оведение.  Даже  недостаточно
успешное,   не   обеспечивающее  контроль,  но  продолжающееся   поисковое
поведение  предотвращает развитие обученной беспомощности.  Следовательно,
стремление  к достижению контроля (поисковая активность) важнее,  чем  сам
контроль.
 С  другой  стороны, весьма сомнительно, можно ли говорить о настоящем
контроле  над  пищевым  поведением применительно  к  анорексии.  Настоящий
контроль  предполагает обратную связь между поведением и его  результатом,
поведение  должно  быть гибким - именно в этом смысл настоящего  контроля.
Поведение  же при анорексии чрезвычайно ригидно и от реальных  достигнутых
результатов  -  снижения веса - не зависит. Есть гораздо больше  оснований
считать,  что  все поведение этих девушек контролируется  анорексией,  чем
считать,  что  они контролируют свое пищевое поведение. Более  того,  есть
основания  полагать, что они даже не стремятся облегчить  себе  достижение
контроля  над приемом пищи. В настоящее время есть много средств снижающих
аппетит без излишних волевых усилий, но девушки как правило не прибегают к
этим  средствам.  Создается впечатление, что они получают удовольствие  от
преодоления препятствий на пути к отказу от пищи.
 Я  думаю,  что  в  этом феномене и состоит суть заболевания.  Главным
побудительным  мотивом  к  отказу  от  пищи  является  активная  борьба  с
препятствиями,  с  тем  вызовом, который бросает девушкам  их  собственный
аппетит  и  все  кто  хочет заставить их нормально  есть.  В  этой  борьбе
проявляется  поисковая активность, и процесс при этом, как обычно,  важнее
результата.   Беспомощность  -  это  отказ  от  поиска,   капитуляция,   и
капитуляция  перед вызовом, который во всех важных для них сферах  бросает
им  жизнь,  делает для них особенно значимой ту сферу, в  которой  они  не
капитулируют  и остаются активными. Анорексия - это процесс  повседневного
преодоления,  борьбы, своеобразного поискового поведения,  и  именно  этим
ценна   больным.   Эта   продолжающаяся  отчаянная   борьба   способствует
восстановлению самооценки, сниженной предшествующими капитуляциями.  Страх
вернуться  к  нормальному приему пищи - это не страх утраты контроля,  это
страх утраты вызова, делающего жизнь полноценной. Каждый несъеденный кусок
пищи это победа, и она тем ценне, чем в более напряженной борьбе одержана.
 Один   недавно  поставленный  эксперимент  подтверждает  мой   вывод.
Исследователи  изучали  действие реального и  воображаемого  контроля  над
ситуацией  на  восприятие  образа собственного  тела  больных  анорексией.
Испытуемым  предлагали интеллектуальные задачи разной  степени  трудности.
Успех решения задач, как потом оказалось, зависел только от их объективной
сложности. В то же время пациенты были склонны преувеличивать массу своего
тела  когда  они решали объективно легкую задачу, которую экспериментаторы
перед  началом решения пытались выдать за трудную. Когда объективно легкая
задача  подается  как  трудная, у человека должно быть  ощущение  высокого
контроля  над  ситуацией  в процессе решения и большой  своей  успешности,
поскольку  он легко справляется с "трудной" задачей. (Напомним,  что  сама
успешность решения зависела только от объективной трудности задачи,  а  не
от  того,  как  задача  оценивалась исследователем). Однако  это  ощущение
полного  контроля над ситуацией сопровождалось ухудшением  "образа  тела",
что   является  условием  усиления  аноректического  поведения.   Пациенты
преувеличивали массу своего тела, поскольку в соответствии с  предложенной
мной  концепцией вызов, брошенный им этой ситуацией, был меньше ожидаемого
и  требовал меньших усилий для успеха. В то же время, если трудную  задачу
экспериментаторы  объективно  подавали  как  трудную,  "образ   тела"   не
ухудшался  и  следовательно анорексия не усиливалась,  поскольку  реальный
вызов соответствовал ожидаемому и требовал мобилизации усилий.
 Из  всего  сказанного  вытекает практический  вывод.  Для  лечения  и
профилактики  анорексии  необходимо  искать  в  жизни  пациента  те  сферы
деятельности  и  те  зоны  интересов, где он  еще  способен  на  поисковое
поведение.   Это  может  стать  подлинной  альтернативой  тех   совершенно
неадекватных и саморазрушительных усилий, которые больные прикладывают для
продолжения голодания. Как и позитивные симптомы при шизофрении, анорексия
-  это  неправильно ориентированный поиск. В жизни человека есть множество
не замечаемых им дорог, достаточно трудных, чтобы выполнить функцию вызова
и  стимулятора поискового поведения, и в то же время не настолько трудных,
чтобы  продолжить  опыт  капитуляции (особенно если  есть  психологическая
поддержка).  Надо  помочь  человеку встать на  одну  из  этих  дорог  -  и
потребность в анорексии исчезнет.


 ДО И ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ (отношения с матерью)

 Все  мы  родом  из  нашего детства, сказал когда-то  Янош  Корчак,  и
проносим  через всю жизнь следы этой родовой принадлежности. В свое  время
З.  Фрейд  проявил  незаурядную  интуицию, когда  обратился  к  подробному
рассмотрению  впечатлений  и  переживаний  самого  раннего,  послеродового
периода  и пришел к выводу, что первый год жизни накладывает отпечаток  на
все  последующее развитие. Но в действительности начинать надо с еще более
раннего периода - внутриутробного. Разумеется, мы очень мало знаем сегодня
о  том,  как  состояние матери в период беременности  влияет  на  развитие
плода,  и  еще меньше - как это сказывается на дальнейшей жизни ребенка  и
взрослого  человека.  Тем  не менее не зря опытные  педагоги,  и  особенно
детские  врачи  и  психологи,  подробно расспрашивают  мать  о  протекании
беременности,  об  отношении к будущему ребенку - был ли  он  ожидаемым  и
желанным, или к нему относились как к случайной помехе в жизни, которой не
удалось  избежать каково было настроение матери в период беременности  (а
это,  как  очевидно,  тесно  связано с  предыдущим  вопросом,  а  также  с
динамикой  отношений  супругов  после  беременности):  были  ли  серьезные
переживания и конфликты в период беременности.
 С  позиции  современных знаний, влияние состояния матери на  развитие
ребенка и даже на формирование его будущего характера и поведения  уже  не
выглядит  мистическим:  хорошо  известно,  что  любые  переживания  меняют
биохимический  и  гормональный  фон материнского  организма  и  тем  самым
непосредственно  воздействуют  на среду, в  которой  формируется  зародыш.
Гормоны  стресса, чья экскреция увеличивается при эмоциональном напряжении
и  конфликтах, влияют на развитие центральной нервной системы ребенка и во
многом определяют его дальнейшую психическую устойчивость и тип поведения.
Поэтому отнюдь не лишены смысла такие "народные" рекомендации матери,  как
по  возможности  более  частое общение с красотой -  красотой  природы,  с
искусством,  с  приятными, притягательными людьми. Может быть,  это  и  не
приведет обязательно к рождению красивого ребенка (как утверждает народное
поверье),  но может способствовать его душевному здоровью, что значительно
важнее.
 В  период  беременности родители должны постоянно помнить,  что  если
рожденного  ребенка  можно хотя бы на время удалить из  зоны  конфликта  и
выяснить  какие-то  отношения в его отсутствие, то плод  во  чреве  матери
незримо и неизбежно присутствует при всех выяснениях отношений и ничем  не
может защититься от сопутствующих им отрицательных переживаний.
 Факт  рождения  не  приводит к немедленному  разрыву  физиологических
связей  с  матерью.  Эти  связи сохраняются в период  кормления,  и  любые
переживания матери сказываются на состоянии ребенка, получающего молоко  с
соответствующей  "стрессовой"  приправой.  В  ряде  случаев  при   тяжелых
переживаниях молоко вообще может исчезнуть.
 Но после родов прямая физиологическая связь с матерью не единственная
и,  возможно,  даже  не  самая существенная.  Между  младенцем  и  матерью
устанавливается  связь  психологическая, и она постепенно  становится  все
более  определяющей.  В первые месяцы жизни у ребенка формируется  картина
мира,  в  которой матери принадлежит уникальная, решающая  роль.  Во  всех
своих потребностях ребенок ориентирован на мать, полностью зависит от нее,
а  следовательно,  -  и  от ее эмоционального состояния,  и  очень  быстро
научается  это  состояние  отслеживать.  Приветливая  улыбка  или  гримаса
неудовольствия матери, ее неизменная готовность помочь ребенку с  радостью
и  энтузиазмом или постоянная усталость и раздражение от необходимости эту
помощь оказывать - все фиксируется ребенком и сказывается не только на его
сиюминутном  настроении  и  поведении, но и на всем  дальнейшем  развитии.
Мимика  и  интонации матери имеют в этот период особое значение.  Образное
мышление  ребенка  формируется, по-видимому,  раньше,  чем  вербальное,  и
формируется  в  немалой степени под влиянием невербального, эмоционального
контакта с родителями.
 В  предыдущих  главах мы попытались доказать, что  образное  мышление
характеризуется прежде всего многозначностью, а эмоциональный контакт  как
раз  и  является  по  природе  своей  многозначным.  Сколько  ни  объясняй
рационально,   почему   ты   любишь   одного   человека   и    испытываешь
противоположные чувства к другому, - это объяснение не будет выглядеть  ни
достаточно убедительным, ни исчерпывающим, ибо это попытка перевести живое
и   многозначное  чувство  на  язык  однозначных  понятий.   Эмоциональные
отношения  многозначны,  и  существование  в  их  сильном  магнитном  поле
обеспечивает  развитие  многозначного, образного мышления  ребенка.  Через
несколько  лет  (иногда - через много десятилетий) это  развитое  образное
мышление  проявит  себя  в  творчестве и в  тонко  организованной  системе
психологической  защиты. И напротив - отсутствие  этого  магнитного  поля,
эмоциональная обедненность контактов между родителями и ребенком рано  или
поздно скажутся на способности ребенка интегрироваться в этом мире, на его
собственных  возможностях  установления  эмоциональных  связей,  на   всей
системе  его  образного  мышления и на его устойчивости  к  психическим  и
психосоматическим заболеваниям.
 Нам уже приходилось писать, что одна из наиболее общих предпосылок  к
развитию  психических и психосоматических расстройств - алекситимия,  т.е.
невозможность определить и выразить собственные переживания, -  связана  с
дефектностью образного мышления, и последними исследованиями показано, что
алекситимия   формируется  у  детей  в  семьях  с   бедным   эмоциональным
контекстом.  Люди, привыкшие не только контролировать, но и систематически
подавлять  проявление  собственных  эмоций,  переносят  эту  привычку   на
отношения с собственными детьми и наносят непоправимый вред их здоровью  и
развитию. Никакая формальная забота о физическом благополучии ребенка не в
состоянии  заменить  дефицит эмоциональных контактов,  которые  на  раннем
этапе развития носят в основном невербальный характер. Не следует, однако,
игнорировать  и  вербальный  контакт. Существует  широко  распространенная
точка  зрения,  что  на  ранних этапах развития интонация  речи,  особенно
родительской  речи,  имеет гораздо большее значение для  ребенка,  чем  ее
содержание, которое остается непонятым. Возможно, это справедливо,  но  не
следует забывать, что в связи с отсутствием у новорожденного способности к
связной речи мы не в состоянии судить, в какой степени и с какого возраста
он  воспринимает  содержание  нашей речи. Отдельные  случайные  наблюдения
свидетельствуют  о  том, что это может происходить  достаточно  рано  и  в
довольно  широком объеме. Приведу один, но весьма выразительный пример.  В
семье  моих друзей родилась девочка, и в возрасте 4-6 месяцев ее  родители
были  обеспокоены строением ее ножек. Им казалось, что они кривые,  и  это
периодически  обсуждалось во время ее переодевания.  В  6  или  7  месяцев
девочку  показали  ортопеду, он заверил родителей, что  никакой  патологии
нет,  и  с  этого времени обсуждение данной проблемы прекратилось.  Прошло
более года. Девочка стала ходить и говорить, ей стали дарить куклы. И  тут
стало  происходить  нечто  неожиданное:  с  каждой  новой  куклой  девочка
обращалась   к  родителям  и  очень  настойчиво,  со  слезами,  требовала:
"Выпрямите ножки! ". Родители делали вид, что они их выпрямлют, девочка на
некоторое  время успокаивалась, но затем появлялась опять с  этой  же  или
другой  куклой  все с тем же требованием: "Выпрямите ножки!  "  Удивленные
родители  звонили  по друзьям и знакомым, интересуясь, не  предъявляли  ли
такого  требования  другие  дети в том же возрасте.  Никто  не  мог  этого
припомнить.  И  лишь  однажды  матери  удалось  вспомнить  их  собственные
сомнения  и переживания по поводу якобы имевшей место "кривизны"  дочкиных
ножек, и родители заподозрили, что есть связь между этими переживаниями  и
их  обсуждением  и  нынешним  эмоциональным требованием  дочки.  Если  это
объяснение верно (а никакое другое в голову не приходит), то не  может  не
вызвать  удивления уровень осмысления информации 5-6 месячным  ребенком  и
прочность  фиксации этой информации, ведь родители не говорили, что  ножки
надо  выпрямить,  они  говорили о их кажущейся  кривизне  -  вывод  насчет
выпрямления  сделала сама дочка и пронесла его через весь  период  раннего
развития, наполненный избытком разнообразной информации.
 Это  значит,  что  все  наши речи в присутствии детей  полугодовалого
возраста  (а  может быть, и намного раньше), и особенно речи  эмоционально
насыщенные  и  непосредственно к ним относящиеся, должны быть  взвешены  и
продуманы с точки зрения возможной психотравмы. Но кто же принимает это во
внимание! Взрослые, в том числе и родители, говорят при ребенке  все,  что
приходит  в  голову,  предполагая полное отсутствие  понимания  смысла.  А
спустя  годы  вдруг  формируются неизвестно откуда взявшиеся  комплексы  и
страхи,   от  которых  не  удается  избавиться.  Фрейд  не  без  основания
утверждал,  что мы выносим из первого года жизни все основы для дальнейших
внутренних конфликтов. Ссора между родителями в присутствии ребенка,  даже
если  она происходит в очень сдержанной форме, может навсегда или  надолго
подорвать в будущем ощущение надежности и незыблемости этого мира.
 Необходимо   также  учитывать,  что  в  раннем  детстве  ребенок   не
располагает  еще  ни  предыдущим опытом, показывающим всю  относительность
угрожающей ситуации и несерьезность намечающегося конфликта, ни  защитными
механизмами, позволяющими не воспринять неприятную информацию или  снизить
ее  личностную  значимость. У него нет еще и возможности отреагировать  на
угрозу активным поведением. Предпосылки к активному поведению складываются
как   раз  в  этом  возрасте,  и  для  них  также  очень  значим  характер
взаимодействия с родителями.


РЕБЕНОК, РОДИТЕЛИ, МИР: КЛАССИЧЕСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

 В предыдущей главе мы писали о роли взаимодействия матери и ребенка в
его  первый год жизни. Разумеется, описанные принципы отношений  сохраняют
свою  значимость  и  в  дальнейшем, но когда  ребенок  начинает  ходить  и
говорить  и  все  более  самостоятельно общаться с окружающим  миром,  эти
принципы  должны быть дополнены и расширены. В самом общем  виде  основной
задачей  воспитания  является  научить  ребенка  полноценно  и  независимо
существовать   в   мире,  получая  от  этого  удовольствие   и   доставляя
удовольствие другим фактом своего существования. И задачу эту  значительно
труднее осуществить, чем сформулировать.
 Первые  шаги  ребенка  в  мире сопряжены с большими  сложностями.  Он
вступает   в   новые,  незнакомые  ему  и  уже  в  силу  этого  вызывающие
настороженность  и  страх  отношения, прежде  всего  отношения  с  другими
людьми.  Он  вступает в эти отношения, не вооруженный достаточным  опытом.
Механизмы  адаптивного  поведения у него  еще  не  развиты  в  достаточной
степени  и  не  подверглись тренировке. Его поисковая активность,  имеющая
такое большое значение для нормального развития, преодоления препятствий и
выживания,  находится  еще в зачаточном состоянии, и  ее  биохимические  и
физиологические  основы  сформировались  не  полностью.  Ребенку  в   этих
условиях  гораздо  легче отступить, отказаться от поискового  поведения  и
исследования мира, чем идти на риск познания. На этом этапе основная  роль
родителей  помочь  преодолеть  естественный  страх,  не  отступить   перед
трудностями и позволить ребенку почувствовать первые радости активного  их
преодоления.  А  для  этого нужно, чтобы родители  были  рядом,  постоянно
демонстрируя готовность прийти на помощь в случае необходимости, но  ни  в
коем  случае  не  перехватывали  инициативу  у  ребенка  и  не  стремились
устранить  все  преграды и как бы подменить его при решении его  жизненных
задач,  таких  крохотных и несерьезных с наших взрослых  позиций  и  таких
значимых  для  самого  ребенка. Быть посредником между  ребенком  и  миром
отнюдь  не  означает быть исполнительным джинном у него на посылках.  Само
присутствие  родителей, их моральная поддержка, их любовь  и  поощрение  к
деятельности  помогают ребенку справиться со страхом и нерешительностью  и
совершить поступок. Каждый такой поступок по закону положительной обратной
связи становится основой для последующего, поскольку укрепляет уверенность
в  себе.  Но прежде чем эта обратная связь станет доминирующей,  любовь  и
поддержка  родителей, их демонстрируемая уверенность  в  успехе  абсолютно
обязательны  для  нормального  развития. Эта  поддержка  помогает  ребенку
избавиться от исходной тенденции к пассивно-оборонительному поведению  при
встрече  с  трудностями,  от реакции капитуляции,  которая  естественна  и
биологически  закономерна на тех ранних этапах развития,  когда  механизмы
активного поискового поведения еще не сформировались.
 Эта   поощряюще-стимулирующая   роль  взаимодействия   с   родителями
прослеживается и у высших животных. Если детеныша обезьяны  в  критический
период между 3 и 7 месяцами жизни насильственно отделить от матери, у него
закономерно   развивается  целый  комплекс  поведенческих  расстройств   в
определенной  последовательности. Сначала  маленькая  обезьянка  проявляет
признаки  выраженного  беспокойства, она  кричит,  пытается  вырваться  из
клетки,  всюду ищет мать. Убедившись, что поиск бесполезен, она впадает  в
апатию,  отказывается от пищи, не вступает в контакт с другими обезьянами,
не   играет.   Этот  период  апатии  длится  долго,  может  сопровождаться
соматическими  расстройствами (выпадением  шерсти,  язвами  на  коже  и  в
кишечнике,   повышением  артериального  давления  и  т.п.)   и   оказывает
тормозящее влияние на все дальнейшее развитие животного. Даже во  взрослом
возрасте  пережившая такой стресс обезьяна остается пассивной и зависимой,
проявляет  признаки страха при любой перемене жизненных условий,  избегает
социальных  контактов  и  с  сородичами,  и  с  экспериментатором  и  даже
оказывается  неспособной  на  нормальные сексуальные  отношения  с  особью
противоположного  пола. Интересно, что никакой уход и  забота  со  стороны
экспериментаторов,  и  других обезьян стаи не в  состоянии  устранить  эти
отрицательные  последствия отделения от матери,  не  заменяют  физического
контакта  с  матерью, хотя забота другой самки может смягчить выраженность
синдрома.  Можно  предполагать, что отделение  от  матери  в  определенном
критическом  возрасте  приводит к закреплению неадаптивного  поведения  по
типу отказа от поиска.
 Однако  очень  сходный  конечный  эффект  можно  получить  при  прямо
противоположном   поведении  родителей:  если  члены   семьи   наперегонки
пускаются выполнять любое пожелание ребенка прежде, чем он успел до  конца
его  выразить и уж наверняка прежде, чем он попробовал самостоятельно что-
либо  сделать.  В  этих условиях активное