Страницы: - 
1  - 
2  - 
3  - 
4  - 
5  - 
6  - 
7  - 
8  - 
9  - 
10  - 
11  - 
12  - 
13  - 
14  - 
15  - 
16  - 
17  - 
18  - 
19  - 
20  - 
21  - 
22  - 
23  - 
24  - 
25  - 
26  - 
27  - 
28  - 
29  - 
30  - 
 собирается делать
после того, как окончит десятилетку! Потому что ему  все  равно!  Потому
что не горит...
   Потому  что  есть  еще  время  побыть   ребенком   и   не   принимать
жизненно-важных решений! Я мог бы...
   Но я сижу здесь. Думаю о том, что  стоит  говорить  Кривому,  что  не
стоит, и как сохранить свою жизнь, за которую здесь никто ломаного гроша
не  даст,  участвую  в  каких-то   политических   разборках,   не   зная
по-настоящему, кому мне верить,  потому  что  на  самом  деле...  верить
некому. Изворачиваюсь, вру и вздрагиваю от малейших шорохов.
   Кого мне бояться? ОМОНовцев, Кривого, Сабнэка? Да всех!
   Мне не к кому рыпнуться - меня никто не защитит! Ни те, ни другие, ни
третьи!..
   Бедный Мелкий... А кто виноват?
   Ладно, не будем о грустном...
   - Рыбка, мы еще выберемся отсюда, - сказал  я,  стараясь,  чтобы  мой
голос звучал уверенно. -Правда, выберемся.
   Когда... Ну, в общем, будет у нас шанс, я уверен.
   - Не будет этого... Никогда! - воскликнула Рыбка с чувством. -Куда мы
выберемся?! На поверхность?! А что там?!
   Что там у нас есть?! Мне что,  к  отчиму  возвращаться?  Да  я  лучше
удавлюсь! У тебя, может, и получится чего-нибудь, ты - парень. Хотя и  в
твою удачу я тоже не верю... Многие хотели выбраться, но  они-то  хотят,
да вот их никто не хочет, так и кончали все в  канаве!  Захлебнувшись...
По пьянке...
   Собственной блевотиной... Или - в  разборках,  пулями  нашпигованные.
Глупый ты, Мелкий! Вот так все и будет.  А  я...  Я  всю  жизнь  в  этом
вонючем подземелье проживу. Буду выполнять  чьи-то  порученья.  Господи,
мелкий, если бы ты только знал, как там, наверху, люди некоторые  живут!
Там, где я была, куда меня Олькин отец приволок! Какая  там  квартира  у
них! Ковры,  шелковое  белье  на  кровати,  ванна  с  пеной,  жратва  из
ресторанов! Я там всего одну ночь провела, но я теперь ее вспоминать всю
жизнь буду! Представляешь, Мелкий, я  спала  на  шелковых  простынях,  я
мылась в этой ванной, а жопу мне смазывали чем-то жутко  дорогим,  и  не
жалко было! За мной так ухаживали!..
   Вот тебе и раз, я думал, ее били там...
   Слезы мешают ей говорить. И я, конечно, понимаю теперь  причину  этих
слез... Конечно, я понимаю...
   - Ну, почему, почему я должна жить здесь, а они там?!!  Ну,  чем  они
лучше?!!
   Вот он, крик души. Вопрос, на который нет ответа. Чем они лучше тебя?
Да ничем! Просто... Просто - так получилось!
   Просто - так получилось не с кем-то, а именно с тобой.
   - Ему бы я все рассказала... - хлюпала Рыбка. -Пусть  бы  меня  убили
потом, но ему бы я рассказала... Но он не заставлял! Он не хотел,  чтобы
меня убили! Он не такой, как этот кабан, которому все  пофигу,  лишь  бы
месть свою удовлетворить! Венечка, милый Венечка!
   Так, похоже, что сэра Ланселота зовут "Венечка". Уже кое-что.
   - Как только я сказала ему, что меня могут убить, он  сразу  перестал
меня спрашивать. Огорчился, но перестал! Я пыталась объяснить,  как  это
все серьезно, кто такой Сабнэк и что мы не просто бомжи, которые  бродят
по помойкам... И он понял!
   И это называется - она ничего не рассказала!
   "Венечка, милый Венечка!"
   Вот глупая девчонка! попалась  на  такую  простую  и  пошлую  удочку:
плохой полицейский и хороший полицейский, прямо как в дешевом  боевичке.
Один ее избил, другой ее приласкал - и сразу: "Венечка, милый Венечка" -
и готова уже  рассказать  все,  что  угодно.  А  эти  двое  потом  долго
смеялись, наверное!
   Я не стал ей ничего говорить, не стал больше ни о чем спрашивать. Все
мне и так ясно. Со дня на день следует ожидать  "неуловимых  мстителей",
хорошо, если бы только их, а не бригады ОМОНа...
   Венечка, милый Венечка... Еврей еще плюс ко всему!
   Рыбка ревела, отвернувшись к стене, предаваясь горестным размышлениям
о своей нелегкой доле. Я ей был не нужен.
   Мелкий, который такой же бездомный, как и  она,  Мелкий,  который  не
может предложить ей шелкового белья и пены для ванной - нафиг он  нужен,
такой Мелкий?!
   Вот и верь после этого в дружбу!
   Меркантильность одна кругом...
   Ладно бы, еще был  этот  Венечка  человеком,  а  то  ведь  информацию
выуживал у дурочки! Вот кому ты точно не нужна, так  это  ему!  ОН  ТЕБЯ
НЕНАВИДИТ! ТЫ ЕМУ ПРОТИВНА! Единственное, чего он хочет  -  за  девчонку
отомстить!
   Я расскажу о  них  Кривому.  Обязательно  расскажу.  Пусть  эти  двое
постараются для общего дела, пусть падут жертвами своей идиотской мести.
Как говорится, давайте поможем друг другу.
   О кей! Я иду к Кривому!
   Кривой слушал мой сбивчивый и не очень понятный рассказ не перебивая.
Я не готовился к разговору с ним, я  не  думал  о  том,  что  стоит  ему
говорить, а о чем лучше умолчать -  мною  двигали  возмущение  и  обида,
когда я шел к нему, но когда я начал говорить, то понял,  что  не  стоит
никого выдавать. Ни Рыбку, которая так  глупо  раскололась  и  выболтала
наши тайны, ни того, кому она их выдала. Я пытался  донести  до  Кривого
сведения, которые могли ему пригодиться - о том, что есть люди,  которые
хотят убить Сабнэка, независимо от нас, и что стоит им  помочь  в  этом,
направить, так сказать, а то без нашей помощи  они  не  то  что  Сабнэка
убить, вообще сюда не проникнут никогда.
   Я полагал, что Кривой будет прыгать от восторга или, по крайней мере,
скажет что-нибудь типа того: "Здорово, Мелкий!", "Ты молодец,  Мелкий!",
но Кривой только молчал, долго и напряженно. Молчал и смотрел на меня...
очень странно как-то смотрел.
   - Что?.. Что-нибудь не так? -  решился  я  спросить,  когда  молчание
затянулось уж слишком надолго.
   - Нет, ничего, - ответил внезапно Кривой, - Я просто размышлял о том,
мог ли Мелкий предать меня и если да, то кому.
   Меня как ледяной волной окатило, я едва не  свалился  замертво  прямо
там, на месте.
   - Кривой, ты что... Я?! Предатель?!!
   - Ладно, успокойся. Подумав как следует, я решил, что ты говоришь мне
правду.
   Точно, они все сговорились сегодня, чтобы добить  меня  окончательно!
Что Рыбка, что... этот!
   - Сабнэк в наши личные разборки никогда не привлек бы  людей  сверху.
Если они на самом деле есть, эти люди... А, Мелкий?
   - Но ты-то их знаешь... Это  отец  девчонки  и  еще  там  родственник
какой-то, - пролепетал я.
   - Дядя, - подтвердил Кривой, - Брат матери девочки, Вениамин Юзефович
Лещинский.
   Охренеть! Рыбкин Ланселот зовется Вениамином Юзефовичем!
   Да еще и Лещинским! М-да, не зря она так рыдает...
   - Ну вот видишь, ты же проверить все можешь, - сказал я обиженно, - Я
ему все говорю, хотя Рыбка меня убьет, если узнает... а  он!  Видите  ли
еще размышляет, предатель я или нет!
   - Не ной, я уже не размышляю. Странно, но почему-то  я  склонен  тебе
доверять... Почему бы, Мелкий, не знаешь?
   - Потому что у тебя нет причин мне не доверять!
   - Да нет, не поэтому... Впрочем, не имеет значения все это. Не  стану
я, Мелкий, компрометировать свою особу в любом случае.
   Трус несчастный. А я еще поверил, что он  действительно  в  состоянии
уничтожить Сабнэка и взять власть в свои руки.
   Он так и  будет  всю  жизнь  ходить  вокруг  да  около.  Я  попытался
изобразить на лице презрение, зная, что оно мне дорого будет стоить,  но
не мог я отказать себе в таком удовольствии!
   О том, насколько дорого будет мне стоить сия высокомерная мина, узнал
я  через  несколько  мгновений,  когда  Кривой,  высокомерно   улыбаясь,
произнес:
   - Компрометировать мы будем твою особу, мой милый мальчик. Я сообщусь
с этим бешеным "новым русским", но на  встречу  с  ним  пойдешь  ты.  Ты
будешь, так сказать, посредником  между  нами.  Чувствуешь  историческую
важность возлагаемой на тебя задачи?..
   - Хорошо, я пойду, - сказал я отважно, - только надо  бы,  что  б  он
верил мне.
   Кривого, видимо, несколько удивил мой ответ.
   А чего он ждал? Жалобного - "а может, не надо"?!
   Да я с удовольствием пойду. По крайней мере, на поверхность  выйду...
В первый раз за пол года. За пол года!!!  Поверить  трудно...  Да  я  на
встречу с Дьяволом пойду, если она на поверхности будет!
   - Подготовить вашу встречу - моя забота, - сказал  Кривой.  -Я  решу,
как это лучше сделать... Иди пока, утешай  выпоротую  Рыбку.  Я  призову
тебя, когда понадобишься.
   Выпоротую Рыбку я утешать не пошел, ибо Рыбка  в  утешениях  моих  не
особенно нуждалась. А выслушивать ее "Венечка, милый  Венечка"  у  меня,
сами понимаете, желания большого не было!
   Рыбка сама пришла ко мне уже  ближе  к  вечеру,  когда  я  собирался,
наконец, прочесть добытую мною еще третьего дня газету. Газету я отобрал
у одного из мальчишек-попрошаек, у него было завернуто в нее что-то,  по
всей вероятности, пирожки - уж больно была промаслена бумага, да и пахло
соответственно,  но  я,  сгорая  от  нетерпения,  хотел  почитать   ХОТЬ
ЧТО-НИБУДЬ о верхнем мире, все равно, что, ведь я уже почти  забыл,  как
он выглядит! Все эти два дня мне было как-то не до газеты, но теперь вот
я мог...
   Как бы не так, пришла тихая и подавленая  Рыбка,  настолько  тихая  и
подавленая, что я даже не заметил, как она вошла.
   - Мелкий...
   Я вздрогнул от неожиданности.
   - Я ужасно выгляжу, да?
   Ужасно, ужасно, еще как ужасно! Смотреть страшно просто!
   - Да нет, с чего ты взяла?
   - Мне бы йоду...
   - А я думал, яду, - хихикнул я и произнес  патетически,  -  Яду  мне!
Яду!
   - Мне уйти?
   - Да нет, ну, что ты!.. Нет у меня йода, откуда? Ты лучше к бабам  бы
сходила, у них, может, есть...
   Рыбка с мучительным стоном опустилась  на  мой  матрас,  села  как-то
боком, и на лице ее отразилось неподдельное страдание. Она почему-то еще
не переоделась, до сих пор была в джинсах и кофточке. Странная она  была
в этом прикиде, как будто чужая.
   Рыбка устроилась поудобнее и вдруг протянула руку к  моему  лицу.  Я,
понятное дело, отшатнулся, просто инстинктивно...
   - Ну, что ты... - сказала она обижено, - Понюхай!
   Я потянулся носом  к  ее  коже,  она  действительно  вкусно  пахла  -
клубника? малина? персик? - запах был  нежный  и  тонкий,  что-то  давно
забытое, милое сердцу. Мне вдруг  так  захотелось  коснуться  губами  ее
руки, ужасно захотелось, но я мысленно дал себе по морде - еще  чего  не
хватало!
   - Здорово пахнет, правда?
   - Ну, да... Ничего.
   - Это был такой маленький флакончик. Венечка капнул  в  ванную  всего
несколько капель... И такая пена... Розовая и душистая. Сколько  времени
прошло, а кожа все еще пахнет...
   - Он что, еще и мыл тебя? - спросил я мрачно.
   - А ты что, ревнуешь?
   Рыбке хотелось бы, чтобы я  ревновал  -  по  ее  глазам  было  видно,
насколько ей этого хотелось! -  чтобы  действительно  была  причина  для
ревности, хотя бы у меня,  но  я  ей  удовольствия  не  доставил,  пожал
плечами и сказал вполне искренне:
   - Насмешила! Ты - и он! Ха-ха-ха!
   И получил я от Рыбки хороший удар в челюсть. От души, как  говорится.
До того момента, как я ударился головой о стену, я успел подумать: и как
она только далась тому мужику, который избил ее? Ведь тяжелая же  у  нее
рука!
   Потом я ударился головой о стену. И некоторое время не  думал  вообще
ни о чем, у меня в прямом смысле этого слова искры из глаз посыпались.
   - Мелкий! - злобно процедила Рыбка сквозь зубы. -Доходяга!
   И она ушла, громко хлопнув несуществующей дверью.
   Я, по крайней мере, очень явственно слышал ее стук.
   Хряп! И штукатурка посыпалась с потолка... Несуществующая  штукатурка
с несуществующего потолка.
   Доходяга! А что, она хотела, чтобы я ей сдачи  дал?  Не  хватило  ей?
Ненавижу баб! Всех подряд! А эту  скользкую  холодную  рыбину  -  больше
всех!
   Золотая Рыбка... Селедка... в винном соусе!
   Я уткнулся в газету. Но попробуй почитай, когда у тебя челюсть на бок
и голова раскалывается!
   Газета снова отправилась под подушку. До лучших времен.
Глава 3
НАСТЯ
   Я не знала, из-за чего Андрей снова рассорился с  Веником.  Тот  день
вообще был очень  странный:  сначала  Веник  (  а  не  Андрей,  который,
собственно, должен был  забирать  Олю  от  учительницы  )  привез  домой
безмолвную  и  сникшую  девочку,  причем  -  был  взбудоражен,  огорчен,
дергался, терял нить разговора, поминутно поглядывал на часы,  порывался
звонить... А потом - с воплем "Ой, не могу больше!" - вовсе  выбежал  из
квартиры. Спустя полтора часа вернулся Андрей.
   Взбешенный до степени полного озверения. Я его вообще боюсь, а  уж  в
таком состоянии - он и вовсе невменяемый! Я подала ему ужин и решила  не
спрашивать о причинах дурного  настроения,  но  он  рассказал  мне  сам:
сказал, что Олю снова пытались похитить,  а  так  же  -  обругал  Веника
ТАКИМИ нехорошими словами, что многие из них я вообще впервые слышала.
   На следующий день, вернее - на следующий вечер к  нам  пришел  Веник.
Бледный и какой-то непривычно-серьезный. Андрей не хотел говорить с ним,
но хрупкий Веник попросту втолкнул моего могучего супруга в его  комнату
и затворил за собою дверь. Не знаю, о чем они там говорили...  У  нас  в
доме толстые стены и двери практически звуконепроницаемые. А  то  я  бы,
конечно, подслушала. Такая уж  я  бессовестная...  Но  еще  Ретт  Батлер
сказал, что "подслушивая, можно узнать много интересного"! Говорили  они
весьма взбудораженными голосами, Андрей  иногда  срывался  на  крик.  Из
комнаты они вышли уже примиренные. И - донельзя опечаленные...
   А потом был тот телефонный звонок...
   А потом - приехал Юзеф.
   Телефонный звонок раздался ночью.
   У меня в комнате телефона нет, когда мне хочется с кем-то  поболтать,
да так, чтобы Андрей не слышал (  если  мне  вообще  приходит  в  голову
дерзкая мысль приблизиться к телефону,  когда  муж  дома!!!  ),  я  беру
телефон с кухни.
   Другой телефон - в комнате Андрея.
   И трубку взял Андрей...
   Меня этот звонок разбудил  и  напугал.  Я  посмотрела  на  светящийся
циферблат будильника: половина  третьего  ночи!  Даже  деловые  партнеры
Андрея,  напрочь  лишенные  какой  бы  то  ни   было   воспитанности   и
деликатности, после часа ночи старались не звонить!
   Андрей говорил долго.
   Потом - я услышала, как он вышел на кухню,  завозился  там,  зазвенел
посудой...
   Я встала.
   Андрей сидел за кухонным столом, в пестрых сатиновых трусах,  которые
даже в самые лютые холода являлись единственной ночной одеждой,  которую
он признавал, сидел и пил коньяк прямо из горлышка бутылки.
   Он так задумался, что даже не услышал,  как  я  вошла,  и  вздрогнул,
когда я его окликнула.
   - Чего не спишь? Иди, ложись... Нечего тебе тут, - угрюмо буркнул мой
нежный супруг.
   - Кто звонил?
   - Тебя это не касается... Это  мое  дело.  Ну,  может,  этого  дурака
Веника еще придется взять с собой. Пацифиста сраного...  Но  дерется  он
неплохо, если его как следует достать.
   А одному на такое идти... Чистое самоубийство! -  Андрей  глотнул  из
бутылки, звучно икнул и сморщился. -Ой, ну и гадость! Если  это  коньяк,
то я - губернатор Калифорнии.
   - И что же это за дело такое опасное, на которое Веника  ты  с  собою
берешь, но про которое мне даже знать нельзя?!
   - Веник - мужик, хоть и гомик... То есть, он - гомик, но при  этом  -
мужик с принципами. И, потом, он Ольге не чужой...
   - А я, значит, чужая тетка и потому меня это дело никак не касается?!
- у меня голос даже сорвался от обиды, и Андрей, кажется, понял это,  не
смотря на свое алкогольно-задумчивое состояние.
   - Ладно тебе, не злись, я не хотел тебя обидеть. И ты Ольге не чужая,
конечно, а напротив даже - ее вторая мама,  вот!  Я  имел  в  виду,  что
никакого другого мужика я в это дело взять не могу, потому как это  дело
сугубо личное. А тебе незачем соваться, потому что...  Во-первых,  ты  -
баба. В смысле, женщина. Во-вторых, меньше знаешь - крепче спишь,  да  и
проживешь дольше...
   Господи! Да как я  могла  выйти  замуж  за  такого?  "Баба  в  смысле
женщина"! Вот это да! Где ж все это было, когда он за мной ухаживал? Или
- где были мои глаза?!! Придумала себе, дура-писательница, невесть  что,
то  есть  -  сильного  мужчину,   за   внешней   грубостью   скрывающего
исстрадавшуюся душу! Собственно, замуж-то выходила за его исстрадавшуюся
душу... Потому как не было в нем больше ничего привлекательного. А  меня
мамочка попреками изводила.
   Впрочем, когда он  ухаживал  за  мною,  он  все-таки  говорил  разные
красивые слова. И не называл меня "бабой".
   Андрей допил коньяк, поставил бутылку  на  стол,  еще  несколько  раз
икнул и потер рукой над желудком.
   - Ох... Неладно со мною что-то.
   - Сходи к гастроэнтерологу.
   - Схожу... Потом. Если жив буду...
   Он снова икнул.
   И вдруг повернулся ко мне с тем странным коровьим выражением на лице,
которое я на начальном этапе нашего с ним общения принимала за выражение
нежности.
   - Насть! Слушай, я могу попросить тебя... Об одной вещи.  Это  важно.
Ты серьезно отнесись!
   - Попросить - можешь, - осторожно ответила я.
   Мало ли, о чем он меня попросит, в таком-то состоянии?
   Да и вообще - незачем загодя обещания давать!
   - Насть! Если что... То ты позаботься об Ольге. Ладно?
   - Не поняла... Что - "если что"?
   - Если убьют меня!!! - неожиданно заорал Андрей. -Если убьют и  меня,
и Веньку! Не верю я им!
   - А если ты "им" не веришь, то зачем соглашаешься на что-то там...
   - Потому что я должен. Потому что нет другого пути.
   - Для осуществления твоей мести?
   - Не только. Ольгу снова пытались похитить... И они не оставят нас  в
покое... Да и потом - я верю ему, понимаешь?!
   - Ты только что сказал, что ты "им" не веришь!
   - И верю, и не верю!  Господи,  Насть,  не  доводи  ты  меня!  Просто
пообещай, что ты позаботишься об Ольге, если меня не станет. Что  ты  не
просто отправишь ее к Юзефу в Краков, но проследишь,  чтобы  у  нее  все
было хорошо! Пойми же... Ему я совсем не верю! То есть, не "не доверяю",
а не верю вовсе, если ты можешь понять разницу...
   - ...могу.
   - Так вот: не верю я ему. Никого никогда не любил  он  по-настоящему!
Даже Лану. Для него главное - его творчество. Как говорится, "вся  жизнь
в искусстве", а для живых близких уже  нет  места,  да  и  времени  нет.
Мертвую Лану он любит больше,  чем  любил  ее  -  живую.  Он  горевал  о
пропавшей Оле, но я не знаю, не будет ли мешать ему ее присутствие рядом
и согласится ли он пожертвовать хоть чем-то из своего привычного  образа
жизни ради моей девочки!
   - А что ты имеешь в виду под "привычным образом жизни"
   Юзефа Теодоровича? - заинтересовалась я.
   - Ну, не знаю, что там у людей  искусства...  Кокаин,  оргии,  ночной
образ жизни, девочки, мальчики... Групповой секс...
   - Господи, Андрей! Ему же шестьдесят лет! - восхитилась я.
   - Пятьдесят восемь... И это не имеет значения. Ты не знаешь Юзефа!
   - А ты мне  ничего  такого  и  не  рассказывал...  Про  оргии  и  про
групповой секс.
   - А раньше ничего такого  и  не  было!  Но  ведь  то  -  советский  и
раннеперестроечный период, это все было еще не принято у нас здесь, да и
потом, Юзеф был женат, а когда умерла жена - оставалась Лана! А теперь -
и время другое, и он свободе, да и вообще - живет за границей! Но я не о
том... То есть, о том как раз... Просто - пообещай, что не забудешь  про
Ольгу, что будешь о ней заботиться. Я не прошу тебя удочерять ее...
   - ...и на том спасибо!
   - Не перебивай!!! Я важное говорю!!! Так вот... О чем я говорил?
   - Ты просишь меня пообещать тебе позаботиться об Ольге, но  при  этом
не настаиваешь на том, чтобы я ее удочеряла.
   - Да, именно так!
   - Ты что, действительно, всерьез собираешься погибнуть?
   То есть - рисковать так, что это может стоить жизни не  только  тебе,
но и Венику?!!
   - Господи, Насть! Ты действительно такая дура или притворяешься?!
   - Действительно.
   Он минуту помолчал, озадаченный. Потом - испустил  глубокий,  тяжелый
вздох, сопровождаемый пулеметной очередью икоты.
   - Да как же я на тебе женился?  Да  где  же  был