рошлого.  Он  поднял
голову и прислушался. Мак-Тригер  стоял  на  берегу,  освещенный  багровым
пламенем костра, глядел во  тьму  и  тоже  прислушивался.  Издалека  снова
послышался тот же голос - одинокий горестный вой Серой Волчицы.
   Казан заскулил и с трудом поднялся на ноги. Сэнди схватился за  дубинку
и подскочил к нему.
   - Лежать, негодяй! - рявкнул он.
   Дубинка  опять  начала  подниматься  и  опускаться   со   стремительной
быстротой. Мак-Тригер вернулся к огню, тяжело дыша, и швырнул  дубинку  на
землю, около приготовленной на ночь постели.
   - Ничего, я его обломаю, - сказал он посмеиваясь. -  А  нет,  так  убью
своими руками.
   Несколько раз в эту ночь до Казана долетал зов Серой Волчицы.  В  ответ
он, опасаясь новых побоев, только тихо скулил.  Он  неотрывно  смотрел  на
огонь, пока не погас последний уголек, потом осторожно выполз из-за своего
бревна. Он попытался встать на ноги, но всякий раз снова валился на землю.
Кости были целы, но боль в лапах  мучила  его  невыносимо.  Всю  ночь  его
бросало то в жар, то в озноб, ему мучительно хотелось пить.
   На рассвете Сэнди вылез из-под одеяла и дал Казану воды  и  мяса.  Воду
Казан выпил, но до мяса не дотронулся.  Сэнди  с  удовлетворением  отметил
происшедшую в нем перемену. Когда взошло  солнце,  Сэнди  уже  покончил  с
завтраком и был готов к отплытию. Теперь  он  уже  без  опаски  подошел  к
Казану. Отвязав веревку от  бревна,  он  поволок  собаку  к  лодке.  Казан
прильнул к песку, пока его новый повелитель закреплял кожаную  веревку  на
корме лодки. Сэнди ухмылялся, радуясь предстоящей забаве. Он умел укрощать
собак, он великолепно научился этому еще на Юконе.
   Оттолкнув лодку от берега, Сэнди прыгнул в нее и, упираясь веслом, стал
тащить Казана к воде. Через несколько секунд Казан уже стоял, зарыв лапы в
мокрый песок у самого края воды. На один миг Сэнди дал  веревке  повиснуть
свободно, потом неожиданно сильно рванул, и Казан очутился в  воде.  Сэнди
тут же вывел лодку на  середину  реки  и  направил  ее  вниз  по  течению,
вдобавок работая веслом, чтобы  веревка  туже  стянулась  вокруг  шеи  его
жертвы.
   Несмотря на слабость и боль, Казан вынужден был  плыть,  чтобы  держать
голову над водой. Потоки воды за кормой и  все  учащающиеся  взмахи  весла
делали передвижение Казана сплошной пыткой.  Иногда  его  лохматую  голову
совсем затягивало под воду. Силы  Казана  иссякали  с  каждым  мгновением.
Продержавшись с четверть мили, он начал тонуть. Только тут Сэнди  подтянул
веревку и втащил его в лодку. Совершенно  обессиленный,  еле  дыша.  Казан
повалился на днище. Сэнди применил беспощадный прием и добился чего хотел.
У Казана больше не было  желания  драться,  он  уже  не  боролся  за  свою
свободу. Он понял, что этот человек стал его хозяином, и дух его смирился.
Теперь Казану хотелось только, чтобы ему позволили лежать  на  дне  лодки,
подальше от дубинки и воды. Дубинка валялась между ним и  хозяином,  конец
ее находился в двух футах от носа Казана.
   Пять дней и пять ночей длилось это путешествие вниз по реке. Мак-Тригер
продолжал "воспитывать" Казана. Он еще трижды избивал его дубинкой и  один
раз прибегнул к испытанию в воде.  На  утро  шестого  дня  они  прибыли  в
Ред-Голд-Сити, и Мак-Тригер разбил палатку возле самой реки.  Он  раздобыл
где-то цепь и привязал Казана позади палатки. Потом снял с него намордник.
   - В наморднике много не наешь, - сказал он своему узнику. - А мне надо,
чтобы ты снова стал сильным и злым, как черт. Ты способен на многое. Я тут
одну штуку придумал. Мне это не впервой, попробуем и здесь набить карманы.
Волк и собака - черт подери, ведь неплохо придумано!
   Два раза в день Сэнди носил Казану свежего  сырого  мяса.  Очень  скоро
силы и мужество Казана вернулись. Боль  прошла,  раны  зажили.  И  уже  на
четвертый день он стал встречать Сэнди угрожающим рычанием. Но  Мак-Тригер
теперь не бил его. Он не давал Казану ни рыбы, ни отрубей,  а  кормил  его
одним сырым мясом. Он ездил за пять миль по реке, чтобы достать для Казана
внутренности только что убитого лося.
   Однажды Сэнди привел с собой какого-то человека,  и,  когда  незнакомец
сделал неосторожный шаг к Казану, тот неожиданно кинулся на него.  Человек
в страхе отскочил, отчаянно ругаясь.
   - Подойдет, - буркнул он. - Он полегче моего дога фунтов на десять,  на
пятнадцать. Но зубы у него вон какие, да и  проворства  ему  не  занимать.
Хорошо подерется, прежде чем дог одолеет его.
   - Держу пари на четвертую часть моей доли, что тот его  не  одолеет,  -
предложил Сэнди.
   - Ну что ж, по рукам, - согласился другой. -  Когда  же  он  драться-то
сможет?
   Сэнди поразмыслил с минуту.
   - Пожалуй, еще недельку надо подождать, - сказал он. -  Пускай  наберет
свой вес. Давай ровно через неделю, во вторник. Ну, Харкер, идет?
   Харкер кивнул.
   - В следующий вторник вечером, - согласился он. Потом добавил: - Ставлю
половину своей доли, что дог прикончит твоего волка.
   Мак-Тригер пристально взглянул на Казана.
   - Ловлю тебя на слове, - проговорил он.
   Потом, прощаясь с Харкером, сказал:
   - Не думаю, что на всем пространстве отсюда до Юкона  найдется  собака,
которая может прикончить моего волка.



23. ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПРОФЕССОРА МАК-ДЖИЛА

   Ред-Голд-Сити жаждал  развлечений.  Здесь  поигрывали  в  карты,  пили,
временами затевали драки. Но присутствие полиции  поддерживало  в  городке
настроения, можно сказать, даже мирные, особенно по сравнению с  тем,  что
обычно творилось  в  нескольких  сотнях  миль  к  северу,  возле  Доусона.
Зрелище, предложенное Сэнди Мак-Тригером и Джоном Харкером, было встречено
с  восторгом.  Известие  о  нем  разлетелось  на  двадцать   миль   вокруг
Ред-Голд-Сити. В тот вечер, когда должен был произойти поединок, в городке
царило необыкновенное оживление. Казан и огромный дог были выставлены  для
обозрения, каждый в своей клетке. Число ставок  все  возрастало.  Зрителей
набралось человек триста, каждый из них заплатил по пяти долларов  за  то,
чтобы иметь возможность присутствовать при поединке. Сквозь прутья  клеток
все они с любопытством глядели на четвероногих гладиаторов.
   Собака Харкера была помесью датского дога с мастифом. Она  родилась  на
севере и воспитывалась как ездовая  собака.  Ставили  главным  образом  на
дога. Казану же отдавали предпочтение опытные  старожилы  севера,  которые
знали толк в собаках и понимали, что  означает  зловещий  красный  свет  в
глазах пса. Старый золотоискатель с  реки  Кутини  шептал  на  ухо  своему
приятелю:
   - Ставлю на него один против одного. Мог бы даже и  два  против  одного
поставить. Он наверняка побьет дога, у того и  приемов-то  борьбы  никаких
нет.
   - Зато у дога вес, - с сомнением проговорил его собеседник.  -  Смотри,
какие челюсти здоровые и плечи тоже.
   - А неуклюжий-то какой! Горло мягкое,  брюхо  большое,  -  прервал  его
золотоискатель с Кутини. - Поверь моему слову, приятель, не  ставь  ты  на
этого дога.
   У клеток толпился народ. Сперва Казан рычал на все эти  окружающие  его
лица. Потом лег у глухой стены клетки и угрюмо на всех поглядывал.
   Драка должна была происходить у Харкера, владельца  заведения,  которое
являло собой нечто среднее между пивной и кафе. Все скамьи  и  столы  были
убраны, и посредине комнаты на высоком помосте установили большую  клетку.
Вокруг клетки были устроены сиденья для  трехсот  зрителей.  Над  открытой
сверху клеткой висели две керосиновые лампы с рефлекторами из зеркал.
   Ровно в восемь вечера Харкер, Мак-Тригер и еще два человека при  помощи
деревянных шестов вытолкнули Казана на арену, где уже находился  дог.  Дог
стоял, мигая от яркого света ламп. Увидев Казана, он навострил уши.  Казан
не оскалил клыков. Ни та, ни другая собака не проявили  ожидаемой  от  них
враждебности друг к другу. Шепот разочарования пролетел по толпе зрителей.
При появлении Казана дог не прыгнул на него, не зарычал, а  стал  спокойно
разглядывать противника, вопросительно склонив свою красивую голову. Потом
взглянул  на  полные  ожидания,  возбужденные  лица  людей.  Сперва  Казан
несколько мгновений настороженно стоял против дога, и  вдруг  мускулы  его
распустились, и он тоже равнодушно  посмотрел  на  толпу,  которая  пришла
сюда, рассчитывая на смертельную  схватку.  Над  тесными  рядами  зрителей
пронесся презрительный смех. По адресу Мак-Тригера  и  Харкера  посыпались
ядовитые насмешки, кто-то свистнул.  Сердитые  голоса  требовали  возврата
денег, нарастал общий гул недовольства. Лицо Сэнди побагровело от обиды  и
ярости. Голубые вены на лбу у Харкера вздулись.  Он  потрясал  кулаками  и
громко вопил:
   - Да замолчите, черт вас подери! Дайте им время!
   Голоса стихли. Казан повернулся и теперь снова стоял против дога. И дог
тоже перевел взгляд на Казана. Осторожно, словно готовясь к прыжку,  Казан
немного продвинулся вперед.  Мускулы  дога  дрогнули,  и  он  тоже  шагнул
навстречу Казану. В четырех футах друг от друга они застыли  на  месте.  В
помещении воцарилась мертвая тишина. Сэнди и  Харкер  стояли  возле  самой
клетки, боясь дышать.
   Не уступающие друг другу в красоте и силе животные,  имеющие  на  своем
счету сотни битв, лишенные чувства страха,  стояли  друг  против  друга  -
жертвы   низменных   человеческих   страстей.   Никто   не   мог    видеть
вопросительного выражения в их глазах. Они поняли друг друга. Если бы  они
встретились на воле, оспаривая свои права в упряжке,  не  миновать  бы  им
тогда жестокой схватки. Но здесь их объединило чувство братства.  В  самый
последний момент, когда их разделял всего один шаг и люди ожидали  увидеть
первый яростный прыжок, дог медленно поднял голову и поглядел вдаль поверх
спины Казана. Харкер задрожал  и  беззвучно  выругался.  Горло  дога  было
открыто для Казана, но животные словно обменялись клятвой не нападать друг
на друга. Казан не прыгнул. Он повернулся, и обе  собаки,  великолепные  в
своем презрении к  человеку,  смотрели  сквозь  решетку  своей  тюрьмы  на
многоликую массу зрителей.
   Раздался дружный взрыв негодования. Люди кричали, требовали,  угрожали.
В бешенстве Харкер выхватил револьвер и стал целиться в дога. Но вдруг над
ревом толпы прогремел голос.
   - Не смей стрелять! - послышался приказ. - Именем закона!
   На мгновение воцарилась  тишина.  Все  лица  обернулись  на  голос.  За
последним рядом скамей на стульях стояли два человека.  Один  из  них  был
Брокоу, сержант полиции Северо-Запада. Это он и кричал.  Подняв  руку,  он
потребовал тишины и внимания. Рядом с ним Стоял  бледный,  худой,  сутулый
человек небольшого роста, по его виду трудно было бы предположить, что  он
многие годы провел в суровых условиях Арктики. Теперь заговорил он  тихим,
спокойным голосом.
   - Я даю владельцам пятьсот долларов за этих собак, - проговорил он.
   Все в зале расслышали это предложение. Харкер взглянул  на  Сэнди.  Они
стали совещаться.
   - Драться они не будут, а в упряжке составят отличную пару, - продолжал
человек. - Даю владельцам пятьсот долларов.
   Харкер поднял руку.
   - Прибавьте еще сотню. Шестьсот, и собаки ваши.
   Человек заколебался, потом кивнул головой.
   - Хорошо, я даю шестьсот, - сказал он.
   В  толпе  послышался  ропот  недовольства.  Харкер  взобрался  на  край
помоста.
   - Мы что, виноваты, если они не захотели драться? - закричал  он.  -  А
коли среди вас найдутся такие, которые хотят  назад  свои  деньги,  можете
получить их у выхода. Собаки просто одурачили нас. Мы-то тут при чем?
   Человек в сопровождении сержанта полиции прокладывал  себе  путь  между
стульями. Придвинув бледное лицо к прутьям клетки, он взглянул на Казана и
на дога.
   - Думаю, что мы будем отличными друзьями, - сказал  он  так  тихо,  что
разве только собаки могли слышать его.  -  Не  дешево,  конечно,  мне  это
обошлось, но мы подадим счет нашему научному  обществу.  Мне  очень  нужны
четвероногие друзья, у которых было бы столько же силы и благородства, как
у вас.
   И едва ли кто-нибудь понял, почему и Казан и дог придвинулись поближе к
той стороне клетки, где стоял маленький  ученый.  А  тот  вытащил  толстую
пачку денег и отсчитал Харкеру и Сэнди Мак-Тригеру шесть сотен долларов.



24. ОДНА ВО МРАКЕ

   Никогда еще одиночество и тьма не обрушивались на Серую Волчицу с такой
беспощадностью. Мак-Тригер подстрелил ее друга и  увез  с  собой.  Услышав
выстрел, она спряталась в кустах недалеко от берега и в течение нескольких
часов поджидала Казана. Она верила, что он вернется, как  возвращался  уже
сотни раз. Она лежала, распластавшись на земле, принюхивалась  и  скулила;
ветер не приносил ей запаха ее друга. День и ночь были для  Серой  Волчицы
бесконечным хаосом, но она определила, что  начало  садиться  солнце,  что
сгущаются вечерние сумерки, и знала, что вот уже зажглись звезды, что река
серебрится от лунного света. В такую ночь хорошо бродить по  лесам.  Серая
Волчица заметалась встревоженно и в первый раз позвала Казана. Со  стороны
реки шел острый запах дыма, и она инстинктивно поняла, что вот этот дым  и
присутствие человека  не  позволяли  Казану  вернуться  к  ней.  Но  ближе
подходить она боялась. Слепота приучила ее к долгим ожиданиям.
   Со дня битвы на Скале Солнца Казан всегда возвращался к ней, ни разу ее
не обманул. Трижды звала она его в эту ночь. Потом улеглась под  кустом  и
прождала так до рассвета.
   Инстинкт  давал  ей  почувствовать,  когда  ночь   начинала   поглощать
последние лучи солнца, и точно так же теперь она уловила наступление утра.
Вскоре  стало  пригревать  солнце,   и   беспокойство   побороло   в   ней
осторожность. Серая Волчица медленно побрела к реке, принюхиваясь и скуля.
Дыма в воздухе больше не было, не могла она уловить и запах человека.  Она
шла по своему следу до обрыва над рекой и в густом кустарнике остановилась
и прислушалась. Потом спустилась на берег и пошла прямо туда, где  выстрел
настиг Казана во время водопоя. И тут ее нюх уловил запах  крови,  которой
был пропитан песок. Серая Волчица знала, что это кровь  ее  друга,  потому
что здесь повсюду был его запах, смешанный с запахом человека. Она нашла и
глубокую борозду на песке - здесь Сэнди протащил  Казана  к  лодке.  Серая
Волчица нашла поваленное дерево, к которому был привязан  Казан.  И  вдруг
она наткнулась на дубинку, которой  Мак-Тригер  укрощал  раненого  Казана.
Дубинка была перепачкана кровью. Серая Волчица  села,  запрокинула  слепую
морду к небу, из ее горла вырвался вой, и южный ветер разнес этот  вой  на
несколько миль вокруг. Никогда раньше Серая Волчица так не выла.  Это  был
не зов волка в лунную ночь и не охотничий клич. В ее голосе было горестное
стенание, плач по невозвратимой потере.  Потом  Серая  Волчица  побрела  в
кусты и там легла, повернувшись мордой в сторону реки.
   Ее охватил необъяснимый страх. Ко мраку она уже  привыкла,  но  никогда
прежде она не была одна в  этом  мраке,  всегда  ее  охраняло  присутствие
Казана. В  кустах,  в  нескольких  ярдах  от  нее,  послышалось  клохтанье
куропатки, и звук этот для Серой Волчицы прозвучал словно из другого мира.
Мышонок прошуршал в траве возле самых ее лап,  и  Серая  Волчица  щелкнула
зубами, пытаясь поймать его, но зубы ее сомкнулись на  камне.  Мускулы  ее
плеч дергались, она вся дрожала,  будто  от  сильного  холода.  Она  опять
страшилась темноты, которая скрывала от  нее  мир,  и  терла  лапами  свои
закрытые глаза, словно пытаясь вновь открыть их для света.
   Днем она вернулась на равнину, но равнина была теперь как будто другая.
Она вызывала  страх,  и  Серая  Волчица  скоро  возвратилась  на  берег  и
прикорнула возле бревна - там, где раньше лежал Казан. Здесь было  не  так
страшно, потому что вокруг еще ясно чувствовался запах Казана.  Целый  час
пролежала она неподвижно, положив голову на  дубинку,  залитую  кровью  ее
друга. Ночью Серая Волчица все еще была на берегу. Когда поднялась луна  и
заблестели  звезды,  она  опять  улеглась  в  оставленное   телом   Казана
углубление на белом песке.
   На рассвете Серая Волчица спустилась к  воде  напиться.  Она  не  могла
видеть, что день наступил  темный  и  сумеречный,  что  черное  небо  было
сплошным нагромождением тяжелых грозовых туч.  Но  в  душном  воздухе  она
чувствовала приближение грозы, предугадывала вспышки молний, надвигавшиеся
вместе с дождевой завесой. Отдаленный рокот грома становился все  слышнее,
и Серая Волчица клубком свернулась под деревом. В течение нескольких часов
над ней бушевала гроза, дождь лил сплошными потоками. Когда гроза  стихла,
Серая Волчица выбралась из своего убежища совершенно измученная.
   Тщетно искала она теперь хоть какой-нибудь след  Казана.  Дубинка  была
отмыта дождем, там, где пролилась кровь Казана, песок снова стал  белый  и
чистый. Даже под бревном, где он лежал, не оставалось теперь ни запаха, ни
следов.
   До сих пор только ужас  перед  одиночеством  во  мраке  подавлял  Серую
Волчицу. Вечером к нему прибавился еще и голод. Голод заставил ее  уйти  с
берега на равнину. Десяток раз она чуяла  дичь,  и  каждый  раз  эта  дичь
ускользала от нее. Серая Волчица загнала под корень мышь и даже выцарапала
ее оттуда лапой, но мыши удалось выскользнуть из-под самых ее зубов.
   Тридцать шесть часов  назад  они  с  Казаном  оставили  половину  своей
последней добычи в двух милях дальше по равнине. Они убили тогда  большого
зайца. Серая Волчица теперь направилась туда. Ей  не  нужно  было  зрения,
чтобы найти дорогу. У нее необычайно остро было  развито  шестое  чувство,
свойственное всем животным, - способность ориентироваться. Подобно голубю,
всегда находящему путь домой, она напрямик, через кусты, побежала  к  тому
месту, где они спрятали зайца. Но здесь уже побывала  полярная  лисица,  а
то, что осталось после лисы, растащили сойки и другие птицы; Серая Волчица
обнаружила лишь несколько клочков заячьей  шерсти.  По-прежнему  голодная,
она побрела назад, к реке.
   В эту ночь Серая Волчица опять спала там же,  где  и  накануне.  Трижды
звала она Казана, но безуспешно. Выпала густая роса и  окончательно  смыла
следы Казана. Однако Серая Волчица еще два дня не покидала узкой  песчаной
полосы на берегу реки. На четвертый день голод ее стал  настолько  острым,
что она принялась глодать кору на кустах ивняка. Но в этот же  день  Серая
Волчица сделала одно важное открытие. Она пила из реки, и вдруг ее  чуткий
нос коснулся в воде какого-то гладкого предмета, пахнущего рыбой. Это  был
крупный моллюск, который водится в северных реках. Серая Волчица  выгребла
его лапой на берег и понюхала твердую раковину. Потом раковина  захрустела
у нее на зубах. Серой Волчице показалось, что она никогда  не  ела  ничего
вкуснее  мяса,  оказавшегося  внутри  раковины.  Она  стала   искать   еще
моллюсков, и ей удалось найти их довольно много. Она ела до тех пор,  пока
окончательно не утолила голод.
   Еще три дня Серая Волчица не уходила с  песчаного  берега.  Но  однажды
ночью  ей  вдруг  почудился  зов,  заставивший  ее  задрожать  от   нового
непонятного волнения. Новая надежда внезапно возникла  в  ней.  При  свете
луны она беспокойно забегала  вдоль  песчаной  полоски,  поворачиваясь  на
север, на юг, на восток, на запад. Высоко  задрав  голову,  Серая  Волчица
прислушивалась, будто пытаясь уловить  в  мягком  ночном  ветерке  неясные
шепоты  непонятного  голоса.  Ей  мерещилось,  что  призыв  шел  к  ней  с
юго-востока. Там, далеко, за тундрами и лесами, находился  ее  дом.  Может
быть,  там  она  и  найдет  опять  своего  Казана.  Серой  Волчице   вдруг
вспомнилась высокая Скала Солнца и вьющаяся по ней извилистая тропинка: на
Скале Солнца настигла ее слепота, там  кончился  день  и  началась  вечная
ночь. Там впервые пережила она радость материнства. Природа позаботилась о
том, чтобы эти события никогда не смогли изгладиться из ее памяти, и когда
пришел зов, то он пришел  именно  из