зи,
                          но к тебе
          я тянусь
                  любовью
                          более -
          чем притягивает дервиша Тибет,
          Мекка - правоверного,
                               Иерусалим -
                                         христиан
                                          на богомолье.
          По тебе
                 машинами  вздыхают
          миллиарды
                   поршней и колес.
          Поцелуют
                  и опять
                         целуют, не стихая,
          маслом,
                 нефтью,
                        тихо
                            и взасос.
          Воле города
                      противостать не смея,
          цепью оцепеневших тел
          льнут
                к Баку
                      покорно
                             даже змеи
          извивающихся цистерн.
          Если в будущее
                        крепко верится -
          это оттого,
                     что до краев
          изливается
                    столицам в сердце
          черная
                бакинская
                         густая кровь.
 
1923



МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ 

Дело земли -
            вертеться.
Литься -
         дело вод.
Дело
    молодых гвардейцев -
бег,
    галоп
         вперед.
Жизнь шажком
             стара нам.
Бегом
     под знаменем алым.
Комсомольским
             миллионным тараном
вперед!
       Но этого мало.
Полками
       по полкам книжным,
чтоб буквы
          и то смяло.
Мысль
     засеем
           и выжнем.
Вперед!
       Но этого мало.
Через самую
            высочайшую высь
махни атакующим валом.
Новым
     чувством
             мысль
будоражь!
        Но и этого мало.
Ковром
      вселенную взвей.
Моль
    из вселенной
                выбей!
Вели
    лететь
          левей
всей
    вселенской
              глыбе!

1923



НОРДЕРНЕЙ 

Дыра дырой,
           ни хорошая, ни дрянная -
немецкий курорт,
                живу в Нордернее.
Небо
    то луч,
           то чайку роняет.
Море
    блестящей, чем ручка дверная.
Полон рот
красот природ:
то волны
        приливом
                полберега выроют,
то краб,
        то дельфинье выплеснет тельце,
то примусом волны фосфоресцируют,
то в море
         закат
              киселем раскиселится.
Тоска!..
Хоть бы,
        что ли,
               громовий раскат.
Я жду не дождусь
                и не в силах дождаться,
но верую в ярую,
               верую в скорую.
И чудится:
          из-за островочка
                          кронштадтцы
уже выплывают
             и целят "Авророю".
Но море в терпенье,
                   и буре не вывести.
Волну
     и не гладят ветровы пальчики.
По пляжу
        впластались в песок
                           и в ленивости
купальщицы млеют,
                 млеют купальщики.
И видится:
         буря вздымается с дюны.
"Купальщики,
            жиром набитые бочки,
спасайтесь!
           Покроет,
                   измелет
                          и сдунет.
Песчинки - пули,
                песок - пулеметчики".
Но пляж
       буржуйкам
                ласкает подошвы.
Но ветер,
         песок
               в ладу с грудастыми.
С улыбкой:
          - как все в Германии дешево!-
валютчики
         греют катары и астмы.
Но это ж,
         наверно,
                 красные роты.
Шаганья знакомая разноголосица.
Сейчас на табльдотчиков,
                        сейчас на табльдоты
накинутся,
          врежутся,
                   ринутся,
                           бросятся.
Но обер
       на барыню
                косится рабьи:
фашистский
          на барыньке
                     знак муссолинится.
Сося
    и вгрызаясь в щупальцы крабьи,
глядят,
       как в море
                 закатище вклинится.
Чье сердце
          октябрьскими бурями вымыто,
тому ни закат,
              ни моря револицые,
тому ничего,
            ни красот,
                      ни климатов,
не надо -
         кроме тебя,
                   Революция!

1923



МОСКВА - КЕНИГСБЕРГ 

    Проезжие - прохожих реже.

    Еще храпит Москва деляг.
    Тверскую жрет,
                  Тверскую режет
    сорокасильный "Каделяк".
    Обмахнуло
             радиатор
                     горизонта веером.
    - Eins!
           zweil!
                 dreil! -
                          Мотора гром.
    В небо дверью -
    аэродром.
    Брик.
         Механик.
                 Ньюбольд.
                          Пилот.
    Вещи.
         Всем по пять кило.
    Влезли пятеро.
    Земля попятилась.
    Разбежались дорожки - 
                          ящеры.
    Ходынка
           накрылась скатертцей.
    Красноармейцы,
                  Ходынкой стоящие,
    стоя ж -
             назад катятся.
    Небо -
          не ты ль?..
                     Звезды -
                             не вы ль это?!
    Мимо звезды
                (нельзя без виз)!
    Навылет небу,
                 всему навылет,
    пали -
          земной
                отлетающий низ!
    Развернулось солнечное это.
    И пошли
           часы
               необычайниться.
    Города,
           светящиеся
                     в облачных просветах.
    Птица
         догоняет,
                  не догнала -
                              тянется...
    Ямы  воздуха.
                С размаха ухаем.
    Рядом молния.
                Сощурился Ньюбольд.
     Гром мотора.
                 В ухе
                      и над ухом.
     Но не раздраженье.
                       Не боль.
     Сердце,
            чаще!
     Мотору вторь.
     Слились сладчайше
     я
       и мотор:
     "Крылья Икар
     в скалы низверг,
     чтоб воздух - река
     тек в Кенигсберг.
     От чертежных дел
     седел Леонардо,
     чтоб я
           летел,
     куда мне надо.
     Калечился Уточкин,
     чтоб близко-близко,
     от солнца на чуточку,
     парить над Двинском.
     Рекорд в рекорд
     вбивал Горрб,
     чтобы я
            вот -
     этой тучей-горой.
     Коптел
           над "Гномом"
     Юнкере и Дукс,
     чтоб спорил
                с громом
     моторов стук".
     Что же -
             для того
                     конец крылам Икариным,
     человечество
                 затем
                      трудом заводов никло, -
     чтобы этакий
                 Владимир Маяковский,
                                    барином,
     Кенигсбергами
                  распархивался
                               на каникулы?!
     Чтобы этакой
                 бесхвостой
                           и бескрылой курице
     меж подушками
                  усесться куце?!
     Чтоб кидать,
                и не выглядывая из гондолы,
      кожуру
            колбасную -
                        на города и долы?!.
      Нет!
          Вылазьте из гондолы, плечи!
      100 зрачков
                 глазейте в каждый глаз!
      Завтрашнее,
                 послезавтрашнее человечество,
      мой
         неодолимый
                   стальнорукий класс,-
      я
        благодарю тебя
                      за то,
                            что ты
                                   в полетах
      и меня,
             слабейшего,
                        вковал своим звеном.
      Возлагаю
              на тебя -
                        земля труда и пота -
      горизонта
               огненный венок.
      Мы взлетели,
                  но еще - не слишком.
      Если надо
               к Марсам
                       дуги выгнуть -
      сделай милость,
                     дай
                        отдать
                              мою жизнишку.
      Хочешь,
             вниз
                 с трех тысяч метров
                                     прыгну?!

Berlin, 6 сентября,1923 г.



КИЕВ 

Лапы елок,
          лапки,
                лапушки...
Все в снегу,
            а теплые какие!
Будто в гости
             к старой,
                     старой бабушке
я
 вчера
      приехал в Киев.
Вот стою
        на горке

                на Владимирской.
Ширь вовсю -
            не вымчать и перу!
Так
    когда-то,
             рассиявшись в выморозки,
Киевскую
        Русь
            оглядывал Перун.
А потом -
          когда
               и кто,
                    не помню толком,
только знаю,
            что сюда вот
                        по льду,
да и по воде,
             в порогах,
                      волоком -
шли
   с дарами
           к Диру и Аскольду.
Дальше
      било солнце
                 куполам в литавры.
- На колени, Русь!
                  Согнись и стой.-
До сегодня
          нас
             Владимир гонит в лавры.
Плеть креста
            сжимает
                   каменный святой.
Шли
   из мест
          таких,
               которых нету глуше,-
прадеды,
        прапрадеды
                  и пра пра пра!..
Много
     всяческих
              кровавых безделушек
здесь у бабушки
               моей
                   по берегам Днепра.
Был убит,
         и снова встал Столыпин,
памятником встал,
                 вложивши пальцы в китель.
Снова был убит,
              и вновь
                     дрожали  липы
от пальбы
         двенадцати правительств.
А теперь
        встают
              с Подола
                      дымы
киевская грудь
              гудит,
                    котлами грета.
Не святой уже -
               другой,
                      земной Владимир
крестит нас
           железом и огнем декретов.
Даже чуть
          зарусофильствовал
                           от этой шири!
Русофильство,
             да другого сорта.
Вот
   моя
      рабочая страна,
                     одна
                          в огромном мире.

- Эй!
     Пуанкаре!
              возьми нас?..
                           Черта!
Пусть еще
         последний,
                   старый батька
содрогает
         плачем
               лавры звонницы.
Пусть
     еще
        врезается с Крещатика
волчий вой:
           "Даю - беру червонцы!"
Наша сила -
           правда,
                  ваша -
                        лаврьи звоны.
Ваша -
      дым кадильный,
                    наша -
                          фабрик дым.
Ваша мощь -
           червонец,
                   наша -
                         стяг червонный
- Мы возьмем,
            займем
                  и победим.
Здравствуй
          и прощай, седая бабушка!
Уходи с пути!
             скорее!
                    ну-ка!
Умирай, старуха,
                спекулянтка,
                            набожка.
Мы идем -
         ватага юных внуков!

1924



УХ, И ВЕСЕЛО! 

О скуке
       на этом свете
Гоголь
      говаривал много.
Много он понимает -
этот самый ваш
              Гоголь!
В СССР
     от веселости
стонут
      целые губернии и волости.
Например,
         со смеха
                 слезы потопом
на крохотном перегоне
                     от Киева до Конотопа.
Свечи
     кажут
          язычьи кончики.
11 ночи.
        Сидим в вагончике.
Разговор
        перекидывается сам
от бандитов
           к Брынским лесам.
Остановят поезд -
                 минута паники.
И мчи
     в Москву,
              укутавшись в подштанники.
Осоловели;
         поезд
              темный и душный,
и легли,
        попрятав червонцы
                          в отдушины.
4 утра.
       Скок со всех ног.
Стук
    со всех рук:

"Вставай!
         Открывай двери!
Чай, не зимняя спячка.
                    Не медведи-звери!"
Где-то
      с перепугу
                загрохотал наган,
у кого-то
         в плевательнице
                        застряла нога.
В двери
       новый стук
                 раздраженный.
Заплакали
         разбуженные
                    дети и жены.
Будь что будет...
                Жизнь -
                        на ниточке!
Снимаю  цепочку,
                и вот...
Ласковый  голос:
                "Купите открыточки,
пожертвуйте
           на воздушный флот!"

Сон
   еще
      не сошел с сонных,
ищут
    радостно
           карманы в кальсонах.
Черта
     вытащишь
             из голой ляжки.
Наконец,
        разыскали
                 копеечные бумажки.
Утро,
     вдали
          петухи пропели...
- Через сколько
               лет
                  соберет он на пропеллер?
Спрашиваю,
          под плед
                  засовывая руки:
- Товарищ сборщик,
                  есть у вас внуки?
- Есть,-
        говорит.
                - Так скажите
                             внучке,
чтоб с тех собирала,
                    - на ком брючки.
А этаким способом
                 - через тысячную ночку -
соберете
        разве что
                 на очки летчику.-
Наконец,
        задыхаясь от смеха,
поезд
     взял
         и дальше поехал.
К чему спать?
            Позевывает пассажир.
Сны эти
       только
             нагоняют жир.
Человеческим
           происхождением
                         гордятся простофили
А я
   сожалею,
          что я
               не филин.
Как филинам полагается,
                      не предаваясь сну,
ждал бы
       сборщиков,
                 влезши на сосну.

1924




9-е ЯНВАРЯ 

О боге болтая,
             о смирении говоря,
помни день -
            9-е января.
Не с красной звездой -
                      в смирении тупом
с крестами шли
             за Гапоном-попом.
Не в сабли
          врубались
                   конармией-птицей -
белели
      в руках
             листы петиций.
Не в горло
          вгрызались
                    царевым лампасникам -
плелись
       в надежде на милость помазанника.
Скор
    ответ
         величества
                   был:
"Пули в спины!
              в груди!
                      и в лбы!"
Позор без названия,
                   ужас без имени
покрыл и царя,
             и площадь,
                       и Зимний.
А поп
     на забрызганном кровью требнике
писал
     в приход
             царевы серебреники.
Не все враги уничтожены.
                       Есть!
Раздуйте
        опять
             потухшую  месть.
Не сбиты
        с Запада
                крепости вражьи.
Буржуи
      рабочих
             сгибают в рожья.
Рабочие,
        помните русский урок!
Затвор осмотрите,
                 штык
                     и курок.
В споре с врагом -
                   одно решение:
Да здравствуют битвы!
                     Долой прошения!

1924



КОМСОМОЛЬСКАЯ 

                            Смерть -
                            не сметь!.
Строит,
       рушит,
             кроит
                  и рвет,

тихнет,
       кипит
            и пенится,
гудит,
      говорит,
              молчит
                    и ревет -
юная армия:
           ленинцы.
Мы
  новая кровь
             городских жил,
тело нив,
ткацкой идей
            нить,
Ленин -
       жил,
Ленин -
       жив,
Ленин -
       будет жить.

Залили горем.
             Свезли в мавзолей
частицу Ленина -
                тело.
Но тленью не взять -
                   ни земле,
                            ни золе -
первейшее в Ленине -
                   дело.
Смерть,
       косу положи!
Приговор лжив.
С таким
       небесам
              не блажить.
Ленин -
      жил.
Ленин -
      жив.
Ленин -
      будет жить.
Ленин -
      жив
         шаганьем Кремля -
вождя
     капиталовых пленников.
Будет жить,
          и будет
                 земля
гордиться именем:
                Ленинка.
Еще
   по миру
          пройдут мятежи -
сквозь все межи
коммуне
        путь проложить,
Ленин -
      жил.
Ленин -
      жив.
Ленин -
      будет жить.
К сведению смерти,
                 старой карги,
гонящей в могилу
                и старящей:
"Ленин" и "Смерть" -
                    слова-враги.
"Ленин" и "Жизнь" -
                    товарищи.
Тверже
      печаль держи.
Грудью
      в горе прилив.
Нам -
     не ныть.
Ленин -
      жил.
Ленин -

      жив.
Ленин -
      будет жить.
Ленин рядом.
            Вот
               он.
Идет
    и умрет с нами.
И снова
       в каждом рожденном рожден -
как сила,
        как знанье,
                   как знамя.
Земля,
     под ногами дрожи.
За все рубежи
слова -
       взвивайтесь кружить.
Ленин -
      жил.
Ленин -
      жив.
Ленин -
      будет жить.
Ленин ведь
          тоже
              начал с азов,-
жизнь -
       мастерская геньина.
С низа лет,
           с класса низов -
рвись
     разгромадиться в Ленина.
Дрожите, дворцов этажи!
Биржа нажив,
будешь
      битая
           выть.
Ленин -
      жил.
Ленин -
      жив.
Ленин -
      будет жить.
Ленин
     больше
           самых больших,
но даже
       и это
            диво
создали всех времен
                   малыши -
мы,
   малыши коллектива.
Мускул
      узлом вяжи.
Зубы-ножи -
в знанье -
          вонзай крошить.
Ленин -
      жил.
Ленин -
      жив.
Ленин -
      будет жить.
Строит,
       рушит,
             кроит
                  и рвет,
тихнет,
       кипит
            и пенится,
гудит,
      молчит,
             говорит
                    и ревет -
юная армия:
           ленинцы.
Мы
  новая кровь
             городских жил,
тело нив,
ткацкой идей
            нить.
Ленин -
      жил.
Ленин -
      жив.
Ленин -
      будет жить.

31 марта 1924 г.



ЮБИЛЕЙНОЕ 

Александр Сергеевич,
                разрешите представиться.
                                   Маяковский.

Дайте руку
          Вот грудная клетка.
                             Слушайте,
                               уже не стук, а стон;
тревожусь я о нем,
                 в щенка смиренном львенке.
Я никогда не знал,
                 что столько
                            тысяч тонн
в моей
      позорно легкомыслой головенке.
Я тащу вас.
           Удивляетесь, конечно?
Стиснул?
        Больно?
               Извините, дорогой.
У меня,
       да и у вас,
                  в запасе вечность.
Что нам
       потерять
               часок-другой?!
Будто бы  вода -
                давайте
                       мчать, болтая,
будто бы весна -
                свободно
                        и раскованно!
В небе вон
          луна
              такая молодая,
что ее
      без спутников
                   и выпускать рискованно.
Я
 теперь
       свободен
               от любви
                       и от плакатов.
Шкурой
      ревности медведь
                      лежит когтист.
Можно
     убедиться,
              что земля поката,-
сядь
    на собственные ягодицы
                          и катись!
Нет,
    не навяжусь в меланхолишке черной,
да и разговаривать не хочется
                             ни с кем.
Только
      жабры рифм
                топырит учащенно
у таких, как мы,
                на поэтическом песке.
Вред - мечта,
            и бесполезно грезить,
надо
    весть
         служебную  нуду.
Но бывает -
           жизнь
                встает в другом разрезе,
и большое
         понимаешь
                  через ерунду.
Нами
    лирика
          в штыки
                 неоднократно атакована,
ищем речи
         точной
               и нагой.
Но поэзия -
           пресволочнейшая штуковина:
существует -
            и ни в зуб ногой.
Например,
         вот это -