а решение, но не знал, как часто
эти  факторы будут вмешиваться. Именно это и предлагалось ему  оценить  по
завершении  эксперимента.  Иными словами, ему предлагалось  определить,  в
какой  степени  он сам контролировал ситуацию, а в какой степени  ситуация
была  под  контролем внешних сил. Предполагалось, что здоровые  испытуемые
оценят ситуацию более адекватно, чем депрессивные больные ожидалось,  что
больные  в силу их пассивности и низкой самооценки, будут чаще приписывать
себе  ответственность за неудачи, тогда как успех будут  воспринимать  как
следствие   внешних  воздействий.  Результат  эксперимента  опроверг   это
предположение   и  вызвал  изумление  экспериментаторов.  Оказалось,   что
депрессивные больные значительно точнее оценивают степень своего  контроля
над  ситуацией,  причем  не только при неудачах, но  и  в  случае  успеха.
Здоровые   же  испытуемые  продемонстрировали  явно  выраженную  тенденцию
переоценивать  собственный  вклад  в  успех  и  считали,   что   это   они
контролируют   ситуацию   и   добиваются  удач,   хотя   на   самом   деле
экспериментатор  им  подыгрывал. Таким образом,  здоровые  люди  оказались
склонны к необоснованному оптимизму и завышению своих возможностей,  тогда
как  депрессивные больные проявили неожиданную точность в своих оценках  и
самооценках.
 Этот эксперимент поставил психологов перед очень серьезной проблемой.
Рассматривая способность к объективному восприятию реальности  как  высшую
самостоятельную ценность, известный американский психолог  проф.  Селигман
пришел  к выводу, что депрессия имеет положительную сторону: она позволяет
объективнее   воспринимать  реальность,  освобождает  от   необоснованного
оптимизма,  искажающего восприятие. Селигман даже предположил,  что  из-за
этого  ценного качества умеренная депрессия имеет важное приспособительное
значение и именно поэтому не исчезла в процессе эволюции. Подразумевается,
что  всем  нам не худо быть немного депрессивными и благодаря этому  более
реалистичными.  Однако врачу-психиатру очень трудно  согласиться  с  такой
позицией.  Прежде всего, депрессия, даже умеренно выраженная, сопряжена  с
душевным  страданием  и уже по одному этому не может быть  "рекомендована"
человеку.  Во-вторых,  известно,  что депрессия  снижает  сопротивляемость
организма   ко   всем  вредным  воздействиям,  способствует  возникновению
соматических  заболеваний,  вплоть до самых  тяжелых,  снижает  адаптивные
способности  организма и в силу всех этих причин не может  играть  никакой
положительной,  приспособительной роли в эволюции.  В-третьих,  если  даже
депрессия  способствует более объективному взгляду на себя и на мир,  этот
взгляд   не  имеет  практического  значения,  ибо  депрессия  одновременно
блокирует  активное  поведение, так что никакой, самый  трезвый  подход  к
действительности не может реализоваться в поведении и привести к изменению
ситуации  в  желательном направлении. А зачем в таком случае "видеть  все,
как  есть", право же, это только способствует дополнительным мучениям, что
и  характерно для депрессии. Но в таком случае остается предположить нечто
противоположное:   неспособность   к   строго   объективному    восприятию
реальности,  оптимистический взгляд на вещи и на самого  себя,  эавышенное
представление  о  собственных возможностях и о способности  контролировать
ситуацию  -  все  эти особенности присущи здоровому человеку  потому,  что
позволяют ему активней бороться с трудностями и бросать миру вызов вопреки
отсутствию твердых, гарантированных шансов на выигрыш. В самом деле  -  ни
одна  задача, требующая нестандартного, творческого подхода, и впрямь ведь
не  имеет  очевидных решений и "объективно" выглядит нерешаемой, поскольку
ни  разу  не  была  решена  в прошлом. И почти любой  риск,  без  которого
невозможно  ни  одно серьезное начинание, представляется  неоправданным  с
точки зрения холодной логики и подсчета всех "за" и "против" - до тех пор,
пока  его не оправдает вовсе не гарантированный вначале успех. Это значит,
что  реальность  нельзя  оценивать  как  статичную,  то  есть  по  тем  ее
признакам,  которые она проявляет на данный момент, - в ее  оценку  должен
имплицитно  входить  также и учет предполагаемой  активности  человека  по
изменению реальности, и этот параметр остается субъективным и сомнительным
до тех пор, пока не реализуется. Его нельзя учесть вполне объективно - но,
с  другой  стороны, его нельзя и не учитывать. А для того, чтобы ничто  не
помешало   этому   потенциалу  реализоваться,  человек  должен   сохранять
оптимистический взгляд на свои возможности. Мы уже писали в этой  книге  о
"поисковой активности" - активности в условиях неопределенности.
 Вера  в  собственные  возможности,  оптимизм,  пусть  даже  несколько
избыточный  с  позиции  трезвого наблюдателя,  необходимы  для  проявления
поискового  поведения. Между тем, даже в тех случаях, когда эта активность
не  приводит  к успешному решению реальных задач, один бесспорный  выигрыш
она  гарантирует - выигрыш в здоровье, ибо сам процесс поиска как  таковой
повышает сопротивляемость организма к любым вредным факторам ("не  догоню,
так  хоть  согреюсь").  Так  что же, в конечном  счете,  предпочтительней:
объективно   оценить  задачу  как  нерешаемую,  а  свои  возможности   как
недостаточные,  отказаться от поиска решения и в  результате  утратить  не
только  шанс на решение задачи, но и ухудшить собственное здоровье  -  или
подойти  к  проблене с неоправданным оптимизмом, включиться в активное  ее
решение  и  по  крайней  мере  выиграть такую непреходящую  ценность,  как
здоровье, а там, глядишь, и создать своей активностью неучтенные, да и  не
существовавшие ранее шансы на выигрыш? Ответ представляется однозначным, и
именно поэтому здоровые люди, в отличие от больных депрессией, видят мир в
более  розовых  тонах,  чем  он объективно того заслуживает.  Есть  правда
объективного,  компьютерного учета всех статичных  факторов  реальности  и
есть  более  высокая  истина динамичного поиска,  который  эту  реальность
преобразует.  Для  предельного  обострения  проблемы  приведем   следующий
пример.   Каждый  человек  смертен,  и  перед  неизбежностью  собственного
исчезновения   любая   активность  может  считаться   бессмысленной.   Это
объективная  реальность, и депрессивные больные нередко  ее  осознают.  Но
здоровые   люди  наделены  способностью  игнорировать  эту  реальность   и
продолжать   активное   поведение,  руководствуясь  иллюзией   бессмертия,
воспринимая  неминуемую смерть как абстракцию. Если бы не эта иллюзия,  не
этот  необоснованный оптимизм, смерть каждого из нас наступила бы  раньше,
из-за  отчаяния  и  депрессии.  Но еще важнее,  что  остановилось  бы  все
развитие  человечества,  имеющее  гораздо  большее  значение,  чем  судьба
каждого  из нас в отдельности, ибо все общество превратилось бы в  большую
палату  депрессивных  больных. Следовательно,  тот  факт,  что  за  стеной
действительно находится соседняя камера, отнюдь не означает, будто  биться
головой  о  стену  совершенно  нелепо - глядишь,  в  результате  и  камера
расширится.
 Так действует этот закон на уровне индивидуальной психологии. Так  же
действует  он  и  на уровне социальной психологии больших групп,  примером
чего   является   создание   еврейского  государства.   Разве   объявление
независимости  в  условиях  1948 года не было проявлением  необоснованного
оптимизма  по отношению к реальности? Однако само объявление независимости
изменило  эту  реальность  -  по  меньшей мере,  изменило  психологический
климат,  и  это  оказалось решающим. "Тот, кто не верит в чудо,  не  может
считаться  в  Израиле реалистом", - сказал Бен-Гурион, и в этом  парадоксе
заключена   глубокая  психологическая  правда,  ибо  вера  в  чудо   (т.е.
"необоснованный"  оптимизм), определяя человеческую  активность,  способна
эту  реальность изменить. И поэтому другим названием этой главы  могло  бы
быть: "Два афоризма - Бен Гурион против Ежи Леца".


ПОИСКОВАЯ АКТИВНОСТЬ И СОЦИАЛЬНАЯ ПАТОЛОГИЯ

 В предыдущих главах я довольно подробно обосновал концепцию поисковой
активности  (созданную  всего  лишь  20  лет  назад  и  потому   все   еще
воспринимаемую  научным  сообществом в  качестве  новой  и  оригинальной).
Согласно  этой  концепции, активное поведение в условиях  неопределенности
(поисковое поведение) является важнейшим фактором соматического  здоровья,
предотвращает  возникновение  психосоматических  заболеваний  и   повышает
устойчивость  организма  к  стрессу. Напротив, отказ  от  поиска  является
неспецифической   и   универсальной   предпосылкой   к   развитию    самых
разнообразных форм патологии.
 Однако можно ли утверждать, что поисковая активность полезна всегда и
во  всем?  Если  говорить о телесном здоровье, то  безусловно  можно:  для
нашего  организма  совершенно безразлично, в какую сторону  мы  направляем
наше  поисковое поведение и каковы его последствия для нашего  социального
окружения. Однако для самого социального окружения, т.е. для людей,  среди
которых  мы  существуем,  это далеко не безразлично.  Поисковое  поведение
может  проявляться  в  творчестве,  в  борьбе  за  благородные  идеалы,  в
альтруистическом  поведении,  наконец, в попытках  преодолеть  собственные
слабости и отрицательные тенденции. Во всех этих случаях поиск оказывается
не  только  спасительным для здоровья, но и в высшей степени  благотворным
для  морального климата в малой или большой группе. Я вспоминаю,  с  какой
белой  завистью  я читал о психологической атмосфере в научной  "школе  Н.
Бора",  превосходно  отраженной в книге Данина.  Зависть  вызывала  именно
атмосфера научного поиска и взаимной поддержки в процессе этого поиска.  В
таком   психологическом   климате   проявляются   и   усиливаются   лучшие
человеческие качества.
 Однако,  к сожалению, это далеко не единственный и, может быть,  даже
не самый распространенный способ реализации поискового поведения. Активное
поведение  в  условиях неопределенности вполне может быть  разрушительным,
направленным  на  достижение  не просто эгоистических,  а  даже  низких  и
опасных  целей.  В  этом  случае оно не утрачивает  своего  положительного
воздействия на физическое здоровье человека, склонного к такому поведению,
но крайне отрицательно влияет на моральное здоровье всего общества.
 Лет 15 назад у меня возникла дискуссия с видным немецким психиатром и
философом,  основателем  движения "Динамическая  психиатрия"  Г.  Аммоном.
Аммон  развивал  представления о двух типах агрессивности:  деструктивной,
т.е.  разрушительной (этот вид агрессивности подробно описан  классическим
психоанализом)   и   так  называемой  конструктивной  агрессивности.   Под
последним  термином Аммон подразумевал, в сущности, то  же  самое,  что  я
называл  поисковым  поведением, но только  с  положительным  знаком:  сюда
относится  активное и полезное преобразование мира, творчество, открытость
по отношению к новому и т.п. К сожалению, само понятие агрессивности имеет
слишком отрицательную репутацию и даже прилагательное "конструктивная"  не
может  эту  репутацию  изменить, поэтому я предпочитаю  термин  "поисковое
поведение",  тем  более, что за этим термином стоят объяснения  конкретных
механизмов  воздействия  поведения  на здоровье  и  серьезные  философские
обоснования. Однако поисковое поведение не дифференцирует конструктивное и
деструктивное поведение, а для анализа социальных последствий  это  весьма
желательно.
 Итак,  вернемся  к дискуссии с Аммоном. Как выдающийся  гуманист,  Г.
Аммон  придавал конструктивной агрессивности высокую моральную ценность  и
предположил,  что этот тип агрессивности преобладает у здоровых  творчески
ориентированных людей, тогда как деструктивная агрессивность характеризует
асоциальных психопатов (личностей без сформированных социальных установок)
и  больных  с  психосоматическими заболеваниями. Аммон  полагал,  что  при
психосоматических заболеваниях деструктивная агрессивность  направлена  не
против  общества,  а  против самого человека. Я же,  исходя  из  концепции
поисковой  активности, возражал против такого представления и предположил,
что   психосоматические  больные  характеризуются   низким   уровнем   как
конструктивной,   так   и   деструктивной   агрессивности.   Исследования,
проведенные  в  школе Аммона, подтвердили мою точку зрения:  психопаты  по
уровню  агрессивности  (преимущественно  деструктивной,  но  отчасти  и  с
включением     конструктивных    элементов)    оказались    противоположны
психосоматическим больным, у которых оба вида агрессивности приближаются к
нулевой  отметке,  по крайней мере в период обострения заболевания.  Аммон
описал этот феномен как дефицит агрессивности, я же предпочитаю говорить о
снижении  поисковой активности, независимо от ее направленности.  Из  этих
исследований  вытекают два важных вывода: во-первых, поисковая  активность
может быть разрушительной и представлять опасность для социума, во-вторых,
даже в этом случае она сохраняет свое защитное влияние на здоровье.
 Если  перейти  от исследований на больных к повседневному  опыту,  то
каждый   читатель   может  привести  примеры  "опасного",  разрушительного
поискового  поведения.  В  начале  главы  я  привел  в  качестве   образца
творческой  атмосферы  институт  Бора  в  30-е  годы  этого  столетия.   К
сожалению,  многие  ученые, и не только выходцы из СССР,  могут  вспомнить
прямо противоположные примеры разрушительного психологического климата  во
многих научных лабораториях. Я заинтересовался этим феноменом и провел  не
столько  научное исследование, сколько частное детективное  расследование,
беседуя  с  сотрудниками таких лабораторий. Выяснилось, что для  них  была
характерна  одна и та же динамика поведения руководителя.  Будучи  исходно
человеком  активным  и инициативным, с высокой потребностью  в  достижении
успеха и нередко даже с определенным уровнем творческих способностей, этот
руководитепь,  по  мере  достижения административных  постов,  все  меньше
интересовался  наукой  и  вообще  тем  делом,  ради  которого  лаборатория
создавалась,   и  все  больше  -  конкурентными  отношениями   с   другими
заведующими    лабораториями.    Конструктивное    поисковое     поведение
прекращалось,  выдыхалось  (этому  очень способствовали  общие  социальные
условия  "наказуемости инициативы"). Но высокая потребность в  поиске  как
таковом сохранялась, организм требовал ее удовлетворения, организм угрожал
сбоем  и  нарушением  здоровья  в  случае  отказа  от  поиска.  Между  тем
творческая деятельность уже утратила привлекательность, ученый терял  темп
и  отставал  от  развития науки в то время, которое тратил на  создание  и
упрочение  карьеры.  И реально оставался только один путь  для  реализации
поискового  поведения  - путь закулисной борьбы и взаимного  подсиживания,
путь  интриг  и  административных восторгов. Когда  убеждаешься,  с  какой
страстью  заслуженный  в  прошлом  человек  отдается  мелочной  борьбе  за
совершенно  недостойные  интересы, поневоле  закрадывается  сомнение,  что
человеком  движут только рациональные (пусть даже крайне  эгоистические  и
аморальные, но все же рациональные) мотивы. Возникает подозрение, что  его
толкает  на этот путь едва ли не какая-то биологическая мотивация,  нечто,
требующее  немедленного удовлетворения. Я полагаю, что это  потребность  в
поисковом   поведении,   принявшая  крайние  анти-социальные   формы.   Не
исключено,   что  в  глубине  собственного  подсознания  такой   начальник
чувствует  унизительность  своего поведения но организм  властно  требует
активности,  никакая другая форма активности уже невозможна, и  подспудное
недовольство  собой, по механизму психологической защиты, трансформируется
в  ненависть  и  агрессивность по отношению  к  другим  -  и  особенно  по
отношению  к тем своим подчиненным, которые еще не утратили способности  к
конструктивной поисковой активности, к научному творчеству.  Поразительно,
с  какой  закономерностью такой начальник начинает  преследовать  наиболее
одаренных  своих  сотрудников, способствующих процветанию его  собственной
лаборатории, ее конкурентоспособности. Возникает парадоксальная  ситуация:
администратор еще может найти общий язык, договориться со своими реальными
конкурентами - такими же карьеристами, как он сам, но не может примириться
с  существованием собственного одаренного сотрудника, повышающего  рейтинг
его лаборатории.
 Однако  по психоаналитическим механизмам это вполне объяснимо:  такой
сотрудник  становится постоянным укором начальнику,  который  не  смог  до
конца  вытравить из своего подсознания ни воспоминания о счастье  подлинно
творческой деятельности, ни адекватную оценку такой деятельности. А потому
существование  человека,  способного  к  конструктивному  поиску,  снижает
самооценку начальника и провоцирует комплекс неполноценности. В результате
вся  деструктивная  агрессивность, весь  нереализованный  запас  поисковой
активности направляется на тех, кто мог бы восстановить творческий  климат
в  коллективе,  и  коллектив переходит в состояние стагнации.  Мне  больше
всего  знакома  эта динамика в научных коллективах, но, к  сожалению,  это
характерно и для других групп и целых социальных систем. В романе О.  Форш
"Одеты  камнем"  один  из  героев говорит, что убивший  в  себе  художника
становится злодеем. Я бы сказал, не только художника - человек,  угасивший
в  себе  творческую  искру, легко может стать злодеем, ибо  потребность  в
поиске,  подобно запруженному ручью, находит себе другое  русло  и  заодно
способна размыть моральные ценности. Неправильно ориентированный  поиск  -
страшная   разрушительная  сила,  ибо  тесно  связан  с   потребностью   в
самосохранении.
 Концепция  поисковой  активность  позволяет  по-новому  взглянуть  на
старую  проблему  юношеской агрессивности. Долгое время  считалось,  да  и
сейчас  многие  придерживаются  мнения, что агрессивность  -  неотъемлемое
биологическое свойство юности, и следовательно с ним бесполезно  бороться.
Однако  некоторые факты позволяют усомниться в таком обобщении. Во-первых,
согласно  этой концепции, биологическая агрессивность зависит  от  пола  и
свойственна  преимущественно мальчикам. Между  тем,  в  последние  годы  в
России    неоднократно   обсуждалась   проблема   беспричинной    девичьей
агрессивности.   Во-вторых,   большой   опыт   наблюдения   и   воспитания
свидетельствует  о  том,  что  избыточная  агрессивность   -   отнюдь   не
универсальное свойство юности. У многих благополучно развивающихся  юношей
нет   и  намека  на  агрессивное  поведение.  Чем  больше  юноша  поглощен
интересующими его делами - будь то учеба, кружки, спорт или хобби,  -  тем
менее   он   агрессивен.   Напротив,   отсутствие   стабильных   интересов
предрасполагает  к  агрессии  и  другим формам  отклоняющегося  поведения.
Рассуждая в русле концепции поисковой активности, можно сказать, что чем в
большей  степени  поисковая активность находит выражение  в  адекватном  и
продуктивном поведении, тем меньше шансов для деструктивной агрессивности.
Но   это  значит,  что  агрессивность  поддается  регуляции  и  воспитание
правильных  установок  и нормальных интересов играет  решающую  роль.  Это
означает  также,  что недостаточно подавить агрессивное поведение  угрозой
наказания  -  необходимо предоставить человеку альтернативную  возможность
для  самореализации,  для осуществления поискового  поведения.  Без  такой
альтернативы  подавление  агрессивности может  привести  к  депрессии  или
психосоматическим заболеваниям.


ПАРАДОКСАЛЬНЫЙ СОН: ПАРАДОКСЫ ПРИРОДЫ И ПАРАДОКСЫ НАУКИ

 40  лет  назад  был  открыт феномен парадоксального  (быстрого)  сна,
сопровождающегося  сновидениями. Его назвали  парадоксальным,  потому  что
выраженная  активация мозга