бщении  о  наблюдениях.  Это  сопоставление раскрывает
некоторую,  как кажется,  слабость  и  необязательность  провозглашаемого  в
качестве   абсолютного   принципа   воспроизводимости   результатов  научных
исследований.

Согласно этому принципу,  существование каких-то фактов  признается  научным
сообществом  лишь при возможности опытного воспроизведения.  Здесь,  видимо,
скрыто нарочитое смешение фактов,  относящихся к сфере опыта,  с фактами  из
сферы  наблюдательной.  Мы  можем,  нагревая  лед,  регулярно воспроизводить
превращение его  в  воду,  но  воспроизвести  по  желанию  северное  сияние,
извержение вулкана или падение метеорита мы, увы, пока не в силах. Очевидно,
что еще более сложен вопрос  о  воспроизводимости  наблюдаемых  явлений  для
объекта  каких-либо  экспериментов  или  внешних  воздействий  с неизвестной
мотивировкой - как пример можно рассматривать  объекты  психологических  или
социологических  исследований  или  одну  из гипотез,  объясняющих НЛО,  как
многовековой эксперимент над человеком.

Аксиоматическое мышление характерно не только для научных систем, для систем
познания.  Все бытовые, социальные, экономические, государственные системы в
значительной степени построены на принятии отдельными людьми или  отдельными
группами людей моральных,  юридических,  национальных,  идеологических и пр.
стереотипов,  то есть  тех  же  аксиом.  Эта  система  мышления,  являющаяся
характерным  признаком  человеческой  расы,  базируется  к тому же на весьма
несложной логике,  основой которой служит  принцип  однозначно  принимаемого
решения  при минимальном числе альтернатив,  обычно равном двум.  Дискретный
дуализм человеческого мышления отражен в языке,  одной  из  основных  частей
которого являются антонимы: мир-война, любовь-ненависть, добро-зло и т. д. и
т. п.

Бесспорно, в языке есть немало оттенков, нюансов, но любой человек, принимая
решение,  "стремится к ясности",  к выбору однозначному,  лишенному эмоций и
нюансов.  Простой вопрос:  многие  ли  способны  оценить  человека  по  всей
совокупности  его качеств,  не стремясь в душе свести все его многообразие к
примитивному - плохой  или  хороший?  "Дискретная  логика  и  принцип  счета
вынуждают  нас  предполагать  число  признаков  конечным  и  давать названия
каждому из них.  Отсюда появляется весьма сомнительная возможность отчленять
одни  признаки от других - прием,  называемый абстрагированием.  Движение по
ступеням абстрагирования ко все более общим признакам считается единственным
путем  познания  истины,  между тем как это движение есть путь,  уводящий от
истины - не случайно все  абстрактные  конструкции,  именуемые  философскими
системами,  взаимно противоречивы, хотя базируются на одной и той же логике.
Шаг за шагом погружаясь во  мрак  по  ступеням  абстракций,  теряя  связь  с
реальным  миром,  философские  системы  постепенно утрачивают ориентировку и
доходят до того,  что в тупиковой точке  этого  движения  на  бессмысленный,
наверное,   вопрос   о   первенстве   материи  или  духа  дают  диаметрально
противоположные ответы. Логика, основанная на "да" и

"нет", вынуждает человека всегда и  везде  прежде  всего  проводить  границы
между  различными явлениями,  различными градациями одних и тех же явлений и
различными комплексами  признаков  предметов,  причем  из-за  слабости  этой
логики  границы  эти прочерчиваются весьма хаотично,  нелогично даже с точки
зрения человеческой логики".

Мир вероятностен и включает  в  себя  человека,  но  сам  человек  стремится
описывать   его  средствами  дискретной,  целочисленной  и  безэмоциональной
логики, отбирая тем самым только явления, имеющие стопроцентную вероятность,
и пренебрегая явлениями маловероятными, которые по одному по этому считаются
сомнительными.

Что ж,  такой подход прекрасно служил  и  пока  еще  служит  прагматическим,
материальным  устремлениям  человека  -  на  нем  построено  все великолепие
достижений современной науки.  Но эта же наука,  бездушная и  отдаленная  от
человека   и   от   природы,  породила  и  нейтронную  бомбу,  и  чудовищные
генетические   исследования,   и   экологический   кризис   -    предвестник
экологической   катастрофы,   -  может  ли  быть  сегодня  эта  чаша  плевел
уравновешена  полезными  плодами  науки?  "...Опрокидывая   барьеры,   наука
подменяла  наш  мир  качества и чувственного восприятия,  мир,  в котором мы
живем,  любим и  умираем,  другим  миром  -  миром  количества,  воплощенной
геометрии,  миром,  в котором,  хотя он и вмещает в себя все,  нет места для
человека.  Так мир науки - реальный  мир  -  стал  отчужденным  и  полностью
оторванным от мира жизни. Наука не в состоянии не только объяснить этот мир,
но даже оправдаться, назвав его "субъективным", - пишет Александр Койре.

Куда мы идем и где выход?  Неужели человечество обречено, сожрав без остатка
родную  планету,  задохнуться  в  собственных  отбросах?  Возможны  ли  иные
альтернативы  развития  человечества,   кроме   безудержного,   бесконечного
потребления и бесконечной войны друг с другом и с природой,  последовательно
и неуклонно ведущей к закономерному концу?  Альтернативы существуют,  и  все
они  более  или  менее  известны.  Со  всей  определенностью  можно  сказать
единственное - человечество как оно есть сегодня в пещеры уже не вернется  и
не наступит золотой пасторальный век в духе руссоистских утопий.  Возврат "в
поля и леса",  к чему призывает  часть  критиков  технического  прогресса  и
технической  цивилизации,  возможен только насильственный и только для части
человечества, вернее, для его остатков - тех, кто чудом ли выживет в кошмаре
самой  последней войны,  уцелеет ли после грядущих невиданных эпидемий,  или
научиться дышать тем,  во что постепенно и очень быстро превращается  земной
воздух.

Человечество идет  и  должно идти вперед,  и важно - а сегодня необыкновенно
важно,  - не ошибиться в выборе дальнейшего  пути,  на  котором  по-прежнему
путеводной  звездой,  лоцманом в этом тяжелом,  но таком многообещающем пути
будет наука,  - но  наука  новая,  не  какая-то  новая  научная  дисциплина,
специализирующаяся  на спасении человечества,  а новое мировоззрение,  новая
система естествознания,  включающая в себя как неотъемлемый  и  обязательный
элемент человека, рассматривающая его как элемент Космоса и как микрокосм.

"...Коль скоро  допущенная нами ошибка осознана,  мы могли бы острее ощущать
те явления вокруг нас,  которые  ранее  были  вынуждены  игнорировать  из-за
одностороннего   пристрастия  к  физической  науке,  могли  бы  более  чутко
реагировать  на  росток,  пробивающийся  сквозь  обломки  рухнувшего  здания
причинности,  с  большим  вниманием относиться к стечению событий,  включить
паранормальные явления в нашу концепцию нормальности и отдавать  себе  ясный
отчет в том, что мы живем в "стране слепых", - говорит Артур Кестлер.

Эти пока еще слабые ростки нового внушают оптимизм, надежду и веру в будущее
человека.  Процесс становления нового идет почти незамечаемый массами людей,
занимающихся  известным  своим делом - перегрызанием друг другу глоток из-за
куска хлеба,  достатка,  еще большего достатка и  все  большего  и  большего
достатка.  Но появляется и растет число людей,  понимающих, что счастье не в
драке за рыбьи  головы  у  пирса,  людей,  ищущих  духовность  в  мире,  где
духовность,   казалось   бы,  изжита,  где  нет  ничего  важнее  сиюминутных
меркантильных интересов,  в мире,  которым,  как кажется,  управляет древняя
формула  одного  из  Людовиков:  "После  меня  хоть  потоп!"  Процесс нового
Возрождения почти незаметен,  и пытливые взоры людей, ищущих надежду и опору
своей  пробуждающейся  духовности,  плохо  видны  за  блеском безразличных и
алчных глаз,  и такой зыбкий,  такой неустойчивый мир,  над которым висят не
один  -  множество  дамокловых  мечей общей военной погибели,  экологической
катастрофы,  истощения природных ресурсов при стремительном росте  населения
Земли,  и  ужасающее,  потому  что  становится  нормой,  сползание  в бездну
аморальности, когда вокруг буйствует расцветшая махровым цветом преступность
всех  масштабов,  когда  наружу  выползают и множатся отвратительные людские
пороки.  Но так было всегда:  "...в эпохи глобальных  катастроф  цивилизации
выплескивают на поверхность бытия всю мерзость, все подонки, накопившиеся за
столетия в генах социума".

Человеческая цивилизация как система подошла  к  точке  бифуркации  -  точке
перелома  в  кривой своего развития,  "где система как бы "колеблется" перед
выбором одного из нескольких путей эволюции...  и небольшая флуктуация может
послужить  началом  эволюции  в совершенно новом направлении,  которое резко
изменит все  поведение...  системы".  Эти  "колебания",  эта  неустойчивость
цивилизации   уже   хорошо   ощутимы,   и   люди  начинают  переоценивать  и
переосмысливать  свои  взгляды  на  мир,  на  играемые  ими  роли.  Основным
признаком  этой  переоценки  становится  изменение миропонимания,  ведущее к
коренным переменам в науке.  "Не будет, по-видимому, преувеличением сказать,
что  наш  период  допустимо  сравнивать  с  эпохой  греческих  атомистов или
Возрождения,  когда зарождался новый взгляд на природу", - пишут И. Пригожин
и  И.  Стенгерс.  Человечество стоит на пороге каких-то коренных изменений в
своей судьбе.  "В  последние  десятилетия  все  чаще  рождается  мысль,  что
человечество  достигло  какого-то  важного  рубежа и оказалось на перепутье.
Впервые с тех пор,  как христианский мир шагнул в свое  второе  тысячелетие,
над  миром,  по-видимому,  действительно нависла реальная угроза неминуемого
пришествия  чего-то  неотвратимого,  неизвестного  и  способного   полностью
изменить  общую  судьбу огромных масс людей.  Люди чувствуют,  что наступает
конец какой-то эпохи в их истории", - говорит А. Печчеи.

Необходимо, конечно,  заметить,  что процесс обновления,  перехода к  новому
способу  мышления  нельзя  понимать  как происходящий одномоментно,  подобно
вспышке молнии,  мгновенно освещающей всех и все;  и это не  будет  картина,
подобная  обещанному  Страшному  суду:  "И  вострубил первый ангел..." - это
всего лишь красивая поэтическая метафора.  Переделка человеческого мышления,
мировоззрения  всегда происходит медленно,  но грядущая может быть еще более
длительной и мучительной - ведь  меняется  не  только  взгляд,  или  система
взглядов  на окружающую природу,  мир,  Вселенную,  - человек будет вынужден
по-иному взглянуть на самого себя, что намного сложнее.

Вот уже две с лишним тысячи лет звучит призыв  древнего  мудреца:  "Человек,
познай  себя!",  но  "трагедия  современного  разума  "разгадавшего  загадку
Вселенной" как раз и состоит в том,  что одну загадку он  заменил  другой  -
загадкой  самого  себя"  -  и  решение этой загадки и составляет суть нового
этапа познания.

Человек двойствен,  как и все во Вселенной,  как и сама Вселенная, и об этом
хорошо знали древние мыслители:  инь и ян,  ад и рай,  двуликий Янус добра и
зла - элементы,  из которых она состоит сама, природа тщательно перемешала в
душе   человека,   где  самым  причудливым  образом  соединяются  страсть  к
разрушению, деградации и стремление к созиданию, росту, совершенствованию.

В этике человека добро и зло относительны и субъективны, и великое множество
моральных   систем,   реализующих   эту  относительность  и  потому  взаимно
исключающих друг друга и в  то  же  время  демонстрирующих  их  удивительную
гибкость и возможность самых невероятных адаптации, воспринимается как некий
мировой  закон,  как  безысходность  и  тупик  всех  споров  и  разногласий.
Представления о добре и зле в различных этических системах являются, по сути
дела,  теми же самыми аксиомами,  принимаемыми на  основании  "практического
опыта  человечества",  "здравого смысла" - понятий,  очевидно,  переменных и
зависящих  от  исторических,  демографических,   социальных,   национальных,
гастрономических и Бог знает от какого еще множества других факторов.  И как
невозможно  строго  доказуемое  разрешение  спора  между   материализмом   и
идеализмом,  так  и  в рамках отдельных,  не рассматриваемых как бы "сверху"
этических систем, невозможно разрешение моральных аксиом.

Мы с  отвращением  судим  о  морали  каннибалов,  определявших   достоинство
человека  по  числу  съеденных  им врагов,  нас поражает восточный фатализм,
победивший даже инстинкт самосохранения,  следствием  чего  является  полное
пренебрежение к собственной жизни,  и точно так же нас потрясают убийцы всех
масштабов,  презирающие жизни чужие,  но у  нас  нет  никаких  положительных
доказательств,  которые позволили бы утвердить правильность и единственность
исповедуемой нами морали.  Сколько бы мы ни говорили о существовании единого
кантовского "нравственного чувства во мне", об идеальной - для нас - морали,
которую мы   считаем  единственно  достойной  человека,  общечеловеческой  и
которой,  впрочем,  мы  и  сами  придерживаемся  до  поры  до  времени,-   и
профессионал-убийца, и людоед, и буддийский святой вряд ли согласятся с нами
и  поймут  преимущество  любых  других  моральных  норм.  Относительность  и
субъективность  добра и зла,  моральных ценностей - вот самый тяжелый и в то
же время самый важный  и  необходимый  для  разрешения  нарождающейся  новой
наукой вопрос.

Всегда на протяжении всей истории человечества живет мечта о мире, где царит
добро.  В поразительной поэтической форме эта мечта  выражена  в  загадочном
древнем,  уже тысячелетия занимающем умы людей удивительном пророчестве:  "И
отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля,
ни болезни уже не будет,  ибо прежнее прошло".  Но такого Бога нет, а потому
человек  должен  сам  становиться  богом  своих  детских  снов   -   добрым,
справедливым,  милосердным  и  всемогущим,  и  стать  таким человеку поможет
наука, но не наука ракет, пестицидов, атомных бомб и электростанций, а наука
человеческая, наука о человеке.

Я убежден,  что  должна  существовать  какая-то  высшая  этическая  система,
метаэтика,  моральные ценности в которой имели бы абсолютный  и  объективный
характер,  где  добро  было бы добром для всех,  а зло,  причиненное одному,
вызвало бы общее страдание, а потому было бы невозможно. Должна существовать
такая,  не известная пока нам точка отсчета,  такая мораль,  где добро и зло
были бы инвариантны,  где их понимание не зависело бы от системы координат -
от всех тех многочисленных преходящих и проходящих факторов,  от которых они
зависят сейчас.

Это изменение статуса противоположностей, исчезновение их относительности не
есть  отступление  от  диалектики,  содержащей в качестве одного из основных
своих принципов систему  противоположностей,  которые  всегда  относительны,
всегда  переходят друг в друга.  Поняв и приняв абсолют моральных ценностей,
абсолют  добра  и  зла,  нравственный  абсолют,  установив   критерии   этой
абсолютности,   люди   неминуемо  встретятся  с  иными  противоположностями,
качества которых вообразить сегодня мы просто не в силах.  Но  дай  нам  Бог
понять  сейчас хотя бы,  что есть добро и что есть зло - для всех,  - потому
что не понявшее этого и  держащееся  за  собственное  субъективное  и  такое
непостоянное понимание добра и зла человечество обречено на гибель.

Метаэтика, как и любая другая новая система мышления, не может возникнуть на
пустом  месте.  Однако  есть  уже  признаки,  позволяющие  говорить   о   ее
возрождении,  поскольку  на  наших  глазах  набирает силу новая удивительная
наука - экология - первая поистине космическая наука человечества.

Экология не только глобальна - этим может похвастаться и атомная  физика,  -
но  и  глубоко  человечна.  Она олицетворяет совершенно новый,  невиданный в
истории  подход  к  природе,  когда  человек,  ощутив  свою  вину   и   свою
оторванность от природы, рассматривает ее как единое целое, как единый живой
организм,  неотъемлемой частью которого он сам начинает воспринимать себя, и
тем  самым  все  человечество начинает осознавать свое единство как единство
одного народа,  одной нации землян.  И это не единственная особенность новой
науки.

Экология, родившаяся   как   утилитарное   средство  изучения  антропогенных
воздействий  на   природу,   стремительно   становится   наукой   этической,
всепланетарной,  наднациональной,  определяющей добро и зло безотносительно,
"независимо  от  наблюдателя".  Экология  -   это   пробуждающаяся   совесть
человечества,  которое,  словно  бы  очнувшись  от тяжелого сна прагматизма,
впервые,  пожалуй, в таких масштабах поступается своими сугубо материальными
интересами во имя непонятных ранее, таких эфемерных ценностей, как красота и
чистота природы,  - любовь к природе становится научным понятием. Это первая
ласточка  грядущей научной революции,  революции в человеческом сознании,  и
хоть она,  может быть,  и не делает весны,  но это не значит,  что весны  не
будет вовсе...

Это вторжение  эмоций,  этических  и  эстетических  категорий  в  строгий  и
стройный,  сугубо материалистический мир науки,  ее поворот к духовному миру
человека  вынуждает  многих  ученых  высказывать  мысли  о неполноте знания,
замыкающегося в сухих формализациях,  об одностороннем характере  достижений
науки,  все  больше  напоминающих  пирровы победы:  "В этом победном шествии
прогресса есть какие-то тревожащие моменты,  и к этим тревожащим моментам не
следует  относиться легкомысленно...  То,  что дает нам искусство,  никак не
заменит никакая математизация. И очень страшно, если наиболее способные дети
пойдут по линии такого суррогата".

Подобная критика  не  ставит под сомнение научное мышление как таковое - она
сомневается  в  человечности  классической  науки:  "Критика   нацелена   на
неспособность  классической  науки  справиться с некоторыми фундаментальными
аспектами окружающего мира.  Мы начинаем  выходить  за  пределы  того  мира,
который  можно  определить как "мир количества" и вступаем в "мир качества".
Мы должны, по словам Гиллеспи, "найти в науке место для нашей качественной и
этической оценки природы", что всегда являлось прерогативой искусства".

Понимание этого  заставляет все большее число ученых искать в искусстве пути
преодоления   неадекватности   современных    научных    методов    описания
фундаментальной картины мира,  включающей человека.  Этот начавшийся на заре
нашего века процесс разрушения  старой,  механической  и  бездушной  картины
ньютоновского   физического   мира   известен   как  эйнштейновская  научная
революция.  Теория  относительности,  квантовая  механика,   астрофизический
принцип   антропности   уже   прямо   связывают   наблюдаемую   Вселенную  с
человеком-наблюдателем,  пока не принимая,  однако, во внимание человеческую
алогичность, эмоциональность, свободу воли, - но мир в таком описании тем не
менее начинает приобретать черты человеческой неточности и непредсказуемости
-  тех черт,  в исследовании которых давно преуспело искусство.  Идут поиски
путей  единения  науки  и  искусства  с  присущей  ему  полифонией  смыслов,
обертонами,  подсознательными мотивами, эмоциональностью, неопределенностью.
Вот что говорит об этом Роберт Музиль:  "Именно в  наше  время  как  никогда
прежде необходима не только творческая энергия, но и единодушие, целостность
духа.  Было бы глупостью думать,  будто все упирается только в знание;  суть
заключена  в  самом  характере мышления.  Со своими притязаниями на глубину,
смелость и новизну мышление пока что ограничивает себя исключительно  сферой
рационального  и  научного.  Но  такой  разум поедает все вокруг себя.  Лишь
сливаясь с чувством,  он обретает качество духа.  Совершить такой шаг - дело
поэтов".

Мне кажется,  что  человечество  когда-то  уже  шло  по  дороге  целостного,
гуманистического понимания мироздания,  но по какой-то причи