Оба  они  казались
обеспокоенными и переговаривались взволнованными голосами. Все  происходящее
казалось мне нереальным, напоминая кадры из кинофильма о жизни туземцев.
     Я подошел ближе  к  четырем  раскрашенным  аборигенам,  которые  теперь
остановились. Старик, шедший рядом со мной, схватил меня за плечо. Я  понял,
что он беспокоится за мою жизнь.
     - Полетят копья, - жалобно сказал он. - Бывают ошибки - попадают  не  в
того, в кого метят. Отойдем! Может быть ошибка, если стоять близко.
     Я отошел было назад, но любопытство взяло верх над осторожностью,  и  я
снова приблизился, стараясь разглядеть  выражение  лиц  и  движения  четырех
разрисованных воинов.
     - Бывают ошибки, - с  огорчением  твердил  старик,  Молитвенно  вздымая
руки, словно снимая с себя ответственность за любую "ошибку". - Копье летит,
попадает не в того, в кого метят...
     Я опять отошел назад.
     - Я боюсь что-нибудь упустить, - объяснил я старику.
     - Бывают ошибки, - безнадежно повторил он.
     Стоило мне  сделать  шаг  вперед,  как  он  начинал  твердить:  "Бывают
ошибки".
     Четверо мужчин из  лагеря  Гарри  выстроились  в  пятидесяти  ярдах  от
раскрашенных  "агрессоров".  Высокий  стройный  абориген  с   гордым   видом
прохаживался перед  ними  мерным  шагом.  Он  все  время  что-то  говорил  и
сдержанно, с достоинством помахивал своими копьями, словно  эта  ссора  была
недостойна его участия.
     Четверо разрисованных воинов зорко следили за ним. Они  то  выкрикивали
что-то, принимая вызывающие позы, то  припадали  к  земле,  сведя  колени  и
расставив ступни. Хотя воины двигали плечами, раскачивались и подергивались,
их головы словно застыли от напряжения; они не отрывали глаз от "оратора"  и
вооруженных копьями мужчин позади него.
     Я подошел ближе.
     - Бывают ошибки, - мрачно сказал старик.
     На полпути между обеими группами, но несколько в стороне, стояла старая
женщина. Она во весь голос выкрикивала какие-то слова и  размахивала  худыми
руками сначала в направлении одной группы, потом другой.  Каждое  слово  она
подкрепляла жестом. Как я узнал позже,  это  была  старшая  из  четырех  жен
аборигена из лагеря Гарри; на самую молодую претендовал самый свирепый воин.
     Крики старухи сливались с более сдержанными речами "оратора", репликами
женщин и гортанными звуками, которые издавали четыре воина.
     Самый размалеванный из четырех -  возжелавший  чужую  жену  -  выступил
немного вперед; его спутники, отдыхая, воткнули наконечники копий  в  землю.
Он пригнулся к  земле,  соединив  колени,  и  закусил  маджинджи  стиснутыми
зубами.
     Должно быть, слова противника привели  его  в  ярость,  потому  что  он
ловким движением переложил копье из левой  руки  в  правую  наставил  его  в
копьеметалку.  Выбросив  вперед  левую  ногу,  он  балансировал  на  носках,
покачиваясь, как готовая к атаке змея.
     Казалось, бросок копья  неминуем.  Наступила  напряженная  тишина.  Все
застыли в ожидании. Но воин опустил копье и снова принял  позу  наблюдателя:
старуха продолжала кричать, а "оратор" - произносить свою величавую речь.
     Зачарованный выражением лица воина, требовавшего себе жену,  я  подошел
ближе.
     - Бывают ошибки, - причитал старик.
     Лицо воина исказилось, изо рта вырвалось свирепое рычание. Внезапно  он
пригнулся и вскинул" копье над головой, держась  за  оба  конца.  Он  слегка
согнул копье, как фехтовальщик, пробующий  рапиру,  потом  резким  движением
поднес его ко рту,  вцепился  в  него  зубами  и  стал  грызть.  Он  впал  в
неистовство. В уголках губ выступила пена,  он  вращал  глазами.  Сдавленные
звуки вырывались у него из горла.
     Толпа аборигенов стояла неподвижно, словно в ожидании чего-то ужасного.
Я весь дрожал.
     Воин взмахнул копьем. Казалось, оно  вот-вот  взовьется  в  воздух.  Не
отдавая себе отчета в своих действиях, я начал  дрожащими  пальцами  вертеть
самокрутку.
     - Дай и мне закурить, - жалобно попросил старик.
     Я машинально сунул ему  в  руку  свою  самокрутку.  Мое  внимание  было
приковано к неистовствующему воину.
     - Дай и мне закурить!
     Я сунул другую самокрутку в чью-то протянутую руку.
     - И мне!
     Я раздавал щепотки табака и курительную  бумагу,  не  отрывая  глаз  от
война, готового метнуть копье. Одни аборигены сворачивали самокрутки, другие
подступали ко мне с нетерпением во взгляде.
     Воин отвел назад копье, вытянув для равновесия левую руку. Он  еще  раз
судорожно передернул плечами и повернул свое искаженное лицо в мою сторону.
     Тут он увидел, что я раздаю табак. На его  лице  отразилось  удивление.
Несколько секунд он стоял, пораженный этим зрелищем, потом вытащил копье  из
копьеметалки и бросился ко мне,  протягивая  руку  и  улыбаясь  сквозь  слой
глины, покрывавший его лицо.
     Я наблюдал за его приближением с  отсутствующим  видом  человека,  едва
очнувшегося от сна, и  молча  протянул  ему  курительную  бумагу  и  немного
табаку. Но воин лишь беспомощно смотрел  на  табак,  и  я  сам  свернул  ему
самокрутку.
     Старуха оборвала свою тираду и застыла в драматической позе,  глядя  на
меня через плечо. Смекнув, в чем дело, она выпрямилась и направилась ко мне,
разыгрывая полное равнодушие.
     "Оратор" остановился, наблюдая за  мной  с  открытым  ртом.  Его  копья
опустились и уперлись наконечниками в землю.
     Наконец, ко мне  подошли  трое  спутников  грозного  воина.  Я  свернул
самокрутки для двоих. Третий держался позади:  он  чуть  отвернулся,  словно
стесняясь подойти.
     - Сигарету замечательному воину! - сказал я, подзывая его жестом.
     Он повернулся на одной ноге, опустив голову, словно говоря:  "Ну  ладно
уж, будет тебе!"
     Все-таки и он подошел взять курево.
     Первый воин положил сигарету за ухо и вернулся на исходную  позицию.  -
Старуха с удовольствием посмотрела на свою сигарету, сунула ее  в  волосы  и
тоже вернулась  на  свое  место.  "Оратор",  слишком  высоко  ценивший  свое
достоинство, чтобы бежать за куревом, ждал, пока одна из  жен  принесет  ему
свой трофей.
     Воин принялся  грызть  маджинджи,  чтобы  снова  прийти  в  ярость,  но
прежнего пыла в  нем  уже  не  было.  "Оратор"  повернулся  к  нему  спиной,
рассматривая принесенную женой сигарету.
     Воин был этим недоволен. Он вынул из-за уха  сигарету  и  посмотрел  на
нее. Вид сигареты подбодрил его. Он подпрыгнул с пронзительным криком. Но на
него никто не обращал внимания. Он решил уйти восвояси.
     Я понял, что расстроил драку.
     - Сегодня ошибки не будет, - сказал я старику.
     - Не будет, - ответил он. - Рядом со мной тебе не страшно, а?
     - Ты хорошо меня оберегал, - сказал я и дал ему еще одну сигарету.
     Я пошел в миссию с четырьмя раскрашенными "головорезами". Мы обменялись
несколькими словами; они говорили на своем языке, а я -  на  своем.  Тем  не
менее они улыбались. По-видимому, они не сердились на меня.
     Когда я расстался  с  ними  возле  миссии,  они  вдруг  вспомнили,  что
возвращаются с поля боя,  и  зашагали  гуськом,  гордо  выпрямившись.  Я  не
сомневался, что их возвращение произведет большое впечатление в лагере.


        "25"
        "ГАРРИ ИЗ МИЛИНГИМБИ"

     На следующий день я попросил Гарри объяснить мне  причину  вторжения  в
его лагерь четырех воинов.
     Объяснение было довольно сложным. Чтобы понять, в чем дело, требовалось
основательное знакомство с системой родства аборигенов. В результате общения
Гарри с этнографами его описание системы родства и обычаев  аборигенов  было
сложным для понимания. Любого белого  человека,  вооруженного  карандашом  и
бумагой, он считал специалистом-этнографом.
     Из его пространного введения я уяснил следующее.
     Аборигены восточной части Арнхемленда разделяются  на  две  половины  -
Иритжа и Дуа. Мужчины из одной половины женятся  на  женщинах  другой.  Дети
принадлежат к группе отца.
     Все члены двух половин состоят в родстве. Слова "отец" и "мать"  у  них
не имеют того значения, какое вкладываем в них мы. Ребенок может иметь много
отцов и много матерей. Брат отца тоже считается его отцом, а сестра матери -
матерью. Вот почему возможны случаи, когда "отец" или "мать" ребенка  моложе
его самого.
     Если родная мать умирает, одна из других "матерей"  принимает  на  себя
заботы о воспитании ребенка.
     Здесь  нет  брака  в  нашем  понимании  {У  австралийцев   существовали
различные способы  заключения  брака.  Чаще  всего  вопрос  о  браке  решали
родители и родственники жениха и невесты, а не они  сами.  Будущих  супругов
обычно обручали еще в детстве.  Иногда  юноша  я  девушка,  полюбившие  друг
друга, вопреки брачным правилам бежали от  надзора  родителей  и  самовольно
вступали в брак. Существовал также брак посредством похищения или  умыкания,
когда женщину уводили без ее согласия.}.  Абориген  приобретает  тещу  не  в
результате брака. Какая-нибудь женщина находится  с  ним  в  этой  категории
родства еще задолго до того, как  он  решил  обзавестись  женой.  Дочь  этой
женщины автоматически  должна  стать  его  женой.  Когда  девочка  достигает
необходимого  возраста,  ее  отдают  предназначенному  ей  мужу  без  всяких
церемоний. Кроме жены, приобретенной таким образом, мужчина  обязан  принять
всех жен своих братьев в случае смерти последних. В  Арнхемленде  не  бывает
вдов.
     Есть еще один "законный" способ приобрести жену. Это похищение.
     Я знал, что, после того как  аборигены  Милингимби  дали  мне  прозвище
"Гуравилла", меня  автоматически  отнесли  к  определенной  группе  племени.
Поэтому я спросил одного из австралийцев, которую из  женщин  я  имею  право
взять в жены.
     Мне указали девушку - по-моему, самую непривлекательную во всей миссии.
Глянув на нее, я понял, что похищение - незаменимый метод. Только так  можно
приобрести жену, которая тебе нравится. Будь я аборигеном, я  бы  стал  ярым
приверженцем этого метода.
     Из-за смерти братьев, а также благодаря приобретению тещи еще до  брака
у некоторых мужчин жен оказывается больше, чем нужно. Во всяком случае,  они
не в состоянии заботиться о таком количестве женщин.
     В Милингимби у одного мужчины оказалось восемь жен и ни одного ребенка.
Его "гарем" был предметом постоянного  соблазна  для  каждого  аборигена  из
зарослей, которому не хватало жен.
     Мужчина не всегда уверен, что женщина, которую он решил похитить, хочет
уйти от своего мужа. Тем не менее женщина, недовольная мужем, может  довести
до сведения другого мужчины, что она согласна бежать с ним.
     След ноги аборигена - его  роспись.  Любой  из  аборигенов  Милингимби,
взглянув на отпечаток ноги, оставленный мужчиной или женщиной, сразу  скажет
вам, чей это след. Таким образом, следы  ног  имеют  большое  значение.  Они
сообщают о местонахождении друзей или  о  поспешном  уходе,  рассказывают  о
возвращении охотников. При ходьбе аборигены, как правило, смотрят на  землю.
Они редко оставляют без внимания те сведения, которые дают следы.
     Увидев след мужчины,  к  которому  женщина  неравнодушна  и  с  которым
согласна бежать, она наступает на его след. Таким образом мужчина  узнает  о
ее готовности. Со своей стороны, женщина оставляет свой след, чтобы  мужчина
на него наступил и тем самым дал ей знать о своих намерениях.
     Согласно объяснению одного аборигена, девушка как бы говорит мужчине: я
оставлю свой след и уйду; ты должен наступить на него, тогда я вернусь.
     Один из четырех  воинов,  посетивших  лагерь  Гарри,  искал  жену.  Ему
приглянулась самая молодая из четырех жен пожилого мужчины. Вместе  с  тремя
своими братьями он начал кампанию угроз и оскорблений, включая  воинственные
вторжения в лагерь Гарри, свидетелем одного из которых я стал.
     Функции "оратора", который держал себя с таким достоинством и  произвел
на меня большое впечатление, Гарри объяснил следующим образом:
     - Он их отец. Они его слушаются. Он разукрашивает себя  перьями,  берет
копье. Он говорит этим молодым парням: "Зачем вы идете  к  другому  мужчине,
чтобы украсть у него жену? Вы не должны этого  делать.  Ничего  хорошего  из
этого не получится. Придется тебе обойтись женой, которую  тебе  обещала  ее
мать, когда девочка была еще  маленькая.  Стыдись!  Нехорошо  задевать  жену
другого мужчины".
     Гарри  рассматривал  поведение  молодых   аборигенов   как   проявление
современной тенденции неуважения к старым традициям и обычаям. Он сказал мне
с некоторым сожалением:
     - Раньше все были один народ. А теперь нет. Раньше мы знали, что  можно
делать нечего нельзя. Теперь нет. Теперь им ничего не стоит убить  человека.
Плохие люди нарушают наши обычаи.
     Неожиданно он добавил, следуя грустному ходу своих мыслей:
     - Когда я умру, моя жена, ее мать и все мои дети пойдут к моему  брату.
Если я умру, мой брат возьмет мою жену. Это его долг.
     Гарри родился на побережье залива Арнхем, к востоку от  Милингимби.  Он
принадлежал к половине Иритжа. Его тотемом был мангровый червь, обитающий  в
тине под мангровыми зарослями. Я попросил Гарри рассказать мне что-нибудь  о
своем детстве.
     - Его родичи никогда подолгу не задерживались на одном месте, сказал он
мне.
     - Если мы находили еду, мы останавливались.
     Они жили в шалашах из коры. Спали на  подстилках  из  коры,  положенных
прямо на землю. Иногда бывало очень холодно. Ночью в  сухое  время  года  он
заворачивался в кусок коры и ложился поближе  к  костру,  который  разводили
посередине шалаша.
     Не всегда удавалось поесть досыта.
     - Помню, иногда я был очень-очень голодный. Часто целый  день  и  целую
ночь мы ничего не ели.
     Вставали  они  рано.  Все  время  уходило  на  поиски  пищи.  Маленьким
мальчиком он ходил с матерью собирать ямс, корни водяных лилий и растений, а
когда подрос, стал ходить с отцом на охоту.
     Охотились  на  валляби  {Валляби  -  австралийский  горный   кенгуру.},
бандикутов {Бандикут - сумчатая крыса из семейства Peramelidae.}, опоссумов,
игуан  {Игуана  -  ящерица  семейства  игуановых.   Ее   мясо   используется
аборигенами в пищу, а  жир  -  как  кровоостанавливающее  средство.},  змей,
ящериц, крокодилов, гусей, уток; ловили угрей. Больше всего Гарри любил мясо
бандикутов, обжаренное в золе костра. Рассказывая об  этом,  он  улыбался  и
облизывал губы.
     Ели когда придется, когда находили что-либо съедобное или убивали дичь.
Делать запасы пищи не умели, поэтому все съедали сразу.
     Отец Гарри сделал ему маленькое деревянное копье.  Подкравшись  к  краю
болота, Гарри бросал его в стаи гусей, летавших низко над водой.
     В сухое время года еды было больше. Можно было переходить  с  места  на
место и поджигать траву, чтобы выкурить из нее змей и ящериц. В сезон дождей
передвигались мало.
     - Во время дождей приходилось туго. Совсем плохо было.  Начнется  сухая
погода - все хорошо. Найдешь яйца крокодила -  очень  хорошая  еда.  Найдешь
крокодила в яме, убьешь его копьем.
     Копьями пользовались также при охоте на эму.
     Большим лакомством был мед диких пчел.
     - Потрясешь дерево. Слышишь жу-жу-жу. Мы всегда очень радовались меду.
     Гарри помнил малайцев из Макасара, помнил, как белый  человек  приказал
двум малайским прау отчалить от берега близ острова Элко.
     По словам Гарри, белого человека звали Серей. Очевидно, он имел в  виду
Альфреда Сирси - таможенного чиновника из Дарвина, который написал две книги
о своем пребывании на севере Австралии.  Сирси  приходилось  сталкиваться  с
малайцами, торговавшими вдоль побережья Арнхемленда.
     Бурно  жестикулируя,  Гарри  описал  первую  встречу  своих  родичей  с
малайцами:
     - Я был тогда совсем маленький. Я родился до того, как первые  люди  из
Макасара пришли в наши места. Они сошли на  берег.  Наши  люди  не  понимали
языка макасарцев. Один из макасарцев сказал Старым  Людям  на  своем  языке:
"Идите сюда!"
     Гарри показал, как этот человек поманил их рукой и как он курил трубку.
     - Народ моего отца был вооружен копьями. Они подошли ближе, рассмотрели
дымящуюся трубу. Им понравился запах. Наши люди  хотели  съесть  трубку,  но
макасарец, сказал: "Не надо". Потом дал им рисовую лепешку. Сам он тоже взял
лепешку.
     Гарри облизнулся и стал энергично жевать, подражая малайцу.
     - Они поели. Двое, трое поели. Другие тоже. Им  понравилось.  Потом  им
захотелось табаку. Макасарец дал им табаку. Они понюхали  и  выбросили  его.
Один старик с острова Элко взял у макасарца длинную  трубку  и  закурил.  Он
стал пьяный.
     Гарри зашатался и закатил глаза.
     - Два его брата увидели это и разозлились на макасарца. Но  в  тот  раз
все обошлось. Драки не было. Братья ушли, оставили старика,  опьяневшего  от
табачного дыма. Наступил день. Братья вернулись, привели много воинов. Стали
искать макасарца, стали искать старика, а  те  уехали  в  лодке.  Тогда  они
решили, что макасарец убил старика, и ушли. А макасарцы отпустили старика на
берег. На корабле его накормили, дали ему табака.
     Однажды макасарцы сошли на  берег  и  заговорили  с  братьями  старика.
Братья еще не зналиг что старик вернулся.
     Макасарцы хотели ловить  в  этомхместе  трепангов,  но  братья  старика
решили драться. Они стали бросать в макасарцев копья. Они не знали,  что  со
стариком обращались хорошо. Было убито много макасарцев. Три мальчика  взяли
пустую лодку макасарцев. Лодка шла быстро, и мальчики  не  могли  вернуться.
Ветер унес их, они высадились на далеком острове. Когда  корабль  макасарцев
отплыл, макасарцы нашли трех мальчиков  на  острове,  взяли  их  с  собой  в
Макасар. Когда макасарцы приехали во второй раз, они привезли двух мальчиков
назад,. Третий остался в Макасаре, женился  на  местной  женщине.  Макасарцы
объяснили, что приехали за трепангами.
     Старик сказал своим братьям, что макасарцы - хорошие люди.
     Потом мы научились понимать их язык... Все  это  случилось  на  острове
Элко, когда я был маленький.
     - А как выглядели корабли, приходившие из Макасара? - спросил я.
     - У них квадратные паруса.
     - Должно быть, макасарцы - хорошие моряки?
     - Очень хорошие, - подтвердил Гарри. - Иногда они брали в матросы наших
мужчин. Мой брат - он уже умер - был в стране макасарцев. Они хорошие  люди,
не то что японцы.
     - Это правда, что японцы жестоко обращались с вашим народом?
     - Когда японцы пришли в первый раз, они  ничего  не  требовали,  только
женщин. Три люгера приплыли туда, где был я. Я ловил трепангов.  Мы  подошли
близко к японскому люгеру.
     Гарри заговорил хриплым шепотом, подражая интонациям японцев:  "Приведи
нам женщин. Мы дадим тебе муки, табака. Приведи нам женщин"...
     Гарри сказал мне, что позднее  аборигены  с  побережья  залива  Каледон
убили этих японцев.


        "26"
        "ГАРРИ У СЕБЯ ДОМА"

     Вечером я сидел в здании миссии, записывая по памяти рассказ Гарри.
     К потемневшим балкам потолка поднимался дым от тлевших хвойных  опилок.
Вокруг висячей лампы вился целый рой насекомых.
     У меня не было настроения работать, и я решил навестить Гарри. Когда  я
проходил под лампой, на меня обрушился град насекомых.  Я  прорвался  сквозь
этот град и остановился подальше от лампы, чтобы стряхнуть их с лица, головы
и одежды.
     Стоя на верхней площадке лестницы, я глядел на море, над которым взошла
полная луна. На песке у моря играли ребятишки. Они прыгали  и  танцевали.  В
лунном свете они напоминали сказочные существа из царства теней.
     Луна притягивает темнокожих детей так же, как белых детей - солнце.  Во
время полнолуния они бродят по ночам стайками или затевают веселые игры. Эти
игры  при  лунном  свете  похожи  на  танцы  и  сопровождаются   мелодичными
выкриками.
     Взрослые тоже не находят себе места во время полнолуния. Они бродят  по
ночам, молчаливые, словно тени; может быть, они погружаются в мысли, кото