ределяет многие внешнеполитические замыслы (политику сближения между странами, соперничества из-за ресурсов, внешнюю экспансию, изоляционизм и т.п.). Но и относительно более элементарные проявления власти могут в значительной мере зависеть от их материального (технического) обеспечения. Здесь, как нетрудно убедиться, кроется богатый источник утопических явлений политического сознания и утопических решений в политической практике. Достаточно напомнить о проблеме технической компетенции (как власти, так и исполнителей)   она вполне аналогична политической компетенции власти. Все, что зиждется в политическом проекте на неоправданных надеждах, легко превращается в утопическую веру. Природа (естественная) в этом отношении особенно коварна, особенно потому, что знание природы для исполнения целого ряда политических проектов необходимо, но именно оно и оказывается слишком неполным. К таким проектам относятся, например, решения, связанные с выбором приоритетов, организации и размещения промышленности, при перемещении населения, определении технической политики, проведении военных действий и т.п. С политическими проектами связаны надежды на технические революции в области электроники и быстродействующей связи (микропроцессорная революция, телематическая и т.п.). Утопия силы может принимать и научно-технический и экономический варианты, если властвующие силы видят в них инструмент гегемонии и делают ставку на них в политических проектах и действиях, которых те не могут обеспечить, например, в расчете на монополию знания, технического новаторства, производственных возможностей и т.п. Общественна и роль географического фактора политики   и внутренней и внешней. С ним связано возникновение особого вида утопии   утопии географического пространства. В цели политики всегда входила проблематика территории   своей, чужой, спорной, бесспорной, ее охрана, расширение, освоение и т.д. Утопия пространства порождается, как представляется, попыткой заменить решение политических, социальных, экономических и иных проблем изменением пространственных измерений (политического пространства) подвластной или подконтрольной территории завоеванием, колонизацией, подчинением. На решениях такого рода построены некоторые концепции геополитики. Она не является непременно и всегда негативной, но в недавнем прошлом эта наука послужила созданию нацистской утопии жизненного пространства, на котором должны были быть решены проблемы гитлеризма.
Эффективность политического процесса.
Реальность и иллюзии
    Политический процесс и проблемы власти можно анализировать лишь в очень широком контексте множественных процессов, изменений, в "мегасистеме" общественных отношений, связей, взаимосвязей. Такой анализ необходимо должен быть многоаспектным, так же, как и анализ политической утопии, который здесь был начат с наиболее общих категориальных схем, затем включил системный и проблемный обзор.
    Постараемся осветить хотя бы бегло вопрос, который возникает при анализе только что рассмотренного процесса управления: от чего зависит его эффективность, а следовательно, и эффективность власти. О некоторых условиях ее уже шла речь выше. Но есть еще одно, главное: это эффективность всего политического процесса в целом и всех его слагаемых в отдельности, гомогенность этого процесса, его непротиворечивость. И если можно полагать, что это условие обеспечивается действием власти, то не менее справедливым будет сказать, что это действие, его количество и качество в свою очередь зависит от развития, функционирования управляемого властью объекта. Если им является общество, то мы снова должны повторить то, что уже неоднократно говорили: взаимодействие и взаимное соответствие политической власти и общества обеспечивают успешное протекание политического проекта.
    Есть, стало быть, основание говорить об эффективности общественного процесса как общего условия эффективного функционирования власти и осуществления политики. Это центральная проблема и идея общественного развития, и к ней привлечено внимание общественной, экономической и политической теории. Эффективность общественного процесса   залог предотвращения утопии, спокойного отношения к ней и своевременного изживания, понимания того, как в действительности живет утопия в обществе, из которого она в принципе не может быть изгнана. Но прежде остановимся еще на одном виде утопии, лежащей в области теории, но имеющей отношение к непосредственному политическому процессу: утопии времени, или утопии будущего.
    Власть обращена к настоящему и к будущему, к тому, что требуется выполнить в данный момент и что должно принести свои плоды в каком-то близком или отдаленном времени. Политика в этом смысле сродни прогнозированиюlxii, но и на примере прогностического процесса мы можем еще раз рассмотреть и проверить сказанное выше о политическом проекте и его рационализации. Это тем более имеет смысл, что прогнозировать можно и политические события, и политическое поведение самых различных объектов   от индивидов, групп до классов и общества, государства, групп государств,   словом, тот или иной политический процесс. Не обращаясь, впрочем, к его конкретным примерам, остановимся вкратце на некоторых принципах и характерных аспектах прогнозирования.
    Прогнозирование, как известно, исходит из неизбежной, в принципе неустранимой неполноты информации, используемой при моделировании, относительности знания об объекте (который рассматривается как неполно познанная система) и о большой системе, в которую он входит, составляющей его окружение и фактор его изменения, не говоря об очевидной ограниченности представлений о будущих состояниях этого объекта. Неполным, относительным будет также знание и систем отсчета при анализе развивающихся систем, разрешающей способности анализа различий между их элементамиlxiii и т.д. Прогностика достаточно обоснованно считается с вероятностным характером всех рассматриваемых прогнозом параметров процесса. Это особенно относится к ненаблюдаемому событию в будущем, которое расценивается как пространственно-временная область неопределенности (с точки зрения ее познания и вероятности событий), где осуществляется ожидаемое событие и объект приходит в предполагаемое состояние. Это и область применения воли, реализации целеполагания, проявления тех именно факторов, которые характеризуют политику. Поэтому прогнозирование включает в таких случаях (для соответствующих объектов) предикацию желаемых состояний объекта, то есть цели эволюции сложной системы в результате целенаправленной деятельности ее активной части   в интересующем нас случае   политики и власти.
    Как в политическом, так и в прогностическом проекте важную роль играет учет возможного и вероятного в оценке событий. В таких проектах с точки зрения возможности приходится рассматривать все их элементы и фазы: время события и этапов процесса, пространство, в котором он осуществляется; состояние объекта, траекторию его изменения, цель проекта, его расчетный или непроизвольный результат.
    Вероятность, которая характеризует возможность изменения этих параметров, в прогностике оценивается с точки зрения нарастания неопределенности по мере удаления от исходного состояния. В неуправляемых процессах такой динамике противопоставить нечегоlxiv. Цель политики, напротив, противодействие как раз такому развитию возможностей и повышение их вероятности. Однако на деле и политике, как прогностике, приходится признавать неразрешимость тех или иных проблем или их разрешимость лишь на основе некоторого компромисса (так называемое оптимальное или субоптимальное решение).
    Использование прогностических методов несомненно способствует повышению эффективности политического проектирования. Не случайно социально-политическое прогнозирование приняло столь значительные масштабы в последние десятилетияlxv. Такой, в частности, метод, как теория игр, не исключает (а даже предписывает в случае применения так называемых смешанных стратегий) принятие субъективных решений (введение случайного выбора решения в закономерный с точки зрения целесообразной стратегии процесс)lxvi. Далее, первоначально избранная стратегия при полной информации к началу политического проекта (т.н. игра в нормальной форме),   это скорее фикция, условность. На деле информация о поведении системы и ее взаимоотношениях со средой поступает непрерывно. Тогда процесс достижения цели в соответствии с заранее избранной стратегией направляется как непрерывный (или, во всяком случае, дискретный) процесс принятия решений на каждом этапе движения к конечной цели (это соответствует отмеченной выше закономерности перехода от одной конкретной частной цели к другой по мере реализации общей цели). Правда, и такой ход политического процесса учитывается формализованными методами (т.н. динамические игры), но как бы ни были отражены возможные в подобной ситуации проблемы (частная или полная утрата информации, ограничение информационной памяти, искажения, запаздывание информации и т.п.), очевидно, все вероятные ошибки с этой стороны не могут быть ни предупреждены, ни своевременно исправлены.
    Аспект информации о действительности и о действиях по осуществлению проекта, равно как и о других данных, начиная с действительных интересов и замыслов создателей проекта, особенно уязвим с точки зрения утопических представлений. Их может порождать сама идея обладания исчерпывающими данными   хорошо известен технократический "миф о данных", утопия эмпиризма, согласно которой достаточно получить "все" необходимые сведения, чтобы построить неуязвимую теорию какого-либо политического или общественного явления, организовать всеобъемлющий учет, "оптимальное" планирование, создать непогрешимую модель развития и т.п.
    Достаточно напомнить в этой связи, что "данными" для политического проекта будут не только объективные сведения о действительности, но и широкая гамма субъективных восприятий, ощущений, интуиций, настроений, актов воли и т.п. В абсолютный учет информации для проектирования они укладываются плохо.
    Значительные проблемы вызывает, конечно, количество различных явлений (большая размерность задачи), возникающих в ходе осуществления политического проекта, которые можно отнести к так называемым стратегиям различных сил   участников проекта или его антагонистов. Соответственно значительно возрастает количество и сложность задач, шагов и процедур расчета проекта, а также альтернатив решения этих задач (наборов средств достижения цели) и, следовательно, оценок (и правил оценок) всего этого, очень упрощенного здесь (на деле же значительно более сложного) пути проектирования различных целей, применимого (и применяющегося) и в политикеlxvii. Сложным оказывается и реальный процесс идеализации. Он включает не только определение идеальной цели и теоретических моделей проекта, но и выяснение их ограничений, объяснение данных, поиск гипотез, начиная с исходной (нулевой), ориентированной на общую цель, и ее альтернатив и т.д.lxviii. Над всей этой (крайне кратко обрисованной) теоретической, а затем и практической деятельностью, в анализ которой можно было бы углубляться сколь угодно далекоlxix, доминирует социальная ситуация: необходимость получить определенный результат при данном состоянии проекта; невозможность ждать, когда будут преодолены всевозможные ограничения объективного и субъективного плана, ограничивающие процедуры проектирования, а затем и выполнения плана и проблемная, не менее сложная ситуация. Она резюмируется в выводе о том, что ни один самый совершенный объективный метод не снимает проблемы адекватности этого метода преобразуемой им действительности, начиная с правильности исходных оценок. Наконец, решающий фактор политики: за всеми моделями, методами, расчетами остается реальное общество с его политикой, властью, его политическим творчеством и деятельностью, культурой, моралью, правосознанием, умонастроением и присущими ему идеологическими установками. Они и вносят в политический проект и действия власти существенные коррективы, нередко сводящие на нет научные расчеты.
Рациональность и иррациональность
технологии политического процесса
    Ранее нами была рассмотрена логико-категориальная схема создания и исполнения политического проекта и намечены возможные утопические следствия его дисфункций. Если обратиться теперь (на основании некоторых только что изложенных соображений) к реальному политическому процессу, можно наметить еще один ряд возможных коллизий осуществления политики и власти, чреватых неадекватными реакциями сознания:
      незавершенность (формальная и содержательная) проектирования;
      неполнота информации на разных (возможно, на всех) этапах создания и осуществления проекта;
      взаимные изменения проекта и реализуемой на его основе действительности (в результате вариативности плана и процесса его осуществления). В процессе аккумуляции этих изменений между началом и концом воплощения и сам проект способен значительно измениться;
      результат его выполнения также может не совпадать с проектным; особенно заметными могут быть отклонения от проектного времени достижения цели; возможны его смещения в пространстве ("политическом пространстве")lxx. Это, социальное в своей основе, явление имеет и известное онтологическое объяснение. Действительность, как отмечается исследователями общественного развития, асимметрична во времени в отношении бытия событий в прошлом, настоящем и будущем, а также и их соотношения и описания. Поэтому предопределение событий будущего невозможно, ибо однозначность их протекания не присуща самой объективной реальности. На этой почве и возникают утопии относительно происходящего изменения, его целей, методов и, конечно, результата.
От осознания присутствия   к построению
теории
    Теперь, когда условия и место возникновения актуальной утопии в какой-то мере определены, наступила очередь ответить, по мере возможности, на поставленные в начале главы вопросы: что же представляет собой политическая утопия? Как к ней относится теория, в чем состоит научная, социальная и идеологическая критика утопии? Какова ее судьба? Нам сразу же придется констатировать, что в обширной литературе, посвященной утопии, практически не рассматривается или почти не рассматривается актуальная утопия. Понятие "утопия" употребляется   и нередко   скорее то как упрек, то как метафора каких-либо заблуждений, но теории собственно политической утопии нет. Внимание исследователей привлекает социальная утопия (или дистопия) традиционного или нового, постклассического типа. Те из них, кто полагают, что анализируют политическую утопию, такие, как Барбара Гудвин и Кейт Тейлор, в действительности просто не делают различий между нею и социальной утопией. В макромасштабном варианте утопии это различие, если политический проект имеет социальные цели, в самом деле исчезает. Но, как мы видели, политический проект и действия власти имеют любые масштабы, виды политической власти также различны, она не обязательно совпадает с государственной властью. Кроме того, политическая власть может иметь неполитические, в строгом смысле слова, цели, решая задачи управления многочисленными сферами социальной, материальной и духовной жизни общества. И наконец, мы уже известным образом определили актуальную политическую утопию как потенциальную, обладающую способностью актуализоваться, отмечали возможность эволюции политического сознания, теории и конкретного политического действия. Этим она принципиально отличается от привычной социальной утопии, отнесенной в будущее: к ней не ведет конкретный путь общественного развития.
    Итак, развитой теории собственно политической утопии еще нет. Как бывает в таких случаях, более разработанной оказывается методология исследования других областей, где возникают сходные явления, хотя они в них не рассматриваются как утопические. Мы видели это, когда привлекали для анализа политической утопии схемы целеполагания, системных и прогностических исследований. Видимо, такого рода междисциплинарный подход может оказаться полезным для прояснения природы политической утопии и в теоретических, и в практических целяхlxxi. Особый интерес представляют исследования научного познания. Как и логика и методология науки, философская теория науки открыла целый мир проблем, образов, явлений, которые прямо относятся к проблеме утопического: проблемы истины, объективного знания, процедур его получения и т.п. Основательное изучение обширной литературы по всем этим вопросам для использования в исследованиях власти и политики могло бы оказаться весьма плодотворным. Отметим здесь лишь некоторые общие черты эволюции утопического сознания и его воплощений, связанные с характеристикой политической утопии.
    Как бы ни оценивалась утопия ее сторонниками и противниками, в целом утопическое сознание перестраивается и, отступая в явных проявлениях, теряя свои позиции и в социальных, и в естественных науках, одновременно глубже уходит в усложняющуюся ткань познания и практики, становясь неявной, утонченной, скрытой в формально рациональных формах. В естественных науках, откуда явная утопия была, казалось бы, изгнана еще раньше, чем из общественных, вместе с алхимией, магией, за ней осталась обширная гамма непознанного, неопределенного, вероятного, что и по сей день не исключает и утопического прожектерства в форме всевозможных научно-технических прогнозов и проектов. Перестраивается, таким образом, весь модус бытия утопии. Из добровольно принятой, прокламируемой она становится невольной, неосознанной, непроизвольной (за вычетом направленной утопической мистификации).
    Отсюда и необходимость отнестись к утопическому в сознании и практике как к более сложному и противоречивому явлению, чем простое игнорирование законов истории, общества, познания и т.п. (как обычно принято квалифицировать утопию), то есть осознанное, преднамеренное нежелание считаться с известными законами, продиктованное социальными, классовыми, идеологическими мотивами. Такой вид утопии действительно существует и встречается в политике (особенно в реакционном и апологетическом варианте). В этом случае, действительно, можно говорить об извращенном сознании. Однако законы того или иного явления могут быть неизвестны агентам политической деятельности и тогда говорить о намеренном игнорировании их нет оснований, тем более, что соответствующие законы могут быть и не открыты. В подобном случае речь может идти о заблуждении, а это существенно изменяет и оценку утопии в зависимости от мотивов, объективных причин, порождающих иллюзорное сознание. Знание законов   важный, но не абсолютный антиутопический фактор, ибо есть желания, конкретные цели, идеальные установки, конъюнктурные расчеты и т.п.; закон может не реализоваться и т.д. Такая реалистическая позиция по отношению к утопии имеет первостепенное значение для анализа ее политической разновидности и оценки ее соотношения с действительностью.
    В свете только что сказанного простым и полным определением политической утопии представляется неосуществимость проекта. Как видно, есть, однако, основание различать: 1) проект, временно неосуществимый при данных условиях, которые могут/будут изменяться, то есть потенциально осуществимый (например, возможность политическими средствами разрешить глобальную проблему международного неравенства); 2) осуществимый лишь в идеальной перспективе, но при теоретически возможных условиях (проведение глобальной политики экологически целесообразного природопользования всеми государствами мира); 3) неосуществимый ни при каких условиях (абсолютная утопия   скажем, всеобщее, в масштабах планеты, равное и единовременное участие населения в решении любых политических проблем).
    По признаку возможности или невозможностиlxxii может быть построена типология актуальной утопииlxxiii. Диалектика вероятности возможного, соотносительность возможности с условиями реализации, позволяющими переход невозможного при данных условиях в возможное и реальное при других   это аргумент в пользу дифференцированного подхода к актуальной (политической) утопии. Он подкрепляется еще и тем сообра