлениеcxxvi.
    По Гегелю, современный принцип свободы субъекта только при отказе от односторонностей индивидуализма, которые ему присущи в теориях современного юснатурализма. В частности, не может идти речи, как это свойственно абстрактным концепциям, об индивиде как о цели государства, ни как об этом его принципе и точки отправления. Речь идет и о том, чтобы не сводить государство, божество на земле, к средству, как того желает утилитаристская политическая философия. Иначе говоря, речь идет о поисках собственных источников рациональности и субстанциальности, а также произвольном соответствии ему индивидов, которые посредством маневров с договором формируют политическое сообщество. Вместе с критикой утилитаристской концепции государства, индивидуализма и контрактуализма Гегель предлагает новую идею индивида и его органических отношений с государством, а также его включения в государство.
    Итак, Гегель о государстве: индивид как частное лицо не есть конечная цель государства. "Его (государства) субстанциальная сущность не состоит в защите и безопасности, жизни и имущества индивидов"cxxvii. Согласно гегелевской критике думать иначе значит смешивать гражданское общество с субстанциональным государством, так как государство, политическое общество не совпадают с гражданским обществом и вообще возникает вопрос охватывает ли, включает ли государство общество; ибо нельзя смешивать общество буржуа с членами государства, а договорность   с подлинной этикой "величия" государства. Отсюда традиционная идея государственников: "государственность" вопреки обществу   чувствительная проблема их соотношения. Инструментальное же, т.е. либеральное (замеч. авт.), отношение к государству лишает его этического начала. "...Этический элемент оказывается полностью за пределами государства"cxxviii. Такое государство   "...Государство потребностей и соглашений"cxxix. Это государство истинно только на уровне гражданского общества конкретных личностей, которые являются их собственной цельюcxxx, ищут удовлетворения их собственных потребностей и запросов совокупности, которую они с необходимостью образуютcxxxi.
Право, политика и закон
    Закон, как мы знаем, объективированное право, формализованная и материализованная формы существования права и власти, способ их проявления. Право   абстракция, такая же, как политика. Власть   тоже абстракция. Закон   одна из форм, в которой они конкретизируются. Закон   отвлеченная норма, обобщенная в правилах общественная практика.
    В отождествлении права и государства и понимании государства как юридического образования ("Юридическое государство") обычно включается понимание права как средства принуждения, легитимации и легализации власти как силы и ее законного права на принуждение и насилие. Таким образом, право толкуется в двух функциях: легализации власти (государства) и насилия (его карательных функций). Оставались долгое время непризнанными его организационные и регулятивные функции, а также социальные и моральные, взаимодействующие с такими же функциями политики и власти (государства), хотя уже Гоббс указывал, что суверен, определяющий право, решает, наши действия справедливы или нет, честны и бесчестны, хороши и дурны ("О гражданине", VI, 9). Но и для него "гражданские законы"   это законы государства. "Гражданское правление" Локка основано на первенстве законодательной власти. Учредительные, организующие власть (государство) законы и функции права и есть "позитивное право". Легислатура, учреждение законов, т.е. того же государства и есть признак "политического общества"   Учреждение общества имеет не одну цель   создание власти (государства), но две: власти и закона, для чего и необходима высшая законодательная власть. В этом состоит выход из природного состояния и спасение от произвола (т.е. вольного толкования закона) и беззакония. (Второй трактат, ( 134 и 136).
    Для Руссо эта "общая воля" может быть выражена только в общих нормах, которыми и являются законы. Эти общие нормы   законы - определяют и "политическое тело", т.е. государство, его устройство, и благодаря такому общественному (общему) договору (закону) оно и получает право именоваться республикой. Тем самым выражается и суверенитет народа   единственно легитимный. Общая воля производит и законы, и это главная гарантия от деспотизма ("Общественный договор" II, 6 и др.).
     Кант, следуя Руссо, считал гражданское общество результатом исходного и даже идеального общественного договора власти и суверенного народа. При этом "Единственная неизменная конституция, это та, при которой только закон суверенен и не зависит ни от какой особой личности" (Метафизика нравов. Общее учение о праве, ( 52). Под "законом" он понимает такую абстрактную норму, которая обосновывает общие интересы (и следовательно, равенство), абстрактность права и закона выступает как их всеобщность и потому как залог равноправия; но это "точная всеобщность", которая может быть конкретизирована в частных конкретных случаях   иначе закон не будет применим.
    У Гегеля, в его раннем творчестве вплоть до "Философии права", закон как выражение общей воли, провозглашенной, обнародованной и общественно признанной, есть высшее выражение рациональности государства, то есть точно факта, что государство выражает всеобщий интерес, самосознание организованного народа (общесоциальная концепция государства в сочетании с юридической). Государство, воля которого не выражена в форме закона,   несвершившееся государство, не достигшее состояния самовыражения, т.е. современного представительного и бюрократического государства, теоретиком и идеологом которого был Гегель.
    Наиболее полная и последовательная теория идентификации права и специфической формы