Анни медленно повторила для меня слова песни. Мои попытки воспроизвести
их вызвали  у  австралиек  веселый  смех,  который  они  силились  подавить.
Наконец, после бесконечных исправлений в блокноте я прочитал им свою запись,
и они заверили меня, что с точки зрения звучания слов все правильно. Женщины
перевели слова песни на английский язык.

                     Мы два брата.
                     Мы хотим домой,
                     Мы пойдем домой.
                     Надвигаются большие тучи и дождь,
                     Дождь уже близко.
                     Дождь проходит,
                     Небо снова проясняется.
                     Смотри, брат, опять хорошая погода.



        "10 "
        "ШАРК ИЗ ОРУКУНА"

     К югу от Уэйпы прибрежная полоса, тоже покрыта густыми зарослями. После
восьмичасового плавания мы достигли устья реки Арчер.
     Лежа на палубе, я наблюдал за птицами, кружившими высоко в  небе.  Там,
наверху, играл ветерок, подбрасывая птиц, как игрушечные планеры.
     Я стал разглядывать проплывавшие мимо  нас  мангровые  леса.  Волна  от
нашего люгера  с  плеском  растекалась  среди  спутавшихся  корней  ризофор.
Наконец мангровый лес кончился. Густой кустарник подступил к самой воде.  На
песчаной косе возле хижины из коры сидели аборигены  и  махали  нам.  Позади
тянулась роща кокосовых пальм.
     Пристань, к которой причаливали люгеры, доставлявшие грузы  для  миссии
Орукун, расположенной в шести милях от моря, предстала  перед  нами  подобно
яркой обложке увлекательного приключенческого романа.
     Мы повернули к одному из берегов широкой реки, на котором росла  группа
могучих чайных деревьев {Чайное дерево, или мелалеука, - вечнозеленое дерево
из семейства Myrataceae.}. Их длинные ветви кое-где так низко  нависали  над
берегом, что листья касались воды.
     Под  сенью  этих  деревьев  рос  саговник  {Саговник  (Cycad  media)  -
голосеменное древесное  растение.  Австралийские  аборигены  используют  его
орехи в пищу.} высотой в половину человеческого роста  и  камыш.  В  глубине
тянулись заросли кампешевых деревьев и акаций.
     С берега за нами наблюдали местные женщины.  На  них  не  было  ничего,
кроме ярких набедренных повязок. Одни из них сидели на корточках, наполовину
скрытые травой; сквозь завесу зеленых стеблей  их  повязки  казались  яркими
цветными пятнами. Другие стояли,  грациозно  выпрямившись;  они  держали  на
плечах младенцев, которые  цеплялись  за  их  густые  волосы.  Некоторые  из
темнокожих малышей обхватили ногами поясницы своих матерей,  другие  стояли,
держась за края ярких набедренных повязок.  Дети  постарше  глазели  на  нас
из-за древовидных папоротников. С берега доносились мелодичные  возгласы,  а
временами взрывы смеха.
     Навстречу нам  шагал  высокий,  длинноногий  белый  человек  в  светлой
рубашке, шортах и пробковом шлеме. За  руку  он  держал  голого  темнокожего
мальчугана. Это был  мистер  Сидней.  Орукун  находился  на  попечении  четы
Маккензи, но они были в отпуске, и мистер Сидней заменял их.
     Мы отправились на берег в шлюпке.  Аборигены,  на  груди  которых  были
племенные знаки в виде толстых рубцов, держали лодку, пока мы не высадились.
Это были высокие мужчины. Некоторые из них были шести футов роста.
     Мистер Сидней повел нас к платформе, прицепленной  к  трактору.  Миссия
находилась в двух милях от берега. Темнокожие мужчины, женщины и дети  стали
влезать на платформу, чтобы поехать домой. Увидев, что  для  всех  места  не
хватит, многие пошли пешком.
     Я сел на край платформы и свесил ноги. Пока заводили трактор, я обратил
внимание  на  одного  аборигена,  стоявшего  позади  прицепа.  Казалось,  он
старается остаться  незамеченным,  словно  ему  грозит  какая-то  опасность;
Украдкой покосившись на платформу, он направился к ней,  глядя  при  этом  в
другую сторону, затем внезапно повернулся и пошел  прочь  неуверенным  шагом
человека, который борется  сам  с  собой,  удерживаясь  от  того,  чтобы  не
пуститься наутек.
     Но вот он снова остановился, бросил беглый  взгляд  направо,  налево  и
назад, затем круто повернулся, отошел к реке и застыл  в  неподвижной  позе,
искоса глядя на прицеп. Он напоминал дикое животное  в  джунглях,  изучающее
место водопоя, прежде чем напиться.
     Я подождал, пока его  взгляд  не  встретился  с  моим,  и  кивнул  ему,
улыбаясь и  указывая  на  свободное  местечко  рядом  со  мной.  Сначала  он
посмотрел на меня, подозрительно, потом ответил  улыбкой,  оглянулся,  желая
убедиться, что дорога для бегства открыта, и  пошел  к  прицепу,  глядя  мне
прямо в глаза.
     Я снова указал на свободное место. Абориген неуверенно положил руки  на
край прицепа и неловко подпрыгнул. Прыжок  оказался  неудачным.  Он  остался
стоять возле прицепа, несколько растерянный, не уверенный в себе. Я притянул
руку, чтобы помочь ему взобраться. Почувствовав прикосновение моих  пальцев,
он отдернул руку так быстро, что  я  сам  чуть  не  свалился.  При  этом  он
отскочил назад и припал к земле. Между приоткрытыми губами  сверкнули  зубы.
Абориген наблюдал за мной, тяжело дыша; застыв в позе человека, на  которого
собираются напасть.
     Наконец он подошел и ухватился руками за край прицепа. На этот  раз  он
подскочил с такой ловкостью и силой,  что,  казалось,  очутился  надо  мной,
перевернулся в воздухе и приземлился рядом.
     Ему было явно  неудобно  сидеть,  но  если  бы  он  начал  устраиваться
поудобнее, это привлекло бы к нему внимание.  Поэтому  он  продолжал  сидеть
неподвижно, уставившись в одну точку, готовый отреагировать на мое  малейшее
движение, несмотря на внешнее безразличие.
     Я уже угостил  сидящих  на  платформе  сигаретами.  Теперь  я  протянул
сигарету и ему, слегка подтолкнув его  локтем,  чтобы  привлечь  внимание  к
своей протянутой руке. Он вздрогнул, потом схватил сигарету, откусил  кончик
и проглотил не жуя.
     - Эй, - воскликнул я, - полегче!
     Я затянулся и выпустил дым, чтобы продемонстрировать, что надо делать с
сигаретой, затем взял у него огрызок сигареты и зажег ее. Он осторожно сунул
огрызок в рот, посидел с минутку, косясь на других, и, удостоверившись,  что
поступает, как все, начал выпускать клубы дыма.
     Его звали Шарк {Шарк (shark) - по-английски означает "акула".}. Он  был
родом с острова Бентинк.
     Остров Бентинк входит в южную  группу  островов  Уэлсли,  расположенную
примерно в семнадцати милях  от  материка,  в  глубине  залива  Карпентария.
Бентинк - наиболее крупный остров южной группы, но самая широкая  его  часть
равна всего одиннадцати милям,
     Мистер Кейн побывал там в 1937  году.  По  его  словам,  это  холмистый
остров, где растут лишь низкорослые деревья. До Кейна  никто  не  осматривал
внутреннюю часть Бентинка. Не обнаружив  никаких  источников  пресной  воды,
Кейн  решил,  что  в  засушливое  время  года  населяющие  остров  аборигены
обходятся водой, накопившейся в сезон дождей.
     Миссионеры с острова Морнингтон  сначала  посещали  Бентинк,  где  жило
примерно  двести  пятьдесят  аборигенов;  но  в  наши  дни  жители  Бентинка
предоставлены самим себе и продолжают вести  первобытный  образ  жизни.  Они
боятся белых и при их приближении прячутся. На берегах острова были  найдены
черепа, простреленные пулями.
     Островитяне   питаются   почти   исключительно   дарами   моря:    едят
раков-отшельников и  различных  моллюсков,  до  которых  аборигены  материка
никогда бы не дотронулись. Они вооружены короткими копьями (на  острове  нет
больших деревьев) и плавают не в лодках, а на легких плотах, называемых  ими
вальпа.
     Миссионеры, видевшие островитян с Бентинка, утверждают, что  это  самые
отсталые  из  всех  австралийских  аборигенов,  с  которыми  им  приходилось
сталкиваться. Жена миссионера Дж. Б. Маккарти, который возглавлял миссию  на
острове Морнингтон, описала жителей Бентинка в статье, опубликованной в 1945
году в журнале, посвященном работе пресвитерианских миссий.
     В статье говорилось, что группа островитян с Бентинка была в 1945  году
"добровольно" переселена на остров Морнингтон. Автор описывает  существующий
у жителей Бентинка обычай ежедневно обмазываться  с  головы  до  пят  кровью
черепахи или дюгоня. Миссис  Маккарти  упоминает  также  о  распространенном
среди женщин острова обычае, общем для многих австралийских племен:  женщины
до  крови  царапают  голову  обломками  раковин.  Это   якобы   способствует
выздоровлению родственников. Она  пишет,  что  островитяне,  привезенные  на
Морнингтон, отказались поселиться в приготовленном для них лагере и устроили
другой, наверху холма. Они хотели,  чтобы  море  всегда  было  у  них  перед
глазами.
     Шарк, молча сидевший рядом со мною, был родом с острова Бентинк. Он был
невысокого роста, с развитой  грудной  клеткой.  Вьющиеся  черные  волосы  и
раскосые глаза ясно показывали, что  в  его  жилах  есть  примесь  малайской
крови. На вид ему можно было дать лет тридцать. Мне  понравилось  его  лицо.
Оно показалось мне смышленым.
     Я узнал о нем больше лишь много месяцев спустя, когда по возвращении  в
Мельбурн встретился с четой Маккензи.
     Несколько лет назад Шарк и Рейнбоу {Рейнбоу  (rainbow)  -  по-английски
означает "радуга".}, который был немного старше, завладели чуть ли не  всеми
достигшими брачного  возраста  женщинами  Бентинка,  вызвав  гнев  остальных
мужчин.
     Остров невелик, и обоим героям пришлось вместе с несколькими  женщинами
и детьми уйти в море на двух плотах. Начался шторм, один из плотов  потерпел
крушение. Многие женщины и дети при этом  утонули,  но  второй  плот  достиг
небольшого острова Аллен.
     Здесь Шарк и Рейнбоу обосновались с уцелевшими женщинами  и  детьми  и,
по-видимому, прожили около семи лет. На острове родились новые дети.
     Но вот однажды из Берктауна в миссию на острове Морнингтон  направилось
судно, команда которого состояла из аборигенов. В числе пассажиров были  две
женщины. Обе пассажирки и команда были родом с Морнингтона и возвращались из
поездки на материк.
     Обычно суда по дороге заходят на остров Аллен пополнить запасы  пресной
воды. Миссионеры Морнингтона,  зная,  что  там  обосновались  беглецы,  дали
экипажу судна указание возвратиться в миссию без захода  на  остров.  Однако
команда,  нарушив  предписание,  привела  судно  на  Аллен,  где   прибывших
встретили на берегу Шарк и Рейнбоу. Увидев женщин, они решили пополнить свой
"гарем" и уговорили команду и пассажиров пойти в глубь острова, где,  по  их
словам, вода была лучше. Кто-то из двух - Шарк или Рейнбоу -  пустил  в  ход
копье и тяжело ранил в голову кого-то  из  членов  команды.  Мужчины  и  обе
женщины с корабля бросились к берегу, но Шарку и Рейнбоу  удалось  захватить
женщин в плен. Не в силах поспеть за своими, раненый спрятался в кустарнике.
     По  возвращении  на  Морнингтон  аборигены  рассказали  о  происшествии
миссионеру, и он на катере отправился вместе с ними  выручать  пленных.  Они
добрались до острова Аллен лишь через три дня и отыскали  раненого.  Он  был
еще жив. Обеих женщин удалось выручить, а Шарк  и  Рейнбоу  бежали  в  глубь
острова. Позднее раненый скончался; в дело вмешалась полиция.
     Полицейские, прибывшие из  Берктауна  на  Аллен,  вывезли  оттуда  всех
жителей. Шарка и Рейнбоу судили  и  отправили  в  Таунсвилл,  а  там  решили
поселить их вместе с женами и детьми в Орукуне.
     В Орукуне  Рейнбоу  умер  от  гриппа.  Шарк  стал  жить  среди  местных
аборигенов, которые хотя и считали его чужаком, но терпели его.


        "11"
        "ДЕТИ ОРУКУНА"

     Миссия Орукун окружена кокосовыми пальмами и деревьями, манго.  Длинная
пальмовая аллея ведет к главному зданию,  позади  которого  в  тени  высоких
деревьев манго расположено общежитие для детей.
     На открытой местности за миссией раскинулись посадки маниока и сладкого
картофеля {Маниок (Manihot utilissima) - одно из важнейших пищевых  растений
тропиков. Дает клубни весом до 5 кг с высоким содержанием крахмала.
     Сладкий картофель, или батат (Ipomaea batata), - растение со съедобными
клубнями.}. Там росли также бананы, а в саду напротив  здания  миссии  цвели
кустарники и деревья, названий которых я не знаю.
     На  территории  миссии  жили  в  среднем  триста  аборигенов,   но   их
численность менялась, так как они то приходили, то  уходили.  К  востоку  от
Орукуна в зарослях кочевали  племена,  которые  посещали  миссию  редко  или
никогда там не бывали. Они говорили на родном языке и жили, как когда-то  их
предки. Многие из аборигенов, осевших в миссии, с  трудом  могли  произнести
несколько английских слов. А те, которые умели говорить по-английски,  между
собой разговаривали на языке своего племени.
     Я вышел из комнаты с восходом  солнца.  Множество  ребятишек  подметало
пальмовыми ветвями участок вокруг общежития. Они аккуратно сгребали  опавшие
листья и плоды манго, сброшенные на землю летучими лисицами. Все были заняты
делом. Мальчики на длинных шестах тащили на кухню ведра  с  водой.  Стройные
девочки несли на голове ананасы, кувшины с водой, гроздья бананов или связки
щепок для очага. Их гордая  осанка  и  грациозная  походка  вызвали  у  меня
чувство восхищения, словно я смотрел на прекрасные произведения искусства.
     Поначалу тонкие ноги и руки аборигенов  кажутся  некрасивыми,  но  если
отказаться от предвзятых представлений  белого  человека  о  прекрасном,  то
ногам и  рукам  аборигенов  нельзя  отказать  в  своеобразной  красоте.  Они
гармонируют с окружающими стройными деревьями, с  длинными  резкими  тенями,
пересекающими узкие тропинки.
     Я продолжал смотреть на детей. На городской улице, среди  толпы  белых,
их тонкие руки  и  ноги  могли  бы  показаться  некрасивыми,  но  здесь  они
превосходно сочетались с окружающей природой.
     Закончив  уборку,  дети  выстроились  перед  амбулаторией  в   ожидании
ежедневной порции жира дюгоня. Есть предположение, что  жир  дюгоня  полезен
туберкулезным больным и может служить профилактическим средством.
     Туберкулез легких - бич австралийцев полуострова Кейп-Йорк.  Они  легко
заболевают, болезнь развивается быстро, и исход ее смертелен.
     Для борьбы  с  туберкулезом  в  Орукуне  Маккензи  распорядился,  чтобы
местные женщины, как и прежде, носили только набедренные повязки повсюду, за
исключением церкви. Дело в том,  что  во  многих  миссиях  миссионеры  стали
раздавать своим подопечным поношенную одежду, собранную благотворительницами
- членами  женских  клубов  южных  городов  Австралии.  В  результате  среди
аборигенов  катастрофически  участились   случаи   туберкулеза.   Располагая
одним-единственным платьем, женщина носит его и в хорошую погоду ив дождь. В
сезон дождей  намокшая  одежда  облегает  ее,  словно  панцирь,  способствуя
развитию туберкулеза.
     Теперь  в  Орукуне  число  больных  туберкулезом  уменьшается.  Местные
женщины отказались от бесформенной,  уродливой  одежды,  превращавшей  их  в
.карикатуру на белых сестер.
     Из   всех   представлений,   навязанных   аборигенам    непросвещенными
миссионерами,  представление,  будто  наготы  следует  стыдиться,  -   самое
отвратительное и вредное.
     Под влиянием  миссионеров  темнокожие,  прежде  не  осознававшие  своей
наготы, стали думать, что такая "откровенность" постыдна.
     Миссис Маккензи рассказала мне о своем путешествии на катере  вверх  по
реке. За рядами деревьев, растущих  по  берегу,  она  услышала  человеческую
речь. Она попыталась уговорить людей племени; населявшего эти  места,  выйти
из-за деревьев, но те, по-видимому, боялись. Наконец один из мужчин выступил
вперед. Осанка и выражение лица свидетельствовали о том, что это  был  вождь
племени. Но при виде его наготы одна из австралиек, живущих в миссии, велела
ему прикрыться. Мужчина остановился. Хотя он продолжал приветливо улыбаться,
он был уже не уверен в приеме, который ему окажут. Тут женщина  подбежала  к
нему и набросила на  него  одеяло.  Этот  покров  окончательно  лишил  вождя
чувства собственного достоинства. Из  гордого  аборигена  он  превратился  в
жалкого слугу белых.
     От наблюдения за детьми я перешел к наблюдению  за  взрослыми,  которым
выдавали из  двух  больших  котлов  ежедневную  порцию  риса.  Ожидая  своей
очереди,  они  наблюдали  за  мной,  обмениваясь  друг  с  другом   краткими
репликами, явно по моему адресу. Мой  взгляд  перебегал  с  одного  лица  на
другое. Всякий раз, когда наши глаза  встречались,  люди  улыбались,  кивали
головой или поднимали руки в знак приветствия.
     Позади стояла старая-престарая австралийка. Ее лицо могло бы оттолкнуть
человека,  лишенного  чувства  сострадания.  Время  покрыло   его   шишками,
складками и морщинами, но глаза у нее были ясные.  Она  держалась  за  конец
длинной палки.  Другой  конец  держал  мужчина  с  седой  бородой  и  седыми
волосами. У него было иссохшее  тело,  но  он  стоял  прямо,  высоко  подняв
голову, словно вглядываясь вдаль. Старик был слеп, и жена  водила  его,  как
это принято у аборигенов, с помощью длинной палки, протянутой  от  одного  к
другому.
     Старик и старуха получили свою порцию риса. Когда они отошли,  я  вдруг
вспомнил, что у меня есть табак. Я громко окликнул слепого, но ни он, ни его
жена не услышали. Стоявший рядом со  мной  абориген,  заметив,  что  я  хочу
привлечь внимание старика, что-то крикнул  ему  вслед.  Старик  и  его  жена
остановились и подождали, пока я не подойду к ним.
     - Не хотите ли табаку? - спросил я.
     Не поняв моих слов, старик повернулся  к  жене.  Та  перевела  ему  мои
слова. Старик заулыбался и протянул в мою сторону  исхудалую  руку.  Пока  я
клал на протянутую ладонь табак,  его  жена  приговаривала,  радостно  кивая
головой:
     - Спасибо, добрый человек! Спасибо, добрый человек!
     Стариков аборигенов отличает особая, трудно определимая черта. Они  как
бы наблюдают за нами, находясь по другую  сторону  глубокого,  непроходимого
ущелья, край, на котором они стоят, выше нашего. Даже  когда  старики  очень
приветливы, кажется, что они отделены от нас; по-видимому, им нравится такая
отчужденность.
     Мистер Сидней присоединился ко мне, и мы пошли по направлению к  школе.
В это время из калитки вышла старая австралийка. Сидней остановился и сделал
какое-то шутливое замечание. По-видимому, они привыкли шутить друг с другом.
Женщина явно обрадовалась, когда Сидней обратился к ней, и смотрела на  него
с улыбкой, словно предвкушая новые остроты.
     Позднее Сидней сказал мне, что  старуха  жила  на  острове  Морнингтон,
когда он был там  миссионером.  Островитяне  сражались  при  помощи  тяжелых
нулла-нулла (палиц). Многие мужчины  лишались  суставов  пальцев  на  руках,
раздробленных ударами палиц противника. Сражались не только  мужчины,  но  и
женщины.
     - Минни, не покажешь ли мистеру Маршаллу, как сражаются на  палицах?  -
обратился Сидней к старухе.
     Он взял две палки, протянул Минни одну и стал против нее, держа в руках
другую. Посмеиваясь, она повернулась к нему лицом и, выставив вперед  правую
ногу, перенесла тяжесть тела на левую. Она вытянула руки, зажав в них  палку
параллельно земле и тем самым поставив перед собой барьер. В  такой  позиции
она могла схватить палку любой рукой и орудовать ею.
     Минни все время переносила тяжесть своего тела с одной ноги на  другую,
то поднимая, то опуская палку, готовая в любую минуту нанести  удар.  Сидней
нацелился было ударить ее по голове, но Минни парировала  его  удар  палкой,
выбросив руки вверх, и отвела их назад. Он попытался ударить ее  справа,  но
она отклонила удар, пропустив палку, теперь уже зажатую в левой руке,  между
пальцами правой и повернув туловище влево так,  что  палка  легла  вдоль  ее
правого бока. За попыткой нанести удар слева последовали те же движения,  но
направленные  на  защиту  левого  бока.