ал
страусовые  яйца,  висевшие  на  стене  в  углу  подобно  гроздьям  каких-то
гигантских плодов. На каждом яйце было грубо намалевано фантастическое море,
по которому,  вздымая  волны,  плыли  на  всех  парусах  суда.  Рисунки  эти
отличались  полным  отсутствием  перспективы,  искупавшимся   разве   только
точностью и обилием  технических  деталей.  На  каминной  полке  стояли  две
большие раковины (явно парные) с затейливой резьбой,  сделанной  терпеливыми
руками новокаледонских каторжников. Между ними  красовалось  чучело  райской
птицы. Великолепные раковины южных морей были расставлены в комнате повсюду.
Из  раковин  моллюсков  в  стеклянных  ящиках  выглядывали  тонкие   веточки
кораллов. Были тут дротики из Южной Африки, каменные топоры с Новой  Гвинеи,
большущие табачные кисеты с Аляски, на которых  были  вышиты  бусами  тотемы
племен, австралийский  бумеранг,  модели  различных  судов  под  стеклянными
колпаками,  чаша  каннибалов  "Кай-кай"  с  Маркизских  островов  и  хрупкие
шкатулочки Вест-Индии и Китая с инкрустациями из  перламутра  и  драгоценных
сортов дерева.
     Я смотрел на эти трофеи, привезенные домой моряками, но думал не о них,
а о загадочной Маргарет Хэнен, которая "вогнала в гроб" мужа  и  от  которой
отвернулась вся ее семья. Она не пьет.  В  чем  же  тут  дело?  Может  быть,
причиной этому какая-нибудь ужасающая  жестокость?  Или  неслыханная  измена
мужу? Или страшное преступление - из тех, что в старые времена  случались  в
деревнях?
     Я  высказал  вслух  свои  догадки,  но  миссис  Росс  на   все   только
отрицательно качала головой.
     - Нет, ничего подобного, - сказала она. - Маргарет была примерной женой
и доброй матерью, и я уверена, что она во всю свою жизнь  мухи  не  обидела.
Она и детей воспитала в страхе Божьем и всех вывела в люди. Беда в том,  что
она свихнулась, стала настоящей идиоткой.
     И миссис Росс выразительно постучала пальцем  по  лбу,  чтобы  наглядно
показать, что у Маргарет голова не в порядке.
     - Но я разговаривал нею сегодня, и, по-моему, она  разумная  женщина  и
удивительно бодра для своих лет.
     - Да, все это верно, - спокойно подтвердила миссис Росс. - Я не про это
говорю, а про ее неслыханное, безбожное упрямство.  Такой  упрямой  женщины,
как Маргарет, во всем свете не сыщете. И все из-за имени Сэмюэл.  Так  звали
ее младшего и, говорят, самого любимого брата - того, что  наложил  на  себя
руки из-за ошибки пастора, потому что пастор не  зарегистрировал  в  Дублине
нашу новую церковь. Кажется, ясно было, что имя Сэмюэл -  несчастливое.  Так
нет же, Маргарет не хотела с этим согласиться. Сколько было  разговоров  еще
тогда, когда она окрестила Сэмюэлом своего первого ребенка, того,  что  умер
от крупа! И можете себе представить - после этого она  взяла  да  и  назвала
следующего сына тоже Сэмюэлом! Этот второй прожил только три года -  упал  в
котел с кипятком и сварился  насмерть,  а  все  ведь  из-за  ее  проклятого,
дурацкого упрямства! Непременно ей надо было иметь Сэмюэла. Вот и  схоронила
четверых сыновей! После смерти первого мальчика родная мать в  ногах  у  нее
валялась, просила, заклинала ее не называть следующего этим  именем.  Но  ее
никак нельзя было уломать. Маргарет Хэнен  всегда  ставила  на  своем,  а  в
особенности когда дело касалось имени Сэмюэл.
     Она была просто помешана на этом имени. Ведь когда крестили ее  второго
мальчика - того, что потом сварился, то все соседи и родня, все, кроме  тех,
кто жил в доме, встали и ушли, ушли  в  ту  самую  минуту,  когда  священник
спросил у нее, какое имя дать ребенку, а она ответила:
     "Сэмюэл". Да, все встали и ушли. А тетка Фанни, сестра  ее  матери,  на
пороге обернулась и сказала громко, так, что все слышали: "И зачем она хочет
загубить младенца?" Священник тоже слышал, и ему стало неприятно  (он  потом
говорил это моему, Лерри), но что поделаешь, раз так хотела мать? Нет такого
закона, который запрещал бы матери назвать своего ребенка, как ей хочется.
     А третьего сына она разве не назвала Сэмюэл? А когда он  погиб  в  море
около мыса Доброй Надежды, разве она не пошла против  природы  и  не  родила
четвертого? Вы подумайте, ей было сорок семь лет, и в  сорок  семь  лет  она
родила! В сорок семь лет! Срам, да и только!
     На другое утро я уже от Клары услышал рассказ о смерти  любимого  брата
Маргарет Хэнен. И в течение недели, расспрашивая  то  того,  то  другого,  я
постепенно узнал эту трагическую историю.
     Сэмюэл Данди был самым младшим  из  четырех  братьев  Маргарет,  и,  по
словам Клары, Маргарет души в нем не  чаяла.  Он  был  шкипером  каботажного
парусника и перед уходом в плавание женился  на  Агнес  Хьюит.  По  описанию
Клары, Агнес была маленькая женщина с тонким личиком, очень хрупкая, нервная
и болезненно впечатлительная.  Они  с  Сэмюэлом  первые  венчались  в  новой
церкви, и после двухнедельного медового месяца Сэмюэл, поцеловав жену,  ушел
в море на большом четырехмачтовом барке "Лохбэнк".
     Из-за этой самой новой церкви и  вышла  ошибка  у  пастора.  Как  потом
объяснял один из  старост,  виноват  был  не  только  он,  но  и  Кафлинская
пресвитерия, в которую входили все пятнадцать церквей на острове Мак-Гилл  и
материке. Дело было так: старая церковь совсем развалилась, и ее  снесли,  а
на том же фундаменте построили новую. Ни священник, ни пресвитерия никак  не
могли предположить, что новая церковь с  точки  зрения  закона  представляет
собой нечто другое, чем старая.
     - И в первую же неделю в  новой  церкви  были  обвенчаны  три  пары,  -
рассказывала Клара. - Первыми - Сэмюэл Данди и Агнес Хьюит, на  другой  день
после них - Альберт Махан с Минни Дункан, а в конце недели - Эдци Трои с Фло
Мэкинтош. Молодые мужья были моряки, и не прошло и двух месяцев, как они все
трое вернулись на свои суда и ушли в плавание, и никто из них не подозревал,
в какую беду они попали.
     Должно быть, сам дьявол устроил себе из этого потеху. Все  складывалось
как назло. Свадьбы были отпразднованы на первой неделе мая, и  только  через
три месяца священник, как полагается, представил дублинским властям отчет за
четверть  года.  В  ответ  немедленно  пришло  извещение,  что  церковь  его
незаконная, так как она не зарегистрирована  законным  порядком.  Ее  спешно
зарегистрировали, и дело уладилось. Но не так легко  было  узаконить  браки:
все три мужа были в плавании. Одним словом, выходило, что их жены - им вовсе
не жены.
     - Но пастор не хотел их пугать, - продолжала Клара. ~ Он хранил  все  в
секрете и выжидал, пока моряки вернутся из плавания. И  вот,  как  на  грех,
когда он уехал на дальний конец острова крестить, неожиданно вернулся  домой
Альберт Махан, - его судно только что прибыло в  Дублин.  Пастор  узнал  эту
новость в девять часов вечера, когда был уже в халате и  ночных  туфлях.  Он
сразу велел оседлать лошадь и вихрем помчался к Альберту Махану. Альберт как
раз ложился спать и стащил уже один сапог, а тут входит пастор.
     - Едемте со мною оба! - говорит пастор, еле переводя дух.
     - Это еще зачем? Я устал до смерти и хочу спать, - отвечает Альберт.
     - Вам надо законно обвенчаться, - объясняет пастор.  Альберт  посмотрел
на него, нахмурился и говорит:
     - Что это вы, пастор, шутить вздумали? А про себя (я  не  раз  слыхала,
как  Альберт  это  рассказывал)  удивляется:  неужто  пастор  в   его   годы
пристрастился к виски?
     - Разве мы не венчаны? - спрашивает Минни.
     Пастор покачал головой.
     - Так, значит, я не миссис Махан?
     - Нет, - отвечает пастор, - вы не миссис Махан. Вы  всего-навсего  мисс
Дункан,
     - Да вы же сами нас обвенчали!
     - И да и нет, - говорит пастор.
     И тут он им все рассказал. Альберт надел второй сапог, и они  пошли  за
пастором и обвенчались законным порядком, как полагается,  и  Альберт  Махан
потом часто говаривал: "Не каждому ма  нашем  острове  доводилось  венчаться
дважды".
     Через полгода  вернулся  домой  и  Эдди  Трои,  и  его  тоже  обвенчали
вторично. Но Сэмюэл Данди отправился в плавание на три года, и его судно  не
вернулось в срок. К тому же Агнес ждала его не одна, а с двухлетним сыном на
руках, и это еще больше осложняло дело. Шли месяцы, и  жена  Сэмюэла  просто
чахла от тревоги.
     - Не о себе я думаю, - говорила она  не  раз,  -  а  о  бедном  малыше,
который растет без отца. Если с Сэмюэлом что случится, что будет с ребенком?
     Компания Дойд занесла "Лохбэик" в список судов, пропавших без вести,  и
владельцы перестали выплачивать жене  Сэмюэла  половину  его  жалованья.  Но
Агнес больше всего мучило то, что  сын  ее  оказался  незаконнорожденным.  И
когда на возвращение Сэмюэла уже не оставалось никакой надежды, Агнес вместе
с ребенком утопилась в заливе.
     Дальше эта история становится еще трагичнее, "Лохбэнк" вовсе не  погиб.
Из-за ряда всяких бедствий и нескончаемых задержек в пути, о которых слишком
долго  рассказывать,   судну   пришлось   проделать   такой   длительный   и
непредвиденный рейс, какой случается раз или два в столетие.  То-то,  должно
быть, тешился дьявол*
     В конце концов Сэмюэл вернулся  из  плавания,  и,  когда  ему  сообщили
страшную весть, у него словно что-то оборвалось в голове и сердце. На другое
утра его нашли на могиле жены и ребенка, где он наложил на себя руки. С  тех
пор как стоит остров Мак-Гилл, никто так страшно  не  умирал  здесь!  Сэмюэл
плевал  в  лицо  священнику,  осыпал  его  ругательствами   и   так   ужасно
богохульствовал перед смертью, что у тех, кто ходил за ним, тряслись руки, и
они боялись взглянуть на него.
     И после всего этого Маргарет Хэнен назвала своего первенца Сэмюэлом1
     Чем объяснить, упрямство этой женщины? Или это  было  не  упрямство,  а
одержимость навязчивой идеей, желание, чтобы один из ее  сыновей  непременно
носил имя Сэмюэл?
     Третий ребенок была девочка, и ее  назвали  именем  матери.  Четвертый-
опять мальчик. Несмотря на постигшие ее удары судьбы, несмотря на то, что от
нее отшатнулись все родные и знакомые, Маргарет упорствовала в своем решении
дать и этому ребенку имя любимого  брата.  С  ней  перестали  здороваться  в
церкви даже друзья детства, с которыми она  росла,  вместе.  Мать  Маргарет,
после новых тщетных уговоров, покинула ее дом, объявив,  что,  если  ребенка
назовут этим именем,- она до  конца  жизни  не  будет  говорить  с  дочерью.
Старуха прожила после этого еще тридцать с лишним лет т сдержала слово.
     Пастор соглашался окрестить ребенка любым именем, только не  Сэмиээлом,
и все остальные священники на острове тоже отказывались назвать его так, как
хотела мать. Маргарет сначала грозила, что подаст на них в суд, но  в  конце
концов повезла малыша в Белфаст, и там его окрестили Сэмюэлом.
     И ничего худого не случилось. Вопреки ожиданиям всего острова,  ребенок
рос и хорошо развивался. Школьный учитель постоянно твердил веем, что он  не
видывал мальчика смышленее и способнее. У Сэмюэла был  замечательно  крепкий
организм и огромная жизненная энергия. К удивлению всех,  он  не  хворал  ни
одной из обычных детских болезней: ни корью, ни коклюшем, ни свинкой. Он был
словно забронирован от микробов, абсолютно невосприимчив ко  всем  болезням.
Он не знал, что такое головная боль или боль в ухе. "Хоть бы  у  него  когда
прыщик или чирей вскочил!" - говорил мне кто-то из стариков. В школе  Сэмюэл
побивал рекорды в учении и спорте и опередил всех мальчиков своего возраста.
     Маргарет Хэнен торжествовала. Этот чудо-мальчик  был  ее  сын  и  носил
дорогое ей имя! Все друзья и родные, кроме матери, вернулись к ней,  признав
свою ошибку. Правда, были  такие  старые  карги,  которые  упорно  держались
прежнего мнения и, зловеще покачивая головами, за  чашкой  чая  шептались  о
том, что мальчик слишком хорош и, значит, недолговечен, что ему не  уйти  от
проклятия, которое навлекла на него бессовестная  мать,  дав  ему  это  имя.
Молодежь вместе с Маргарет  высмеивала  их,  но  старухи  продолжали  качать
головами.
     У Маргарет родились еще дети. Пятым был мальчик, она назвала его Джэми,
а за ним, одна за другой, родились три девочки - Элис, Сара  и  Нора,  потом
сын Тимоти и снова две дочки - Флоренс и Кэти.  Кэти  была  одиннадцатой  по
счету и последней: в тридцать пять лет Маргарет Хэнен почила от трудов.  Она
и так уж постаралась для  острова  Мак-Гилл  и  королевы:  вырастила  девять
здоровых детей. С ними все было благополучно.  Казалось,  что  смертью  двух
первых сыновей кончились все ее злоключения. Девять остальных выжили, и один
из них носил имя Сэмюэл.
     Джэми решил стать моряком, - впрочем, решение  это  было  до  некоторой
степени вынужденное, ибо на острове Мак-Гилл так уж принято,  чтобы  старшие
сыновья оставались дома и владели землей, а младшие  отправлялись  бороздить
моря. Тимоти последовал примеру брата, и  к  тому  времени,  когда  Джэми  в
первый раз принял  командование  торговым  судном,  отплывшим  из  Кардиффа,
Тимоти уже был помощником капитана на большом паруснике.
     Сэмюэл остался дома, но он не имел ни малейшей склонности  к  сельскому
хозяйству. Жизнь фермера ему не нравилась. Братья его стали моряками  не  из
любви к морю, а потому, что для них это был единственный  способ  прокормить
себя. Он же, которому в этом не было надобности,  завидовал  братьям,  когда
те, возвратясь из дальнего плавания и сидя на кухне  у  очага,  рассказывали
всякие чудеса о заморских странах.
     Сэмюэл, к великбму разочарованию отца, стал  учителем  и  даже  получил
аттестат в Белфасте, куда ездил сдавать экзамены. Когда старый учитель  ушел
в отставку, Сэмюэл занял  его  место.  Но  он  тайком  изучал  навигацию,  и
Маргарет очень любила слушать, как ее старший сын, сидя с братьями  у  огня,
побивал их в теоретических вопросах, несмотря на то, что они  оба  уже  были
капитанами. Когда  Сэмюэл,  школьный  учитель,  сын  почтенных  родителей  и
наследник фермы Хэнен, неожиданно отправился в  плавание  простым  матросом,
негодовал только один Том. Маргарет твердо верила в счастливую звезду сына и
была убеждена, что все, что бы он ни делал,  -  к  лучшему.  В  самом  деле,
Сэмюэл и тут проявил свои замечательные способности. Моряки не помнят такого
быстрого повышения. Он не пробыл и двух лет матросом, как его забрали с бака
и назначили штурманом. Было это во время  стоянки  в  одном  из  тех  портов
Западного побережья, где свирепствует лихорадка, - и экзаменовавшая  Сэмюэла
комиссия шкиперов убедилась, что он знает больше, чем когда-либо знали  они.
Прошло еще два года, и он отплыл из Ливерпуля  на  судне  "Стэрри  Грэйс"  с
дипломом капитана дальнего плавания в кармане. Но тут свершилось то,  о  чем
все годы каркали старухи.
     Мне  рассказывал  об  этом  Гэвин  Мак-Нэб,  тоже  уроженец  Мак-Гилла,
служивший тогда боцманом на "Стэрри Грэйс".
     - Да, я очень хорошо все помню,  -  говорил  он.  -  Мы  шли,  как  нам
полагалось по рейсу, на восток, и погода вдруг  сильно  испортилась.  Сэмюэл
Хэнен был отличный моряк, другого такого моряка свет не знал. Как сейчас его
вижу, когда он стоял на вахте в то последнее утро и громадные волны бушевали
за кормой; а он один смотрел, как "Стэрри Грэйс" выдерживает их удары, - наш
капитан уже несколько дней пьянствовал внизу в каюте.  В  семь  часов  Хэнен
поставил шхуну по ветру, не рискуя  больше  идти  вперед  в  такой  страшный
шторм. В восемь он позавтракал и ушел к себе в каюту,  а  через  полчаса  на
мостик вылез капитан. Глаза мутные, трясется весь и держится за перила. Буря
была страшная, можете мне поверить, кругом света  Божьего  не  видно,  а  он
стоит и только глазами хлопает да сам с  собой  разговаривает.  Наконец  как
крикнет рулевому: "Отойди назад!"  Младший  помощник,  который  стоял  около
него, так и ахнул: "Господи помилуй, что  это  вы!"  Но  капитан  наш  и  не
взглянул на него, а все что-то бурчит и бурчит себе  под  нос.  Потом  вдруг
выпрямился, приосанился и опять крикнул: "Меняй галс, кому я  говорю!  Оглох
ты, что ли, черт тебя побери!"
     Недаром говорят, что пьяным  везет,  -  ведь  "Стэрри  Грэйс"  шла,  не
зачерпнув и ведра воды, при таком-то шторме! Это был не ветер,  а  настоящее
наказание Господне. Второй помощник выкрикивал распоряжения, и  все  матросы
носились как сумасшедшие. А капитан кивнул головой и, довольный,  ушел  вниз
допивать виски. Это было все равно что послать на верную смерть  всех  людей
на судне, потому что даже самый большой  корабль  не  может  плыть  в  такую
погоду. Да какое там плыть! И вообразить себе нельзя, что творилось на море,
в жизни не видел ничего подобного! А я ведь  сорок  лет  плаваю,  начал  еще
мальчишкой. Ужас, что было!
     Помощник капитана стоял бледный,  как  смерть.  Он  пробыл  на  мостике
полчаса, потом не выдержал, сошел вниз и позвал на помощь Сэмюэла и третьего
помощника. Да, уж на что хороший моряк был Сэмюэл, а тут и он спасовал.  Все
смотрел и раскидывал умом так и этак, но не  знал,  что  делать.  Остановить
судно он не решался, потому что, пока будешь останавливать, с него снесет  и
команду и все остальное. Ничего больше не оставалось, как идти дальше.  Если
бы  буря  усилилась,  нас  все  равно  ждала   смерть.   Рано   или   поздно
разбушевавшиеся волны непременно смыли бы нас всех с кормы в море.
     Я вам сказал, что это был не шторм, а чистое  наказание  Господне.  Где
там! Не Бог, а сам дьявол, должно быть, наслал его! Я на  своем  веку  видал
виды, но такое не дай Бог еще пережить! Внизу, в кубрике, никто  не  рискнул
остаться. На палубах тоже не было ни  единой  души.  Матросы  все  толпились
наверху, цеплялись за что придется. Все три помощника  были  на  корме,  два
человека - у штурвала, и только этот  пьяница-капитан,  нализавшись,  храпел
внизу, в каюте.
     И вдруг я вижу, что примерно в миле от нас поднимается волна выше  всех
других, как остров из моря. Я таких в жизни не видал. Три  помощника  стояли
рядом и тоже смотрели, как она надвигается, и все мы молили Бога, чтобы  она
прошла мимо и не обрушилась на нас. Но молитва не помогла. Волна встала, как
гора, захлестнула корму и закрыла нам небо. Три помощника кинулись в  разные
стороны: второй и третий побежали к винтам  и  полезли  на  бизань-мачту,  а
Хэнен бросился помогать штурвальным. Он был  храбрый  человек,  этот  Сэмюэл
Хэнен! Пошел навстречу такой волне, не думая о себе, думая только о спасении
судна. Оба матроса были привязаны к штурвалу, но Сэмюэл хотел быть наготове,
на случай, если кто из них погибнет и нужно будет его заменить. И вот в этот
миг волна и обрушилась на судно. С мостика нам не видно было кормы,  на  нее
хлынула тысяча тонн воды. Волна смыла всех, всех унесла -  двух  помощников,
забравшихся  на  бизань,  Сэмюэла  Хэнена,  бежавшего  к   штурвалу,   обоих
штурвальных, да и самый штурвал тоже. Так мы их больше и  не  видели.  Судно
вышло из ветра и потеряло управление. Двоих из нас смыло с мостика в море, а
нашего плотника мы нашли потом на корме, у него не осталось ни  одной  целой
косточки, и тело превратилось в какой-то кисель...
     Тут-то и начинается самое необычайное во  всей  этой  истории  -  чудо,
свидетельствующее о героической душе Маргарет. Этой женщине было сорок  семь
лет, когда пришла весть о гибели Сэмюэла. Через  некоторое  время  по  всему
острову пошли невероятные слухи.  Да"  поистине  невероятные!  Никто  им  не
верил. Доктор Холл пренебрежительно фыркал и отмахивался от  такого  вздора.
Все смеялись, как смеются забавной шутке. Выяснилось, что  слух  исходит  от
Сары Дэк, единственной служанки Хэненов. Сара Дэк уверяла, что  это  правда,
но ее  называли  бессовестной  лгуньей.  Кое-кто  из  соседей  даже  решился
спросить об этом самого Тома Хэнена, но от него ничего не  добились.  Том  в
ответ только хмурился и бранился.
     Молва заглохла, и  Мак-Гилл  уже  занялся  было  обсуждением  гибели  в
Китайс