о,
и  величайшей заслугой творца является способность вывести этот  образ  на
свет из мрака бессознательного.


ПАРАДОКСЫ ТВОРЧЕСТВА

 Что  легче  - создавать новое или двигаться проторенными путями?  Что
утомляет  больше - рутина или творческая активность? Поскольку  творчество
всегда  встречалось неизмеримо реже и ценилось намного выше  стереотипной,
рутинной  работы,  то подспудно формировалось представление,  что  это  не
только более престижный, но и более сложный путь. Но сложный - для кого?
 Уже   почти  25  лет  назад  американская  исследовательница-психолог
Мартиндейл провела эксперимент, остававшийся до самого последнего  времени
недостаточно  оцененным.  Она выбрала две крайние  группы  студентов  -  с
выраженными творческими задатками и с полным отсутствием таковых.  Наличие
или отсутствие творческих способностей оценивалось различными способами: и
по   выполнению  теста  Гилберта,  и  по  оценке  компетентных   экспертов
(преподавателей),   оценивавших  учеников  по   параметру   оригинальности
мышления.  Каждой группе студентов давали две серии задач.  Задачи  первой
серии ("креативные") требовали творческого подхода, их нельзя было решить,
просто опираясь на известные алгоритмы решений и прошлые знания: напротив,
задачи второго типа требовали хорошего знания правил и алгоритмов, они  не
были  простыми,  но  не  требовали особой  изобретательности.  В  процессе
решения  задач у всех испытуемых регистрировалась электрическая активность
мозга (электроэнцефалограмма).
 Здесь  необходимо пояснить, что в психофизиологии давно была известна
концепция  крупного  ученого середины этого века  профессора  Линдсли.  Он
предложил  шкалу  функциональных состояний мозга -  от  глубокого  сна  до
напряженного,  сверхактивного бодрствования, и было обнаружено,  что  есть
определенная связь между уровнем бодрствования и электрической активностью
мозга.  При  очень  спокойном,  расслабленном  бодрствовании,  без  всяких
признаков  направленного,  сфокусированного внимания,  почти  на  грани  с
дремотой  на электроэнцефалограмме доминирует ритм покоя - так  называемый
альфа-ритм,  от  8  до  12  колебаний  в  секунду.  Чем  более  расслаблен
испытуемый, тем больше выражен альфа-ритм, тем он синхроннее  и  тем  выше
его    амплитуда.    Когда   человек   приступает   к    деятельности    и
сосредотачивается,    альфа-ритм    уменьшается    и    при    напряженных
интеллектуальных усилиях исчезает полностью. Происходит это потому, что из
глубоких   отделов   мозга   в  его  высшие  корковые   отделы   поступает
дополнительная   физиологическая   стимуляция,   активирующая    мозг    и
подготавливающая его к работе в интенсивном режиме.
 Схема  Линдсли  занимала доминирующее положение в психофизиологии  на
протяжении десятилетий. Между тем постепенно накапливались факты,  которые
ставили под сомнение ее универсальность. Например, было показано, что  при
особых  состояниях сознания (йога, медитация) альфа-ритм усиливается  даже
по сравнению с расслабленным бодрствованием. Между тем, по психологическим
критериям,  это  отнюдь  не  дремота, а  весьма  активная,  хотя  и  очень
своеобразная деятельность мозга, во время которой могут решаться серьезные
психологические  проблемы  личности  и  создаются  условия  для  активного
управления внутренними органами и вообще всей внутренней средой  организма
(могут  учащаться  или  урежаться пульс и дыхание,  меняется  артериальное
давление и т.п.). Однако изучение особых состояний сознания всегда  стояло
несколько  в стороне от магистральной линии развития науки о  мозге,  и  в
основном схема Линдсли оставалась неколебимой.
 Исследования  Мартиндейл и некоторых других ученых, подтвердивших  ее
данные,   нанесли   по   устоявшимся   представлениям   серьезный    удар.
Обнаружилось,  что  у  творческих студентов при решении  творческих  задач
альфа-ритм не только не уменьшается, но даже имеет тенденцию к увеличению,
особенно  в правом полушарии. В то же время при решении рутинных  задач  у
этих  студентов,  как  и  у студентов противоположной  группы,  альфа-ритм
уменьшается,  в  полном согласии со схемой Линдсли.  Уменьшается  он  и  у
нетворческих  студентов  при  попытках  (безуспешных)  решения  творческих
задач.  Таким образом, единственным, но очень важным исключением из общего
правила  является поведение мозга при решении творческих задач и только  в
том случае, если мозг способен к этой деятельности.
 Но  ведь  не  в дремоте же это происходит! Творческое решение  -  это
высокая   мозговая   активность,   может   быть,   высшая,   по   критерию
результативности.  Есть,  значит,  какая-то  загадка  и  парадокс  в  этих
результатах.
 Знакомясь  с  этими  данными, я предположил, что есть  принципиальная
разница  в  организации работы левого полушария, широко используемого  при
решении стандартных задач с известным, однозначным алгоритмом, - и правого
полушария,  продуцирующего многозначный контекст, столь  существенный  для
творчества.  Для  проверки  этой гипотезы  мы  совместно  с  проф.  В.  В.
Аршавским провели многочисленные психофизиологические исследования  работы
мозга в процессе решения задач, адресованных к правому и левому полушарию.
Мы  проводили  эти исследования на представителях разных культур,  которые
характеризуются  разной  степенью развития правополушарного  ("образного")
мышления.  В  частности,  мы исследовали представителей  народов  крайнего
Северо-Востока  России - чукчей, эвенков, которые в силу  отдаленности  от
западной  цивилизации и максимальной приближенности  к  природе  сохранили
преобладание  правополушарного,  целостного  мышления  и  почти  поголовно
характеризуются  выдающимися  способностями ориентации  в  пространстве  и
высоким  мастерством в рукодельном творчестве (резьба по  кости  и  т.п.).
Исходная  гипотеза  была  подтверждена: у этих людей  задачи  на  образное
мышление  решались без дополнительной стимуляции мозга  и  без  подавления
альфа-ритма.
 Значит,  создание  образного контекста у тех,  кто  не  утратил  этой
способности  в  процессе  приспособления к нашей цивилизации,  не  требует
дополнительной  стимуляции  мозга! Значит,  только  однозначный  контекст,
моделирование  реальности  требует такой  стимуляции.  Значит,  наибольшие
мозговые усилия уходят на уменьшение потенциальных связей между предметами
и  явлениями  во имя однозначного контекста, однозначного взаимопонимания,
установления     однозначных    причинно-следственных    отношений.     И,
следовательно,  правы  творческие люди, когда  говорят,  что  от  рутинной
деятельности устают значительно больше, чем от решения творческих задач, -
именно  рутинная деятельность требует от них максимальных затрат "мозговой
энергии".
 Выходит,  что все физиологи, оценивавшие уровень мозговой  активности
по  редукции  альфа-ритма,  уподоблялись  наблюдателю,  который  судит   о
скорости  лошади по частоте ударов, которые ей наносит кучер.  Конечно,  в
определенных  пределах такая связь возможна: чем чаще кучер  бьет  ленивую
лошадь,  тем  быстрее  она  бежит.  А если  лошадь  попалась  спорая  или,
напротив,  с норовом? И в первом случае бежит, не дождавшись удара,  а  во
втором  - упирается и сколько ни бей - все без толку. Так и дополнительная
активация  мозга - она подстегивает только левое полушарие в процессе  его
специфической  деятельности,  а  правое  либо  "бежит"  само  безо  всяких
подстегиваний,  либо не "бежит" вовсе, сколько ни стегай. И  улучшать  его
деятельность  нужно  не  дополнительной  физиологической  стимуляцией,   а
специальными видами тренинга.
 Мы  хотим обратить внимание на одно интересное совпадение. В одной из
предыдущих  глав  мы писали, что поисковая активность  имеет  тенденцию  к
саморазвитию  и  поддержанию себя самой по закону  положительной  обратной
связи: при поисковой активности восстанавливаются те химические вещества в
мозгу,  которые  необходимы  для продолжения этой  активности.  Между  тем
творчество  -это типичный образец поисковой активности, и  мозг  при  этом
виде поисковой активности не требует дополнительной стимуляции. Он как  бы
находится  на  самообеспечении. Отсюда могут вытекать очень  интересные  и
неожиданные  выводы,  касающиеся  даже  таких  загадочных  феноменов,  как
передача мыслей на расстояние или предугадывание будущего.


ДВЕ СТОРОНЫ МОЗГА И ПАРАПСИХОЛОГИЯ

 Эта  глава будет сильно отличаться от остальных глав этой книги. Если
многочисленные  гипотезы и концепции, даже весьма  спорные,  выдвинутые  в
других  главах, я мог отстаивать ссылками на достоверные научные данные  и
результаты  экспериментов,  то в этой статье сами  основания  для  гипотез
остаются  достаточно  зыбкими. И неизбежные в  любой  науке  прыжки  через
бездны неизвестного и недоказанного, прыжки, призванные соединять немногие
устойчивые островки знаний в стройную систему концепции, здесь сливаются в
затяжное  свободное парение. А ученые боятся свободных парений, считая  их
уделом  поэтов, и отворачиваются от проблем, в которых все  основания  так
зыбки.  Но  если  не мы, то кто же, и если не сейчас, то когда?..  Поэтому
позволим  себе  все  же вступить на тропу, способную  увести  от  науки  в
область поэзии и ненаучной фантастики.
 Начну  я, однако, с рассказа о двух исследованиях, почти одновременно
попавшихся мне на глаза в американских журналах конца семидесятых годов.
 Первый  эксперимент состоял в следующем. Испытуемому  предъявляли,  с
помощью  специального прибора тахистоскопа, в правое поле зрения  (т.е.  в
левое  полушарие)  совершенно  бессмысленную  информацию  (набор  случайно
подобранных  слогов,  обломки  геометрических  фигур,  словом,  нечто,  не
поддающееся ни анализу, ни упорядоченной организации). Одновременно в  его
левую   руку   (управляемую  правым  полушарием)  вкладывали  карандаш   и
предлагали  ему рисовать все, что придет в голову, или, если он  пожелает,
не  рисовать вообще. А в это время в отдаленной звуконепроницаемой комнате
помещался  индуктор  - человек, который должен был передавать  испытуемому
мысли  на расстоянии. Он сосредоточенно чертил на бумаге некоторые простые
фигуры  в определенной последовательности. По утверждению авторов  статьи,
именно в этих условиях испытуемый начинал вычерчивать на собственном листе
бумаги фигурки, совпадавшие с внушенными, и это совпадение якобы достигало
уровня статистической достоверности.
 Известно,  что  одна  из самых больших проблем в  парапсихологии  это
отсутствие   достоверных,   воспроизводимых   результатов.   Поразительные
феномены  вспыхивают, как ослепительные одиночные искры, и тут же  гаснут,
не оставив следа. Каждый раз остается гадать, была ли и вправду искра, или
это   всего  лишь  зрительные  галлюцинации  авторов,  охотно  принимающих
желаемое  за  действительное.  И  вдруг такое  сообщение  о  принципиально
воспроизводимом  эксперименте, с устойчивыми  результатами.  И  все  же  я
скорее  всего  не  обратил бы внимания на это сообщение,  из  осторожности
ожидая  дальнейших подтверждений, если бы почти тотчас  вслед  за  тем  не
прочитал  статью  на  сходную  тему, но  выполненную  формально  в  рамках
совершенно иной методологии.
 На  этот  раз  речь шла об авторах, хорошо мне известных.  Профессора
Ульмана я знал по литературе как известного специалиста по проблемам сна и
сновидений.  Профессора С. Криппнера я знал и по литературе, и  лично:  мы
несколько  раз  встречались на симпозиумах, это  признанный  специалист  в
области  гипноза, тоже серьезно интересующийся проблемой  сновидений.  Два
эти  автора  опубликовали  сначала статью, а потом  и  книгу  с  описанием
следующего эксперимента.
 Испытуемый  помещался в лабораторию по исследованию  сна,  и  у  него
регистрировались  все  физиологические показателя  во  время  ночного  сна
(электроэнцефалограмма,  движения глаз, мышечный  тонус,  пульс  и  т.п.).
Когда,  на основании этих показателей, экспериментаторы делали вывод,  что
начинался  быстрый  сон (в норме сопровождающийся сновидениями),  один  из
экспериментаторов,  как  и  в  первом  эксперименте,  сосредотачивался  на
передаче  определенных  мыслей  на  расстоянии  и  тут  же  записывал  эти
(относительно простые) мысли, находясь в отдаленной комнате.  После  этого
испытуемого  пробуждали  и просили рассказать сновидения.  По  утверждению
авторов,  в  сновидениях регулярно присутствовала та  информация,  которая
таким образом передавалась.
 Два  обстоятельства привлекли мое внимание к этому исследованию.  Во-
первых,  его  результаты  совпадали  с  многочисленными  сообщениями   (не
научными, а бытовыми) о прогностических функциях сновидений, об их роли  в
предугадывании событий. Некоторые из этих сообщений весьма  убедительны  и
не могут быть объяснены никакими рациональными причинами.
 Один  известный кинорежиссер рассказал мне, что в час  трагической  и
случайной  гибели  его  жены  он увидел во сне,  что  навстречу  ему  идет
женщина, и когда она приблизилась и прошла мимо, он с ужасом рассмотрел  у
нее  пустые глазницы вместо глаз. "Я разбудил отца (свидетель!  ),  сказал
кинорежиссер,  и  сказал ему, что видел во сне смерть.  Мы  посмотрели  на
часы, и я вновь, хотя и с трудом, уснул". Впоследствии выяснилось, что час
гибели и час сновидения совпали.
 Одна  моя  пациентка  рассказала мне,  что  ее  реактивная  депрессия
началась после страшной истории. Однажды муж разбудил ее и рассказал,  что
только что видел во сне, как его зарезал во дворе маньяк.
 Она  постаралась его успокоить, а когда утром он понес во двор мусор,
на него напал психически больной и убил ударом ножа.
 У меня у самого было "пророческое" сновидение, хотя и не трагическое.
Мне  приснилось, что я упал рядом с домом, мои очки свалились и разбились.
На  следующее утро, в двух шагах от дома, я упал, поскользнувшись,  и  мне
показалось, что я вернулся в сновидение, ибо очки раскололись о лед.
 В  свое  время, после одного интервью в газете, где я робко  заметил,
что  нельзя  отрицать все факты пророческой роли снов, я  получил  десятки
писем  читателей  с описанием аналогичных случаев, и в нескольких  письмах
фигурировали свидетели, которым люди рассказывали сны до их осуществления.
Поэтому  парапсихопогическая роль сновидений, доказанная  в  эксперименте,
задержала мое внимание.
 Второй  причиной  было  неожиданное совпадение этого  исследования  с
ранее  описанным  по  одному  важному показателю.  В  первом  эксперименте
парапсихопогические возможности реципиента проявлялись после того, как ему
как   бы   функционально   блокировали  левое  полушарие,   загружая   его
бессмысленной  информацией.  Освобожденное  от  всякого  сознательного   и
критического  контроля  правое полушарие неожиданно  обретало  возможности
улавливать  внушения  на расстоянии. Но ведь нечто  сходное  происходит  в
сновидениях,  во  время которых правое полушарие начинает доминировать,  а
критико-аналитаческая  роль левого сводится  почти  к  нулю.  Между  двумя
исследованиями  оказалась глубинная связь, они как бы  заочно  подкрепляли
друг  друга,  хотя авторы одного эксперимента не ссылались  на  другой  и,
похоже, вообще ничего о нем не знали.
 Такое совпадение заставляет по крайней мере задуматься.
 Как   можно   использовать   современные   знания   и   теоретические
представления  о  функции  полушарий  мозга  для  хотя  бы  спекулятивного
объяснения   этих   и   некоторых   других   результатов,   не   привлекая
сверхъестественные силы и стараясь оставаться в рамках естественных наук?
 Прежде  всего, необходимо ответить на более общий философский вопрос:
определяется ли будущее настоящим и прошлым. Существуют ли и  работают  ли
причинно-следственные  связи?  Вопрос  этот  сложен  и   ответ   на   него
неоднозначен.  Согласно  квантовой  физике,  будущее  недетерминировано  и
причинность  трансформируется в случайность. Не забудем,  однако,  что  А.
Эйнштейн  и еще несколько выдающихся физиков так никогда и не смирились  с
этой  идеей.  Рассматривая проблему не в ее физическом, а в философском  и
психологическом   аспекте,  можно  предположить,  что  строгие   причинно-
следственные  отношения в реальном мире, доступные анализу,  действительно
отсутствуют:  будущее  есть результат взаимодействия такого  неисчислимого
множества  связей  между  предметами  и  явлениями,  такого  их   сложного
переплетения, что спрогнозировать при этом однозначный конечный  результат
представляется  невозможным.  Но ведь анализ,  приводящий  к  однозначному
результату - это функция только левого полушария мозга. И только для  него
ориентация  в  неисчерпаемом обилии связей является  непосильной  задачей,
неизбежно   приводящей   к   выводу  об   отсутствии   закономерностей   и
доминировании    случайностей.   Сложная   сеть   реальных   взаимосвязей,
определяющая  будущее,  не  вмещается  в  жесткие  координаты  логического
мышления,     выскальзывает    из    них     и     создает     впечатление
недетерминированности.  Но  правополушарное образное  мышление  просто  не
пользуется  этой сеткой координат и для него реальные переплетения  связей
не  выглядят ни излишне сложными, ни внутренне противоречивыми.  И  потому
правое  полушарие способно охватить эти связи во всем их  объеме  в  такой
умопомрачительной  полноте,  что  в  результате  возможно  прогнозирование
будущего.  Сильные  и слабые связи уравниваются, а это  значит,  что  даже
такие  очень слабые влияния, которые характерны для психической активности
других,   отдаленных  от  нас  людей,  не  пропадают  для  нашего  правого
полушария.  Правое  полушарие открыто для всех влияний  мира:  от  явлений
биосферы  и  космоса  до  явлений  ноосферы,  по  Вернадскому,  т.е.  того
вторичного   мира  культуры,  который  создается  психической  активностью
человечества. Для правого полушария не существует случайностей - ведь  это
понятие   всего  лишь  производное  от  понятия  закономерности,   которая
устанавливается    с    помощью    левополушарного    анализа.     Принцип
дополнительности Бора не в меньшей степени применим к работе мозга, чем  к
квантовой  физике: левое и правое полушарие дополнительны друг к  другу  и
функция  одного  не  может быть понята в парадигмах  другого.  Для  полной
реализации  своих потенциальных возможностей правое полушарие должно  быть
свободно от левополушарного контроля.
 Представления о функциях правого полушария, изложенные  в  предыдущих
главах,  на  мой взгляд, могут помочь устранить, казалось бы,  безусловные
ограничения,  "запрещающие" парапсихологические феномены.  Одно  из  таких
ограничений  носит  физический характер. Предполагается,  что  улавливание
слабых сигналов, удаленных на очень значительное расстояние от реципиента,
требует столь энергетически мощного "приемника", что мозг просто не  может
претендовать  на  эту роль. Может быть, новые данные, свидетельствующие  о
том,  что  правое полушарие способно к восприятию и созданию многозначного
контекста  без  дополнительных психофизических "затрат" (т.е.  работает  в
режиме   своеобразной  "энтропии"),  поможет  снять  это  "энергетическое"
ограничение.  Ведь  если  правое полушарие обладает  особой  тропностью  к
многозначному  контексту и не нуждается в дополнительной активации,  то  и
очень слабые сигналы могут улавливаться.
 Другое    известное    ограничение   носит   философский    характер.
Прогнозирование будущего, ясновидение, не должно быть возможно,  ибо  если
оно  возможно,  то можно повлиять на будущее, изменить  его,  и  мы  сразу
попадаем в замкнутый круг противоречий: измененное, подправленное  будущее
это  уже  не то, что было предсказано, значит, само предсказание  неверно.
Однако  принцип дополнительности в работе мозга позволяет остроумно обойти
и  это  ограничение:  ясновидение происходит на уровне образного  мышления
(например,  в сновидении), когда сознательное на