сдерживали бы нас в той деструкции вещной объективности, - коррелята к сознанию нашего опыта, - какую производит наша мысль. Тут необходимо никогда не забывать вот о чем: то, что суть вещи, - вещи, о каких мы только и можем делать высказывания, о бытии и небытии каких, об определенности и инаковости каких мы только и можем спорить, вопрос о каких мы только и можем разумно решать, - то, что суть вещи, они суть как вещи опыта. Не что-либо иное, но лишь опыт предписывает им их смысл, причем, поскольку речь идет о фактических вещах, это актуальный опыт с его определенным образом упорядоченными взаимосвязями опыта. Если же мы можем подвергать эйдетическому рассмотрению способы переживания опыта и, в особенности, основополагающее переживание - восприятие вещей, если мы можем усматривать в них все сущностно-необходимое и возможное (это мы, очевидно, можем), а, следовательно, можем эйдетически следовать сущностно возможным вариантам мотивированных взаимосвязей опыта, то тогда получается, что коррелят нашего фактического опыта, именуемый "действительным миром", - это особый случай многообразных возможных миров и немиров, а, со своей стороны, все эти возможные миры и немиры - не что иное, как корреляты сущностно возможных вариантов идеи "постигающее в опыте сознание" с присущими ему всякий раз более или менее упорядоченными взаимосвязями опыта. Так что никак нельзя позволять, чтобы нас вводили в заблуждение рассуждения о том, что вещь трансцендентна сознанию или же что она есть "бытие в себе". Ведь само же подлинное понятие трансценденции вещного - понятие, служащее мерой всех разумных высказываний относительно трансценденции, - почерпнуть неоткуда, кроме самого же сущностного содержания либо восприятия, либо же так или иначе устроенных взаимосвязей, какие именуются у нас подтверждающим опытом. Итак, идея подобной трансценденции - это эйдетический коррелят чистой идеи такого подтверждающего опыта.
     Это верно относительно любой мыслимой трансценденции - все равно, трактуем ли мы ее как действительную или как возможную. В себе сущий предмет никогда не бывает таким, чтобы сознание и "я" сознания не имели касательства к нему. Вещь - это всегда вещь окрестного мира, в том числе и вещь никем не виденная, в том числе и вещь реально возможная - не данная в опыте, но, возможно, доступная опыту, т. е. предположительно доступная опыту. Доступность опыту никогда не означает лишь пустой логической возможности, - это всегда возможность, мотивированная внутри опытной взаимосвязи. Сама же взаимосвязь - это всегда от начала и до конца взаимосвязь чисто имманентной "мотивации",25[6] взаимосвязь, вбирающая в себя все новые и новые мотивации и переформирующая уже сложившиеся. Мотивации различаются по своему наполнению, по тому, что в них постигнуто или определено, - они богаче или беднее, они по содержанию более или менее ограничены, более или менее неопределенны в зависимости от того, идет ли речь о вещах "известных" или о "совсем неведомых", еще "не открытых" или же в случае вещи виданной о чем-либо известном или о еще не известном в ней. Тут все дело исключительно в сущностных оформлениях таких взаимосвязей, которые во всех своих возможностях подлежат чисто эйдетическому исследованию. В сущности заключено следующее: все, что есть realiter, но еще не испытано актуально, может становиться данностью, и это означает тогда, что такая вещь принадлежит к не определенному пока, однако определимому горизонту моего актуального опыта. А такой горизонт есть коррелят всех компонентов неопределенности, что сами по себе сущностно зависят от опыта вещей, и эти компоненты оставляют открытыми - всякий раз по мере своей сущности - возможности исполнения, осуществления, причем таковые никоим образом не произвольны, но всегда заранее предначертаны, мотивированы типом их сущности. Любой актуальный опыт указывает за пределы самого себя, на тот возможный опыт, который в свою очередь вновь отсылает к новому возможному опыту, и так до бесконечности. И все это совершается согласно сущностно определенным способам и правилам, связанным с априорными типами.
     Любое гипотетическое начинание в практической жизни и в основанной на опыте науке сопряжено с этим изменчивым, однако всякий раз сополагаемым горизонтом, благодаря которому тезис мира обретает свой сущностный смысл.
     §  48. Логическая  возможность и  конкретная противосмысленность мира  вне  пределов  нашего  мира
     Гипотетическое допущение чего-либо реального вне пределов этого мира "логически" возможно; в таком допущении, очевидно, не заключено какое-либо аналитически-формальное противоречие. Но если спрашивать о сущностных условиях, при которых подобное допущение сохраняло бы свою значимость, если спрашивать, какой же способ подтверждения требуется его смыслом, если спрашивать о способе подтверждения вообще, какой принципиально определяется полаганием (тезисом) чего-либо трансцендентного, - как бы правомерно ни обобщали мы его сущность, то мы сознаем или, говоря отчетливее, я сознаю - осуществляющее чистую рефлексию "я" сознает, - что это трансцендентное необходимо должно быть доступным опыту, и не просто для измышленного благодаря пустой логической возможности "я", но для моего актуального Я как доступного подтверждению единства всех взаимосвязей моего опыта. Однако можно усматривать (сейчас мы, впрочем, зашли еще недостаточно далеко для того, чтобы обосновывать сказанное во всех подробностях, предпосылки чего будут созданы лишь дальнейшими анализами), то, что доступное познанию моего "я" должно быть принципиально доступно познанию всякого "я", о котором я вообще в состоянии говорить, всякого, какое вообще может обладать смыслом и возможным бытием для меня как иное "я", как одно из "я", принадлежащее открытому множеству "других". И этот "другой" свой источник опыта и правоты тоже черпает из меня, во мне совершается его подтверждение (что не следует понимать как прежде всего какой-то логический actus). И если затем я, как и в случае "меня", стану редуцировать человеческое бытие в его естестве до самосущности "я" и жизни, то я увижу тогда, что могу поступать так в отношении любого другого человека (какой удостоверяется для меня) и что тем самым я обретаю множественность чистых "я". Хотя фактически не каждое "я" обретается или может находиться в отношении "вчувствования", взаимопонимания со всяким другим "я", - так, к примеру, мы не состоим в таких отношениях с возможными обитателями отдаленнейших звездных миров, - но, если рассуждать в принципе, то имеются сущностные возможности установления взаимопонимания, а, стало быть, возможности того, чтобы миры опыта, фактически обособленные, благодаря взаимосвязям актуального опыта складывались, создавая один-единственный интерсубъективный мир, коррелят единого мира умов (т. е. Универсального расширения человеческой общности, сведенной к жизни чистого сознания и к чистому "я"). Если взвесить сказанное, то формально-логическая возможность каких-либо реальностей вне пределов мира, того единого пространственно-временного мира, что фиксируется нашим актуальным опытом, оказывается по существу дела противосмысленностью. Если существуют вообще миры, если существуют вообще реальные вещи, то должно быть так, чтобы - как охарактеризовано это выше - мотивации опыта, конституирующие эти миры и вещи, должны иметь возможность достигать опыта моего и опыта всякого "я". Вещи и миры вещей, которые не удается со всей определенностью подтвердить в каком-либо человеческом опыте, само собой разумеется, тоже существуют, однако у этого обстоятельства чисто фактические причины, заключающиеся в фактических границах такого опыта.
     § 49. Абсолютное сознание как остающееся  после уничтожения  мира
     С другой стороны, всем этим не сказано, что непременно должен быть мир, что непременно должна быть какая-то вещь. Существование мира - это коррелят известных многообразий опыта, отмеченных известными сущностными устроениями. Однако никак нельзя усмотреть то, чтобы актуальный опыт мог протекать лошь в формах таких связей; ничего подобного нельзя почерпнуть в сущности восприятия вообще, как и в сущности иных соучаствующих здесь способов осуществляющегося опыт созерцания. Напротив, вполне мыслимо то, что не только в конкретных случаях опыт вследствие противоборствования разрешается в кажимость и что не всякая кажимость - в отличие оттого, что de facto, т. е. как несомненно устанавливает эмпирия, как то ей подобает (т. е., скажем, отнюдь не аподиктически), - возвещает более глубокую истину и не всякое противоборствование на своем месте будет именно тем, что более широкоохватными взаимосвязями требуется для сохранения согласия во всем едином целом; мыслимо и то, что опыт полон непримиримых противоборствований и что непримиримы они не только для нас, но и сами по себе, мыслимо то, что опыт в какой-то момент начинает строптиво сопротивляться самому ожиданию того, чтобы полагания вещей выдерживалось от начало до конца непротиворечиво, мыслимо то, что взаимосвязь опыта утрачивает твердость, с которой упорядочивались бы все нюансирования, постижения, явления, и что так все действительно и останется in infinitum, - так что в таком случае уже не будет мира, который можно было бы полагать непротиворечиво, т. е. не будет уже существующего мира. Пусть тогда в известном объеме конституирующими окажутся какие-то грубые конструкции единства - преходящие точки опоры для таких созерцаний, которые были бы простыми аналогами созерцания вещей, совершенно не способными к тому, чтобы конституировать консервативные, стойкие "реальности", устойчивые единства, какие "существовали бы в себе, независимо оттого, воспринимают их или нет".
     Присовокупим теперь к сказанному результаты, полученные нами в конце предыдущей главы, поразмыслим, следовательно, о возможности небытия, что заключена в сущности всякой вещной трансценденции, и тогда нам станет ясно, что бытие сознания, бытие всякого потока переживания вообще, хотя и непременно модифицируется вследствие уничтожения вещного мира, однако не затрагивается им в своем собственном экзистировании. Итак, в любом случае модифицируется. Ибо что касается коррелята к уничтожению мира, то таковое означает не что иное, как то, что во всяком потоке переживания (т. е. во взятом во всей его полноте, стало быть, бескрайнем в обе стороны совокупном потоке переживаний какого-либо "я") отныне исключаются известные упорядоченные взаимосвязи опыта, а соответственно с этим и ориентированные на них взаимосвязи теоретизирующего разума. Однако это не ведет к исключению переживаний иного порядка, иных взаимосвязей переживаний. Итак, для бытия самого сознания (в предельно широком смысле потока переживаний) нет необходимости в каком-либо реальном бытии, в бытии, которое представляет и подтверждает себя по мере сознания через посредство явлений.
      Следовательно, имманентное бытие есть несомненно абсолютное бытие в том смысле, что оно принципиально nulla "re" indiget ad existendum*.
     С другой стороны, мир трансцендентных "res"** совершенно немыслим без сознания, причем не сознания логически измышленного, но сознания актуального.
     Это в самом общем своем содержании стало ясно уже на основании выше изложенного (в предыдущем параграфе). Что-либо трансцендентное дано - но только это "данность" принципиально с оговорками - благодаря известным взаимосвязям опыта. Первоначально данное приобретающее все большее совершенство в непрерывных линиях восприятия, непротиворечивость которых находит подтверждение, в известных методических формах мышления, основанного на опыте, трансцендентное - более или менее опосредованно - достигает ясно усматриваемого и движущегося поступательно теоретического определения. Допустим, что сознание вместе со всем своим содержанием переживания и своим протеканием действительно устроено так, что субъект сознания мог бы осуществлять - в свободе опытного постижения и теоретического, основанного на опыте, мышления - все такие взаимосвязи (при этом следует помнить, что во все это - продолжающееся in infinitum - непротиворечивое согласие восприятий опыта мы включаем и все те восприятия и весь тот опыт, в каких находят для нас свое подтверждение другие, взаимопонимание с этими другими людьми, возможная редукция их к чистому "я", взаимосвязи опыта). Допустим, далее, что все относящееся сюда упорядочивание сознания действительно продолжается in infinitum, что со стороны процессов сознания вообще нет недостатка ни в чем, что сколько-нибудь необходимо для того, чтобы являлся единый, цельный мир и чтобы он разумно, теоретически познавался. А теперь спросим: предположив все сказанное, будет ли еще мыслимым и не будет ли, скорее, противосмысленным, чтобы соответствующий трансцендентный мир не существовал?
     Итак, мы видим, что сознание (переживание) и реальное бытие - это отнюдь не одинаково устроенные виды бытия, которые мирно жили бы один подле другого, порой "сопрягаясь", порой "сплетаясь" друг с другом. Подлинно сплетаться, образуя целое, может лишь сущностно родственное - то, у чего собственная сущность в одном и том же смысле. Имманентное, или абсолютное бытие и бытие трансцендентальное именуются, правда, "существующими", именуются "предметом", у них свое предметное наполнение; однако, очевидно и то, что они именуются предметами и наделяются предметной определенностью лишь в согласии с пустыми логическими категориями. Между сознанием и реальностью поистине зияет пропасть смысла. С одной стороны, здесь бытие нюансируемое, какое принципиально невозможно дать иначе, нежели с горизонтами презумпции, и нельзя дать абсолютно, бытие случайное и соотносительное с сознанием; с другой стороны, там бытие необходимое и абсолютное, какое принципиально невозможно дать через нюансирование и явление (по способу презумпции, который все равно оставляет открытым вопрос о бытии или небытии воспринятого мною).
     Таким образом, несмотря на по-своему вполне обоснованные по их смыслу слова о реальном бытии человеческого "я" и переживаний его сознания в мире, а также обо всех "психофизических" взаимосвязях, какие могут иметь сюда касательство, становится ясно, что, невзирая на все это, сознание, если рассматривать его в "чистоте", должно признаваться замкнутой в себе взаимосвязью бытия, а именно взаимосвязью абсолютного бытия, такой, в которую ничто не может проникнуть и изнутри которого ничто не может выскользнуть, такой, для которой не может существовать никакой пространственно-временной внеположности и какая не может заключаться ни в какой пространственно-временной взаимосвязи; такой, которая не может испытывать причинного воздействия со стороны какой бы то ни было вещи и которая не может причинно воздействовать на какую бы то ни было вещь - при условии, что у слова "причинность" нормальный смысл естественной причинности, т. е. существующего между реальностями отношения зависимости.
     С другой стороны, весь пространственно-временной мир, к которому, в качестве отдельных подчиненных реальностей, причисляются также и человек, и человеческое "я", - это по своему смыслу лишь простое интенциональное бытие, т. е. такое бытие, которое обладает лишь относительным, вторичным смыслом бытия для сознания, - это бытие доступное постижению субъектами познания через посредство явления и, возможно, оправдывающееся in infinitum как оправдывающееся единство явлений. Такое бытие полагается сознанием в его опыте, оно есть в принципе лишь тождественность непротиворечиво мотивируемых многообразий опыта и в качестве такового оно доступно созерцанию и определению, - сверх же всего этого такое бытие есть всего лишь ничто, или, говоря точнее, это такое бытие, для которого всякое "сверх этого" есть противосмысленная мысль.
     § 50. Феноменологическая установка  и  чистое сознание  как поле феноменологии
     Тем самым обыденный смысл "бытия" переворачивается. Бытие для нас первое есть само по себе бытие второе, - то, что оно есть лишь в "сопряженности" с первым. Не то чтобы слепой законопорядок установил: ordo et connexio rerum должен направляться по ordo et connexio idearum***. Реальность - и реальность отдельно взятой вещи, и реальность целого мира - сущностно лишена самостоятельности (в нашем строгом смысле "сущности"). Это не нечто абсолютное в себе, что во вторую очередь связывалось бы с иным, - нет, в абсолютном смысле оно вообще ничто, оно лишено "абсолютной сущности , у него существенность того, что в принципе лишь интенционально, лишь осознаваемо, лишь представляемо, лишь осуществимо в возможных явлениях.
     Теперь вновь обратим наши мысли к первой главе, к нашим рассуждениям о феноменологической редукции. Вполне очевидно, что на деле по сравнению с естественной теоретической установкой - коррелятом таковой служит мир, - непременно должна существовать иная возможная установка, на долю которой тоже приходится кое-что, - несмотря на то, что мы исключили всю эту психофизическую всеприродность, - а именно для нее остается целое поле абсолютного сознания. Итак, вместо того чтобы наивно жить в опыте и теоретически исследовать постигнутое в опыте, трансцендентную природу, мы совершаем "феноменологическую редукцию". Говоря иначе: вместо того чтобы наивным образом совершать все акты, без каких не может обходиться конституирующее природу сознание (акты действительные; возможные в сфере предначертанной потенциальности; подлежащие осуществлению), вместе с их трансцендентными полаганиями, вынуждающими нас благодаря заключенным в них мотивациям ко все новым трансцендентным полаганиям, мы положим "в бездействие" все эти полагания, как актуальные, так и наперед потенциальные, мы откажемся от их совершения; наш же постигающий, наш теоретически исследующий взор мы направим на чистое сознание в его абсолютном самобытии. Оно и будет тем, что пребудет с нами как искомый "феноменологический остаток" - пребудет несмотря на то, что мы "выключили" или, лучше сказать, поместили в скобки весь мир вещей, живых существ, людей, включая и нас самих. Мы, собственно, не утратили ровным счетом ничего, зато обрели все абсолютное бытие, а это бытие, если верно его уразуметь, скрывает в себе все трансценденции мирского - как интенциональный коррелят актов обычного значения, которые надлежит осуществлять идеально и непротиворечиво продолжать, - оно "конституирует" их в себе.
     Теперь проясним себе это во всех частностях. Следуя естественной установке, мы совершаем все без исключения акты, благодаря которым мир наличествует для нас. Мы наивно живем, воспринимая, постигая в опыте, совершая актуальные акты полагания, в каких являются для нас все вещные единства, реальности любого вида - и не просто являются, но даны нам как "наличествующее", как "действительное". Занимаясь естествознанием, мы совершаем мыслительные акты, упорядоченные согласно логике опыта; в них мы определяем по мере мышления как данные, так и привлекаемые помимо данных действительности, в них мы на основе таких прямо постигнутых в опыте и определенных трансценденции заключаем о новых. Переходя же к феноменологической установке, мы с принципиальной всеобщностью пресекаем совершение любых подобных когитативных полаганий, а это значит: "мы заключаем в скобки" прежде произведенные, что же касается дальнейших исследований, то мы "не соучаствуем в подобных полаганиях"; вместо того чтобы жить s них, совершать их, мы совершаем направленные на них акты рефлексии и их же самих постигаем тогда как абсолютное бытие, какое они суть, вместе со всем, что подразумевается в них, что вместе с тем неотделимо от их собственного бытия, - например, постигнутое в опыте как таковое. Мы живем теперь исключительно в таких актах второй ступени, данное в которых есть бесконечное поле абсолютных переживаний: основное поле феноменологии.
     §  51. Значение предварительных трансцендентных рассуждений
     Каждый может, правда, осуществлять рефлексию, и каждый в своем сознании может схватывать рефлексию своим постигающим взором; однако, не этим совершается феноменологическая рефлексия, и схваченное сознание - это еще не чистое сознание. Лишь радикальные рассуждения в духе у