лько что увидал
собаку.- Вылитая Нола. Помните, прошлогодняя победительница соревнований
в Вирджинии? Она ведь у вас из Вирджинии, капитан?
     Капитан опять заколебался.
     -  Да,- коротко ответил он, погрешив против истины.- Она хромает. У
нее клещ под правой лопаткой.
     У Мака  сразу сделался озабоченный вид.
     - Не возражаете, капитан, если я взгляну? Поди сюда, умная собака.
     Собака взглянула на хозяина и боком подвинулась к Маку.
     - Подбрось еще хворосту в огонь,- велел он Элену,- мне плохо видно.
     - Вот здесь, где невозможно зализать.
     Мак выдавил немного гноя из зловещего вида вздутия под лопаткой.
     -  У одной из моих собак тоже была такая штука, прорвалась внутрь и
собака погибла. У вашей, кажется, есть щенки?
     - Да,- ответил капитан.- Целых шесть. Я помазал клеща йодом.
     - Нет, йодом его не возьмешь,- сказал Мак.- У вас есть дома горькая
соль?
     - Целая бутылка.
     - Сделайте горячую припарку из этой соли на больное место. Ее тянут
щенки,  вот она и ослабла. Ей сейчас болеть нельзя, боже упаси. Так вы и
щенков потеряете.
     Собака заглянула в глаза Мака и лизнула ему руку.
     - Знаете что, капитан. Я сам ее полечу. Горькая соль творит чудеса.
Это самое лучшее средство.
     Капитан погладил собаку по голове.
     -  У меня возле дома пруд,- сказал он.- В нем полно лягушек. Они по
ночам  не  дают  спать. Почему бы вам не поохотиться у меня? Они квакают
ночи напролет. Я все думал, как от них избавиться.
     -  Прекрасно придумано, сэр,- сказал Мак.- Держу пари, ученые будут
вам  благодарны.  Но  мне  бы  хотелось поскорее начать лечение. Дело не
терпит.
     Мак повернулся к друзьям.
     -  Потушите  костер,-  сказал  он.-  Смотрите, не оставьте ни одной
искры.  И  уберите  весь мусор, чтобы не было ни соринки. Мы с капитаном
пойдем  к  нему домой, займемся Нолой. Когда все уберете, тоже приходите
туда.
     И Мак с капитаном ушли.
-==ГЛАВА XIV==-
     Раннее утро в Консервном Ряду - время чудесных превращений. В серые
сумерки, когда уже брезжит, а солнце еще не взошло. Консервный Ряд точно
висит   вне   времени,  окутанный  серебристым  светом.  Уличные  фонари
погасли,  изумрудно  зеленеет  трава.  Рифленое  железо Консервного Ряда
излучает жемчужный блеск платины или старой оловянной кружки. Автомобили
как  вымерли.  Улицы отдыхают от прогресса и бизнеса. Слышно только, как
плещутся  волны,  набегая  на  сваи  консервных  цехов. Это час великого
покоя,   пустынное   время,   крошечная  эра  полной  праздности.  Кошки
увесистыми  каплями падают с заборов и текут по земле, как густой сироп,
вынюхивая  рыбные  головы.  Важно  прогуливаются  ранние молчаливые псы,
придирчиво  ища  местечко,  которое  можно было бы оросить. Чайки тяжело
хлопают  крыльями, опускаясь на крыши Консервного Ряда, ожидают дня, а с
ним  рыбных отбросов. Они тесно сидят на коньках крыш, крыло к крылу. Со
скал,  расположенных  у  станции  Хопкинса, доносится лай морских львов,
похожий  на  голоса  гончих.  Воздух свеж и прохладен. За домами в садах
суслики  вспучивают  свежую  сырую землю, вылезают наружу, срезают цветы
и  тянут  в  свои норки. Редко кто пройдет в этот час по улице, от этого
город  кажется  еще  пустыннее. Возвращается домой одна из девочек Доры;
она была у клиента, либо очень богатого, либо немощного - те и другие по
разным  причинам  не  посещают  "Медвежий  стяг".  Помада  у нее на лице
расползлась,  ноги  еле  идут.  Ли  Чонг  вынес из дома баки с мусором и
поставил  на  край  тротуара.  Из  моря  вышел  старый китаец и застучал
подошвой  по улице мимо Королевской ночлежки. Выглянул сторож консервных
цехов  и замигал от утреннего света. Привратник "Медвежьего стяга" вышел
на  крыльцо  без  пиджака,  потянулся,  зевнул, почесал живот. Из труб с
пустыря  доносится  храп  постояльцев Мэллоя, имеющий зычное, туннельное
звучание.  Час жемчужного цвета - вот что такое щель между днем и ночью,
время в этот час прекращает бег и созерцает самое себя.
     Таким  утром,  полным  жемчужного  света,  весело  шля по улице два
солдата  и  две девушки. Шли они из "Ла Иды" очень счастливые и усталые.
Девушки, здоровые, сильные, грудастые, одеты в вискозные розовые платья,
сейчас  помятые и облегающие все надлежащие округлости; светлые волосы у
обеих  слегка  растрепались.  На головах у девушек - солдатские фуражки,
одна  сдвинула  ее  почти  на затылок, у другой она чуть не на носу. Это
были толстогубые, широконосые, задастые девки, очень усталые.
     Мундиры  у  солдат  были  расстегнуты,  ремни сняты и брошены через
плечо.  Воротнички рубашек нараспашку и узлы галстуков сдвинуты вниз. На
головы  нацеплены  шляпки подруг, одна маленькая, соломенная с букетиком
маргариток  на маковке; другая белая, вязаная, прикрывающая полголовы, с
медальонами  из  синего  целлофана.  Четверка  шла,  держась  за  руки и
ритмично  ими размахивая. У солдата, шедшего с краю, в руке была большая
бумажная  сумка  с  банками  холодного  пива. Четверка шла, мягко ступая
сквозь  жемчужный свет. Они чертовски повеселились и были счастливы. Они
улыбались  застенчиво,  как  улыбаются дети, вспоминая веселый праздник.
Они  поглядывали  друг на друга, улыбались и размахивали руками. Проходя
мимо  "Медвежьего  стяга", крикнули привет привратнику, чесавшему живот.
Послушали   трубный   храп  и  немного  посмеялись.  У  лавки  Ли  Чонга
остановились  и долго разглядывали витрину со всякой всячиной, платьями,
инструментом,  едой.  Качая  сцепленными руками, чуть не спотыкаясь, они
дошли  до  конца Консервного Ряда и повернули к железной дороге. Девушки
встали  на  рельсы  и  дальше пошли по ним, а солдаты поддерживали их за
пухлые  талии.  Миновали  верфи и вошли в парк, который был, собственно,
частным  владением  -  "Морская станция Хопкинса". Станция находилась на
берегу крошечной бухточки, образованной двумя скалами. Ласковые утренние
волны  лизали  берег и тихо шептались. От выступавших из воды камней шел
тонкий  запах водорослей. Четверка подошла к берегу, и тотчас над землей
Тома Уорка, лежавшей прямо за бухтой, появился краешек солнца, позолотив
воду  и  мазнув  желтым  прибрежные  камни.  Девушки чинно опустились на
песок,  натянув  платья  на колени. Один солдат проткнул банки с пивом и
дал  каждому  по  банке.  Потом  парни  легли,  положив головы на колени
девушкам.  Они улыбались друг дружке - чудесная, усталая, умиротворенная
загадка природы.
     Со  стороны  станции  послышался  собачий  лай - их увидели сторож,
мрачный,  смуглый  человек,  и  его пес, черный, мрачный кокер-спаниель.
Сторож закричал на них; нарушители как не слыхали, тогда он спустился на
берег, сопровождаемый однотонным лаем спаниеля.
     -  Вы  что,  не  знаете,  здесь  не  разрешается лежать. Убирайтесь
отсюда. Это частная собственность!
     Солдаты как не слышали. Они улыбались, а девушки гладили им волосы.
Наконец  один солдат медленно повернул голову и щека его оказалась между
ног девушки. Он благосклонно улыбнулся сторожу.
     -  Катись  отсюда  знаешь  куда,-  проговорил добродушно и повернул
голову, чтобы смотреть на девушку.
     Солнце  озарило  ее  светлые  волосы,  она чуть нагнулась к парню и
почесала у него за ухом. Они не заметили, как сторож убрался восвояси.
-==ГЛАВА XV==-
     Когда  ребята  подошли  к  фермерскому  дому. Мак был уже на кухне.
Собака  лежала  на боку, а Мак держал на клеще тряпочку, густо смоченную
горькой  солью. Между ее ног копошились крупные, толстые щенки, тыкались
в шерсть носами, ища соски, а сука глядела в лицо Маку, как будто хотела
сказать:  "Видишь  вот,  как  оно?  Я  ему  пыталась объяснить, но он не
понимает".
     Капитан держал лампу и смотрел на Мака.
     - Как здорово! Теперь я знаю, что делать с клещами,- сказал он.
     -  Не  хотел бы вмешиваться в ваши дела,- сказал Мак,- но щенят уже
пора прикармливать. У нее мало молока, и щенята просто растерзают ее.
     -  Знаю,-  ответил капитан.- Наверное, надо было оставить одного, а
других  утопить.  Но  я  так  занят  хозяйством.  Теперь  мало кто любит
охотничьих  собак,  то  есть  с которыми охотятся на дичь. Заводят одних
пуделей, боксеров да доберманов-пинчеров.
     -  Да,-  согласился  Мак.- А по-моему, лучше пойнтера собак нет. Не
знаю, что случилось с людьми. Но ведь вы не станете их топить, сэр?
     -  О-хо-хо,-  вздохнул капитан.- Моя жена ударилась в политику, и у
меня  голова  кругом.  Ее  избрали в Ассамблею от нашего округа, а между
сессиями  она  ездит  с лекциями. Когда она дома, она все время читает и
составляет законы.
     -   Как,  однако,  гнусно...  то  есть  я  хотел  сказать,  грустно
одиночество,- сказал Мак и, взяв в руки барахтающегося тупорылого щенка,
прибавил:  -  Бьюсь  об  заклад,  я  смог  бы  вырастить из такого щенка
отличную суку. Я, знаете ли, держу только сук.
     -  Вы  хотите  взять  одного  щенка?  - спросил капитан. Мак поднял
голову.
     - А вы могли бы дать мне его? Господи, вот было бы счастье.
     -  Берите  любого,-  сказал  капитан.- Сейчас мало кто знает толк в
пойнтерах.
     Ребята  стояли  на  кухне  и бегло обозревали кухню. Было ясно, что
хозяйка  в  отлучке  -  открытые консервные банки, сковородка с кружевам
белка,  оставшегося от яичницы, хлебные крошки на столе, открытый ящичек
с дробью на хлебном коробе - все вопияло об отсутствии женщины; белые же
занавески,  застланные бумагой полки, два маленьких полотенца на вешалке
говорили  о  том,  что вообще-то в доме женщина есть. Подсознательно все
были   рады,  что  эта  женщина  сейчас  отсутствует.  Женщины,  которые
застилают  полки  бумагой  и  вешают  на  кухне  два полотенчика, питают
инстинктивное  недоверие  и  неприязнь  к  людям,  подобным  Маку  и его
друзьям.  Эти  женщины  знают, что от таких исходит самая большая угроза
домашнему  очагу, так как они стоят за свободу, праздность, приятельство
и  созерцание  в  противовес  аккуратности, порядку и приличию. Они были
рады, что хозяйки не было.
     Мало-помалу  капитан  стал  проникаться  убеждением,  что  эти люди
появились здесь, чтобы оказывать ему благодеяние. Он уже не хотел, чтобы
они очистили его владения. И он неуверенно спросил:
     - Может, ребятки, выпьете немного для согрева перед охотой?
     Ребятки  поглядели  на  Мака.  Мак нахмурился, как будто соображал,
достойно ли принять подобное предложение.
     -  Мы  взяли  за  правило,- сказал он,- ни капли спиртного во время
научной  работы.-  И  тут  же прибавил, испугавшись, что его слова будут
приняты  за чистую монету.- Но видя ваше искреннее расположение, я лично
не откажусь пропустить по маленькой. А ребята пусть решают сами.
     Ребята  решили, что и они не прочь пропустить по маленькой. Капитан
взял  фонарик  и  спустился  в  погреб.  Было слышно, как он двигает там
что-то  тяжелое; поднялся он наверх, держа в руках пятигаллонный дубовый
бочонок. Поставил его на стол и сказал:
     -  Когда  был  сухой  закон,  я  сделал из кукурузы немного виски и
спрятал  его.  А  сейчас  подумал,  не  попробовать  ли,  как оно у меня
получилось.  Виски довольно старое. Я совсем забыл про него. Дело в том,
что моя жена...
     Капитан  не  закончил  фразы,  было  ясно,  что  ребята поняли его.
Капитан выбил из бочонка дубовую пробку и снял с полки, покрытой бумагой
с  фестонами,  стаканы  на  всю  братию.  Нелегкое  дело налить в стакан
немножко  виски  из  пятигаллонного бочонка. И каждый получил полстакана
прозрачной   коричневой  влаги.  Вежливо  подо-  ждали  капитана,  хором
воскликнули  "со  знакомством"  и  поднесли стаканы к губам. Проглотили,
прищелкнули  языками,  облизнули  губы,  и  в  глазах появилось неземное
выражение.  Мак  заглянул  в  стакан  и  точно  увидел  на дне священные
письмена; возвел глаза к небу и, глубоко вздохнув, произнес:
     - Слов нет...-опять вздохнул и прибавил:- Ничего лучшего в жизни не
пробовал.
     Капитан был явно польщен. Глаза его вперились в бочонок.
     -  А  ведь правда неплохо,- сказал он.- Как вы думаете, не отведать
ли еще чуть-чуть?
     - Разве самую малость,- согласился Мак.- Только не лучше ли сначала
отлить в кувшин. А то еще расплещется.
     По какому делу попали сюда, вспомнили только часа через два.
     Пруд  был  прямоугольный  -  пятьдесят  футов в ширину, семьдесят в
длину и в глубину четыре фута. Берега его заросли густой, мягкой травой,
вода  в  пруд  текла  из  реки  по большой канаве, а с другой стороны по
нескольким  канавкам  устремлялась  в  сад.  Лягушки  там  были,  прорва
лягушек.   Их   кваканье  заполонило  ночь,  они  стрекотали,  верещали,
булькали,   гремели.   Они  воспевали  месяц,  звезды,  колыхание  трав.
Рассыпались   любовными   руладами,  бросали  вызов  соперникам...  Люди
тихонько  подкрадывались во тьме. Капитан нес почти полный кувшин виски.
Охотники  сжимали  в  руке  по  стакану.  Капитан  дал каждому исправный
фонарик.  Хьюги  с  Джонсом  несли  мешки из дерюги. Вот уже пруд совсем
близко.  И  тут наконец лягушки услышали их. Только что воздух гремел от
лягушачьих  трелей,  и  вдруг  воцарилась глубокая тишина. Мак, ребята и
капитан  сели  на  траву последний раз хлебнуть самую малость и обсудить
план кампании. План отличался размахом и смелостью.
     Люди  и  лягушки  не  первое  тысячелетие  живут бок о бок; и люди,
должно  быть,  неоднократно  охотились  на лягушек. За этот немалый срок
сложились  неписаные  правила  охоты. Человек, вооруженный сетью, луком,
копьем  или  ружьем,  неслышно,  как  ему  кажется,  ползет  к лягушкам.
Согласно  правилам, лягушки сидят тихо, тихо и ждут. Ждут до последнего.
За  долю  секунды  до того, как брошена сеть, пущено копье, нажат курок,
лягушки  хором  бултыхаются  в  воду  и плывут на дно, уповая на то, что
человек  уйдет. Так было всегда. И лягушки надеются, что так оно будет и
впредь.  Случалось,  конечно,  что  сеть  падала  слишком  быстро, копье
попадало  в  цель,  ружье  не  давало  осечки, и какой-то бедной лягушке
приходил   конец.  На  это  лягушки  не  обижались:  ведь  охота  велась
по-честному,  а  на  охоте  смерть  в  порядке  вещей.  И  наши  лягушки
представить  себе  не  могли, какое коварство задумал против них Мак. Не
могли  вообразить  размеров  надвигающейся  катастрофы.  В  ночной  тиши
вспыхнули  фонарики,  затопали  ноги, завопил не своим голосом невидимый
противник.  Лягушки, как одна, бултыхнулись в воду и без памяти пошли на
дно.  Тогда  враги,  построившись  цепью,  вступили  в воду; они топали,
прыгали,  плясали,  баламутили  воду  и неотвратимо продвигались вперед.
Лягушки в панике покинули укромные закутки на дне и бросились удирать от
этих  ножищ,  а  ножищи  наступали!  Лягушки - отличные пловцы, но у них
совсем   нет  терпения.  Они  плыли  вперед,  плыли,  пока  передние  не
наткнулись на берег. Началось столпотворение, задние напирали и лезли на
передних. А охотники были уже совсем близко; тогда несколько обезумевших
лягушек повернули назад, навстречу явной гибели, но между но - о чудо! -
оказались  просветы,  лягушки  ринулись в них и спаслись! Большинство же
решило  навсегда  покинуть  родной  пруд  и отправиться на поиски нового
жилья, нового отечества, где подобные безобразия немыслимы. Отчаявшиеся,
возмущенные  до  глубины  души  лягушки - большие и маленькие, зеленые и
бурые,  лягушки-дяди  и  лягушки-тети  волна за волной выплескивались на
берег,  прыгали,  спотыкались,  ползли,  путались в траве, задевали друг
друга,  маленькие  вскакивали  на  больших.  И  тут - ужас, кошмар! - их
настиг  свет  фонариков.  Двое мужчин нагнулись и стали собирать их, как
клубнику  с грядки. Тем временем вражеская цепь вышла из воды и отрезала
отступление.  Теперь  уже  собирали  лягушек,  как выкопанный картофель.
Десяток  за  десятком  падали они в разверстые мешки. И скоро мешки были
полны  обессилевших,  перепуганных, утративших иллюзии квакушек, мокрых,
несчастных,  всхлипывающих.  Кое-кому  все  же  удалось спастись, да и в
пруду  осталось  десятка полтора. Но никогда еще в лягушачьей истории не
было  катастрофы  подобных масштабов. Считать их не считали, но было их,
наверное,  пять  или  шесть  сотен.  Довольный  Мак завязывал мешки. Все
промокли  до нитки, в воздухе уже повеяла предутренняя прохлада. И перед
тем  как  идти  домой,  выпили  еще  самую  малость - упаси бог схватить
простуду.
     Капитан  славно повеселился, как никогда в жизни. И чувствовал себя
в  долгу у Мака и его друзей. Немного позже в кухне вспыхнули занавески,
их  удалось  загасить  хозяйкиными  полотенчиками. Капитан просил гостей
из-за  этого не расстраиваться, он почел бы за честь, спали они весь его
дом.
     -   Моя   жена   замечательная  женщина,-  сказал  он  в  экстазе.-
Редкостная.  Ей  надо  было  родиться  мужчиной.  А если бы она родилась
мужчиной, я бы на ней не женился.
     Он  долго  смеялся  своей  шутке,  три или четыре раза повторил ее,
чтобы  не забыть сказать приятелям, пусть посмеются. Налил полный кувшин
виски  и  дал  Маку.  Как  бы  ему  хотелось  жить  с ними в Королевской
ночлежке!  Он  уверен, что и его жена полюбила бы Мака и его друзей, они
обязательно  должны  познакомиться.  В  конце  концов  он уснул на полу,
примостив  голову  среди  щенят.  Мак  с  ребятами выпили по маленькой и
задумчиво поглядели на него.
     -  Он  ведь  дал  мне  этот  кувшин,  правда?- сказал Мак.- Вы ведь
слышали?
     - Конечно, дал,- подтвердил Эдди.- Я сам слышал.
     - И подарил мне щенка?
     - Да. Сказал, бери любого. Мы все слышали. А что?
     - Я никогда не воровал у пьяного. И не собираюсь начинать сегодня,-
ответил  Мак.-  Нам  пора  выметаться  отсюда.  Ему  лихо  будет,  когда
проснется.  И во всем виноваты мы. Не хочу дольше здесь оставаться.- Мак
обвел глазами обгоревшие занавески, пол, на котором блестели лужи, не то
щенячьи,  не  то от пролитого виски, плиту с потеками застывшего свиного
жира.  Подошел  к  щенкам, внимательно осмотрел каждого, пощупал костяк,
лапы,  заглянул  в  глаза, проверил челюсти и выбрал красивую, пятнистую
сучку в бурым носиком и чудесными, изжелта- карими главами.
     - Иди ко мне, девочка,- сказал он.
     Задули  лампу  во избежание пожара. Когда вышли из дома, уже начало
светать.
     - Удачная поездка, лучшей у меня в жизни не было,- заметил Мак.- Но
что будет, когда вернется его жена! Меня от этой мысли бросает в жар.
     Щенок заскулил у него на руках, и он сунул его за па зуху.
     -  Мировой  он  парень,-  продолжал  Мак.-  Конечно,  если  сумеешь
расположить его к себе.
     И они поспешили к тому месту, где их ждал фордик.
     -  Только  не  забывайте, что все это мы делаем для Дока,- прибавил
немного  погодя Мак.- Судя по тому, как идет Дело, Док, пожалуй, родился
в рубашке.
-==ГЛАВА XVI==-
     Наверное,  самым  загруженным  месяцем у девочек Доры был тот март,
когда  сейнеры  вернулись  с  особенно  большим уловом сардин. Не только
лились  серебряные  реки  рыбы, деньги лились рекой. В форт прибыл новый
полк,  и  солдаты  на  первых  порах  целыми  днями  шатались по городу,
приглядываясь   ко  всему.  А  Дора  как  раз  в  это  время  испытывала
затруднения со штатами: Ева Фланеган уехала на каникулы в Ист-Сент-Луис,
Филис Мэй сломала ногу, вылезая из роликовых саней в Санта-Крусе, а Элси
Даблботтом  только  что провела девять дней в строгом посте и молитвах и
ни  на  что  не  годилась.  Рыбаки с сейнеров с туго набитыми кошельками
целые  дни  проводили  в  "Ресторации Медвежий стяг". Они уходили в море
вечером,  всю ночь ловили рыбу, а днем, само собой, желали развлекаться.
По  вечерам  в "Медвежий стяг" заглядывали солдаты нового полка, слушали
музыкальный  автомат, пили кока-колу и приглядывались к девочкам, загодя
выбирая  под  первое  жалование.  Ко  всему,  у  Доры  были  трудности с
налогами,  она  запуталась  в  неразрешимом  противоречии: бизнес ее был
незаконный,   а   доход   от  него