Всем  товарищам предлагаю
соблюдать дисциплину и  проявлять максимум  энергии  и  инициативы,  чтобы
сберечь пароход, который является государственным имуществом.
     Исполняющий обязанности капитана  парохода "Лахтак" штурман  дальнего
плавания Кар".
     Сознавая большую ответственность,  которая легла теперь на него,  Кар
созвал общее  собрание команды,  где  и  объявил этот  приказ.  Утомленная
команда встретила его тихим гулом одобрения.
     - Товарищи,  -  обратился к экипажу Кар, - положение наше чрезвычайно
серьезно.  С  поврежденным рулем  мы  попали в  такие  льды,  выбраться из
которых нашему пароходу было бы  тяжело и  с  исправным рулем.  Как только
прояснится,  я  определю,  где  мы  находимся.  Затем  по  разводьям между
льдинами постараемся подойти к ближайшей земле и стать там на якорь. Самая
страшная для нас опасность -  попасть в ледяные тиски.  В этом случае льды
могут так стиснуть "Лахтак",  что он лопнет,  как орех.  А  если его и  не
раздавит,  то  какая радость быть  предоставленным воле  морских течений и
непостоянных ветров?  Они могут носить нас вместе со  льдами и  два и  три
года.  Чего доброго,  занесет до самого полюса.  Чего бы это ни стоило, мы
должны ударными темпами отремонтировать руль. Нас осталось мало, а поэтому
и работы на каждого придется вдвое больше. Нужно все силы направить на то,
чтобы спасти пароход,  чтобы спасти свою жизнь,  а  если удастся -  и  тех
пятерых товарищей,  которые остались на острове Уединения.  Вы знаете, что
погиб председатель нашего судового комитета матрос Орлов и некоторые члены
комитета.  У  меня  есть  предложение избрать новый  судовой комитет.  Это
должен быть боевой комитет,  или,  как можно назвать его в  данном случае,
авральный.  Такому комитету мы  поручим распоряжаться общественными делами
на пароходе.
     - Согласны! - сказал Павлюк.
     - Вылезем из  этой  заварухи,  Отто Рудольфович,  -  уверенно добавил
Котовай.
     У  Соломина уже было конкретное предложение,  кого выбрать в  судком.
Васька Соломин на  пароходе отличался тем,  что  никогда не  вступал ни  в
какие споры,  но  всегда выступал с  предложениями.  Ему  даже дали кличку
Васька Предлагатель.
     - Я  хочу предложить,  -  начал он,  высоко задирая голову и поднимая
руку,  - не терять времени на разговоры и выбрать в судком Шелемеху, Лейте
и Черлака.
     - Подожди! - закричали одни.
     - Какой быстрый!.. - возражали другие.
     - А кого ждать? - выступали на защиту Соломина третьи.
     Голосовали недолго.  Против кандидатов, выставленных Соломиным, никто
не  возражал,  только  кок  запротестовал  против  семнадцатилетнего Степы
Черлака, с которым был в давней размолвке. Но кока никто не поддержал.
     Проголосовали,  и собрание было объявлено распущенным ввиду авральной
работы по ремонту руля.
     Торба обнаружил,  что около самого руля в воде оборвался штуртрос*. В
обычных  условиях  исправить  такое  повреждение можно  только  с  помощью
водолаза.  Но водолаз парохода матрос Деревянко погиб,  а кроме него никто
не мог спуститься под воду.
     _______________
          * Шатауаратараоас  -  металлический  трос,  соединяющий  рулевую
     машину с рулем.

     По  мнению Торбы,  был только один способ помочь горю.  Он  предлагал
перенести все грузы с кормы в носовой трюм.  Тогда нос парохода погрузится
в воду,  а корма,  наоборот,  поднимется,  и руль выступит из воды. Только
после этого его можно исправить.
     Кар согласился с  предложением Торбы.  Разделившись на две смены,  по
семь человек в  каждой,  команда немедленно начала работу.  Во главе одной
смены стал Вершомет,  а  во  главе другой -  Павлюк.  В  сменах не работал
только Кар: он не покидал капитанского мостика.


                             Г л а в а  VIII

     Павлюк объявил пятиминутный перерыв на  курение.  Бригада постановила
делать такие перерывы каждые два часа, потому что бригада Вершомета курила
через каждый час.
     - Когда же мы осилим этот груз?  -  спросил Котовай и сам же ответил,
недовольно покачав головой: - Здесь работы на месяц.
     - Вот уж и  на месяц!  Это для таких увальней,  как ты,  на месяц!  -
огрызнулся Степа Черлак.
     Степа лежал на мешках с углем, стараясь во время отдыха не двигать ни
руками,  ни ногами.  По его глубокому убеждению,  это был наилучший способ
сберечь  энергию.  Лицо  юнги  было  вымазано жирным  углем.  Только  зубы
блестели, когда он скороговоркой рассыпал слова.
     - Закуришь, Степа? - предложил ему папироску Котовай.
     - Нет. Охота была легкие портить!
     Из всего экипажа "Лахтака" только Степа и  Павлюк не курили и курение
не  поощряли.  Бригада  даже  подозревала,  не  по  этой  ли  причине  они
предлагали сократить перерывы "на перекур". Павлюк, горячо выступая против
курящих, всякий раз ссылался на свое прекрасное здоровье и свои мускулы. А
мускулы у кочегара и в самом деле были геркулесовские. На здоровье он тоже
никогда не жаловался, потому что, сколько помнил себя, не знал, что это за
штука -  головная боль.  К  сожалению,  Степа не  мог  похвастаться такими
качествами.  Но и он был не из слабеньких -  всегда мог постоять за себя и
от работы не отлынивал.
     Чувствуя на себе ответственность,  как член судового комитета,  Степа
решил доказать Котоваю необоснованность его утверждения,  будто на работу,
за которую они взялись, нужен целый месяц.
     - У нас на корме, - сказал Степа, - есть триста тонн угля, в кормовой
цистерне - сто двадцать тонн воды. Разного груза, который нужно перенести,
тонн двести.  Всего шестьсот двадцать тонн.  Из них сто двадцать тонн воды
механик перекачает помпами.  Это нас не касается...  Значит, пятьсот тонн.
Работает нас тринадцать человек.  Сколько это выходит на каждого? А? Мм...
Почти  сорок  тонн  на  каждого...  Почти  два  с  половиной вагона.  Так,
по-твоему, я буду месяц перегружать?
     - А разве нет? - уперся Котовай.
     - Да ты разжуй как следует то,  что я тебе говорю!  Сорок тысяч кило.
Если каждый из  нас каждые пять минут будет переносить по шестьдесят кило,
то за час это составит семьсот двадцать.  Мы решили работать по двенадцати
часов в день,  это значит восемь тысяч шестьсот сорок кило. Таким образом,
всего выходит лишь немногим более чем  на  четыре дня.  Так неужели мы  не
сделаем за пять дней?
     - Может быть,  -  начал было сдаваться Котовай,  но сразу нашел новый
аргумент: - А потом назад нужно будет тащить.
     - Ну,  назад  не  так  срочно,  -  успокоил его  Павлюк  и  закричал,
поднявшись: - Кончать перерыв! Подымайся!
     И  моряки,  соревнуясь,  кто  скорей  отнесет свою  ношу,  брались за
работу.  Набирать больше чем по шестьдесят -  семьдесят килограммов Павлюк
никому в своей бригаде не позволял:
     - Еще надорвется кто-нибудь.  Лучше меньше, да быстрее. - Но сам брал
двойную норму. - Я некурящий, мне можно носить за двоих, - шутил он.
     Все работали с  увлечением.  Но Кар,  наблюдая,  как постоянный дрейф
сносил пароход на восток, и видя, что льда вокруг парохода становилось все
больше, боялся, что через пять дней ремонтировать руль будет уже поздно.
     Через  две  ночи  после  начала  аврала  из  тумана неожиданно выплыл
кусочек звездного неба.
     Гидролог  разбудил Кара.  Штурман  увидел  созвездия обеих  Медведиц.
Опасаясь,  чтобы туман или тучи не закрыли звезды,  он бросился к ящику, в
котором лежал секстант*. Вытащив прибор, он взбежал на мостик. Рука слегка
дрожала от волнения. Запара стал возле хронометра.
     _______________
          * С е к с т а н т  -  прибор,  употребляемый  на  кораблях   для
     астрономических  измерений.  С  его помощью вычисляют местонахождение
     судна.

     - Есть?
     - Есть!
     Оба  переглянулись,  когда Кар поймал секстантом Полярную звезду.  Он
взял углы нескольких звезд и,  записав необходимые данные в блокнот, засел
за вычисления.
     Через час,  проверив себя несколько раз,  он торжественно обратился к
стоявшему около него гидрологу:
     - Можете кричать "ура" и  поздравить себя  с  тем,  что  вовремя меня
разбудили.
     Действительно вовремя:  пока штурман решал задачи, звезды скрылись не
то в тучах, не то в тумане. Тьма снова поглотила все вокруг.
     - Так где же мы? - Запара вопросительно глянул на штурмана.
     - Если верить звездам, секстанту, компасу, картам и моим вычислениям,
то место,  на котором мы сейчас находимся,  -  семьдесят восьмая параллель
тридцать четыре  минуты  сорок  секунд северной широты и  девяносто третий
меридиан пятьдесят шесть минут тридцать пять секунд восточной долготы.
     - То есть, насколько я понимаю, мы где-то возле Северной Земли?
     - Да, эта уже не таинственная после экспедиции Шмидта и Ушакова земля
должна быть у  нас  под носом.  Если я  не  ошибаюсь,  нас несет в  пролив
Шокальского, который соединяет Карское море с морем Лаптевых.
     В  этот  момент  в  дверях  штурманской  рубки  появилась  маленькая,
коренастая фигура Торбы.
     - Ура!  -  захрипел  механик  (последние  дни  ему  пришлось  столько
кричать, что он даже охрип).
     - В чем дело? Разве ты уже знаешь? - спросил сбитый с толку Запара.
     - Конечно, знаю.
     - Кто тебе сказал?
     - Да он же!
     - Отто Рудольфович?  -  показал гидролог на  Кара,  потому что он был
уверен,   что  разговор  идет  об  определении  координат  местонахождения
парохода.
     - Да нет: наш чертенок, юный комитетчик, Степка...
     - А откуда он знает?
     - То  есть как  -  откуда?  -  На  этот раз очередь удивляться пришла
механику.
     - Кто ему сказал? - допытывался Запара.
     - Никто не сказал. Он сам додумался. Вычислил.
     - Ты о чем?
     - О том,  что корма уже полезла вверх.  Воду уже выкачали.  А у нас в
носовой части есть пустая цистерна на сто пятьдесят тонн.  Степа додумался
накачать ее водой. Это займет три-четыре часа. Сразу же пароход наклонится
на нос. Завтра утром сможем ремонтировать руль. Поняли?
     - А я думал, про координаты.
     - При  чем тут координаты?  Степка про координаты ничего не  говорил.
Может, он вам что-нибудь говорил? Вот, хитрец, догадливый!
     Слушая этот  диалог,  Кар  смеялся,  опершись руками о  стол.  Запара
объяснил Торбе, в чем дело, и механик обрадовался еще больше.


                              Г л а в а  IX

     Готовясь к ремонту руля,  Вершомет искал тонкий стальной трос.  Лейте
посоветовал ему  заглянуть в  боцманскую кладовую.  Кладовая помещалась на
носу парохода,  под матросским кубриком.  Новый боцман,  не теряя времени,
прямиком пошел на бак. Протопавши под окнами кают-компании, он спустился в
кубрик.  Там  за  полуосвещенным столом сидели кок Аксенюк,  кочегар Шор и
машинист Попов.
     - Чего вас, духов, сюда, к рогатым, принесло? - удивился Вершомет.
     "Духи" и "рогатые" -  это старые насмешливые прозвища, которыми еще и
теперь  изредка  перебрасываются палубная  и  машинная  команды.  "Духами"
называли  кочегаров,  а  "рогатыми" -  матросов.  Вспомнив  эти  прозвища,
Вершомет шутя употребил их.  Его и в самом деле несколько удивило,  почему
кочегары и машинист очутились в матросском помещении.
     - А,  новый начальник,  наше вам почтение!  Очень рады!  -  с  хорошо
скрытой  иронией  приветствовал  Вершомета  кок,   намекая  на  назначение
охотника боцманом.
     - Ну-ну, - добродушно ответил на это охотник. - Может быть, хотите ко
мне в палубную команду?
     - Нет,  покорнейше благодарю.  Нам и в кочегарке хорошо. Там хоть для
себя борщ можно сварить.
     - Эх, камбузная* кошка! Кому что, а у него борщ в голове.
     _______________
          * К а м б у з - кухня на корабле.

     - А у тебя,  дядя Юрий,  всђ шутки.  Лучше скажи,  что это за порядки
вводит новый капитан!  Где это видано, чтобы кока переводили в кочегары? А
команда что,  сухари будет грызть?  Где  это видано,  чтобы мальчишку юнгу
выдвигали в  судовой комитет?  Что он соображает?  Да скажи еще:  нужно ли
было  делать помощником капитана этого придурковатого Лейте?  Не  лучше ли
было назначить на  эту должность тебя,  уважаемого нами опытного полярного
охотника?  Ну, опять же и я, не один год плаваю, тоже мог бы дать совет...
а меня не спросили.
     Кок выкладывал свои обиды.  Его глаза блестели,  он брызгал слюной от
злости.
     Кочегар и машинист дружно поддакивали коку.
     - Разве из меня вышел бы плохой механик? - обиженно спросил Попов.
     Выслушав жалобы, Вершомет протяжно свистнул и ответил:
     - Очевидно,  штурман решил,  что  лучше несколько дней грызть сухари,
чтобы через несколько дней нас не сгрызли полярные крабы.
     - Ты тоже его руку держишь? - прошипел разъяренный Шор.
     - Нет у меня времени с вами пререкаться!
     Новый  боцман открыл люк  в  кладовую,  где  лежал  всякий шкиперский
припас,  в  том  числе  и  нужные ему  стальные тросы.  Включив переносную
электрическую лампу-летучку, он медленно спустился по сходням в кладовую.
     В  узком  промежутке между  сходившимися здесь  бортами  лежала  куча
разнообразного шкиперского  добра:  бухты  добротного  манильского каната,
стальные тросы,  бочки с известью,  цементом,  каустической содой, банки с
краской,  ящики со столярным инструментом и  тысяча разных вещей,  которые
часто бывают нужны на пароходе и  найти которые можно только в  боцманской
кладовой.
     Вершомет выбрал трос необходимой толщины и  длины,  смотал его и  уже
выпрямился,  чтобы  лезть наверх,  когда внезапно над  его  головой что-то
хлопнуло,  и  все  вокруг  погрузилось в  темноту.  Вершомет покачнулся от
неожиданности и оперся плечом о железный столб.
     - А,   чтоб  тебе  зубы  выбило!   -  выругался  охотник.  -  Что  за
хулиганство!
     Он понял,  что люк закрыли,  а электрическую лампу выключили. Это мог
сделать только один из тех,  кто сидел в  матросском кубрике.  Держа одной
рукой  стальной трос  и  погасшую лампу,  охотник другой  рукой  нащупывал
дорогу между бочками,  ящиками,  канатами и  железом.  Ступив на маленькую
лестничку,  он начал подниматься вверх, пока не стукнулся головой о дверцы
люка.  Он попробовал поднять их руками,  но это ему не удалось.  Что-то их
крепко держало.
     "Неужели закрыли на засов?" -  подумал охотник и,  толкнув дверцы еще
несколько раз, убедился, что так оно и есть.
     "Хотел бы я знать,  какой негодяй это сделал!" - сказал себе Вершомет
и вспомнил о коке Аксенюке.  Он попробовал постучать в дверцы кулаком,  но
звук был такой слабый,  что он  сразу же  перестал.  Спустившись вниз,  он
положил на пол трос и  лампочку.  Потом зажег спичку.  Пламени не хватило,
чтобы  хорошо осветить помещение.  Вершомету показалось,  что  он  сидит в
глубоком погребе.  Рассердившись,  он топнул ногой и  бросил спичку.  Свет
погас, и снова воцарилась темнота. Вершомет прислушался, но услышал только
писк крыс и глухое шуршание льдов.
     Он  решил  поискать какой-нибудь  тяжелый  железный предмет,  которым
можно было бы постучать. Он начал внимательно осматривать помещение. Между
железным ломом и обломками ящиков нашел фонарь и подумал, что в боцманской
кладовой обязательно должны быть свечи.  В одном углу на полочке нашел то,
что  искал.   Теперь,   вооруженный  фонарем,  в  котором  горела  толстая
стеариновая свечка,  он стал искать тяжелый предмет, которым можно было бы
колотить по железным дверцам.  На глаза ему попались топор, молоток и лом.
Он выбрал молоток и лом. Лом, правда, был тяжеловатый и не совсем удобный,
но охотник с его помощью хотел попробовать поднять дверцы.
     Через несколько минут он  стоял на  сходнях и  прислушивался,  нет ли
кого-нибудь в кубрике.  Вершомет слышал,  как кто-то прошелся над ним,  да
еще притопнул ногой, когда наступил на дверцы люка.
     Стиснув молоток,  он  поспешил ударить несколько раз по  дверцам.  Но
дверцы не открывались.  Охотника охватил приступ бешеной злости.  Что было
силы -  а было ее немало -  он так застучал в дверцы молотком,  что у него
самого затрещало в  ушах.  Но  шум,  который он  поднял,  не давал никаких
результатов.  Немного успокоившись,  охотник взялся  за  лом.  Он  пытался
загнать его между дверцами и порожком люка. Пот лил с него в три ручья, но
ничего не выходило.


                               Г л а в а  X

     Пароход как-то странно опустился носом в воду, а корму задрал кверху.
Неприятный резкий,  словно в  осеннюю слякоть,  ветер свистел вдоль левого
борта и,  подхватывая дым, выходящий из дымовой трубы, относил его в море.
Корма так  высоко поднялась кверху,  что  руль  выступил из  воды  на  три
четверти. Окруженный всей машинной командой, Торба осматривал повреждение.
     - Часа за три почините? - спросил его Лейте.
     - Посмотрим,  посмотрим...  Может быть,  и  скорее.  А  где наш новый
боцман?
     - Пошел за тросом.
     - Я  знаю,  что пошел,  потому что сам его просил,  но  почему он  не
возвращается?
     Слушая этот разговор,  Аксенюк,  Шор и  Попов незаметно для остальных
переглянулись.
     - Аксенюк, - обратился к коку механик, - пойди позови Вершомета.
     - А где я его буду искать? - недовольным тоном отозвался тот.
     - В боцманской кладовой.
     Кок  более не  возражал.  Повернулся и  пошел.  Только по  лицу  Шора
пробежала усмешка. Степа заметил эту усмешку, но не понял ее значения. Еще
он заметил, как Шор подмигнул Попову.
     "Что это должно означать?" - задумался Степа.
     Ожидая Вершомета с тросом,  Торба приказал принести несколько досок и
начал  мастерить помост  и  лестницу за  кормой.  Несколько больших  досок
бросили за борт,  на маленькую льдину. На этих досках один человек смог бы
в крайнем случае удержаться.
     Шло время, а Вершомет все еще не являлся. Не возвращался и кок. Когда
Торба  обратил на  это  внимание,  Шор  и  Попов  снова переглянулись.  Их
поведение не  укрылось  от  зорких  глаз  Степы.  Мальчик  уже  следил  за
кочегаром. Для него оставались непонятными эти перемигивания, но теперь он
был  уверен,  что это неспроста.  У  Степы были основания подозревать этих
людей.  Он знал, что они и кок - люди не очень честные, а к тому же плохие
моряки.  В  Архангельске им  только  случайно удалось попасть на  пароход.
Перед выходом в  море "Лахтак" имел неполную команду.  Свободного моряка в
то время в  Архангельске найти было невозможно.  Огромное количество новых
пароходов поглотило все  кадры  лучших моряков.  Капитан Гагин  с  большой
неохотой взял  к  себе  этих  троих.  Ни  одна  организация не  хотела  их
рекомендовать.  Ходили слухи,  что  их  не  раз  списывали с  пароходов за
контрабанду, пьянство и расхищение имущества.
     Когда  начали переносить доски,  Степа слышал,  как  Попов вполголоса
сказал Шору:
     - Пусть посидит в хлеву, свинья моржовая!
     А  тем временем Аксенюк,  пройдя в  матросский кубрик,  услышал,  как
Вершомет колотит молотком в  дверь.  Кок тихонько засмеялся и закурил.  Он
слышал, как под полом бесновался охотник.
     Потом кок  догадался,  что  тот  хочет чем-то  приподнять двери,  но,
взглянув на  засов,  ухмыльнулся:  засов был крепкий,  ничего не сделаешь.
Выкурив папиросу,  он  подумал,  что  слишком уж  долго "ищет" боцмана,  и
кинулся к двери. Он отодвинул засов и деланно-испуганным голосом закричал:
     - Кто там? Что такое?
     В  то же мгновение дверцы подскочили и  упали от удара лома.  В  люке
появилась голова разъяренного Вершомета.  Он  был готов стереть в  порошок
негодяев,  заперших его в  трюме.  "Штучки проклятого повара",  -  подумал
Вершомет.  Но какое же удивление и  возмущение увидел он на лице Аксенюка!
Казалось, сам Вершомет не был так возмущен.
     - Кто это тебя туда запаковал, дядя Юрий? Что за негодяи!
     - Это ты сам, мерзавец! - закричал Вершомет.
     - Да что ты говоришь, дядя Юрий! Неужели я бы себе это позволил?
     - Значит, твоя хулиганская команда, с которой ты здесь сидел.
     - Да  нет,  мы все трое,  как только ты спустился в  кладовую,