этом, что он работал в
русле того направления русской мысли,
которое   назвали   школой   русского
просветительского   (диалектического)
идеализма.
  Объективно Галич,  как и все другие
представители  этой  школы,  создавал
отечественные           теоретические
предпосылки формирования  философии и
эстетики, которая  смогла  преодолеть
эти  исторические   ограниченности  и
двинуть  русскую   философскую  мысль
дальше, нежели  на это  была способна
диалектико-идеалистическая         по
философскому        существу        и
просветительская    по     социально-
политической  ориентации   школа,   к
которой принадлежал Галич.
  И поскольку  обо всем  этом мы,  по
существу, уже сказали, нам остается в
заключение    показать     конкретно-

284

исторически на  кого  и каким образом
Галич оказал   воздействие  и как эта
его  историческая   роль  в   истории
русской  мысли   была   оценена   его
современниками     и      последующей
литературой.
  Литература о Галиче весьма обильна,
хотя и  осталась  на  статейном,  так
сказать,  уровне   и  затронула  лишь
часть    материала,     в     котором
запечетлена  работа  его  мысли.  Как
один    из     наставников    Пушкина
.i.Пушкин А.С.;и     как      адресат
нескольких его  стихотворных посланий
он включен  в необъятную  пушкиниану.
Как   одна   из   центральных   фигур
петербургского       университетского
"дела"   1821 года    он    неизменно
присутствует   и    в    исторической
литературе по этому поводу.
  Однако для  нашей книги нет никакой
необходимости с  какой бы  то ни было
степенью полноты  обозревать всю  эту
литературу. В  пушкиниане Галич очень
редко рассматривается  как философ  и
эстетик, а  в литературе  о  событиях
1821 года авторы  (впрочем, как  и  в
пушкиниане) повторяют друг друга так,
что  учет   нескольких   исходных   и
наиболее аналитических  работ  вполне
компенсирует  неполноту  используемых
источников.


                                  285

  Литература о Галиче и в этом смысле
резонанс на его работы и деятельность
возникают  с   момента   первого   же
выступления мыслителя.
  Мы видели,  каков был этот резонанс
относительно  его  первых  работ.  Мы
знаем, каков  он был  и  относительно
его преподавания,  печатных  работ  и
публичных чтений.
  Приведенные  выше  материалы  [см.:
гл. 3,   раздел    Б.а.,   а    также
примеч. 11   к    гл. 1, 10   и   12]
достаточно  определенно   показывают,
что отношение  к воззрениям Галича со
стороны основных  общественных кругов
поляризовалось и  что  в  этой  связи
между официальной идеологией, с одной
стороны, Просвещением и декабризмом -
с  другой,   возникала  конфронтация,
хотя  и   представители   Просвещения
подвергали работы Галича критике.
  Эта     критика,      обусловленная
несогласием      с       философскими
установками Галича, а также - позже -
некоторой архаичностью его взглядов и
языка, не была, однако, рассчитана на
"уничтожение" как критика официальная
и  занимала   промежуточную   позицию
между этой  последней  и  теми,  кто,
следуя за  Галичем, примыкая к школе,
одобряли его идеи.
  Критически-лояльное   отношение   к
работам     Галича     со     стороны

286

академических     кругов     наиболее
отчетливо  выявляется   в  трех   уже
известных нам  документах, из которых
первый  характеризует   отношение   к
исходному, второй  - к  середине  20-
х г.,  а   третий  -  к  завершающему
этапам деятельности  Галича. Я имею в
виду      соответственно      решение
конференции педагогического института
о диссертации  Галича и  преподавании
им философии в этом учебном заведении
(ср.  примеч. 1   к  гл. 1),  дело  о
рекомендации к  печати  "Опыта  науки
изящного",    данной    Петербургским
университетом   [см.   примеч. 10   к
гл. 3]  и   мнение  Академии  наук  о
"Картине человека" [167].
  Эти  документы,  хотя  и  содержали
разные дозы критики и одобрения, но в
общем, одинаково свидетельствовали об
уважительном отношении  академических
кругов к  Галичу, о  признании его  в
качестве  ученого,   способного  и  к
преподаванию, и  к  исследовательской
работе.
  Говоря  об   этой  форме  отношения
современников      к      философской
пропаганде Галича, мы должны, разуме-
ется, отнести  к нему  и все  то, что
говорили    и     писали    они     о
шеллингианстве  вообще,   ту  критику
шеллингианства,     которую      дали
сторонники  деистическо-материалисти-

                                  287

ческой   школы   философии   русского
Просвещения этого времени [см.: 118].
  Другой  формой  отношения  к  идеям
Галича было  резкое их  осуждение  со
стороны  официальной   идеологии   за
приверженность      к       философии
объективного  идеализма,   диалектике
(которую, разумеется, хулители Галича
понимали не как таковую, а как особую
динамичность,     анти-ортодоксальную
направленность),   рационализму,    к
шеллингианской традиции.
  Наиболее  яркое   проявление  этого
отношения  к  Галичу  -  история  его
отрешения  от   должности  профессора
философии Петербургского университета
и упорное  сопротивление  официальных
кругов  всем   многолетним   попыткам
опального  профессора   вернуться   к
преподавательской деятельности  [см.:
примеч. 18 к гл. 1].
  Но   наибольшее    наше    внимание
привлекает   к   себе,   естественно,
отношение к работам Галича со стороны
других  деятелей   школы,   ибо   оно
выявляет  принадлежность   Галича   к
школе, а  также показывает конкретно-
исторически, как  и  на  кого  он,  а
через него и школа в целом, оказывали
влияние.
  Здесь  мы   прежде   всего   должны
напомнить   позицию   основоположника
школы -  Д.М.Велланского, о которой я

288

уже  достаточно  говорил  в  связи  с
характеристикой отзыва Велланского на
одну из первых работ Галича.
  В  дальнейшем  Галич  включается  в
разработку доктрины  школы и,  как мы
знаем, эта  его деятельность вызывала
симпатии  и   понимание  со   стороны
целого    ряда    деятелей    русской
философской мысли 10-30-х годов.
  Сюда относятся  деятели московского
кружка  любомудров,   которые  устами
одного    из    своих    лидеров    -
В. Одоевского .i.Одоевский В.Ф.;- и в
своем органе  "Мнемозине" заявляли  в
полемике  с   официозным  журналистом
Ф.В. Булгариным.i.Булгарин Ф.В.;, что
ориентируются                      на
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;,
Окена.i.Окен Л.;, Гегеля в зарубежной
философии, Велланского  и Галича  - в
отечественной   [см.:    "Мнемозина",
ч. III. М., 1824,  с. 179].  Сюда  же
относится и ряд декабристов.
  Галич  оказывал  воздействие  и  на
И. Давыдова.i.Давыдов И.И.;,
профессора Московского  университета,
в    середине     20-х годов    также
примыкавшего к  школе. Для  эклектика
Давыдова       .i.Давыдов И.И.;работы
Галича были  чрезвычайно полезны. Они
давали    ему    легко    реализуемую
возможность сориентироваться  в новых
для России  того  времени  веяниях  в

                                  289

философии, с  другой стороны  - нести
идеи  школы   в  студенческие   массы
посредством  слова   и  через  компи-
лятивные   труды.    В   этой   своей
деятельности             И.И. Давыдов
.i.Давыдов И.И.;неоднократно упоминал
работы Галича.  Так  он  ссылался  на
"Историю     философских      систем"
"почтенного  профессора  Галича"  как
автора, который  "первым в  Отечестве
нашем  познакомил  нас"  с  Шеллингом
.i.Шеллинг Ф.;[89, с. 4],  примыкая к
школе    Шеллинга     .i.Шеллинг Ф.;и
упоминая ряд  немецких философов,  он
ссылался    и     на    русских     -
Павлова.i.Павлов А.;,  Велланского  и
"Опыт  науки  изящного"  Галича  [88,
с. 45, 44, 46,   ср.   об   отношении
Давыдова .i.Давыдов И.И.;к  Галичу  -
189,  с. 31, 42  и  др.  по  именному
указателю].
  Существенную роль  сыграл  Галич  и
его  труд  "Опыт  науки  изящного"  в
формировании  русской   романтической
эстетики, о  чем  мы  уже  сказали  в
гл. 6 этой  книги [см. также: примеч.
10  к   гл. 3  и  с. 30-31  настоящей
книги].
  Наконец,         и          молодой
Герцен.i.Герцен А.И.;,        отчасти
примыкавший  в  студенческие  годы  к
школе,  попал  в  орбиту  этого  воз-
действия, о  чем он  прямо  писал.  В

290

отечественной  литературе  было  даже
высказано мнение  о  том,  что  Галич
оказал, хотя  и опосредованно,  через
своих    учеников     -     Никитенко
.i.Никитенко А.В.;и Фишера .i.Фишер;-
воздействие      на      формирование
мировоззрения                молодого
Н.Г.Чернышевского
.i.Чернышевский Н.Г.;[185, с. 7, 13].
  Все это показывает нам, каково было
конкретное  воздействие   Галича   на
формирование и  развитие школы, в том
числе  отчасти   и  тех   ее  членов,
которые,  как  Герцен.i.Герцен А.И.;,
очень скоро  отошли от  нее  к  более
радикальным взглядам.
  Литература о  Галиче, созданная уже
после  его   смерти  и   до  сих  пор
создаваемая,    стремится    осознать
значение Галича  в  развитии  русской
философской  мысли   и  в  целом  она
единодушна в  констатации  того,  что
ему принадлежит  видная  роль  в  том
процессе, который  протекал в  10-х -
начале  40-х годов  и  был  связан  с
ассимиляцией   на    русской    почве
философии  Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;,  в
развитии    философских    концепций,
которые,     исходя      из     этого
теоретического   источника,    решали
задачи,  стоявшие   перед  различными
философскими   и    околофилософскими
науками в России тех лет.

                                  291

  Трудно   найти   историка   русской
философии,   который    отрицал    бы
принадлежность   Галича    к    школе
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;, и разногласия
здесь носят частный характер, касаясь
вопроса  о   степени  отодоксальности
этой  приверженности   Галича   и   о
степени      оригинальности       его
философских построений.
  Что   Галич    примыкал   к   школе
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;, это  признано
в  литературе,   начиная   с   работы
автора,   которого    можно   считать
одновременно     и      современником
(учеником)    и     едва    ли     не
основоположником        историографии
Галича,  во   всяком  случае   первой
специальной о  нем работы,  созданной
уже     после      смерти     Галича,
А.Никитенко.i.Никитенко А.В.;,   хотя
уже он  высказывал соображения о том,
что его учитель не был ортодоксальным
шеллингианцем  [156,   с. 18, 58, 77-
78].
  Впрочем, еще  ранее, хотя  и  менее
обстоятельно        и    не    всегда
доказательно    при    характеристике
слабостей,     об      этом     писал
Гогоцкий.i.Гогоцкий С.;, который счел
необходимым ввести  статью о Галиче в
свой "Философский  лексикон" [79].  В
целом Гогоцкий .i.Гогоцкий С.;отнесся
к идеям  Галича в  духе академической

292

лояльно-критической         традиции.
Гогоцкий    .i.Гогоцкий С.;критически
характеризует и  "Историю философских
систем".  Ей  "недостает  изображения
последовательного            развития
направлений философии"  и свойственна
"отсталость в  языке  и  содержании".
"Опыт науки  изящного", "много теряет
по сухости  изложения и по недостатку
исторических основ,  которые  оживили
бы теорию  и служили  ей пояснением".
Тем  не   менее,  о  первой  Гогоцкий
.i.Гогоцкий С.;говорит,    что    она
"заслуживает  внимания   по   точному
изложению источников",  а  о  втором,
что "Опыт..." - сочинение "едва ли не
первое у  нас в России в этом роде"1,
отличается          "основательностью
взгляда". В  целом же  "ученые  труды
Галича", несмотря  на то,  что "в них
мало заметно  живой, самородной  силы
мысли и еще менее живости изложения",
"бесспорно, отличаются  основательным
знанием избранной им науки". Именно в
этой          связи          Гогоцкий
.i.Гогоцкий С.;заявляет,  что  "Галич
даже   под    конец   своей    ученой
деятельности оставался последователем
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;" [79, с. 5-6],
то есть  был им  на  протяжении  всей
своей жизни.
  С большей или меньшей долей критики
и  признания   оригинальности   работ

                                  293

Галича о  его принадлежности  к школе
Шеллинга         .i.Шеллинг Ф.;писали
В. Чуйко  .i.Чуйко В.;[208,  с. 336],
А.И. Введенский
.i.Ввденский А.И.;[65,          24]2,
И. Замотин  .i.Замотин И.И.;[94,   с.
112],  Н.Н. Булич  .i.Булич Н.Н.;[61,
с.         227],          Э.Л. Радлов
.i.Радлов Э.Л.;[177,   с.   245-246];
П. Милюков      .i.Милюков П.Н.;[149,
с. 256];     эти     идеи     Милюков
.i.Милюков П.Н.;высказывал и  в более
ранних изданиях  этого и других своих
трудов);                  Б. Яковенко
.i.Яковенко Б.В.;[215,    с.    216].
Писавший   уже    после   октябрьской
революции      1917 года      Г. Шпет
.i.Шпет Г.Г.;едва  ли   не   наиболее
резко      выразил       мысль      о
несамостоятельности      и       даже
бесполезности деятельности  Галича  в
области   философии,    но   и   Шпет
.i.Шпет Г.Г.;признает  всё   же,  что
Галич действовал хотя и не в традиции
самого   Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;,   но
шеллингианцев,  и   полемизировал   с
теми, кто  "с легкой  руки  Никитенка
.i.Никитенко А.В.;у  нас  приписывает
Галичу "самостоятельность"  мысли,  в
частности     по      отношению     к
Шеллингу.i.Шеллинг Ф.;,      и      в
особенности    по     сравнению     с


294

Велланским.i.Велланский Д.М.;"  [212,
с. 135, ср.: 133-137].
  Я не буду подробнее характеризовать
квалификации и интерпретации взглядов
Галича, данной этими исследователями,
и тем  более полемизировать  с  ними,
как, например,  с наиболее  крайним и
скептическим Шпетом.i.Шпет Г.Г.;. Все
необходимое по  этому поводу  я  либо
сказал в тексте прямо, либо с помощью
характеристики идей  Галича, что даст
основания читателю самому согласиться
или   отвергнуть    те    или    иные
интерпретации его взглядов.
  Хотелось бы  сосредоточить внимание
еще    лишь    на    одной    стороне
дореволюционной литературы  о Галиче,
тем  более,   что  я   имею  в   виду
характеристики Галича, развитые затем
и в  советской литературе. Галич рас-
сматривается      как      крупнейший
представитель,    если     не     как
основоположник в  России вышедшей  из
философии науки психологии.
  Выдающаяся  роль   Галича  в   этой
области   признается   едва   ли   не
единогласно как авторами, писавшими о
Галиче вообще,  так и в особенности -
историками русской психологии.
  Вслед       за        М. Филипповым
.i.Филиппов М.;[202],   на   которого
ссылается                А. Ельницкий
.i.Ельницкий А.;[93], к  этому мнению

                                  295

примыкает                   Э. Радлов
.i.Радлов Э.Л.;[177,    с. 246]     и
дореволюционный    историк    русской
психологии
М. Вержблович.i.Вержблович М.;;
"Самостоятельная  научная  разработка
психологии в  России" начинается,  по
его  мнению,   с  "Картины  человека"
Галича [70,  N 3, с. 117]  и притом в
традиции шеллингианства  "значительно
переработанного" [70,  N 3,  с. 124].
М. Вержблович
.i.Вержблович М.;подробно
анализировал  с   этой  точки  зрения
"Картину..." и  по ходу  анализа  дал
ряд  обобщающих   оценок.  Галич,  по
мнению  Вержбловича.i.Вержблович М.;,
"не  может  быть  назван  безусловным
последователем
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;.     В     его
биологически-психологическом    труде
слишком    заметно     реалистическое
стремление подробно  изучить  условия
душевной деятельности  и поставить ее
в     зависимость     от     телесных
отправлений" [70,  N 3, с.  202].  Не
будучи вполне  самостоятельным, Галич
"благодаря      своему       сильному
критическому уму  и  разносторонности
его... очень  часто обнаруживает свою
независимость  от   воззрений   школы
(Шеллинга  .i.Шеллинг Ф.;-   З.К.)  и
вносит здоровую  реалистическую струю

296

в область  своего исследования"  [70,
N 3, с. 207].
  Здесь поставлена  еще одна проблема
интерпретации    воззрений    Галича,
которая так  же  и  даже  еще  больше
будет  обсуждаться   в  литературе  о
Галиче, - проблема эволюции Галича от
шеллингианского   идеализма,    свой-
ственного   раннему    периоду    его
деятельности,        к         "более
реалистическому"  воззрению   периода
позднего,   особенно   его   "Картины
человека" и "Лексикона".
  Как            видим,             и
Филиппов.i.Филиппов М.;, и Вержблович
.i.Вержблович М.;считают,  что  Галич
такую  эволюцию   совершил,  хотя  на
указанной  странице  своей  работы  о
Галиче Радлов .i.Радлов Э.Л.;говорит,
что                          Филиппов
.i.Филиппов М.;"переоценивает
позитивные элементы  в учении Галича,
который никогда не порывал с немецким
идеализмом" [177, с. 246].
  К этому  вопросу мы  еще вернемся в
связи  с   характеристикой  советской
историографии  и,  в  частности,  при
ознакомлении  с   мнениями  советских
историков психологии.
  Переходя   теперь    к    советской
историографии, мы  констатируем,  что
она продолжает и развивает отмеченные
традиции   дореволюционной    русской

                                  297

литературы. Анализируя идеи Галича по
существу,   советские   исследователи
более      конкретно       показывают
существенную роль  в развитии русской
философии 10-30-х годов.
  Мы   рассмотрим    специально   две
диссертационные работы  о  Галиче,  а
затем уже  - по  проблемам - и другую
литературу.
  Такое    построение    тем    более
целесообразно,    что     диссертации
являются    не     только    наиболее
обстоятельными, систематическими,  но
и  почти   самыми  ранними   работами
советских авторов о Галиче.
  Я   имею    в   виду    диссертации
Н.С. Гордиенко
.i.Гордиенко Н.С.;"Философские      и
логические взгляды  А.И. Галича" [83]
и                        А.Д. Колбина
.i.Колбин А.Д.;"Психологические
воззрения А.И. Галича" [126].
  Первая из  этих работ  носит  остро
полемический   характер,   направлена
против дореволюционной  историографии
и    утверждает,     что    в    этой
историографии    воззрения     Галича
подверглись   фальсификации   в   том
смысле,   что    он   объявлен    там
идеалистом, в  то время  как  он  уже
очень рано,  еще в  конце 10-х годов,
то есть,  в сущности,  уже  в  начале


298

своего  пути,   перешел  на   позиции
материализма.
  Опираясь  на   архивные  материалы,
Н.С. Гордиенко .i.Гордиенко Н.С.;ввел
в оборот много интересного материала,
но,  как  я  уже  говорил,  борясь  с
фальсификацией   мнимой,   осуществил
действительную.
  Концепция
Н.С. Гордиенко.i.Гордиенко Н.С.;,
предложенная в названной диссертации,
автореферате  к   ней  [82]   и  двух
статьях [80  и  81],  сводится  в  ее
главных чертах к следующему.
  Галич начал  свой путь философа как
идеалист  шеллингианской  ориентации,
что  видно   по  его   диссертации  и
"Представлению".   Однако,    вопреки
мнению                дореволюционных
исследователей,       начиная       с
Никитенко.i.Никитенко А.В.;,    Галич
уже  в   этих  работах   обнаруживает
тенденцию к материализму [83, с. 21].
В дальнейшем  же, и  очень быстро, он
вообще становится  материалистом, и в
отрицании    этого     Н.С. Гордиенко
.i.Гордиенко Н.С.;усматривает
злонамеренную фальсификацию, одним из
формальных оснований которой является
игнорирование архивных  документов  -
записей  курсов   лекций  Галича,   в
которых,   по   его   мнению,   легко
обнаруживается приверженность  Галича

                                  299

к    материалистической    философии,
"господствующей     в     философских
воззрениях    передового     русского
мыслителя" [83,  с. 3].  Существенным
звеном  этой  интерпретации  является
тезис о  том, что  "решающее влияние"
на  формирование   зрелого,  то  есть
материалистического,    мировоззрения
Галича   "оказало"    "знакомство   с
русской            материалистической
философией"   [83,    с. 26-27].    В
результате этих  процессов Галич "все
дальш