щающемся  стуле  и  посмотрела  на него. Мак стоял и
молчал,  ожидая,  когда Альфред уйдет. Альфред ушел и притворил за собой
дверь.
     Дора подозрительно смотрела на Мака.
     -  Ты  зачем пришел? - спросила она.
     -  Видите  ли,  мэм,-  сказал  Мак,-  вы,  конечно, слыхали, что мы
наделали недавно у Дока?
     Дора  сдвинула  на  темя  козырек  и  сунула  ручку в старинную, из
спиральной пружины державку.
     -  Да,-  сказала она,- слыхала.
     -  Видите ли, мэм, мы хотели угостить Дока. Можете не верить, но мы
хотели   устроить  ему  вечеринку.  А  он  не  приехал  вовремя.  И  все
пошло-поехало не туда.
     -  Слыхала, слыхала,- сказала Дора.- А чем же я могу вам помочь?
     -  Видите  ли,- сказал Мак,- мы с ребятами решили спросить вас, что
нам такое сделать, чтобы Док понял.
     -  Хм-м,-  протянула Дора.
     Она  откинулась  на  стуле,  положила  ногу на ногу и разгладила на
коленях халат; взяла сигарету, закурила и стала думать.
     -  Вы  устроили  для него вечеринку, на которой его не было. Ну так
сделайте для него вечеринку, чтобы он на ней был,- сказала она.
     -  Бог  ты  мой,-  сказал Мак дома ребятам,- все так просто. Дора -
гениальная женщина. Неудивительно, что она хозяйка. Гениальная женщина.
-==ГЛАВА XXIV==-
     Мэри  Талбот,  жена  Тома  Талбота, была красотка. У нее были рыжие
волосы,  чуть  в прозелень, золотистая кожа, как бы подсвеченная изнутри
зеленым,  и  зеленые  глаза с золотистыми искорками. Овал лица у нее был
лисий,  треугольный  - широкий в скулах и сужающийся к подбородку. У нее
были  длинные  ноги  танцовщицы  и стопы, как у балерины. Когда она шла,
ноги  ее  почти  не касались земли. Чуть она разволнуется, а волновалась
она  постоянно,  лицо ее вспыхивало золотом. Ее пра-пра-пра-пра-прабабку
сожгли на костре как ведьму.
     Больше всего на свете Мэри Талбот любила приглашать гостей и ходить
в  гости.  Том  Талбот  зарабатывал совсем мало, и Мэри редко устраивала
званые  вечера; что поделаешь, приходилось иногда звонить приятельнице и
напоминать: "Мне кажется, тебе уже пора пригласить нас на чай".
     Мэри  праздновала шесть дней рождений в году, устраивала маскарады,
вечеринки  с  фантами,  словом, всякие развлечения. На Рождество у нее в
доме  было  особенно  весело.  Мэри  расцветала  на праздниках. И муж ее
держался на гребне ее энтузиазма.
     Под  вечер,  когда муж работал, Мэри иногда приглашала на чашку чая
соседских  кошек.  Ставила  кукольные  чашки с блюдцами на табуретку для
ног.  Собирала  в  дом  кошек, а их было кругом множество, и вела с ними
долгую,  увлекательную  беседу.  Это была ее любимая игра. Смех и горе -
игра  эта  заслоняла,  застила  ей  тот  факт,  что у нее совсем не было
красивых  платьев,  а у мужа денег. Почти всю жизнь они были на мели, но
стоило  немножко  наскрести  денег,  Мэри  непременно устраивала веселый
праздник.
     Она  это  умела. Она могла заразить весельем весь дом этот свой дар
она  использовала  как  оружие  против депрессии, которая всегда бродила
поблизости,  подкарауливая  Тома.  Мэри  видела  в этом свое призвание -
оберегать  Тома, ведь все же знали, что Тому уготовано судьбой блестящее
будущее.  По  большей  части  ей  удавалось  не пускать на порог мрачные
мысли,  но  иногда  они  все-таки прорывались и посылали Тома в нокдаун.
Тогда  он  садился  в  угол  и  часами уныло глядел в одну точку, а Мэри
принималась лихорадочно раздувать встречный огонь веселья.
     Как-то  первого  числа  месяца  навалились  сразу все неприятности:
пришло суровое напоминание от водопроводной компании, нечем было платить
за  квартиру,  вернули  рукопись  и  несколько  карикатур из журналов; в
довершение всего обострился плеврит; Том ушел в спальню и лег.
     Мэри  тихонько  вошла к нему - из-под двери и сквозь замочную щелку
валили  клубы  самой  черной  тоски.  В  руках у нее был букетик белых и
розовых ибериек, обернутый бумажным кружевом.
     -  Понюхай,-  сказала  она и поднесла цветы к его носу.- Ты знаешь,
какой  сегодня  день?-  спросила она и стала судорожно рыться в памяти -
вдруг на счастье сегодня чей-нибудь день рождения.
     -  Почему  хоть один раз не взглянуть правде в лицо? - сказал Том.-
Мы банкроты. Мы на самом дне. Какой смысл заниматься самообманом?
     -  Ничего  подобного,-  лепетала  Мэри.-  Мы  волшебники. Настоящие
волшебники.  Помнишь,  как  ты  тогда  в книжке нашел десять долларов? А
потом  -  помнишь,  твой  брат  вдруг  прислал нам пять долларов? С нами
ничего не может случиться.
     -  Уже  случилось,-  сказал  Том.-  Очень  жаль,  но  на  этот  раз
разговорами меня не убаюкать. Мне надоело притворяться. Взгляни хоть раз
трезво на жизнь.
     -  Мне  бы  хотелось устроить небольшую вечеринку сегодня вечером,-
сказала Мэри.
     -  На какие шиши? Ты ведь не собираешься второй раз подать на блюде
вырезанную  из  журнала  жареную  ветчину.  Меня  уже  воротит  от таких
шуточек. Это не смешно. Это страшно.
     -  Я  хочу  устроить  совсем крощечный праздник,- настаивала Мэри.-
Малюсенький.  Никаких  нарядов.  Ведь  сегодня  годовщина основания Лиги
женщин в шароварах с юбочками. Ты даже этого не помнишь.
     -  Хватит дурить,- сказал Том.- Я понимаю, подло е моей стороны так
говорить.  Но  у меня нет сил подняться. Иди, пожалуйста, закрой дверь и
оставь меня в покое. Если не уйдешь, я тебя просто вышвырну.
     Мэри  внимательно поглядела на мужа и поняла, что он не шутит. Мэри
спокойно  вышла  и  закрыла  дверь,  а Том лег на живот, положил руки на
подушку  и  зарылся  в  них  лицом. Он слышал, как Мэри шуршала чем-то в
другой комнате.
     Мэри   украсила   дверь  прошлогодними  рождественскими  игрушками,
стеклянными  шарами,  мишурой и повесила плакат: "Добро пожаловать. Том,
наш  герой".  Послушала у двери в спальню - за дверью ни звука. Немножко
расстроившись, она выдвинула в середину табуретку для ног и постелила на
нее  салфетку.  Поставила  в  центре  стакан со своим букетиком и вокруг
четыре  маленькие  чашки  с  блюдцами.  Затем пошла на кухню, насыпала в
чайник чай, поставила на огонь кастрюлю с водой. И вышла во двор.
     У забора на улице грелась на солнышке киска Рандольф.
     -  Мисс Рандольф,- сказала Мэри,- я жду к чаю гостей, не придете ли
и вы выпить чашечку?
     Киска  Рандольф  лениво  перевернулась  на  спину  и,  вытянувшись,
подставила живот теплому солнышку.
     -  Приходите  не  позже  четырех,-  прибавила  Мэри.-  Мы  с  мужем
собираемся  пойти в отель на столетнюю годовщину основания Лиги женщин в
шароварах с юбочками.
     Обогнув  дом,  Мэри  вышла  на  задний  двор,  где забор весь зарос
кустами  ежевики.  Киска Казини, припав к земле, громко мурлыкала и била
хвостом.
     -  Миссис  Казини,-  начала  Мэри и тут увидела, чем занята кошка -
играла  с  мышью.  Она легонько ударила ее мягкой лапой, и мышка в ужасе
бросилась  прочь,  волоча  парализованные  задние  лапки.  Она уже почти
достигла  спасительных  кустов,  но  кошка  точно прицелилась, метнулась
вперед, на лапе у нее выросли белые когти. Изящным движением она вонзила
их  в  спину  мышки,  потянула  бьющееся тельце к себе и от удовольствия
заколотила по земле вытянутым, как струна, хвостом.
     Том  уже  почти забылся сном, как вдруг за окном раздался отчаянный
крик  жены. Он вскочил с кровати и крикнул: "Что такое? Где ты?" В ответ
Мэри заплакала. Том выбежал во двор и увидел, что произошло.
     - Отвернись,- крикнул он жене и убил мышь. Киска Казини прыгнула на
забор и злобно уставилась на Тома.
     Он схватил камень, попал ей в живот, и кошка убежала.
     Дома  Мэри  еще долго всхлипывала. Налила кипяток в чайник с чаем и
поставила его на стол.
     -  Садись,-  сказала  она  Тому,  и  Том  присел  на корточки перед
табуреткой.
     -  Можно   мне большую чашку? -  спросил он.
     -  Я  знаю,  что киска Казини не виновата,- сказала Мэри.- Она ведь
кошка.  Это  не ее вина. Так кошки устроены. Но, Том! Мне теперь нелегко
будет  звать  ее в гости. Несколько времени я не смогу ее любить, как бы
ни старалась.
     Мэри  взглянула  на  мужа  и увидела - лоб его больше не хмурится и
глаза не щурятся злобно.
     - Но я так буду занята юбилеем Лиги женщин в шароварах с юбочками,-
сказала она.- Просто не знаю, как и управлюсь.
     В  этом году Мэри Талбот устроила вечеринку по поводу беременности.
И все говорили: "Господи! Весело будет жить ее младенцу".
-==ГЛАВА XXV==-
     Весь Консервный Ряд, да, пожалуй, и весь Монтерей почувствовал, что
наступила  пора  перемен.  Можно не верить в приметы и предзнаменования.
Никто в них и не верит. Но шутить с ними все-таки не годится, да никто и
не  думал  шутить.  Обитатели  Консервного Ряда, как все Другие люди, не
верили приметам, но вряд ли кто из них прошел бы под лестницей и раскрыл
дома  зонтик.  Док  был  настоящий ученый, чуждый суеверию, но когда он,
придя  поздно  вечером домой, обнаружил на пороге гирлянду белых цветов,
он  слегка  поежился.  Большинство  в  Консервном  Ряду просто не верило
подобным вещам, хотя и жило с ними бок о бок.
     Мак  не  сомневался,  что Королевская ночлежка долгое Бремя была во
власти   черных   сил.   Он  вспоминал  неудавшуюся  вечеринку  во  всех
подробностях  и  видел  мысленным взором злой рок, тучей клубившийся над
Западной биологической, и в каждой щелке затаившуюся беду. Он знал: если
попадешь  в  такой  переплет,  заройся под одеяло и жди, пока наваждение
исчезнет.  Сопротивляться  ему  нельзя.  Хотя, конечно. Мак суеверным не
был.
     Но  вот  в Консервном Ряду проклюнулся первый росток удачи и пустил
побеги   по   всем   окрестностям.   Доку   стало   неслыханно   везти с
приятельницами. Причем сам он палец о палец для этого не ударил. Щенок в
Королевской  ночлежке  рос,  как  на  дрожжах,  а  имея в прошлом тысячу
поколений  ученых собак, принялся учить сам себя. Милочке стало противно
делать  лужицы на полу, и она скоро привыкла выходить во двор. Она росла
умной и красивой собакой. Чумка не оставила у нее никаких следов.
     Доброе веяние распространялось, как газ, по Консервному Ряду. Дошло
до  ларька  Германа,  торгующего  котлетами  с булкой, и дальше до отеля
"Сан-Карлос".  Его  ощутили Джимми Бручия и Джонни-буфетчик. Щеголь Енея
тоже  ощутил  его  и  включился  в  озорную  войну  с  тремя загородными
полицейскими.  Проникло  оно  и сквозь стены окружной тюрьмы в Салинасе,
где  жил припеваючи Гай, проигрывая шерифу в шашки все партии: его вдруг
укусила  какая-то муха, он загордился и перестал проигрывать. Вследствие
чего потерял привилегии, но зато опять обрел самоуважение.
     Ощутили  это  веяние и морские львы, их лай приобрел виртуозность и
тембр,  которые  обрадовали бы и святого Франциска. Школьницы, зубрившие
катехизис,  стали  вдруг отрывать головы от страниц и без всякой причины
хихикать.  Если  бы  кто  изобрел  электрическую  ищейку  и с ее помощью
обнаружил  источник  всеобщей  радости,  то  этим  источником  наверняка
оказалась  бы  Королевская  ночлежка.  Источник этот бил, как говорится,
ключом.  Мак  с  ребятами  излучали сияние. Джонс как-то сидел на стуле,
вдруг  ни с того, ни с сего соскочил; отстучал чечетку и снова сел. Элен
все  время  чему-то улыбался. Радость выплескивалась через край, и Мак с
трудом  сдерживал  ее,  направляя в нужное русло. Эдди, работавший в "Ла
Иде",  чуть  не  каждый  день пополнял вожделенный погребок. Он перестал
сливать  в  свой  кувшин  оставшееся в стаканах пиво От этого у коктейля
отбивается крепость, объяснил он.
     Сэм Мэллой посадил вокруг своего котла ипомею. Сделал тент, и они с
женой  по  вечерам  сидели  под  ним.  Миссис  Мэллой  вышивала тамбуром
покрывало на постель.
     Радость  пришла  даже  в  "Медвежий стяг". Дела у Доры шли успешно.
Нога  у  Филлис  Мэй  почти  срослась,  и она могла вот-вот приступить к
работе.  Ева  Фланеган вернулась из Ист-Сент-Луиса и была счастлива, что
вернулась.  Там  было  очень  жарко  и  совсем  не  так  весело,  как ей
помнилось.  Но  тогда  она  ведь  была  моложе, навер ное, потому и было
весело.
     Правда  о  вечеринке  не  сразу осенила общество. Не сразу расцвела
лазоревым цветом. В глубине души люди, конечно, знали правду, но дали ей
созреть. И она созрела, как куколка в коконе.
     Мак был человек здравомыслящий.
     -  Прошлый раз перестарались мы с этой вечеринкой. Так не делается.
Надо сидеть сложа руки и ждать, пока все получится само собой.
     -  Ну и когда же это будет? - с нетерпением спросил Джонс.
     -   Не знаю,- ответил Мак.
     -   Это будет сюрприз? - спросил Элен.
     -   Думаю, да. Это ведь самое лучшее,- ответил Мак.
     Милочка  принесла ему теннисный мяч, который где-то нашла, Мак взял
его и бросил в открытую дверь. Милочка побежала искать его в траве.
     -  Вот  если  бы  знать,  когда  у  Дока день рождения, мы могли бы
устроить ему праздник.
     У Мака  отвисла челюсть. Элен постоянно удивлял его.
     -  Боже  ты  мой, Элен!- воскликнул он.- Это идея. На день рождения
ведь можно дарить подарки. Как раз то, что надо. Узнать бы, когда у него
день рождения.
     -  Проще простого,- сказал Хьюги.- Пойти и спросить.
     -   Черт,-  сказал  Мак.-  Он  сразу  сообразит,  что  к  чему.  Ты
спрашиваешь  у  парня,  когда  у  него  день  рождения, а сам только что
устроил  ему  праздничек  вроде  нашего, да ведь он сразу смекнет, что у
тебя на уме. Наверное, мне надо пойти к нему вроде как на разведку, но о
главном помалкивать.
     -  И я с тобой,- сказал Элен.
     -  Ни  в  коем  случае,  если придем вдвоем, он сразу насторожится,
вдруг мы опять что-нибудь такое затеяли.
     -  Но ведь это же я придумал,- сказал Элен.
     -  Знаю,-  сказал  Мак.-  Ну  и что? Когда все устроим, я, конечно,
скажу Доку, что это твоя идея. Но идти лучше мне одному.
     -  А он как - не сердится? - спросил Эдди.
     -  Док в  порядке.
     Мак застал Дока в нижнем этаже. На нем был длинный резиновый фартук
и  резиновые перчатки, чтобы защитить руки от формальдегида. Он вливал в
вены  и  артерии  маленьких  акул  цветные  растворы.  Работала  шаровая
мельница,   готовя   синюю   жидкость.   Красная   жидкость  уже  была в
пневматическом  шприце.  Умные  пальцы  Дока  работали четко, игла сразу
попадала  в вену; нажим на собачку, и сжатый воздух гонит в вены красную
краску.  Готовых  акул Док складывал в аккуратную стопку. Ему надо будет
пройтись  по  ним еще раз - влить в артерии синюю жидкость. Из этих акул
получаются отличные препараты.
     -  Привет, Док,-  сказал Мак.- Вы, вижу,  очень заняты.
     -  Постольку поскольку,- сказал Док.- Как  ваш щенок?
     -  Замечательно. Если бы не вы, он бы сдох.
     На  миг  Дока  окатила  волна  подозрительности,  но только на миг.
Обычно  комплименты  Мака  его  настораживали.  Он  ведь очень давно его
знал.  Но  сейчас  в  тоне  Мака звучали только нотки благодарности. Док
знал, как ребята любили Милочку.
     -  Как  дела в Королевской ночлежке? - спросил  он.
     -  Прекрасно,  Док.  У  нас прибавилось два новых стула. Зашли бы к
нам, посмотрели. У нас стало очень уютно.
     -  Зайду,- ответил  Док.- Что, Эдди  так все и  носит кувшины?
     -  А  то  как  же,-  сказал  Мак.-  Но теперь он пива не добавляет.
По-моему, так лучше, крепости больше.
     -  Ну, крепости там и так было достаточно.
     Мак  терпеливо  ждал.  Рано или поздно Док сам выйдет на жилу, надо
только набраться терпения: если он первый заговорит о деле, будет не так
подозрительно. Мак давно усвоил этот прием.
     -  Что-то Элена не видать. Он не болеет?
     -  Нет,-  ответил Мак и пошел в наступление.- Элен здоров. У него с
Хьюги  война.  Вот  уже целую неделю,- Мак хохотнул.- Но самое смешное,-
спорят,  а  сами  в этом ни уха, ни рыла. Я не вмешиваюсь. Я тоже в этом
ничего не смыслю. А они чуть не дерутся.
     -  Из-за  чего же спор?
     -  А  вот  из-за  чего,-  ответил Мак.- Элен давно уже покупает эти
карты,  ну  где счастливые дни, планеты и все такое. А Хьюги заявил, что
все  это брехня. "Хьюги,- говорит Элен,- если знаешь, чей день рождения,
то все можно о нем узнать". А Хьюги отвечает: "Тебя просто облапошивают,
всучат  карту  и  опустят в карман твой десятипенсовик". Я в этом ничего
не смыслю. А вы как думаете, Док?
     -  Я,  пожалуй,  соглашусь с Хьюги,- сказал Док, выключил мельницу,
вымыл шприц и наполнил его синей жидкостью.
     -  Вчера  вечером  опять  давай  спорить.  Спрашивают меня, когда я
родился. Я ответил - двенадцатого апреля. Элен пошел, купил мою карту. И
прочитал.  Некоторые  вещи  сходятся.  Но там написано только хорошее, а
хорошему  о  себе  всегда  веришь.  Карта говорит, что я смелый, умный и
добрый с друзьями. Элен уверяет, что все это правда. А у вас, Док, когда
день рождения?
     Вопрос   в  конце  длинного  разговора  прозвучал  вполне  невинно.
Придраться  было не к чему. Но нельзя забывать, что Док знал Мака очень,
очень давно. Если бы он его не знал, он бы сказал честно: восемнадцатого
декабря; а так он слукавил, ответил - двадцать седьмого октября.
     - Спроси у Элена,- прибавил Док,- что эти карты говорят обо мне.
     - Наверное, все это и правда брехня,- сказал Мак.- Но Элен верит. Я
попрошу его посмотреть вашу карту.
     С  этим  Мак  ушел,  а  Док  стал  ломать  голову, что бы это могло
значить.  Он, конечно, понял, что разговор был затеян неопроста. Он знал
Мака,  знал  его  приемы.  Учуял  его стиль. И Док спрашивал себя, каким
образом  Мак  может  использовать  полученную  информацию. Только спустя
время, когда по всей округе поползли слухи. Док разгадал замысел Мака. И
вздохнул с облегчением - взаймы просить не будет.
-==ГЛАВА XXVI==-
     Как-то  на  лодочной  верфи  играли двое мальчишек, играли, пока на
забор  не  вспрыгнула кошка. Мальчишки немедленно затеяли охоту, погнали
кошку   через   линию  и  на  насыпи  набрали  полные  карманы  отличных
разноцветных  камней.  Кошка  удрала  от  них, нырнув в густую траву, но
камни  они не выбросили. Такой камушек может пригодиться в любую минуту.
Они  спустились  к  Консервному Ряду и швырнули камень в рифленое железо
одного  из  цехов.  В  окно  конторы  выглянуло  испуганное лицо; увидев
мальчишек,  человек бросился наружу, но у них ноги оказались быстрее. Он
еще  не добежал до двери, а мальчишки уже лежали в траве, спрятавшись за
бревно, валявшееся на пустыре. Он бы их за сто лет не нашел.
     -  Спорим, он хоть всю жизнь ищи, не найдет,- сказал Джон.
     Но  никто  их не искал, и скоро им стало скучно лежать в траве. Они
встали  и  пошли  вдоль  Консервного Ряда. Долго глядели в окно лавки Ли
Чонга,  страстно  мечтая  о  плоскогубцах,  ножовке, касках строителей и
бананах.  Потом  перешли  улицу  и  сели  на  нижнюю  ступеньку Западной
биологической.
     -   Знаешь,  говорят  у  этого  дядьки  стоят  бутылки  с  мертвыми
человечками.
     -  Какими человечками? - спросил Уиллард.
     -  Обыкновенными, которые еще не родились.
     -  Врешь,- сказал Уиллард.
     -  А вот и не вру. Знаешь сына Спрейгов? Он сам видел. Говорит, они
маленькие-премаленькие, у них ручки, ножки и даже глаза.
     -  А  волосы? - спросил Уиллард.
     -  Он  про волосы не говорил.
     -  А  ты бы спросил его. Врет он все.
     -  Смотри, чтобы он тебя не услышал,- сказал Джон
     -  А  ты пойди повтори ему, что я сказал. Я его не боюсь. И тебя не
боюсь. Я никого не боюсь. Понял?
     Джон  не отвечал.
     -  Понял, говорю?
     -  Нет,- ответил Джон.- Я думаю, может, пойти спросить этого парня,
правда,  что  у него в бутылках мертвецы. Может, он их нам покажет, если
они у него есть?
     -  А  его  нет  дома,-  ответил  Уиллард.-  Видишь, его машины нет.
Куда-то уехал. Я думаю, это все брехня. И этот Спрейг все тебе набрехал.
Брехун он. И ты брехун.
     Такой  уж  был  скучный  день.  Ничего  интересного, и Уиллард стал
задираться.
     -  Ты  еще и трус, д