но или же встраивает линии и конструкции в некий мир фантазии. Совершенно иначе поступает естествоиспытатель. Он наблюдает и экспериментирует, т. е. он констатирует существующее по мере опыта, опытное познание есть для него акт обоснования, какой никак не возможно было бы заменить простым воображением. Именно потому-то понятия "наука о фактах" и "опытная наука" эквивалентны. Но для геометра, исследующего не действительное, а "идеальные возможности", не положение дел в действительности, а сущностное положение дел, вместо опыта в качестве акта самого последнего обоснования выступает высматривание сущности.
     И так во всех эйдетических науках. На сущностном положении дел (подлежащем постижению в непосредственном усмотрении), или же на эйдетических аксиомах, основываются опосредуемые - те, что достигают данности в опосредуемо-усматривающем мышлении, причем по принципам, усматриваемым исключительно непосредственно. Посему любой шаг опосредованного обоснования - аподиктически и эйдетически необходим. Итак, сущность чисто эйдетической науки составляет то, что она поступает исключительно эйдетически, что она с самого начала и во всем дальнейшем не познает никакого положения дел помимо эйдетически значимого, т.е., следовательно, никакого, какое нельзя было бы либо непосредственно привести к данности из первоисточника (как непосредственно основывающееся в сущностях, высмотренных из первоисточника), либо "раскрыть" путем чистого выведения из подобного "аксиоматического" положения дел.
     С этим связан практический идеал точной эйдетической науки, идеал, осуществлять который научила, собственно говоря, лишь новейшая математика - любой эйдетической науке придавать высшую ступень рациональности путем редуцирования всех опосредованных мыслительных шагов к простому подведению под раз и навсегда систематически составленные аксиомы соответствующей эйдетической области, с привлечением - если только речь заведомо не идет о самой же "формальной", или "чистой" логике (в предельно широком смысле mathesis universaiis7[7]) - всей совокупности аксиом этой последней.
     А в связи с этим последним в свою очередь находится идеал "математизации", который, подобно только что охарактеризованному идеалу, отличается огромным практически-познавательным значением для всех "точных" эйдетических дисциплин, вся познавательная наличность которых (как, например, геометрии) заключена во всеобщности совсем немногих аксиом с их чисто дедуктивной необходимостью. Сейчас не место входить в это.8[8]
     §  8.  Отношения  зависимости  между наукой  о фактах  и наукой о сущностях
     После всего изложенного выше ясно, что сам смысл эйдетической науки принципиально исключает любое введение познавательных итогов эмпирических наук. Тезисы о действительности, какие встречаются в непосредственных констатациях последних, проходят ведь через все опосредованные. Из фактов всегда следуют только факты.
     Итак, если любая эйдетическая наука принципиально независима от любой науки о фактах, то, с другой стороны, обратное как раз значимо для науки о фактах. Нет ни одной, которая, получив свое полное развитие в качестве науки, была бы совершенно свободна от эйдетического познания, а тем самым независима от эйдетических наук, будь то науки формальные или материальные. Ибо, во-первых, само собой разумеется, что опытная наука, совершая какие бы то ни было опосредованные обоснования суждений, обязана поступать сообразно формальным принципам, обрабатываемым формальной логикой. И вообще, как и всякая наука, направленная на предметы, она безусловно должна быть связана с теми законами, какие принадлежат к сущности предметности вообще. Тем самым она оказывается сопряженной со всем комплексом формально-онтологических дисциплин, охватывающих помимо формальной логики в узком смысле слова все дисциплины формальной "mathesis universalis" (следовательно, и арифметику, чистый анализ, учение о множествах). Во-вторых же, сюда относится и то, что любой факт заключает в себе некую материальную сущностную наличность, а потому эйдетическая истина, принадлежащая к заключенным тут чистым сущностям, обязана давать закон, каким связана данная фактическая единичность - подобно любой возможной вообще.
     §  9.  Регион  и  региональная  эйдетика
     Любая конкретная эмпирическая предметность вместе со всеми своими материальными сущностями подчиняется соответствующему наивысшему материальному роду, "региону" эмпирических предметов. Тогда чистой сущности региона соответствует эйдетическая наука региона, или же - так тоже можно сказать - онтология региона. При этом мы делаем допущение, что на сущности регионов, или же в различных составляющих их родах основываются столь содержательно богатые и широко разветвленные познания, что вообще стоит - в отношении их систематического разворачивания - говорить об особой науке или даже о целом комплексе онтологических дисциплин - в соответствии с отдельными родовыми компонентами региона. В сколь значительном объеме фактически оправдывается такое предположение, в том мы сможем убедиться на многочисленных примерах в дальнейшем. В соответствии с этим всякая эмпирическая наука, соподчиняющаяся объему известного региона, будет существенно сопряжена как с формальными, так и с региональными онтологическими дисциплинами. Можно выразить то же самое и так: любая наука о фактах (опытная наука) обладает существенными теоретическими фундаментами в эйдетике соответствующих онтологии. Ибо - если только сделанное нами допущение оправдывается - само собою разумеется, что богатая наличность познаний, чистым, безусловно значимым образом сопрягающихся со всеми возможными предметами такого-то региона - отчасти она принадлежит к пустой форме предметности вообще, отчасти же к региональному эйдосу, который как бы репрезентирует необходимую материальную форму всех предметов региона - не может быть лишена значения для исследования эмпирических фактов.
     Таким образом всем естественнонаучным дисциплинам отвечает, к примеру, эйдетическая наука о физической природе вообще (онтология природы) - постольку, поскольку фактической природе соответствует чисто постигаемый эйдос, "сущность", природа вообще с заключенным в ней бесконечным изобилием сущностных положений дел. Если мы составим теперь такую идею - испытавшей свою полнейшую рационализацию - опытной науки о природе, что теоретизация дойдет в ней до возведения всего входящего в нее особенного до ее наиболее всеобщих и наиболее принципиальных оснований, то нам станет ясно, что реализация такой идеи существенно зависит от построения соответствующих эйдетических наук, т. е. от построения, наряду с формальным матесисом, в равной мере сопрягающимся со всеми науками вообще, материально-онтологических дисциплин, которые будут рационально-чисто, т. е. именно эйдетически раскладывать сущность природы, а тем самым, следовательно, и всех сущностных разновидностей природной предметности как таковой. И это, само собой разумеется, значимо для любого произвольно взятого региона.
     И в практически-познавательном отношении тут можно заведомо ожидать, что чем ближе такая-то опытная наука будет подходить к "рациональной" ступени, к ступени "точной", номологической науки, т. е. чем в большей степени она будет располагать разработанными эйдетическими дисциплинами в качестве своих оснований и извлекать из них пользу для своих обоснований, тем более умножатся, по объему и силе, ее познавательно-практические достижения.
     Развитие рациональных естественных наук - физических - подтверждает сказанное. Ведь их великая эпоха начинается в Новое время как раз с того, что геометрия - замечательно разработанная уже в древности (во всем существенном - школой Платона) как чистая эйдетика - внезапно, единым махом и в монументальном стиле, оплодотворяет физический метод. Тут уясняют, что сущность материальной вещи - в том, что она есть res extensa, и что геометрия, стало быть, есть онтологическая дисциплина, сопряженная с одним сущностным моментом такой вещности, с пространственной формой. А кроме того тут уясняют себе и то, что всеобщая (в нашем словоупотреблении - региональная) сущность вещи простирается еще и куда дальше. Это сказывается в том, что развитие в то же самое время следует в таком направлении - в направлении разрабатывания целого ряда новых, координируемых с геометрией и призванных выступить в той же самой функции - рационализации эмпирического - дисциплин. Из этой тенденции проистекает пышное цветение математических дисциплин - формальных и материальных. Их разрабатывают - или же впервые основывают - со страстным рвением, в качестве чисто "рациональных" наук (в нашем же смысле в качестве эйдетических онтологии), причем - на заре Нового времени и еще долго после того - не ради их самих, но ради эмпирических наук. Они-то и принесли ожидаемые богатые плоды в параллельно протекавшем развитии рациональной физики, вызывавшей такие восторги.
     §  10.  Регион, и  категория. Аналитический  регион  и его категории
     Перенесемся теперь вовнутрь какой-нибудь эйдетической науки, например вовнутрь онтологии природы, - тут окажется (и это нормально), что мы устремлены не к сущностям в качестве предметов, но к предметам, подчиняемым сущностям, - в нашем примере региону "природа". Однако, при этом мы наблюдаем, что "предмет" - это рубрика, в какую попадают самые разные, но при этом сопринадлежные образования, например "вещь", "свойство", "отношение", "положение дел", "множество", "порядок" и т. д., - все они не тождественны друг другу, но всякий раз отсылают нас к известного вида предметности, обладающей, так сказать, преимуществом пра-предметности, по отношению к каковой все прочие как бы выдают себя лишь за простые модификации. В нашем примере таким преимуществом обладает, естественно, сама вещь - перед свойствами вещи, отношениями и т. д. Но вот именно это-то и есть фрагмент той формальной устроенности, без прояснения каковой спутанными останутся и речь о предмете, и речь о предметном регионе. Из этого же прояснения, которому мы посвятим следующие ниже рассуждения, само собою проистечет и важное понятие категории, в его сопряженности с понятием региона.
     Категория - это слово, которое, с одной стороны, в словосочетании "категория такого-то региона" отсылает именно к соответствующему региону, например к региону "физическая природа"; с другой же стороны, сопрягает соответственно определенный материальный регион с формой региона вообще, или же, что равнозначно, с формальной сущностью "предмет вообще" и принадлежащим к нему "формальными категориями".
     Однако, прежде всего, одно не лишенное значения замечание. На первых порах кажется, что формальная онтология стоит в одном ряду со всеми материальными онтологиями - постольку, поскольку, как кажется, формальная сущность предмета вообще и региональные сущности играют одну и ту же роль. Коль скоро так, можно склоняться к тому, чтобы вместо того, чтобы говорить о регионах вообще, как это делалось раньше, говорить о материальных регионах, приставляя к их ряду теперь еще и "формальный регион". Однако подобный способ выражаться нельзя принимать без известных предосторожностей. С одной стороны стоят сущности материальные, и в известном смысле они и есть "настоящие", в собственном смысле, сущности. С другой стороны свое место занимает хотя и нечто эйдетическое, однако в самой своей основе отличное от первых - это простая сущностная форма - хотя и сущность, но только совершенно "пустая", сущность, которая, как форма пустая, подходит ко всем возможным сущностям, которая в своей формальной всеобщности подчиняет себе все, даже и наивысшие материальные всеобщности, предписывая им - через посредство принадлежащих к ней формальных истин - законы. Итак, получается, что все-таки так называемый "формальный регион" - это не что-то скоординированное с материальными регионами (регионами вообще), что он, собственно, не регион, а пустая форма региона вообще и что все регионы со всеми их содержательно-сущностными обособлениями стоят не рядом с ним, а, скорее (хотя и только formaliter), под ним. Такое под-чинение материального формальному сказывается в том, что формальная онтология в тоже самое время скрывает в себе формы всех возможных онтологии вообще (всех "настоящих" "материальных" онтологии), что она предписывает всем материальным онтологиям общую для всех них формальную устроенность - включая сюда и все то, что обязаны изучать мы в эту минуту, - различение региона и категории.
     Если исходить из формальной онтологии (всякий раз в качестве чистой логики в ее полном протяжении вплоть до mathesis universalis), то таковая, как мы знаем, есть эйдетическая наука о предмете вообще. Предмет же в этом ее смысле - это все и каждое, и для всего этого и могут быть установлены бесконечно разнообразные истины, распределяющиеся по всему множеству дисциплин матесиса. Однако все они вместе взятые ведут нас назад к небольшой наличности непосредственных, или же "основополагающих" истин, какие в чисто логических дисциплинах функционируют в качестве "аксиом". Как логические категории, или категории логического региона "предмет-вообще" мы и определяем теперь встречающиеся в таких аксиомах чисто логические основополагающие понятия - те, какими в совокупной системе аксиом определяется логическая сущность предмета-вообще, или же те, какие выражают безусловно необходимые и конститутивные определения предмета как такового, некоего нечто - постольку, поскольку вообще должно быть так, чтобы было некое нечто. А поскольку чисто логическое, взятое в нашем абсолютно точно очерченном смысле, определяет понятие "аналитического"9[9] - оно философски единственно важно (и, впрочем, вообще фундаментально важно) - в противоположность "синтетическому", то мы не без причины обозначаем эти категории и как аналитические.
     Итак, примеры логических категорий таковы - это понятия свойства, качества, положения дел, отношения, тождества, равенства, множества (коллекция), численного множества, целого и части, рода и вида и т. д. Но также и "категории значения" - принадлежащие к сущности предложения (апофансиса) основополагающие понятия различных видов предложений, их членов и их форм - относятся сюда, причем, сообразно нашей дефиниции, с учетом тех сущностных истин, которые соединяют друг с другом "предмет-вообще" и "значение-вообще", соединяют к тому же так, что чистые истины значения можно обратить в чистые истины предмета. Именно поэтому "апофантическая логика", если ее высказывания и относятся исключительно к значениям, все же сопринадлежна к формальной онтологии во всеохватывающем смысле. Впрочем, категории значения следует непременно выделять в особую группу, противопоставляя таковой все иные категории - как категории формально-предметные в четком смысле10[10].
     Присовокупим к сказанному еще и то замечание, что под категориями мы можем понимать, с одной стороны, понятия в смысле значений, с другой же, - что еще лучше, - сами формальные сущности, какие находят свое выражение в этих значениях. Так, например, "категория" "положение дел", "множественность" и т. п. означает в этом последнем смысле формальный эйдос "положение дел-вообще", "множественность-вообще" и т. п. Тут недоразумения отождествления опасны лишь до тех пор, пока мы не научились еще аккуратно разделять то, что следует разделять тут всегда и во всем, - "значение" и то, что может получить "выражение" через значение, и далее - значение и ту предметность, какая означаема. Терминологически же можно в явном виде различать категориальные понятия (в качестве значений) и категориальные сущности.
     §  11. Синтактические предметности  и  последние субстраты. Синтактические категории
     Теперь нам надлежит произвести важное различение в области предметностей вообще - то, какое в рамках учения о формах значений отражается в ("чисто-грамматическом") различении "синтактических форм" и "синтактических субстратов", или "материалов". Тем самым заявляет о себе разделение формально-онтологических категорий на категории синтактические и категории субстратные, что и следует обсудить теперь ближайшим образом.
     Под синтактическими предметностями будем разуметь те, что выводятся из других предметностей посредством "синтактических форм". Соответствующие таким формам категории назовем синтактическими. Сюда, к примеру, относятся категории "положение дел", "отношение", "качество", "единство", "множественность", "численность", "порядок", "порядковое число" и т. д. Имеющее здесь место сущностное положение мы можем описывать следующим образом: любой предмет - постольку, поскольку он эксплицируем, сопрягаем с иными предметами, короче говоря, определим логически, - принимает различные синтактические формы; тогда, в качестве коррелятов определяющего мышления, конституируются предметности высшей ступени: качественности и предметы, определяемые со стороны своей качественности, отношения между (какими бы то ни было) предметами, множественности единств, члены порядков, предметы как носители определений через посредство порядковых числительных и т. д. Если же мышление предикативно, то шаг за шагом появляются выражения и принадлежащие к таковым апофантические, несущие значения, построения, которые отражают синтактические предметности вместе со всеми их членениями и формами в точно соответствующих им синтаксисах значений. Все подобные "категориальные предметности"11[11], как и предметности вообще, могут в свою очередь функционировать в качестве субстратов категориальных построений, последние, в свою очередь, могут выполнять ту же функцию и т.д., и т.д. И наоборот: каждое из таких построений очевидным образом отсылает к последним субстратам, к предметам самой первой, или самой нижней ступени, следовательно к предметам, какие уже не суть синтактико-категориальные построения, какие уже не содержат в себе ничего от тех онтологических форм, что суть лишь простые корреляты мыслительных функций (придавание, отъятие, сопряжение, связывание, подсчитывание и т.д.). Тем самым формальный регион "предметность-вообще" подразделяются на последние субстраты и синтактические предметности. Последние мы назовем синтактическими дериватами соответствующих субстратов, к каковым, как мы незамедлительно узнаем, относятся и все "индивиды". Когда мы будем говорить об индивидуальном свойстве, индивидуальном отношении и т. д., то все эти предметы-дериваты именуются так, естественно, ввиду тех субстратов, из каких они выведены.
     Остается отметить еще следующее. Самых последних субстратов - без синтактической формы - можно достигать и со стороны учения о формах значений: каждое предложение и каждый возможный член предложения содержит в качестве субстратов его апофантических форм так называемые "термины". Таковые могут быть терминами лишь в относительном смысле, а именно могут в свою очередь содержать в себе формы (например, форма множественного числа, атрибуции и т. п.). Однако, в любом случае - и с необходимостью - мы возвращаемся к последним терминам, к последним субстратам, какие уже не содержат в себе ничего от синтактического формосложения12[12].
     §   12.   Род  и   вид
     Теперь возникает потребность в новой группе категориальных различений, принадлежной к совокупной сфере сущностей. Любая сущность, все равно содержательная или пустая (т. е. чисто-логическая), включается в некую иерархию сущностей - в поступенный ряд генерального и специфического. От такового ряда неотъемлемы две границы, какие - с необходимостью - никогда не совпадают. Спускаясь вниз, мы достигаем самых нижних специфических различений, или же, как мы тоже говорим, эйдетических единичностей; восходя же, мы через видовые и родовые сущности, достигаем наивысшего рода. Эйдетические единичности - это сущности, которые хотя и необходимо обладают стоящими над ними "более всеобщими" сущностями в качестве своего рода, но уже не обладают стоящими ниже их обособлениями, в отношении которых они сами были бы видами (ближайшими видами, или же опосредованными, высшими родами). Точно так же тот род - самый высший, над которым нет уже никакого рода.
     В э