е оттуда проб воды.  Эта работа дала Запаре наиболее интересный
материал. Батометры работали исправно - опускались в глубину, забирали там
воду  и  автоматически  закрывались,   после  чего  их  поднимали  наверх.
Показания глубоководных термометров удивили гидролога.
     - Ничего  не  понимаю,  -  сказал  Запара,  -  откуда  такое  быстрое
повышение температуры?
     Конечно, никто не мог объяснить это гидрологу.
     Затем решили проверить, нет ли здесь какого-нибудь течения.
     Хотя  поверхность воды  была  абсолютно спокойна и  брошенные в  воду
льдинки не двигались,  это еще не значило,  что вода так же спокойна и  на
глубине.
     Вертушка Экмана-Мерца должна была это выяснить.
     - Дмитрий Петрович, - обратился к гидрологу юнга, - если не ошибаюсь,
вертушку рекомендуется применять только  на  глубине  свыше  двадцати пяти
метров. А здесь только на шесть метров глубже.
     - Это  потому,  что  тот,  который составлял инструкцию,  думал,  что
вертушкой  можно  пользоваться только  с  борта  парохода.  Конечно,  если
измерения делаются с  парохода,  то  на малой глубине на магнитную стрелку
компаса вертушки влияет железо,  из которого сделан пароход.  Мы же сейчас
на значительном расстоянии от парохода и можем не бояться этого влияния.
     Степа прикрепил к  тросу вертушку.  Чтобы ее  не снесло течением,  он
привязал к ней снизу тяжелую железную гирю.
     Вертушку медленно спустили в  воду на  нужную глубину.  Запара пустил
"почтальона", то есть маленькую гирьку, которая, скользя по тросу, толкает
вертушку и освобождает заторможенный пропеллер.  Почувствовав по состоянию
троса, что вертушка начала вращаться, гидролог нажал кнопку секундомера.
     Движение воды определяли на  тех  же  глубинах,  на  которых измеряли
температуру и брали пробы.  Через каждые десять минут вертушку вытаскивали
и  смотрели на  показатели.  На  глубине десяти -  пятнадцати метров нашли
течение,  которое шло в  направлении к  острову.  На глубине же в двадцать
пять метров и  до дна в  совершенно противоположном направлении шло другое
течение.
     - Открытие  мирового значения!  -  закричал Запара  и  объяснил своим
товарищам,  что от острова в море идет теплое течение,  а с моря к острову
холодное.  - Вы понимаете? - продолжал он. - Сверху холодная вода, а внизу
теплая.  Это  потому,  что  при  температуре в  четыре градуса вода  имеет
наибольший вес  и,  если продолжать ее  охлаждение,  она становится легче.
Парадокс!  Единстственное вещество в мире с таким свойством!  Но два столь
противоположных течения на  такой  небольшой глубине у  этого  острова,  в
Полярном море, - это тоже парадокс!
     Оставалось проверить,  изменяются ли  движение и  температура воды  в
этих  течениях  на  протяжении  суток.  Для  этого  нужно  было  завершить
наблюдения суточной гидрологической станции, которые обычно производятся в
течение  двадцати пяти  часов.  Все  наблюдения,  кроме  добывания воды  с
глубины, проводятся ежечасно, добывание же воды - через каждые три часа.
     Только  на  исходе  следующего дня  Запара закончил свои  наблюдения.
Чрезвычайно утомленный и  взволнованный,  он возвратился в свою каюту.  Не
менее  утомлен был  и  Степа,  который также не  отходил от  полыньи целые
сутки.  В  результате наблюдений было  установлено,  что  течение не  было
постоянным.  Оно наблюдалось трижды в  течение суток и ни разу дольше двух
часов.  Чтобы разгадать тайну этого течения,  гидролог решил,  как следует
выспавшись,  повторить наблюдения.  Степе  также захотелось узнать причины
этого явления.  Юнга  думал о  том,  как  бы  практически иопользовагь это
движение воды.  Но  как?  Придумать он  ничего не  мог.  К  тому же  очень
хотелось  спать.  После  суток  работы  на  морозе  в  висках  звенело  от
усталости.


                               Г л а в а  X

     Проснувшись, Степа не сразу открыл глаза. Одеяло приятно согревало, в
ногах и руках еще чувствовалась усталость.
     "Меня словно избили", - подумал юнга.
     Полежав еще минутку, мальчик приподнялся.
     В  кубрике он не увидел никого,  кроме больного Карсена.  Из столовой
через  фанерную перегородку слышалось несколько голосов.  Оттуда в  кубрик
заглянул Шелемеха.
     - А,  товарищ юнгидр,  проснулись?  -  весело спросил кочегар.  - Там
профессор Запара  собирает  своих  ассистентов.  За  кормой  лед  треснул.
Здоровенная полынья и совсем новое течение. Я думаю, что миль пятнадцать в
час.   Предлагаю  запаковать  тебя  в  батометр  и  опустить  на  дно  для
исследований.
     - Нет, ты серьезно? Новая полынья? - вскочил Степа.
     - Да, да! - стараясь говорить густым басом, уверял Шелемеха. - Запара
уже с  час ожидает тебя.  Будить не хотел,  а теперь говорит:  "Хватит ему
пухнуть от сна", - и послал меня к тебе.
     Степа тут  же  бросился в  столовую.  Там  он  застал всех  в  сборе.
Гидролог что-то разглядывал в своем блокноте.
     - Дмитрий Петрович! Вы меня звали? Новая полынья? Я сейчас...
     - Да, да! - сказал Запара, не отрываясь от блокнота.
     - А  ты выскочи на палубу,  -  посоветовал Соломин.  -  Такая щель!..
Чудо! И погода чудесная...
     - С  тех пор как начал плавать,  только второй раз наблюдаю такую,  -
серьезно сказал механик.
     Запара приложил палец ко лбу и  нахмурился.  Степа не заметил,  что у
некоторых его  товарищей смеялись глаза,  а  что  другие  были  слишком уж
серьезны.  Он схватил шапку,  меховую куртку и, на ходу одеваясь, бросился
на палубу.
     Когда юнга  скрылся за  дверями,  в  столовой раздался громкий хохот.
Услышав его, Кар высунулся из своей каюты. Он не знал, в чем дело.
     А юнга,  открыв наружные двери, остановился в изумлении. Резкий ветер
залепил ему лицо снегом.  Вокруг гудела полярная вьюга. Над дымовой трубой
завывал ветер,  мачты содрогались,  а натянутые тросы звенели. Преодолевая
ветер, Степа с трудом закрыл двери.
     "Тоже мне шутки!" -  рассердился юнга. Он постоял с минуту на палубе.
Ветер продувал сквозь мех и  пробирал до костей.  Но вот в Степиной голове
возникла  идея...  "Погодите  же!"  -  сказал  он,  мысленно  обращаясь  к
шутникам.
     С выражением испуга на лице, весь в снегу, юнга влетел в столовую.
     - Вахтенный напал на медведя! Медведь! Медведь! Быстрее!
     Услышав крик,  все вскочили с  мест и бросились к оружию.  Вершомет и
Соломин с  ружьями,  остальные с ломами и топорами выбежали на палубу.  За
столом  остался только Торба.  Подняв руку,  механик покачал пальцем перед
носом и сказал, обращаясь к юнге:
     - Меня не купишь! - Лицо его сияло.
     - Ай-я-яй!   -   услышал  Степа  и,   обернувшись,  увидел  в  дверях
капитанской каюты Кара.
     Штурман  покачал  головой,  усмехнулся и,  притворив двери,  исчез  в
каюте.
     С палубы возвращались взволнованные охотники.
     Степа  сел  возле  механика,   ожидая  защиты,  если  команда  начнет
ругаться.
     Но,  кроме  Лейте,  никто  не  сердился.  Только  старый боцман начал
отчитывать юнгу, говоря ему, что так пугать нельзя.
     - Таких молодцов, как ты, я бы порол. Понимаешь? Ты знаешь сказку про
пастуха,  который кричал:  "Волк!"  Два  раза  кричал.  Два  раза  к  нему
прибегали на  помощь,  и  оказывалось,  что он  обманывал.  А  когда волки
действительно напали и  он  закричал,  никто не  обратил на  это внимания.
Подумали - снова врет.
     - Во-первых, - ответил Степа, - теперь побои отменены, а во-вторых...
     - Правильно, - кивнул головой боцман.
     - ...во-вторых, - продолжал юнга, - нужно было слушать, что я кричал.
Вот механик понял и сидел спокойно.  В-третьих, если один раз обманут, что
лед треснул,  второй раз обманут,  то на третий раз, когда он в самом деле
треснет,  никто не поверит. В-четвертых, я не собираюсь больше обманывать.
Наконец, пятое - физкультура - вещь очень полезная и нужно уметь не только
плавать и нырять, но и бегать.
     - Прошу без намеков, - притворно обиделся Лейте.
     - А  как же  вы,  Дмитрий Петрович,  обманули меня?  -  спросил Степа
Запару.
     - Я,  Степочка,  не  хотел.  На самом деле я  предлагал сказать,  что
остров затонул, но со мной не согласились.
     - Эх ты,  чучело!  - обратился к юнге Шелемеха. - Ты же спал тридцать
шесть часов.  А  твоя очередь кашу варить на  камбузе.  Нужно же было тебя
каким-то образом разбудить?  Мы уже думали,  что у тебя сонная болезнь или
летаргический сон.
     - Да,  браток,  - вмешался в разговор Торба, - рекорд побил: тридцать
шесть часов проспал.
     - Да  ну?  -  Юнга  недоверчиво обвел  глазами  всех  присутствующих.
Посмотрел на часы и  календарь:  было восемь часов утра,  а на календаре -
двадцать девятое число, а он лег в пятом часу вечера двадцать седьмого.
     Юноша еще  раз  обвел товарищей пытливым взглядом.  Сзади всех  сидел
Эльгар.  Норвежец,  по-видимому,  догадывался,  о чем разговор, потому что
тоже смотрел на календарь и,  когда глаза юнги встретились с  его глазами,
сощурился и еле заметно кивнул головой: "Нет".
     - А знаете, какой сон снился мне все эти тридцать шесть часов?
     - Какой?
     - Снилось,  что наш старший помощник освободил меня на  целых три дня
от дежурства на камбузе и назначил дежурить того, кто шутит с календарем.
     - Молодец, Степа! Правильный сон ему приснился! - сказал Кар, подходя
к столу.
     Капитан обратился к Торбе:
     - Как вы думаете? Мне кажется, совершенно верно.
     - Ну конечно!..  -  И механик закашлялся.  -  Но только в том случае,
если он скажет нам, кто именно сорвал листок календаря.
     - Пускай,  -  решил Кар,  - угадывает до трех. С таким расчетом: если
сразу угадает -  на  три дня освобождается от  дежурства;  если со второго
раза - на два дня, с третьего - на один. Не угадает - пойдет дежурить.
     - Хорошо, - согласился механик. - Ну, начинай.
     - Шелемеха, - крикнул Степа, показывая пальцем на кочегара, - марш на
камбуз! - Он был уверен, что угадал.
     Но общий смех всех моряков,  в том числе и Шелемехи, показал ему, что
он  ошибся.  Пришлось думать  еще  раз.  Степа  внимательно осмотрел всех.
"Соломин, не иначе. Что-то смотрит в сторону".
     - Васька, - показал Степа на матроса.
     Снова конфуз. Не угадал.
     - Что-то не совсем удачный у тебя сон,  - издевался Лейте. - Ты с ним
и одного дня не заработаешь.
     - Лейте, - с отчаянием в голосе сказал Степа.
     - Не угадал! Пропало! - закричал Шелемеха. - Календарь испортил...
     - Стой,  стой! - выскочил вперед Ковягин, прикрывая рот Шелемехе. - У
меня  есть предложение:  пусть попробует еще  раз.  Если угадает,  я  буду
дежурить за него. Не угадает - он за меня. Все равно я должен его сменять.
     - Хорошо, - согласился Степа.
     У него появилась уверенность, что это Ковягин.
     Никто не протестовал. Все стихли. Юнга собрался уже назвать того, кто
внес предложение,  но  на  всякий случай еще  раз оглядел всех.  Его глаза
снова встретились с глазами Эльгара.  Норвежец,  по-видимому, давно ожидал
этого. Он едва заметно повел бровями, показывая на Торбу.
     - Гм...  гм...  -  замычал Степа, думая: "Не может быть. Оскандалюсь,
пожалуй..." И, набравшись смелости, крикнул: - Механик!
     Все зааплодировали.
     - Угадал! - сказал механик, смеясь больше всех.
     Недоволен был только Ковягин.
     День начался весело.
     - Товарищи,  -  сказал Зорин,  вставая на  стул.  -  Есть предложение
выпустить стенгазету и  посвятить ее нашей встрече с  норвежцами.  Капитан
обещал пригласить норвежцев к нам в гости.


                              Г л а в а  XI

     В редколлегию выбрали Зорина,  Запару и Степу. Каждого моряка обязали
написать заметку.
     - Как  же  мы  назовем нашу газету?  -  спросил Зорин,  перед тем как
поручать Ковягину рисовать заголовок. - Прежняя называлась "Моряк Севера",
но теперь, мне кажется, нужно изменить название.
     - У меня есть проект, - воскликнул механик.
     - Как?
     - "Вестник гидрологии и болтологии".
     - Не подходит.
     - "Побежденная Арктика", - предложил Степа.
     - Какая же она побежденная,  если нас затерло льдами и носит по морю!
Лучше уже "Побежденный "Лахтак".
     - Сам ты побежденный! - возмутился Соломин.
     - В истории были прецеденты,  - начал Запара. - Когда Нансена затерло
во льдах,  они издавали газету "Фрамсия". Когда льды раздавили "Челюскина"
и челюскинцы очутились на льду,  они издавали газету,  которую назвали "Не
сдадимся!".
     - Хорошее было бы название и для нас, - позавидовал Зорин.
     - Назовем "К победе", - посоветовал Степа.
     Чтобы не откладывать дело, согласились на этом.
     Все,  кроме  вахтенного,  кока  и  норвежцев,  засели писать статьи и
заметки.
     Едва ли  не  больше всех должен был сделать Кар.  На  его долю выпало
перевести всю газету на английский.
     - Для  этого малоприветливого капитана Ларсена вряд ли  стоит столько
трудиться, - сказал он Зорину.
     - Но  все-таки он  не  такой грубиян,  чтобы не перевести нашу газету
своей команде.  Кроме того,  я  надеюсь,  что среди норвежцев не только он
знает английский.
     - Но почему же он, в таком случае, не прислал этих людей с Карсеном и
Ландруппом?
     - Это справедливо, но будем надеяться, что он переведет.
     Передовую  написал  Кар.  Она  называлась  "Будем  смелыми".  Капитан
призывал своих  товарищей не  терять энергии,  не  отступать перед задачей
покорения льдов и привести "Лахтак" в свой порт целым и невредимым.
     Зорин назвал свою статью "Предлагаем союз и дружбу". Он рассказывал о
приключениях  "Лахтака",   о  дружбе  штурманов  и  матросов,   механиков,
машинистов и  кочегаров,  об  их стремлении любой ценой вывести пароход из
льдов.  От имени экипажа "Лахтака" Зорин предлагал норвежским морякам союз
и дружбу, чтобы общими усилиями вырваться из ледяного плена.
     Запара написал об изучении морских течений в районе острова.
     Степа и  Шелемеха вдвоем сочинили "Что  кому снится".  Вот  что  было
опубликовано под этим заголовком:


          К а п и т а н у. Что  "Лахтак"  стал похож на "Красина",  ломает
     лед  и  движется  со  скоростью  десяти  миль  в  час,   прямиком   в
     Архангельск.
          С т а р ш е м у  м е х а н и к у.  Что  на  него   напал   белый
     медведь.  Он  рассказывает  медведю одну из своих "историй",  и зверь
     начинает плакать.  Плачет до тех пор,  пока не  тонет  в  собственных
     слезах.  После этого на механика нападает морж. Он рассказывает моржу
     одно из своих "веселых приключений",  и тот так смеется, что лопается
     от хохота. Механик спасается, но меняет фамилию на Торба-Мюнхаузен.
          Лаеайатае. Что он переплыл Полярное море и за это его  назначили
     комиссаром над всеми боцманами, которые плавают в Арктике.
          З а п а р е. Что "Лахтак" занесло на полюс и гидролог открыл там
     второй Гольфстрим.
          Ваеарашаоамаеатау. Белый медведь величиной с пароход.
          П а в л ю к у. Что ему позволили поселиться в бочке на фок-мачте
     и он каркает оттуда, как полярный ворон.
          Э л ь г а р у. Что  у  него  вырос хвост длиной в два метра и он
     приманивает этим хвостом моржей.
          К а р с е н у. Что  он  боксирует  на  дне  морском  с  моржом и
     побеждает.


     Торба написал,  как выразился Шелемеха, целую новеллу. Называлась она
так: "Записки старого моряка про изменника, или Законченная история рыжего
медведя".
     Новелла была очень короткая. Вот она:


     "Когда  мы  вывели  рыжего  медведя на  продажу в  третий  раз,  меня
назначили следить за тем, как он будет удирать от покупателя. Покупали его
двое.  Один -  маленький,  с огромным,  похожим на помидор носом. Другой -
высокий,  кривой на  один глаз,  глухой на одно ухо,  хромой на одну ногу.
Повели они Рыжего,  а я - за ними. Прошли сквер - не вырывается медведь...
Прошли площадь -  идет спокойно.  Они оба держат его за две веревки,  и  я
слышу,  как высокий удивленно говорит маленькому:  "Не вырывается".  А тот
отвечает:  "Уже привык".  Вот подходим мы  к  большим воротам,  а  на  них
надпись:  "Зоологический парк". Защемило у меня сердце. Поворачивают прямо
в  ворота.   Я  к  ним:  "Подождите,  ошибка  вышла.  Вы  приобрели  чужую
собственность".  А  маленький мне:  "Тише,  гражданин.  Хватит  обманывать
людей,  а не то милиционера позову.  Знаем вас!" - "Откуда, - спрашиваю, -
знаете?"  -  "Боцман Лейте и  матрос Котовай рассказали".  Вошли в сад,  и
больше я Рыжего не видел.  Но зато узнал,  что есть изменники,  готовые на
все. За точность не ручаюсь, потому что случилось это давно. Поэтому перед
судом, даже перед товарищеским, отвечать не могу".


     - Ладно,  -  сказал Зорин, - поместим. Старик кусается потому, что не
дали ему тогда рассказать о своих приключениях.
     На  другой  день  газету  вывесили.  Для  заметок  Эльгара и  Карсена
оставили место.  Степа взялся втолковать норвежцам,  что  они  тоже должны
написать.
     Когда  норвежцы  увидели  сделанные Ковягиным карикатуры,  они  долго
смеялись.  Прочитать же газету они,  конечно,  не могли.  Впрочем,  Эльгар
долго и очень внимательно рассматривал ее. Потом, когда норвежцы отошли от
газеты,  между  ними  начался оживленный разговор.  Особенно много говорил
Эльгар.  О чем они говорили,  для наших моряков осталось тайной. Но, когда
Степа снова начал уговаривать их дать заметки, оба решительно отказались.


                              Г л а в а  XII

     Три дня билась в  лихорадке метель.  На четвертый день ветер стих,  и
солнце,   поднявшись  над  горизонтом,   заиграло  миллионами  блесток  на
заснеженных просторах. Высокие снеговые наметы поднимались на ледяном поле
возле торосов.  Холмы острова,  покрытые белым снегом,  словно ватой,  еще
никогда не были видны так ясно.
     На  вахте стоял Павлюк.  От острова оторвалась черная точка и  быстро
двинулась к пароходу. "Гости", - подумал кочегар и пошел известить об этом
Лейте, который был вахтенным помощником капитана.
     Через час на палубу поднялся гость.
     - Все  тот  же  Ландрупп,  -  буркнул себе под  нос Лейте и  поспешил
навстречу норвежцу.
     Ландрупп вежливо поздоровался.
     - Кэптен... кэптен Хар... - сказал он.
     - Не Хар, а Кар, - поправил гостя Лейте.
     - Кэптен Гар. Кэптен, - повторил норвежец.
     Лейте нахмурился и повел Ландруппа к капитану. Норвежец вежливо кивал
всем, а Эльгару и Карсену, вышедшим ему навстречу, пожал руки.
     Увидев Кара,  Ландрупп низко поклонился, сказал что-то приветственное
и подал бумажку.
     Это было письмо от капитана Ларсена. Норвежский капитан благодарил за
заботливое отношение к его матросам, извинялся за доставленные ими хлопоты
и просил отпустить Эльгара и Карсена,  если они уже могут идти.  Под конец
Ларсен  просил  Кара  выбрать когда-нибудь свободный часок  и  посетить их
лагерь.
     - Я  не  сказал бы,  что  это  письмо заканчивается очень вежливо,  -
высказал свое мнение Торба,  когда Кар перевел механику его содержание.  -
Да уж ладно! На все на свете не надивишься. Что же вы ответите?
     - Напишу,  что,  мол, благодарю за приглашение, но ввиду того, что мы
уже сделали приготовления,  просим всю команду к  себе.  А  вот как быть с
нашими норвежцами, Дмитрий Петрович? Как по-вашему, могут ли они уже идти?
     - Эльгара жаль отпускать,  а Карсен  сможет  уйти  только  дня  через
четыре.
     - Ну  хорошо,  так и  напишем.  Кстати,  давайте пошлем к  их команде
делегатов от нашей команды.  Пусть посмотрят, как там дела, и торжественно
пригласят их к нам. Как вы думаете, товарищи?
     - Кого же мы пошлем? - спросил Лейте.
     Кар засмеялся:
     - Того, кто знает английский язык. Ясно?
     - Меня? - спросил старый моряк.
     - Конечно, а в придачу юнгу.
     - Ему сегодня дежурить на камбузе.
     - Ковягин заменит. Он же проиграл свою очередь.
     Кар  сел  писать  письмо  Ларсену,  а  посланцы начали  снаряжаться в
дорог